- Да, знаю. - И добавила запоздало: - Вы все просто замечательно сотрудничаете со мной. Особенно Питер.
Шерил улыбнулась, снова обретя безмятежный вид.
- Это напомнило мне, что Питер ждет в библиотеке, и нам лучше не оставлять его надолго наедине с бабушкиным портретом. Он страшно гордился ею.
- Послушай, Шерил, пока мы не вошли туда... - Я помолчала, подыскивая верные слова, потом произнесла: - Я читала в газетных вырезках о смерти твоей матери. Там говорилось, что несчастье произошло в Ширклиффе, здесь же, на заливе Мэй. Ведь это недалеко отсюда, верно?
- Миль тридцать или около того. - Ее глаза сузились. - Я могу отвезти тебя туда, если хочешь. Но уверяю, это напрасная трата времени, там нечего смотреть.
- Она похоронена там? Так недалеко от "Молота ведьмы"? Но нигде не написано об этом месте.
- Ты права.
- Ты... ты не очень любила свою мать, Шерил?
- Нет, - глухо отозвалась она, - не любила.
- Тебе было всего восемь лет. Это не тот возраст, чтобы уметь кого-то ненавидеть, особенно для девочки по отношению к собственной матери.
- Ты не знала ее. Она ревновала к Питеру. И все хотела здесь изменить. Разрушить все, что создала бабушка. - Горечь в ее голосе поразила меня.
- Тебе уже восемнадцать сейчас, Шерил. В этом возрасте можно попять, что любовь иногда толкает женщину на странные поступки под воздействием ревности. Ты никогда не задумывалась, что могло случиться подобное с тобой, если бы ты была замужем за кем-то, похожим на... на твоего отца? И ты бы тоже безумно его ревновала? Ведь он давал ей основания для ревности?
Ее глаза стали холодными.
- Тебе не попять этого, Саманта. Тебе никогда не понять, что мы чувствуем, я и Питер, и как мы относимся к "Молоту ведьмы". Зачем ей понадобилось все менять? Пока Питер ее не поднял из низов, она была никем и ничем. Моя мать была итальянка. Ты, наверное, знаешь это, как и то, что она имела некоторое отношение к искусству. Питер встретил ее в Париже, когда вернулся туда, чтобы оформить расторжение брака с Ивонной. Ее звали Тереза. Он заплатил ее долги и дал ей денег. Она хотела его отблагодарить - нарисовать его портрет, и он согласился. Он никогда не мог отказать женщинам в их просьбе. А она была тогда красива. По-своему.
- И он женился на Терезе в Париже?
- Нет. Она поехала с ним в Америку, и они тихо поженились в Бостоне. Потом некоторое время жили в Нью-Йорке. Он там играл в театре. Потом купил дом в Ширклиффе. Он отдыхал там между спектаклями. Там я и родилась...
Я задумалась.
- Ты сказала, что в комнате, где я сейчас живу, была ее студия?
- Это было позже, Саманта. За несколько месяцев до того, как... она умерла. Она знала о "Молоте ведьмы". Хотела жить здесь и быть хозяйкой поместья. - В голосе ее зазвучала нотка презрения. - В конце концов Питер сдался, как всегда, и разрешил ей сюда приехать. Но сам не вернулся, для него слишком печальны были воспоминания.
- Но она приехала сюда с тобой? - Слуги говорили мне, что отец и дочь вернулись в "Молот ведьмы" лишь после смерти Терезы.
- Нет. Я тогда училась за границей. Она приехала сюда одна. Стала, как и хотела, хозяйкой дома, слуги повиновались ей, хотя и смеялись за ее спиной, считали ее иностранкой и ненавидели. Видишь ли, она не уставала твердить им, что они уже не русские, пыталась изменить их жизнь. Она хотела все здесь переделать, а они этого не хотели. Особенно Саша. Он возненавидел ее...
- А Питер жил в Ширклиффе, пока она жила здесь? - Образ Терезы Кастеллано постепенно формировался в моем сознании, хотя и не таким, как его обрисовала Шерил. Печальная, ревнивая женщина, очень одинокая. Жила в добровольном заточении в этом странном поместье...
- Питер приезжал в Ширклифф отдохнуть перед очередным спектаклем. Я присоединялась к нему на каникулах. Это был наш дом. Туда приезжало множество интересных людей: режиссеры, критики, сценаристы, актеры, композиторы, музыканты...
- И конечно... женщины, которых привлекал Питер.
- О, разумеется! Но как только моя мать узнавала, что Питер в Ширклиффе, она сразу же просила Игоря отвезти ее к нам. Бабушка знала бы, как с ней справиться. Но Питер был слишком добр и мягок. Она не оставляла его пи на минуту в покое и делала его жизнь в Ширклиффе невыносимо несчастной.
- Своей ревностью?
- Своим вмешательством во все. Она ненавидела Сью Марсден, секретаря Питера. А Сью была очень хорошим человеком. Ты ведь читала о том, что произошло. Она пыталась убить Сью. И думала, что убила. Поэтому и бросилась со скалы... Но тебе надо идти, Саманта.
- Да... Пора.
Постучав, я вошла в библиотеку, чувствуя на себе взгляд Шерил и радуясь, что она не видит во мне серьезной соперницы, способной увести ее отца.
Питер Кастеллано поднял взгляд от огромного стола, за которым что-то писал, и улыбнулся мне:
- Я начал тут набрасывать заметки, пока вас ждал, Саманта. Чтобы легче было отвечать на ваши вопросы. Мы ведь уже закончили с ранним периодом, верно?
Он легко и изящно поднялся со своего места. Черные волосы блестели, в них не было и намека на седину. На нем были серые брюки, зеленый вельветовый, в рубчик, пиджак и хорошо подобранный галстук.
- Да, почти закончили, мистер Кастеллано. Мистер Лэтроуб предположил, что я соберу ранний период в две главы, по прочтению которых будет принято решение - продолжать или отклонить работу. Мою работу. Не думаю, впрочем, что они откажутся от самой идеи, ни при каких обстоятельствах.
Он рассмеялся:
- А я с уверенностью могу сказать, что ни один издатель, если он в здравом уме, не забракует ваше превосходное изложение материала, Саманта.
- Надеюсь, вы окажетесь правы. К несчастью, у меня пока нет вашей уверенности в моих способностях.
- Не присядете, пока я закончу? Может быть, хотите чего-нибудь выпить? Я буду готов через пять минут. Отвечу на ваши приготовленные для меня вопросы.
- Спасибо. Но я хотела бы пока еще раз осмотреться здесь, мистер Кастеллано.
- Саманта, - сказал он мягко, - не легче вам будет звать меня просто Питером?
- Может быть, - призналась я, почувствовав, как нелегко выносить взгляд этих синих странных глаз, и отвернулась, смутившись, - но это было бы не совсем профессионально, не так ли, мистер Кастеллано? Если не возражаете, лучше оставить наши отношения дружескими, но строго официальными.
Он улыбнулся своей неотразимой улыбкой:
- Ведете себя как примерный биограф? Что ж, все, что пожелаете, Саманта. Вы не возражаете, что я вас так называю? - Он сел снова за стол и вернулся к своим записям.
Я смотрела на него и думала, что ничем не отличаюсь от других женщин. Несмотря на все, что говорила Шерил, я тоже оказалась полностью под влиянием его очарования. Я даже чувствовала его притягательность, пока ходила по огромной библиотеке, разглядывая ряды книг в кожаных переплетах. Смотрела на портреты на стенах, стараясь переключить на них свое внимание и забыть о присутствии Питера Кастеллано. Мой взгляд упал на портрет отца Питера Кастеллано - графа Николая Николаевича Зинданова...
Красивое лицо графа имело жесткое выражение, эту жесткость не унаследовал сын. И можно было легко вообразить, как зажигались эти темные глаза вожделением и злой волей, когда граф применял свое право суверена к какой-нибудь напуганной до ужаса девушке из своего поместья.
Графиня Лара, решила я, должно быть, находила своего крестьянского Распутина бледной заменой пылкому графу, которого потеряла. Неудивительно, что она металась от любовника к любовнику в поисках удовлетворения. Я повернулась к ее портрету, висевшему в другом конце комнаты, и не сдержала возгласа удивления. Портрет исчез.
- Я готов, Саманта.
Я подошла к его столу.
- Вы куда-то перенесли портрет графини Лары? - Я старалась говорить как можно небрежнее.
Он встал подвинуть для меня стул.
- Я хотел вам сказать об этом. Знаете, это все Шерил беспокоится. Она думает, что я здесь сижу и мучаюсь воспоминаниями о прошлом. Хотя это не так. Это красота матери заставляет меня смотреть на нее так часто. Но Шерил решила, что портрет надо повесить туда, где он и висел раньше. В комнату-башню. - Наверное почувствовав мое замешательство, он поспешно добавил: - Саманта, простите. Мы должны были это обсудить сначала с вами. Портрет может отвлекать вас там от работы.
Я выдавила смешок. Поскольку все без исключения люди в "Молоте ведьмы" говорят и действуют так, как будто графиня все еще живет в доме, я сказала то, чего от меня ожидали:
- Каким образом он может мне мешать? Я восхищаюсь портретом. Прекрасная работа. И вы совершенно правы, мистер Кастеллано, - ваша мать была действительно прекрасна. И художник сумел передать ее красоту. Думаю, на меня портрет подействует успокаивающе.
- Значит, вы не возражаете? Я рад. - Он явно переигрывал, изображая огромное облегчение. - Если бы я услышал, что он будет вас беспокоить, я попросил бы Стефана перевесить его.
Я попыталась сосредоточиться, глядя на свои записи. Сейчас 1966-й, говорила я себе, и это только портрет. Как глупо бояться портрета! Они могли бы и графа туда перенести за компанию. Но тем не менее меня странно обеспокоила мысль делить комнату с графиней.
- Итак, на чем мы вчера остановились? - начала я.
- Мы были в Париже, - отозвался он.
- О да. Вы с Ивонной Картье договаривались об условиях расторжения брака. Тогда вы еще не встретили вашу вторую жену.
- Нет. Это случилось позже. - Он откинулся назад, на спинку кресла, и прикрыл глаза. - С Ивонной все было просто, мы во всем пришли к согласию. Мы оба были актеры, и судьба развела нас по разным сторонам света, так что продолжать брак было бессмысленно. Судья сразу согласился. Все было официально. Условия зафиксированы в документах, которые вы можете прочитать и использовать для книги, если понадобится, Саманта. И хотя мы вели себя как взрослые умные люди, для нас обоих расставание было печально. Мы были счастливы в те моменты, когда находились вместе. Ивонна была потрясающая женщина и прекрасная актриса. Она тоже много работала, поэтому в краткие периоды отдыха, оставаясь вдвоем, мы всегда упивались друг другом. Часто она говорила мне, что привыкла жить именно для тех редких моментов, когда мы бывали вместе.
- Значит, вопрос супружеской измены не стоял?
Он открыл глаза.
- Абсолютно нет! Во всяком случае, на суде об этом не упоминалось. Я думаю, что у Ивонны были на стороне мужчины, уверен в этом. Но я никогда не спрашивал. А вернувшись домой, много времени проводил с Анной Тремайн, моей ведущей актрисой, необыкновенно пылкой и очень ревнивой молодой особой. Анна тогда была похожа на вас, Саманта. Высокая, стройная, страстная красивая брюнетка. Только глаза у нее были серые и не такие красивые, как ваши, зеленые. - Он рассмеялся. - Вероятно, вам уже много раз говорили, как красивы ваши глаза, Саманта?
Я почувствовала, что краснею.
- Мы говорили об И воине, мистер Кастеллано, - напомнила я поспешно. - Вы расстались друзьями, и вам было грустно, так?
- Да. Так. Но расстались лишь по суду. А продолжать интимные отношения после расторжения брака не запрещается. После суда я повел Ивонну ужинать в маленький ресторан, который мы оба любили, там играл цыганский оркестр. Мы танцевали и... предавались воспоминаниям. А потом я поехал к ней домой. - Он оборвал рассказ и нахмурился. - Саманта, вы кажетесь такой юной, невинной и хорошенькой, что мне трудно рассказывать вам некоторые вещи. Они могут вас шокировать.
- Пожалуйста, будьте откровенны, мистер Кастеллано. Ведь моя цель пребывания в вашем доме - описывать все, что вы мне говорите. Вот почему наши отношения должны оставаться официальными. Итак, вы были с Ивонной в ее квартире...
- Да. - Его синие глаза приобрели мечтательное, далекое выражение. - Она была - вся страсть и порыв...
Возможно, то, что я услышала от него в последующий час, и шокировало бы меня при других обстоятельствах, Питер был слишком откровенен и не колеблясь обнажил самые интимные детали их романа. Но у меня не было времени для смущения. Моя рука летала по бумаге, улавливая каждое его слово, и я с трудом подавляла радостное возбуждение. В "Лэтроуб Силвер пабликейшнз" просто с ума сойдут, прочитав эту историю!
- Не думали ли вы тогда оба, что не стоит заканчивать такой прекрасный роман? Столь... замечательный? - спросила я.
- О да, думали, - с печальной улыбкой ответил он. - Мы об этом много говорили. Но хотя любовь толкала нас на искушение снова вступить в брак, разум говорил - нет. Когда один из нас поддавался этому искушению, второй приводил причины против, вспоминал обстоятельства, вынудившие нас пойти на развод. Решение было правильным и окончательным. Мы оба знали, что обратного пути нет.
- Вы встречались потом?
Он покачал головой:
- Мы никогда больше не виделись. Я часто думал о ней и надеялся, что она счастлива. Она выходила замуж несколько раз. Последний, кажется, за итальянского аристократа. Ивонна живет в Милане, у нее двое детей - один от предыдущего брака. А у меня есть моя милая Шерил...
- И именно в ту поездку в Париж вы встретились со своей второй женой? - Я перелистала мой блокнот. - С Терезой Росси?
Он кивнул.
- Бедная, маленькая, ревнивая Тереза! Как часто я сожалел потом, что встретил ее! Это случилось в ресторане, вы уже знаете.
- Да.
- В том, куда я водил Ивонну.
Я сделала вид, что это на меня произвело впечатление.
- Да. Я сидел там однажды утром, пил кофе, чашку за чашкой, и смотрел на улицу на прохожих. И там на тротуаре впервые увидел Терезу. Она стояла у окна, заглядывая внутрь. Ей было тогда около двадцати, и в то время в Париже царил голод. Ясно было при первом же взгляде на нее, что она находится в отчаянной нужде. Я видел ее лицо через стекло - бледное, печальное. Она напомнила мне Монну Лизу. Потом Тереза повернулась, чтобы уйти прочь, но вдруг схватилась рукой за стекло и осела на тротуар. Очень быстро собралась толпа. Я вышел посмотреть, что произошло. Люди толпились вокруг бедной девушки, и было ясно, что она без сознания. Я пробился к ней поближе. Она выглядела такой худенькой, слабой и беспомощной, что жалость затопила меня. Я поднял ее на руки и внес в ресторан.
Хозяин разрешил мне отнести ее в заднюю комнату, где мы уложили ее на кушетку и послали за доктором. Врач осмотрел ее и сказал, что у нее просто голодный обморок. Тереза пришла в себя, и мне вдруг захотелось ей помочь.
- И как вы ей помогли?
- Накормил обедом, потом отвез ее домой. Это было бедное, убогое место. Там я увидел непроданные картины, понял, что она рисует.
- Она была талантлива?
- Нет, боюсь, что нет.
- Но вы согласились, чтобы она написала ваш портрет?
Он нахмурился:
- Да. Я пытался дать ей денег, но она не хотела брать. Я сам предложил ей написать портрет и назвал цепу. Тереза была гордой. Но в конце концов сдалась. Каждый раз, приходя позировать, я приносил еду и вино. Она рисовала очень медленно. Порвала по крайней мере дюжину набросков. Я отложил отъезд. Получал срочные телеграммы из дома. Мои агенты приготовили роль. Очень важную для меня. Но я остался.
Питер вдруг поднялся и быстро направился к окну. Встал ко мне спиной, сжимая руками подоконник. Насколько ему доставляло удовольствие рассказывать мне об И воине, настолько теперь, очевидно, трудно было вспоминать Терезу. Он рассказывал о ней коротко и неохотно. А когда снова заговорил, тон его был странно холоден.
- Мы стали любовниками. Она умоляла, чтобы я взял ее с собой в Америку. И я взял ее. Я женился на ней в Бостоне, потому что она была беременна. И очень благодарен судьбе за то, что в Шерил очень мало от ее матери. Когда я сейчас смотрю на ее лицо, я не вижу никаких намеков на черты Терезы.
Он явно не хотел больше говорить, и я неохотно закрыла блокнот.
- Наверно, на сегодня хватит воспоминаний, вы понимаете, Саманта? - спросил он тихо.
- Пожалуй, вы правы.
Я встала. Портреты его аристократических предков, казалось, посмеиваются надо мной.
- Пойду к себе и запишу все, пока свежи впечатления.
Лицо Питера потемнело, как будто он погрузился в тягостные мысли, но потом черты разгладились, он улыбнулся:
- Да, да, разумеется.
Глава 5
Из вашего рассказа я сделал вывод, что дела идут неплохо, мисс Кроуфорд, даже очень хорошо, но моему мнению. Когда вы собираетесь отослать черновики в Нью-Йорк?
Мы сидели в крошечном кафе Дарнесс-Киля с Ричардом Мэнсфилдом. Я была так рада видеть его, что, когда мы встретились около получаса назад, мне захотелось броситься ему на шею и расцеловать. Он выглядел таким нормальным, таким американцем, со своими светлыми волосами, открытым приятным лицом, и так отличался от людей, живущих в "Молоте ведьмы".
- Дайте мне три дня, - ответила я, - и тогда сможете взять с собой первые главы, мистер Мэнсфилд.
- Отлично, - его белые зубы сверкнули в дружеской ухмылке, - мои друзья зовут меня Ричардом. Иначе говоря, я хотел бы звать вас Самантой. В конце концов, мы ведь коллеги, не так ли?
- О'кей, - улыбнулась я.
- Дядя Грегори просил меня с вами тесно сотрудничать.
- То же самое он приказал и мне.
- Вот как? - В его коричневых глазах заиграли искорки. - Это очень интересно, скажу я вам, Саманта!
- Это относится, разумеется, к нашей работе, мистер Мэнсфилд, я хотела сказать... Ричард. И ни к чему больше.
Он отпил кофе, глядя на меня очень внимательно поверх чашки.
- Ну, тогда вернемся к делу, Саманта. Что бы вам хотелось, какими должны быть первые снимки? Фотографии тюремной стены и Габриеля у ворот, с пытливым взглядом поверх белой бороды?
- Пожалуй, такой снимок был бы не лишним, - задумчиво отозвалась я, - с закрытыми воротами. Потому что они не легко открываются перед незнакомыми людьми.
- Место напоминает Кремль. Туда с такой же легкостью можно попасть, как и выйти оттуда, если верить людям из деревни.
Я кивнула:
- Но вам будет обеспечен свободный вход и выход. Мистер Кастеллано обещал мне это. Когда будете готовы, вы получите возможность побродить по поместью и сделать любые снимки по вашему желанию. Кстати, в поместье намечается праздник в субботу вечером. Русские танцы. Пение и музыка.
- Балалайки?
- И они тоже. Но сначала я хочу попросить вас сделать для меня кое-что до праздника. Съездить в Ширклифф, это деревня на берегу, отсюда около тридцати миль.
- К югу, - прервал он, - я знаю Ширклифф, Саманта. Что я должен там сделать?
- Достать копию или переснять свидетельские показания и заключение следователя о смерти жены мистера Кастеллано, Терезы.
Он тихо присвистнул.
- Зачем?
- Для достоверности изложения материала. Мистер Лэтроуб... ваш дядя, пообещал мне, что вы действительно станете сотрудничать...
Он кивнул: