- Твой дорогой Ричард все еще жив, - сказала она. - Скоро мы все-все выясним.
Снова собрав стекляшки, Карен начала бросать их на пол. Раз-два, три-четыре.
Лайзе хотелось поговорить с Джинни наедине. Это стало ясно, когда она заявила, что мечтает почувствовать себя путешественницей, удрать из тесной гостиницы, подальше от Филипа и Джесс, с ее проблемами. Впрочем, приходилось признать, что эти двое поддерживали Джинни, не давали погрузиться в пучину горя, которое причинил ей грязный мерзавец Брэд, рассказав дочери то, о чем должен был молчать.
Джинни охотно уклонилась бы от поездки, но Лайза объявила о своем намерении за завтраком в присутствии Дика, и тот немедленно извлек откуда-то карту - в точности такую, как та, что припрятала Джинни.
И вот они ехали по узкой извилистой дороге, ведущей к странному месту под названием Смеющаяся Голова. Деревья, стоявшие вдоль обочин, казалось, страдали от артрита, и их скрюченные ветви спускались почти к самому асфальту. Лайза произносила лишь стандартные фразы вроде "Смотри, как интересно" или "Чертовски далеко, оказывается. Как до Бостона".
Наконец деревья поредели, дорога выпрямилась, а слева стал виден океан.
- Смотри! Маяк! - воскликнула Лайза.
Действительно, на вершине скалы стоял старинный кирпичный маяк. Ничего особенного. Ради него не стоило трогаться с места.
Но Джинни издала приличествующее случаю радостное восклицание, чтобы сделать приятное Лайзе.
Машина въехала на холм; показались розовые, синие и лиловые домики с намалеванными над дверями надписями: "Одежда", "Ювелирные изделия", "Сувениры".
На стоянке Джинни втиснула машину между двумя громадными туристическими автобусами с номерами штата Пенсильвания. Джинни и Лайза выбрались из машины и пошли вверх вместе с толпой увешанных фотоаппаратами зевак. Когда они добрались до вершины, Джинни уже задыхалась и проклинала себя за то, что последовала совету Дика Брэдли.
- Bay! - воскликнула Лайза, осматриваясь. - Это что-то!
Джинни остановилась и, отдышавшись, взглянула на ржаво-бурые, словно нарисованные скалы. "Наверное, - подумала она, - это индейцы применили свое искусство, чтобы выкачивать доллары из карманов туристов".
- Смотри! - кричала Лайза, радуясь, как девочка. - Бинокль! Четвертак есть?
Джинни порылась в кошельке и протянула дочери монету. Лайза тут же устремилась к массивному ящику, на котором были установлены две черные трубки. Сооружение походило не столько на бинокль, сколько на марсианскую машину.
Тяжело дыша, Джинни последовала за дочерью.
- Это острова Елизаветы, - сообщила Лайза, припав к марсианским окулярам и указывая пальцем на несколько едва заметных точек на горизонте.
- Вот и замечательно, - откликнулась Джинни.
А что еще могла она сказать? До Джейка почти все маршруты приводили ее в полутемные бары.
Джинни отбросила назад волосы.
- Лайза, зачем мы сюда приехали?
- Посмотреть на скалы.
Бинокль перестал гудеть, и щелчок известил Лайзу, что оплаченное ею время истекло.
- Я хочу заплатить ему, - сказала Лайза, все еще глядя вдаль.
- Что-о?!
- У меня есть кое-какие сбережения, и я в состоянии заплатить Брэду половину. Если ты добавишь, он оставит нас в покое.
- Только через мой труп, - отрезала Джинни. - Во-первых, ты заработала эти деньги своим трудом, и я не хочу, чтобы ты лишилась их по моей вине.
- Послушай, Джинни, моя вина уж никак не меньше. Я скрыла от тебя, что начала встречаться с Брэдом, поскольку знала, как ты будешь бушевать.
Джинни не могла с этим спорить. Но все же Лайза - ее дочь, а родители всегда в ответе за детей. Она взглянула на точки, именуемые островами Елизаветы. Ну почему с ними нет Джейка? Джейк знал бы, что сказать и что делать.
- Джинни, лучше заплатить ему. Надо покончить с этим. Джинни посмотрела вниз, на плещущие под скалой волны:
- С такими, как Брэд, не покончишь, если заплатишь. Для него секс только инструмент для удовлетворения аппетитов.
Две чайки прочертили небо.
- А в сексе он хорош, - тихо вздохнула Лайза.
- Такие типы всегда хороши.
Джинни не добавила, что ни Брэд, ни любой другой, вероятно, уже не станет заниматься сексом с ней. Умолчала она и о том, что ее некогда неутолимая жажда, видимо, умерла вместе с Джейком.
- Из-за секса всегда проблемы, правда? Он разрушает семьи, разлучает друзей.
- Да, - помолчав, ответила Джинни. - За это я ненавижу его.
Лайза кивнула:
- Давай пообещаем, что больше никогда не будем им заниматься.
Джинни взяла дочь под руку.
- Ты слишком молода, чтобы так говорить. А меня секс уже не интересует.
- Это из-за случая с Брэдом?
- Нет. Из-за того, что Джейка больше нет.
После этого они долго еще стояли на вершине скалы и смотрели на солнечные блики, играющие на поверхности воды.
Путь занял больше времени, чем ожидала Джесс. Она шла по окраинным улицам Вайнард-Хейвена, размышляя, зачем предприняла эту прогулку и на что может рассчитывать.
- Я хочу ее увидеть, - твердила себе Джесс. - Мне нужно увидеть дочь хоть один раз, потому что мы, вероятно, никогда больше не встретимся.
Она понятия не имела, каким образом узнает Мелани, но верила, что материнский инстинкт подскажет ей, кто ее дитя. Да, она непременно узнает Мелани - по походке, голосу, наклону головы…
А потом Джесс говорила себе, что сошла с ума. Как она догадается, что это Мелани, если плохо знает даже Мору?
Ей не хотелось задаваться вопросами, похожа ли Мелани на Мору, считает ли и она, как младшая дочь, что о прошлом следует позабыть и жить обычной жизнью.
Дорога шла круто в гору, и у Джесс слегка заболели икры. Большие старые дома сменились более новыми - напоминающими строения Кейп-Кода, - обнесенными белыми заборами. Деревьев, в основном дубов и кленов, в этой части города было больше, а шума меньше, чем в центре. В воздухе не ощущался привкус соли, он был не таким влажным, и на улицах не кричали туристы.
Вдруг до Джесс донесся смех, беззаботный детский смех. Она подняла голову и увидела вывеску на двери старого кирпичного здания с удлиненными окнами: начальная школа Тисбери. Около школы находилась спортплощадка, и там резвились дети: лазали по лестницам, стреляли из лука, боролись, распевали песни.
Джесс поняла, что у них перемена. Сколько раз она стояла у школьного забора и наблюдала, как играют с друзьями Чак, Мора и Тревис. Но здесь не было Чака, Моры и Тревиса. Тут играли дети совсем чужих людей, обитателей острова. Наверное, в эту же школу ходила Мелани, училась читать и писать, играла на этой площадке.
- Класс мисс Горман, в очередь в кафетерий! - скомандовал кто-то в мегафон. - Стройтесь в очередь!
Темноволосая женщина в длинном платье - по-видимому, мисс Горман - построила детей, сурово поглядывая на них и резко жестикулируя. Джесс порадовалась, что эта женщина - не Мелани: она огорчилась бы, если бы ее дочь командовала детьми, как капрал солдатами.
Кроме детей, Джесс заметила на площадке шестерых учителей - пять женщин и одного мужчину. Ни одна из женщин ничем не напоминала ни Мору, ни саму Джесс. Одна из них была очень толстой, другая чересчур высокой, третья, что называется, без особых примет. Ни у одной не было тонких светлых волос, и ни одна из них не заставила Джесс затрепетать и подумать: "Вот моя Мелани".
Большая, обитая железом дверь школы отворилась, и еще одна стайка детей высыпала на площадку. Джесс вытянула шею, стараясь разглядеть среди них девочку, в чьих жилах текла ее кровь.
И она увидела.
Эта хромающая светловолосая девочка на костылях была такой маленькой, что гипс на ее правой ноге казался слишком тяжелым.
- Сара, - почти беззвучно прошептала Джесс.
Она повернула на пальце кольцо и судорожно сглотнула, стараясь справиться с подступившими к горлу слезами. Вот теперь Джесс точно знала: это Сара, ее плоть и кровь, первая внучка, рожденная старшей дочерью.
Джесс подошла к забору и вцепилась в перекладины.
- Боже милостивый! - шептала она. - Какая же она славная!
Джесс медленно двинулась вдоль забора в сторону Сары. Только бы услышать, как девочка смеется, только бы заглянуть в ее глаза! После этого незачем будет встречаться с Мелани, беспокоить Ричарда, вторгаться в чужую жизнь. Не придется выяснять, кто написал то письмо. Ничего больше ей не нужно.
- Мамочка!
Голос малышки, первое услышанное слово так поразили Джесс, что она не сразу поняла, что крик девочки обращен не к ней. Джесс повернула голову туда, куда смотрела Сара. На боковом крыльце стояла изящная молодая женщина с блестящими светлыми волосами, собранными в аккуратный хвостик.
- Привет, родная! - закричала женщина и побежала на площадку навстречу девочке.
Джесс молча смотрела на них. Ее сердце почти перестало биться, и казалось, она никогда уже не сдвинется с места.
Мать девочки была так близко, что Джесс могла дотронуться до ее плеча, почувствовать тепло ее дыхания.
- Ну как твои дела? - спросила женщина.
- Хорошо. Только под мышками натерла.
Женщина наклонилась и обняла дочь. Джесс казалось, что это, ее руки обнимают девочку, ее пальцы ерошат золотистые волосы.
- Сегодня дежурит другая учительница, так что мы с тобой пойдем домой сразу после обеда, - тихо сказала женщина. - У нас сегодня пицца.
- Я не хочу есть.
- Хорошо, родная, можешь не есть. Но доктор велел тебе всю эту неделю спать днем. А когда поспишь, мы с тобой испечем печенье. Согласна?
- Шоколадное?
- Хочешь шоколадное - испечем шоколадное. А еще сахарное. И украсим его для папы.
- А как украсим?
- Ну, надо подумать. Например, напишем на одном: "Папа".
- На самом большом!
- Конечно! А другое будет твое, мы на нем напишем: "Сара". Джесс поспешно ухватилась за перекладину, опасаясь упасть в обморок. Ей хотелось закричать: "Господи, Боже мой: это ты! Ты мое дитя, ты дочь моя! Я нашла тебя!" Но она еще крепче вцепилась в деревяшку, чтобы не сползти на землю, не броситься бежать сломя голову. Впрочем, Джесс не могла пошевелиться - ноги ее приросли к асфальту.
- Хочешь, я отнесу тебя в кафетерий? - спросила Мелани.
- Меня нельзя носить, я уже большая, - серьезно ответила девочка. - Мне уже пять лет.
И она заковыляла к школе, а мать осторожно поддерживала ее.
Глава 18
Утренняя пробежка освежила Филипа. Мозг его работал исключительно ясно, и теперь он решил продумать стратегию дальнейших действий. Портье в "Тисбери инн" посоветовал ему бежать в сторону Уэст-Чопа, где холмы не такие "страшные", а лес не слишком густой, и между деревьями видна вода.
В самом деле, пробегая мимо парка, Филип видел за деревьями небольшую бухту, лодки, высокие мачты, похожие на спички. В природе царил такой покой, что Филип почти забыл про Николь. Он подумал даже, что в мире существуют не только эгоистичные студентки юридических колледжей, но и другие женщины. Например, Лайза Эндрюс. Впрочем, Лайза Эндрюс едва ли удостоит его более чем одним-двумя взглядами.
Филип побежал быстрее, размышляя, что сказала бы Джанина Аршамбо про Лайзу и как Лайза чувствовала бы себя на семейном ужине в Ферфилде. Потом он вспомнил Джозефа. Интересно, из тех ли Лайза женщин, которых находят привлекательными респектабельные манхэттенские юристы, недавно переехавшие в новый офис?
Новый офис в центре. Представив себе мир деловых встреч, светских раутов и рэкетбола, Филип пожалел о том, что в том мире не бывает дней, подобных этому, когда можно вдыхать соленый морской воздух и ни о чем не думать.
Впрочем, Джесс чувствует себя на острове совершенно иначе. И едва ли беззаботную жизнь вела здесь семья, вынужденная сменить фамилию и бежать из родных мест.
Филип оказался на Мейн-стрит, миновал городскую библиотеку и потрусил от центра, где дома стояли так тесно, что места для лужаек почти не оставалось. На бегу он репетировал в уме свой разговор с мистером Брэдли.
Начнет он, пожалуй, так: "Я адвокат, действую в интересах миссис Рэндалл". Слово "адвокат" - удачная находка, оно внушает невольный страх многим мужчинам и большинству женщин. "Я расследую обстоятельства преступления доктора Уильяма Ларриби, и у меня есть основания полагать, что вы причастны к этому делу".
Он вытер пот со лба и улыбнулся. "Преступление" - вот еще одно полезное слово.
Когда Брэдли попытается вывернуться, Филип набросится на пего, как лев: "Моей подопечной стало известно, что в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году ее отец выплатил вам двести тысяч долларов". Филип будет осторожен и не станет открывать сразу все карты, не будет упоминать о пятидесяти тысячах, высланных мисс Тейлор, и о таинственном письме, полученном Джесс. "Мы уверены, что вы имеете отношение к преступлению доктора Ларриби".
Филип был исключительно доволен собой. "Речь, достойная овации", - подумал он, потом мысленно еще раз повторил свою блестящую тираду. Затем стал думать, какие интонации и жесты следует использовать, чтобы казаться уверенным, властным и… внушить страх. Его брат великолепно владеет искусством внушать страх. Слава Богу, что Джозефа здесь нет и он не будет указывать Филипу на его промахи.
Вдруг он ощутил зависть к Лайзе. Обе ее матери живы и даже перезваниваются иногда, хотя между ними лежит целый континент. Если бы Пи-Джей была жива, Филип, наверное, рано или поздно рассказал бы о ней Джанине, и они, должно быть, встретились бы. Но Пи-Джей давно нет, и незачем рассказывать Джанине.
Филип поравнялся с небольшим кладбищем. Надписи на надгробиях вековой давности стерлись и практически исчезли. Опустевшее сердце Филипа дрогнуло от жалости к Пи-Джей, к той, кто дала ему жизнь.
Пот стекал по его лицу. Пот - или слезы? Он тряхнул головой и ускорил бег.
Дома на обочинах стали больше. Слева от дороги темнел густой лес. Здесь было бы хорошо погулять. Наверное, в этот лес он повел бы Николь, если бы она приехала. "Интересно, - подумал Филип, - пожелала бы Николь заняться любовью в лесу или предпочла бы песчаные дюны на берегу…" А к чему вообще думать о ней? Для него она больше не существует. "Девушки приходят и уходят", - сказал он Джесс не так давно и был прав, хотя всей душой желал, чтобы мир был устроен иначе.
Филип вернулся к мыслям о мистере Брэдли. Если Джесс даст добро на разговор, если решится выяснить все до конца, скоро наступит момент истины.
Он добрался до соснового бора, за которым справа от дороги, у самой береговой линии, стояли громадные роскошные особняки. Эта живописная местность часто изображалась на сувенирных открытках, которые отдыхающие посылали домой - в тех случаях, когда им не приходилось скрывать от близких место своего пребывания. За поворотом дороги Филип увидел высокий флагшток и две скамейки под ним. Пробегая мимо флагштока, Филип глянул вправо, в сторону пляжа, и вдруг заметил женщину. Ту самую, на которую вчера обратила его внимание Джесс. Эта женщина в длинной юбке одиноко брела босиком по песку. Карен, сестра Ричарда.
"По-моему, ей известно, для чего я здесь, - сказала Джесс. - Думаю, это она заставила меня приехать сюда".
Филип вдруг оробел, но затем решил: "Ну и черт с ней. Соединенные Штаты - свободная страна, и этот пляж открыт для всех".
Он свернул с дороги и затрусил к воде.
- Доброе утро, - сказал Филип женщине по имени Карен. - Похоже, сегодня оно действительно доброе.
Она выронила какой-то предмет и быстро взглянула на Филипа, прикрыв глаза от солнца.
- Брит? - коротко спросила Карен.
- Нет, - ответил Филип, переходя на шаг. - Меня зовут Филип.
Он приблизился к ней. Она долго и пристально смотрела на него.
- Вы не Брит.
- Нет. Я - Филип.
Карен отвернулась и пнула носком ноги песок.
- Уходите.
- Ну-у, - протянул он, стараясь держаться любезно. - Мне очень жаль, что я не Брит. Но вы тем не менее согласны, что утро чудесное?
Она замерла, потом резко повернулась к нему:
- Может, вы сделаете то, зачем явились, и отправитесь восвояси?
Филип попятился - такая ярость полыхнула в ее взгляде. И зашагал прочь. Недурно для блестящего, внушающего страх адвоката, достойного оваций.
- Я знаю, кто вы, - бросила она ему вдогонку.
Филип остановился, но оборачиваться не стал.
- Я знаю вас всех. Но чего вы ждете? Защищать уже некого. Совсем никого не осталось.
Мгновение Филип не двигался. Затем обернулся. Но она уже удалялась, и ее длинная юбка развевалась на ветру.
Вернувшись в Вайнард-Хейвен, Филип обнаружил, что вымотался и мозг его уже не работает. Всю дорогу он старался поймать смысл слов Карен и раздумывал, стоит ли рассказывать об этой встрече Джесс. Карен назвала его Бритом; тщетно Филип пытался догадаться, кого она называла этим именем.
Ясно, что Джесс была права, а он заблуждался: Карен написала то письмо и отправила его из Вайнард-Хейвена; Карен звонила Джесс. Теперь это не вызывало сомнений. Но ради чего? Ответа у Филипа не было. Разве что она слегка не в себе…
Пробегая по Мейн-стрит, он заметил Джесс, сидевшую на садовой скамейке на зеленом склоне, уходившем от тротуара вниз, к воде. Он перешел на шаг, поравнялся с Джесс и окликнул ее. Она улыбнулась ему с отсутствующим видом.
- Я заходила за вами в гостиницу, но мне сказали, что вы захотели пробежаться. больше не существует. "Девушки приходят и уходят", - сказал он Джесс не так давно и был прав, хотя всей душой желал, чтобы мир был устроен иначе.
Филип вернулся к мыслям о мистере Брэдли. Если Джесс даст добро на разговор, если решится выяснить все до конца, скоро наступит момент истины.
Он добрался до соснового бора, за которым справа от дороги, у самой береговой линии, стояли громадные роскошные особняки. Эта живописная местность часто изображалась на сувенирных открытках, которые отдыхающие посылали домой - в тех случаях, когда им не приходилось скрывать от близких место своего пребывания. За поворотом дороги Филип увидел высокий флагшток и две скамейки под ним. Пробегая мимо флагштока, Филип глянул вправо, в сторону пляжа, и вдруг заметил женщину. Ту самую, на которую вчера обратила его внимание Джесс. Эта женщина в длинной юбке одиноко брела босиком по песку. Карен, сестра Ричарда.
"По-моему, ей известно, для чего я здесь, - сказала Джесс. - Думаю, это она заставила меня приехать сюда".
Филип вдруг оробел, но затем решил: "Ну и черт с ней. Соединенные Штаты - свободная страна, и этот пляж открыт для всех".
Он свернул с дороги и затрусил к" воде.
- Доброе утро, - сказал Филип женщине по имени Карен. - Похоже, сегодня оно действительно доброе.
Она выронила какой-то предмет и быстро взглянула на Филипа, прикрыв глаза от солнца.
- Брит? - коротко спросила Карен.
- Нет, - ответил Филип, переходя на шаг. - Меня зовут Филип.
Он приблизился к ней. Она долго и пристально смотрела на него.
- Вы не Брит.
- Нет. Я - Филип.
Карен отвернулась и пнула носком ноги песок.
- Уходите.
- Ну-у, - протянул он, стараясь держаться любезно. - Мне очень жаль, что я не Брит. Но вы тем не менее согласны, что утро чудесное?
Она замерла, потом резко повернулась к нему: