Лилиан Бейлис оказалась волевой и решительной девушкой, кроме того, у нее имелись неплохие связи. Она тут же познакомила Мими со знаменитым импресарио мистером Кохрэном. Коки оказался совсем не такой ослепительной личностью, как ожидала Мими. Он был чем-то похож на Джолли Джо – маленького роста, коренастый, с проницательными глазами на добродушном красном лице под редеющими седыми волосами. Вне всякого сомнения, оптимист, но крутой, неугомонный и властный.
Коки знал, почему Мими не снимает перчаток и носит платья с высоким воротом, несмотря на теплый день. А так как он восхищался храбростью и всегда отдавал должное симпатичным мордашкам, он тут же пробормотал сладким голосом:
– Дайте мне знать, если я смогу вам чем-то помочь. – И у Мими от возбуждения затряслись коленки.
Вдруг Тоби поднял голову.
– Что это за шум? – Все находившиеся на террасе с любопытством повернули головы, глядя туда, где подъездная дорожка выныривала из леса и поворачивала к дому.
Шум становился все сильнее. Казалось, кто-то волочет по гравию сотню пустых железных банок.
– Это автомобиль! – воскликнул Тоби, когда из-за деревьев показалась зеленая машина, несущаяся на большой скорости, оставляя за собой шлейф дыма.
Все восхищенно зашептались. Автомобилисты считались удалыми, смелыми ребятами. Машина подъехала ближе.
– Это новый "Пежо"! – воскликнул Тоби.
– Это Тюдор Перкинс, наконец-то! – пробормотала леди Фэйн, мучившаяся сознанием того, что ленч и без того задержали уже на десять минут.
– Я встречу его, мама. – Тоби побежал вокруг дома к парадной двери. А запыленный зеленый автомобиль уже подъехал к газону, но не собирался останавливаться.
– Не могу остановиться, тормоза отказали! – прокричал автомобилист, когда машина проезжала мимо него. – Мне придется кататься, пока бензин не кончится.
– Поделом этому дураку, зачем было садиться в иностранную машину! – фыркнул сэр Октавиус и повел голодных гостей в столовую.
Как это всегда бывает, когда собираются актеры, разговор медленно, но верно свернул к излюбленной теме. Все заговорили о театре.
Хозяин дома что-то вещал, когда на пороге столовой, чуть покачиваясь, появился Тюдор Перкинс, в кремовых фланелевых брюках и коричневом в полоску блейзере.
– Мне ужасно жаль, леди Фэйн, никак не мог остановить машину. Что-то с тормозами.
– А почему вы не выключили зажигание? – полюбопытствовал Тоби.
Тюдор уставился на него, а потом расхохотался:
– Я просто об этом не подумал, приятель.
Когда Перкинс улыбался, его брови поднимались высоко вверх, лоб морщился, и он выглядел обезоруживающе веселым. "Еще один красавчик", – подумала Мими, изучая тонкое лицо с высокими скулами, сонными карими глазами под длинными ресницами и каштановые волосы молодого протеже леди Фэйн.
Тюдор был любезен, хорошо воспитан, но Мими сразу же заметила, что ему не хватает некоторой агрессивности, которая ощущалась здесь чуть ли не в каждом. После ленча хозяйка дома чуть расслабилась. Ее невестка оказалась совсем неплоха. Ее беззаботность впечатляла, юмор никого не оскорблял, а точные, ядовитые замечания пробивали заметную брешь в раздутом "я" соперников Фэйнов, которых не пригласили на этот ленч. Молодая женщина отлично сыграла свою роль.
* * *
Гости леди Фэйн возвратились в Лондон поездом во второй половине дня, так что за обедом собрались только члены семьи. И все равно стол был покрыт скатертью из брюссельских кружев с золотой вышивкой, мягко поблескивавшей в свете люстры. Мими удовлетворенно подумала: "Богатство – это приятная перемена после бедности". И вдруг у нее защемило сердце, она подумала о маме и малышах. Ей стало жаль, что они не видят всего этого и не могут теперь жить все вместе. Мими вспомнила, что она вообще никогда больше их не увидит, хотя думать об этом разрешала себе только ночью, уже лежа в постели. Она быстро наклонила голову, чтобы никто не заметил, что глаза у нее полны слез.
* * *
Семейство Фэйн уже давно разошлось по своим спальням, когда Мими почувствовала, как кто-то трясет ее за плечо:
– Проснись, Мими!
Она медленно открыла глаза. В мерцающем свете свечи, которую держал Тоби, одетый в голубую полосатую пижаму, она увидела его встревоженное лицо.
– Что случилось? – Мими села в постели.
Он приложил палец к губам:
– Тсс! Тебе приснился кошмар. Ты так кричала! Я испугался, что ты всех перебудишь.
* * *
Здесь кончается первая половина приключений Мими и начинается вторая, в которой она уже не была так одинока, но, для того чтобы простить Бетси, ей понадобилось слишком много времени.
* * *
Тоби ощущал себя совершенно беспомощным перед горестями Мими. Он в который раз пожалел, что так мало знает о женщинах.
– Мими. Ведь тебя беспокоит что-то еще, правда?
Мими помолчала, потом снова разрыдалась, закрыв лицо руками, не стыдясь уродливых шрамов:
– Да. Я по ней скучаю!
И Тоби сразу же ее понял.
– Разумеется, тебе ее не хватает. Ты же потеряла лучшего друга. Ты не можешь перестать любить человека только потому, что он совершил дурной поступок. – Он поставил серебряный подсвечник на тумбочку у кровати и обнял худенькие плечики Мими.
– Я злюсь, потому что Бетси не оставляет меня в покое! Я не могу выбросить эту проклятую женщину из головы! – прошипела Мими. – Бывает, выдастся такой чудесный день… И вдруг она встает у меня перед глазами, и я снова чувствую горечь обиды, и весь день идет насмарку! – Полные слез зеленые глаза посмотрели на Тоби. – Когда-нибудь я ей отомщу, и тогда, может быть, это все прекратится, и я наконец обрету покой.
Тоби потер усталые глаза.
– Забудь о мести, Мими. Что бы ты ни придумала, тебе никогда не сравнять счет. – Он снова обнял ее и нежно добавил: – Месть ужасна тем, что порождает спираль насилия, которая в конце концов уничтожит тебя саму!
– Но что же мне делать?
– Может быть, поговорить со священником.
– Ты считаешь, что наш викарий с этим справится?
– Думаю, если ты побеседуешь с ним, вреда не будет.
Ответом ему было молчание. Потом Мими обреченно сказала:
– Если ты хочешь, я попробую.
Понедельник, 29 июля 1907 года
Мими, которая побывала в церкви только в день свадьбы, на цыпочках вошла в темную тихую церковь Святого Иоанна на Портленд-плейс. Заглянув в каждый уголок, она наконец нашла полного мужчину в сутане. Он изучал гроссбух в боковой комнате, похожей на обычный кабинет, если не считать того, что все полки были заставлены разорванными молитвенниками.
– Вы викарий? Найдется у вас пять минут? Ведь у вас по понедельникам не слишком людно, верно?
Викарий, крупный мужчина, когда-то игравший в регби, посмотрел на грустное, бледное лицо Мими, предложил ей присесть и спросил, чем он может ей помочь.
Медленно, запинаясь, повторяясь и противореча самой себе, Мими рассказала чужому человеку в черном о пожаре, о том, что Бетси виновата в ее несчастье, о своих ночных кошмарах и о страшных видениях, пугающих ее днем.
Викарий, подумав немного, заговорил медленно, но четко:
– Никто не застрахован от гнева и боли. Но вы вредите самой себе, когда позволяете гневу восторжествовать над всеми другими чувствами. Если вы спрашиваете меня, как вам избавиться от гнева, я вам отвечу. Есть только один путь. Он прост и труден одновременно. Вы должны простить вашу подругу.
Зеленые глаза Мими расширились от изумления и ярости.
– Почему я должна прощать ее? Она даже не признала, что виновата!
– Если вы будете ждать извинений от этой леди, вы можете прождать их всю жизнь, – вздохнул викарий. – Тем самым вы обрекаете себя на пожизненное наказание. Вы не избавитесь от чувства горечи. А ваш гнев будет расти до тех пор, пока не погубит вас окончательно. Люди, не желающие простить, никогда не понимают, что наносят вред самим себе.
Мими трясло от возмущения, когда она стянула перчатки и протянула священнику изуродованные руки.
– За что же наказывать меня? Ведь я пострадавшая сторона!
– Не забывайте, вы наказываете себя сами. Только у вас есть сила простить, – твердо ответил викарий.
– Но я не могу простить… Я пыталась!
– Неважно, что вам пока не удается, если вы и в самом деле пытаетесь это сделать. Все остальное в руках господа.
– Господь свидетель, я пыталась! Если это должно принести плоды, то почему, почему я не могу забыть?
Викарий медленно выпрямился в кресле и сложил пальцы домиком.
– Вы и не сможете забыть до тех пор, пока не простите по-настоящему. Неискреннее прощение никогда не срабатывает, себя не обмануть, обида продолжает грызть вас изнутри. Возможно, вам надо попытаться понять, почему ваша подруга так поступила. Понять иногда значит простить.
Мими встала.
– Я надеялась, что вы поможете мне обрести душевный покой. Я не ожидала, что вы станете говорить со мной так, словно в моих проблемах виновата только я сама!
– Разумеется, в случившемся несчастье нет вашей вины. Но только вы сами можете избавить себя от ваших демонов.
Мими ушла, викарий ее не убедил. Она ожидала большего от парня, посещавшего университет.
Среда, 18 сентября 1907 года
Мими пока не рассказывала Тоби о своих планах превратить "Минерву" в маленький мюзик-холл, где она станет звездой. Она осторожно выжидала.
Мими редко заходила в гримерную Тоби. Но как-то раз ближе, к вечеру, обивщик требовал быстрого решения по поводу материала для кресел, и Мими отправилась в театр "Герцогини". Она попросила кебмена подождать ее.
Дверь в гримерную Тоби была заперта на замок. Мими приложила ухо к замочной скважине и услышала, что Тоби рвет.
Мими шепотом убедила мужа впустить ее. Тоби посерел под гримом. Руки у него дрожали, колени подгибались.
– Я немедленно пошлю кебмена за врачом, – предложила Мими. – Где твой костюмер?
– Не надо врача. И не обвиняй ни в чем Эрни. Я сам велел ему убираться. Он знает, что такое со мной случается каждый вечер. Я уже привык. Это просто страх перед выходом на сцену.
Каждый раз перед выступлением Тоби дрожал в кулисах, отчаянно боясь неодобрения зрителей. Разумеется, спектакль шел своим чередом, Тоби брал себя в руки, призывал на помощь всю свою отвагу и выходил на сцену.
Мими побежала за водой и осторожно протерла мокрой губкой лицо Тоби.
– И ты говоришь, что это повторяется каждый вечер? Тогда зачем же ты продолжаешь играть?
– По той же самой причине, что и все остальные, – еле слышно рассмеялся Тоби. – Я так боюсь, что мне хочется умереть, но зато потом наступает такое блаженство!
Но неужели игра на сцене стоит таких мучений?
Тоби посмотрел на нее странным взглядом, одновременно печальным и вызывающим:
– А что скажут мои родители, если я не буду играть?
Мими, не сказав мужу ни слова, решила это выяснить.
Воскресенье, 22 сентября 1907 года
Горничная в черном форменном платье осторожно раздвинула тяжелые шторы с рисунком из розовых бутонов, и неяркий осенний солнечный свет проник в спальню Мими.
В дверь постучали, и вошел Тоби. Он всегда выпивал вместе с женой чашку черного кофе. На этот раз Тоби выглядел очень серьезным.
– Что случилось, дорогой? – Мими пристально посмотрела на него.
Он помахал банковским уведомлением.
– Арендная плата за "Минерву" запоздала, как обычно. Следовательно, мне придется задержать выплаты за дом. Это очень плохо!
– Ты же знаешь, что домовладелец рано или поздно получает свои деньги, – беззаботно зевнула Мими.
Тоби осторожно начал:
– Аренда кончается в конце ноября, есть предложение сдать "Минерву" под рождественское представление для детей. – Тоби посмотрел на Мими. Он собирался согласиться, но при одном условии.
Мими подняла глаза, чувствуя, что удача улыбнулась ей.
– Я всегда хотела сыграть в рождественском представлении для детей.
Тоби тут же выпалил:
– Тогда я даю согласие.
– Тоби удивился и обрадовался, что ему не пришлось уговаривать Мими сделать этот первый шаг. Он был убежден, что ее ждет куда больший успех в драматическом театре, а рождественское представление для детей станет для нее самым легким шагом в этом направлении.
Мими в свою очередь увидела возможность избавить Тоби от игры на сцене и дать ему возможность управлять театром. Она быстро предложила:
– Зачем сдавать театр кому-то в аренду, чтобы чужой человек зарабатывал на этом деньги? Почему бы тебе самому не стать режиссером? Если у нас получится, мы сами могли бы ставить пьесы.
Все пошло куда быстрее, чем Тоби ожидал.
– Потише, Рыжик. Для начала нужно найти того, кто это профинансирует.
– А разве сэр Осьминог, – так Мими называла свекра, правда, только за глаза, – этого не может?
– Он финансирует только спектакли в собственных театрах.
– Но ты его единственный сын, – напомнила Мими. – Попроси отца по-хорошему, а если не сработает, надави на него. Пригрози, что уйдешь со сцены и откроешь игорный клуб или что-нибудь в таком роде.
Тоби пришел в ужас:
– Я никогда так не сделаю.
– Тогда сделаю я, – отрезала Мими. Сэр Октавиус относился к ней все лучше и лучше. Ему нравились сценический успех Мими и ее отвага. К тому же, к его облегчению, необычный семейный очаг его сына отлично служил своей цели. Имя Фэйнов больше не подвергалось опасности бесчестия.
Мими тут же отправила записку с посыльным в Олбани, приглашая свекра на чай.
На следующий день в золотисто-сливовой гостиной дома на Фицрой-сквер Мими изложила свое предложение сэру Октавиусу.
– Какую же рождественскую сказку вы выбрали, Мими?
– Мы поставим "Золушку", – твердо ответила Мими, потому что чувствовала, что у нее много общего с этой сказочной героиней.
– Великолепный выбор, если сцена достаточно велика.
– Так, значит, вы профинансируете спектакль?
– Да. Обязательно.
Старик улыбнулся Мими, и та на какой-то момент решила, что сэр Осьминог вообразил, что именно его она пригласит на роль принца.
– Разумеется, я должен все обсудить с ее светлостью. Но почему бы и нет? Когда-то молодому Тоби надо попробовать управлять театром.
Мими, не ожидавшая, что он так быстро сдастся, с наслаждением подумала: "Больше никаких гастролей".
* * *
У леди Фэйн нашлось одно непременное условие. Они должны были дать роль молодому Тюдору Перкинсу, чья мать была ее близкой подругой.
Тоби намеревался пригласить Бейза, который отлично бы сыграл роль юного Пажа, помощника феи. Он попытался вежливо возразить матери:
– У Тюдора мало опыта, мама. И это не такая уж хорошая роль для молодого красавчика.
– Но я полагаю, что ты еще никого не нашел на эту роль? Тогда будем считать, что мы обо всем договорились, мой дорогой. – Леди Фэйн буквально воспринимала золотое правило. Она считала, что условия диктует тот, у кого есть золото.
Глава 6
Одной из проблем для Тоби стало найти актрису на роль Золушки, которая была бы меньше ростом, чем Мими. Просмотр проходил утром на пустой сцене, и Мими, которой роль Прекрасного принца была обеспечена, только теперь поняла, насколько тяжело отказывать преисполненным надежды молодым исполнителям.
Первая читка состоялась в десять утра на едва освещенной сцене. Отопления не было, поэтому актеры на сцене оставались в шарфах, пальто, перчатках и шляпах. Усевшись в кружок на старых деревянных стульях, они нервно мяли листки сценария и переговаривались.
* * *
В гримерной кордебалета в театре "Гэйети" Бетси бросила на пол "Ивнинг газетт" и расплакалась от зависти.
– О Мими снова пишут в газетах, мама!
– Да, и всем отлично известно, как она этого добилась. Я бы не хотела, чтобы ты так унижалась, дорогая. – Миссис Бриджес отложила в сторону костюм, который она зашивала, подняла газету и фыркнула: – Это же только реклама. – Даже самой себе она бы не призналась в том, насколько она раздосадована.
– Но ее имя напечатано перед названием, – рыдала Бетси, – а я все еще в кордебалете.
Полуодетая девушка, сидевшая рядом, отложила в сторону губную помаду и взглянула на Бетси сквозь густо накрашенные ресницы:
– А что плохого в том, чтобы танцевать в кордебалете, мисс Высокомерие?
– Можно подумать, ее спрашивали. – Миссис Бриджес обращалась к потолку.
– Пора вам выметаться, миссис Бриджес, – бросила девушка, – вам запрещено оставаться в гримерной во время представления.
Прелестное лицо много раз привлекало внимание, и девушку часто приглашали на прослушивание. Но, во-первых, Бетси не обладала необходимым темпераментом. А во-вторых, ей так хотелось продемонстрировать всем свою красоту, что ее движения становились механическими. После прослушивания Бетси неизменно слышала напевное:
– Спасибо. Следующая, пожалуйста.
Миссис Бриджес огорчало и отсутствие ощутимого результата вне сцены. У Бетси было много поклонников, но миссис Бриджес не устраивал просто богатый джентльмен. А титулованные молодые люди, толпившиеся у выхода из театра в ожидании Бетси, всегда оказывались младшими сыновьями без гроша в кармане.
Бетси не могла забыть об успехах Мими и на следующее утро. Они с матерью одевались в своей спальне, оклеенной обоями с изображением осенних листьев, стоя по обеим сторонам двуспальной кровати.
И вдруг Бетси расплакалась.
– Мама, что же со мной не так? Сколько раз я бывала на прослушиваниях, но мне ни разу не предложили хорошей роли. У меня было множество поклонников, но ни один из них не устроил тебя, мама. – Бетси метнула гневный взгляд на книгу пэров, с которой никогда не расставалась миссис Бриджес. Она всегда искала в ней имена поклонников Бетси.
Девушка подбежала к комоду, на котором она лежала, схватила пухлый том и, развернувшись, швырнула матери в голову.
Миссис Бриджес подхватила драгоценное издание, прежде чем оно упало на пол. Такое непочтительное обращение с книгой, которую она ценила превыше Библии, вывело ее из себя. Покрасневшая, разъяренная, миссис Бриджес впервые обрушилась с упреками на дочь:
– После всего, что я для тебя сделала… Я стерла пальцы до костей, чтобы ты училась в театральной школе… Я пожертвовала собой… Подумать только, что моя дочь оказалась такой неблагодарной эгоисткой… – Она рухнула на кровать, закрыла лицо пухлыми пальцами, которые она якобы стерла до костей, и завыла.
Бетси тут же стало стыдно. Она бросилась к матери и обняла ее, потому что мать говорила правду! Ее мать на самом деле пожертвовала собой, посвятив жизнь Бетси. Бетси не видела в ней надоедливой, прилипчивой женщины, от которой сбежал ее собственный муж, боявшийся задохнуться в ее железных объятиях.