Кашляя от дыма и пудры, он голым вскочил с кровати, запутавшись в простыне. Джо кинулась к двери, но не успела повернуть ручку, как сильная рука Рича обвила ее талию и опять прижала к себе. Джо яростно сопротивлялась. Сбежать отсюда поскорее - прочь от Ричарда, от себя самой, из захламленной тесной спальни, из маленького грязного домика.
- Перестань, Джолин, - шептал Рич, щекоча ей ухо усами, мягкими, как старая кисточка для бритья. - Прости меня. Я не то хотел сказать. Не бросай меня, детка, не уходи, не надо.
Он говорил еще что-то - столь же пошлое и затертое.
- Обойдешься. Я ухожу, - буркнула Джолин, часто моргая, чтобы загнать назад слезы. Может, ей не хватает гордости, чтобы послать его и не спать с ним, но плакать у него на глазах она не станет, черта с два. Она оттолкнула его руки и снова шагнула к двери.
- Я подожду тебя здесь, - вкрадчиво промурлыкал Ричард.
Джо замерла, едва коснувшись облезлой бронзовой ручки, собираясь с силами, которых ей вечно не хватало, когда он появлялся на пороге.
- Не утруждай себя.
ГЛАВА 5
- Вам лучше подождать в кабинете шерифа. С этими словами Лоррен Уорт решительно взяла Элизабет за локоть и провела между рядами серых металлических столов к двери личного кабинета Дэна Янсена. Телефоны на посту звонили наперебой, с улицы доносился слабый гул. Видимо, самые догадливые из репортеров решили осадить здание суда и дождаться шерифа. Лоррен, похоже, ничуть не вдохновляла перспектива общения с прессой. Ее тонкие губы сжались в почти невидимую белую линию, подведенные брови сердито нахмурились над раскосой оправой очков. Ничего не говоря, она втолкнула
Элизабет в комнату, сунула ей в руки чашку черного кофе и кинулась обратно к посту, захлопнув за собой дверь.
Элизабет отставила кофе и вытащила из сумки сигарету. На письменном столе блеснула бронзовая табличка с жирными черными буквами: "СПАСИБО ЗА ТО, ЧТО ВЫ НЕ КУРИТЕ". Она положила табличку надписью вниз и закурила. Пусть Янсен благодарит других, а она после всего, что ей пришлось сегодня вынести, заслужила по крайней мере одну сигарету.
Зажигалка у Элизабет была плоская, тонкая, с гравировкой на матовом золотом корпусе "Б. от Э. с любовью" - безделушка на память, из тех, что ей удалось прихватить с собой, когда Брок выставил ее за дверь их семейного гнездышка в Стюарт-Тауэр. И "Никон", лежащий сейчас на стуле напротив с нацеленным в потолок дорогущим объективом "Хассельблад", тоже оттуда. Пустячок, а приятно.
Не то чтобы Элизабет одобряла воровство, вовсе нет. Весь ее цинизм был исключительно для самозащиты, а вообще она прекрасно знала, что такое хорошо и что такое плохо, и свято верила в справедливость. Но иногда приходится стоять за себя, и, если разобраться по справедливости, Брок во время бракоразводного процесса сильно попортил ей кровь, так что зажигалку и фотоаппарат можно расценивать как частичную компенсацию за упадок сил и моральное опустошение, навалившиеся на нее после развода. Мало, но лучше, чем ничего.
Чтобы отвлечься от грустных мыслей, Элизабет стала кружить по кабинету, оглядываясь по сторонам и пытаясь понять, что за человек Дэн Янсен. Не то чтобы это действительно было ей интересно. Судя по первому впечатлению, Дэн Янсен - ублюдок, каких мало, просто врага надо знать в лицо, это она когда-то запомнила на всю жизнь. И потом, если уж так вышло, надо использовать время с толком и собирать материал для будущей статьи. Конечно, "Клэрион" - не ежедневная газета с миллионным тиражом, а всего-навсего городской листок, выходящий раз в неделю в богом забытой глуши, но профессионал и в глуши профессионал, и она будет работать как надо.
Кабинет у Янсена был самый обыкновенный, с белыми стенами и большим, наглухо закрытым жалюзи окном в холл. Пол затянут серым ковровым покрытием. Стелла-5ки с рядами черных папок-скоросшивателей, дипломы и грамоты в простых черных рамках на стене, компьютер на письменном столе. Обычная, стандартная обстановка, абсолютно безликая. Ни охотничьих трофеев, ни футбольных кубков или других спортивных сувениров.
Дэн Янсен аккуратен. Дурной знак. Аккуратные мужчины любят контролировать абсолютно все и всех вокруг себя. Брок тоже был патологически аккуратен и хотел управлять всем миром. Письменный стол Дэна Янсена свидетельствовал о полном контроле над обстановкой: папки пронумерованы, снабжены одинаковыми белыми наклейками, выстроены в идеально прямую линию, как солдаты на параде, пресс-папье без единого пятнышка, ручки в особой подставке рассортированы по цвету чернил.
Рядом с телефоном Элизабет обнаружила единственный в кабинете личный предмет - деревянную рамочку, и взяла ее в руки. С фотографии застенчиво улыбалась девчушка лет десяти-одиннадцати, совсем маленькая, еще не успевшая повзрослеть. Каштановые хвостики, смешно наморщенный нос, россыпь веснушек на щеках. Девочка стояла на лужайке, одетая в мешковатые шорты и ярко-оранжевую майку, с листком бумаги в руках, на котором разноцветными фломастерами было выведено: ПАПОЧКА, Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ.
Элизабет чуть не села от удивления. Папочка.
- Господи помилуй, - пробормотала она, - нашлась же такая, что вышла за этого сукина сына.
- Уверяю вас, она уже давно осознала свою ошибку, - язвительно сказал мужской голос у нее за спиной.
Элизабет резко обернулась, умудрившись одновременно сделать виноватое лицо и смахнуть на пол чашку с кофе.
- Ах, черт! Простите.
- Лоррен, принесите, пожалуйста, салфетки, - выглянув в холл, невозмутимо попросил Дэн.
- Я искала пепельницу, - соврала Элизабет, совершенно не готовая встречаться с ним взглядом, но он уже повернулся к ней лицом. Она присела на корточки, взяла чашку и, чтобы как-то оправдать свое положение, стала тереть кофейное пятно на ковре найденным в кармане джинсов бумажным носовым платком.
- Я не курю. - Аккуратно поддернув брюки, он опустился на ковер рядом с нею, криво улыбнувшись. - И вам не советую.
Элизабет принужденно рассмеялась и затушила сигарету в чашке.
- Что же мне тогда останется в жизни, кроме овсянки по утрам?
- Для начала скажите правду, - спокойно ответил Дэн.
От его близости Элизабет почему-то стало трудно дышать, и она сделала глубокий вдох. Он не пытался до нее дотронуться, но она все равно чувствовала его, как если бы он протянул к ней руку и погладил по плечу.
Она невольно отпрянула, но ударилась спиной о стол и поняла, что он поймал ее. Ощущение было не из приятных.
- Говорить правду - моя работа, шериф, - возразила она, стараясь не задыхаться слишком заметно.
- Неужели? Я думал, вы репортер.
- Шериф, вот салфетки.
Услышав строгий, осуждающий голос Лоррен, Дэн поднялся на ноги и взял у нее пачку салфеток.
- Спасибо, Лоррен.
- Тем, кто стоит на улице, я сказала, что вам нечего им сообщить, но они не уходят. Видимо, ждут ее, - заявила секретарша, окидывая Элизабет осуждающим взглядом.
Элизабет выпрямилась, поставила чашку на стол и уже открыла рот, чтобы ответить, но Дэн опередил ее:
- Ей тоже нечего им сообщить. Элизабет раздраженно прищурилась.
- Большое спасибо, но я предпочла бы ответить сама.
- Только не перед прессой.
- Вы не судья и не можете заткнуть мне рот.
- Нет, но, если вы меня вынудите, я могу соорудить кляп из салфетки. - И совсем другим, властным тоном обратился к Лоррен:
- Скажите Элстрому, пусть гонит их всех отсюда. Пресс-конференцию я проведу завтра утром.
Секретарша понимающе кивнула и отправилась выполнять приказ. Дэн бросил несколько салфеток на мокрое пятно на ковре и придавил их носком ботинка.
- К вашему сведению, - продолжала Элизабет, - я и сама не собиралась говорить с ними сегодня.
Она обняла себя левой рукой, а правую прижала к губам. Нервничает, конечно. Интересно, что она так дергается? Что видела? Что натворила? Почему смущена? Из-за электричества, звенящего в воздухе каждый раз, стоит только ему чуть приблизиться к ней? Нет, это вряд ли. На ней пробу ставить негде, привыкла вертеть мужиками как угодно, этим ее не проймешь. Разве что испугалась должностного лица.
- Чем объясняется ваше нежелание говорить с коллегами: профессиональной невежливостью или боязнью навредить себе?
- Чего я должна бояться? - вскинулась она. - Вы мне никаких обвинений не предъявили. Или вы таким образом тонко намекаете мне, что решили, будто Джарвиса убила я, а затем позвонила в полицию? - Элизабет скрестила руки на груди. - Прошу прощения, шериф, надеюсь, я не выгляжу идиоткой.
- Нет… нет, мисс Стюарт, вид у вас совсем не глупый, - протянул Дэн, садясь за стол.
Он точно знал, что это разозлит ее, и потому медленно смерил ее взглядом с головы до мокрого пятна от кофе на узких джинсах. Да, он ведет себя гнусно, но ничего не поделаешь. Такие женщины, как Элизабет Стюарт, будили в нем хама и наглеца. Красивые, честолюбивые, цепкие, способные на все, лишь бы добиться своего, готовые использовать любого человека в своих интересах. Он нарочно задержал взгляд на ее высокой груди.
- Ну что, теперь вы запомнили все в подробностях? подбоченившись, проронила Элизабет.
Он не извинился за грубость - вряд ли он вообще когда-либо извинялся, - и молча кивнул на стул напротив, приказывая ей сесть, сам же устроился в кресле, непринужденно откинулся на спинку, поставил локти на подлокотники и соединил пальцы домиком, не сводя колючих глаз с Элизабет.
- Присаживайтесь, миссис Стюарт.
- Мисс, - машинально поправила Элизабет, переложив фотоаппарат со стула на стопку папок на столе. Усевшись, она открыла сумку, чтобы найти сигарету.
- Вы развелись, но сохранили фамилию мужа. Это правильно?
- Мне все равно, правильно это или нет.
- Думаю, дело в том, что вашу девичью фамилию вы уже, вероятно, не помните.
Это была не правда, но Элизабет не стала спорить. Ее отцом был ковбой Джей Си Шелдон, а мать умерла прежде, чем Элизабет научилась что-либо помнить. От Виктории Коллинз Шелдон остался только портрет в рамке, черно-белая карточка, с которой смотрело прекрасное молодое лицо. Джей Си берег фотографию, возил ее с собой повсюду, ставил у кровати - а кроватей было много, ибо они часто переезжали с фермы на ферму - и с душераздирающей тоской подолгу смотрел на нее, а Элизабет топталась где-нибудь поблизости, украдкой глядела на папу и гадала, почему он не любит ее так же сильно, как эту картинку. А он плакал над карточкой, когда выпивал лишнего. Элизабет, маленькая, тощенькая и одинокая, часами вглядывалась в лицо на фотографии, думая, будет ли она сама когда-нибудь такой красивой, и на небе ли теперь ее мамочка, и зачем ей было умирать.
Но все это слишком личное, чтобы рассказывать кому попало. Под маской циничной хищницы, которую Элизабет лепила много лет, пряталась ранимая, чувствительная душа, и надо быть круглой дурой, чтобы показать это Янсену, а быть дурой она уже давно перестала. Так что пусть себе думает что хочет, и весь его сарказм ее ничуть не заденет. Да, вот именно: ничуть.
- Я понимаю, что вы чувствовали, когда вам ничего не перепало от него после развода, и потому вы решили извлечь хоть какую-то выгоду из его имени, - не дождавшись ответа, продолжал он. - Для вас это обычное дело, не так ли?
- Я не стала менять фамилию, потому что моему сыну и так достаточно перемен в жизни, - теряя терпение, огрызнулась Элизабет. Зачем он глумится над нею, зачем насмехается над плоскими истинами, которыми она успокаивала себя еще несколько минут назад? Она подалась вперед, готовясь к бою, сжав пальцами сигарету, как нож. - Ему ни к чему лишний раз вспоминать, что Брок Стюарт отказался от него.
И мне тоже.
Несказанные слова висели в воздухе, усиливали напряжение. Дэну стало стыдно и неприятно, что его насмешки пробили защитный панцирь, и за ним оказалась слабая женщина, да еще с теми же бедами, что и у него самого. Теперь у них было что-то общее, и это тоже не нравилось Дэну, потому что он не желал иметь с нею ничего общего. До сих пор он видел в Элизабет Стюарт холодную, расчетливую золотоискательницу - он знает этот тип, его бывшая жена такая же - и, признаться честно, не хотел, чтобы она оказалась другой. Зачем ему знать, что у нее есть сын, о котором она беспокоится? Зачем знать, что ей легко причинить боль?
Элизабет расправила плечи, откинулась на спинку стула, немного встревоженная, испуганная тем, что проявила слабость. Куда девалась ее выдержка? Где ее хваленая, такими трудами достигнутая бесчувственность? Все пошло прахом под напором этого страшного вечера, и волнение проступило на коже большими красными пятнами. Чтобы скрыть растерянность, Элизабет сунула в рот сигарету и торопливо щелкнула зажигалкой, пока Янсен не заметил, что у нее дрожат руки.
- Я предпочел бы, чтобы вы не курили, - сказал он.
- А я предпочла бы, чтобы вы не были таким хамом. - Она картинно, глубоко затянулась, повернулась к Янсену в профиль и медленно выпустила в воздух струю дыма вместе со своей усталостью, остро взглянув на Дэна. - Похоже, нашим желаниям не суждено сбыться.
Он выдвинул ящик, достал пластмассовую сувенирную пепельницу из мемориала Маунт-Рашмор и подтолкнул через стол к Элизабет.
- Да вы, я вижу, джентльмен, - процедила она. Дэн еле заметно улыбнулся:
- Должны же вы посмотреть, чему меня учили на уроках обаяния.
- Обаяния? - фыркнула она, стряхивая столбик пепла на голову Тедди Рузвельта. - Спорю на доллар, вы это слово без ошибки не напишете.
Дэн скрипнул зубами. Один - ноль в пользу Стюарт.
- Расскажите мне, что случилось сегодня вечером на стройке, - тихо попросил он, чувствуя, как внутри закипает гнев. Гнев - это хорошо, гнев можно направить в цель, как острие меча. Сейчас гнев - то, что ему нужно.
Он достал из верхнего правого ящика стола диктофон и нажал кнопку записи.
- Это для протокола, - пояснил он с недоброй улыбкой, издевательски-учтиво кивнув ей. - Показания Элизабет Стюарт по поводу убийства Джералда Джарвиса.
Диктофон стоял на столе между ними. Элизабет посмотрела на него с подозрением. Забытая сигарета тлела в пепельнице, и дым поднимался вверх извилистыми серыми ленточками.
- Я долго работала с бухгалтерскими отчетами в архиве, - без всяких предисловий начала она. - Они в жутком беспорядке. Видимо, старый Ларссон не подводил баланс с доисторических времен. Ушла где-то без четверти восемь; это я могу точно сказать, потому что перед выходом взглянула на часы на стене. Я живу за городом, около мили к западу.
- Ферма Дрю.
Элизабет рассеянно пожала плечами.
- Да, кажется, так.
Дом ей продавал не Дрю, никто с такой фамилией уже верных пятьдесят лет здесь не жил, но имя пристало к месту, заставляя всех последующих хозяев дома чувствовать себя самозванцами.
Она оценивающе посмотрела на шерифа и решила, что лучше рассказать все в точности как было. С Элстромом можно хитрить, но этот совершенно из другого теста.
- Я увидела за деревьями прямо у северной стороны шоссе двух оленей и притормозила, чтобы сфотографировать их, но, к несчастью, слишком резко свернула на обочину, и машина сползла в кювет.
Она остановилась, ожидая язвительных комментариев, но Янсен молчал, и Элизабет была благодарна ему за тактичность.
- Выбора у меня не было, и я пошла дальше пешком.
- Почему вы свернули к "Тихой заводи"? Ферма Хауэра ближе к шоссе.
- Мне показалось, что там никого нет. Кроме того, если мне приходится выбирать, как доехать до дома - в "Линкольне" или на телеге, думайте обо мне что хотите, но я буду ловить машину.
- Вы были знакомы с Джарвисом? Элизабет взяла сигарету, затянулась и выдохнула облако дыма.
- Да, была, - сказала она так, что сразу стало ясно: знакомство было не из приятных.
- Он к вам приставал?
У нее сердито блеснули глаза.
- Не ваше дело, - отрезала она, быстрым движением стряхнув пепел.
Дэн нехорошо улыбнулся, поставил локти на стол.
- Выбирайте выражения, Лиз. Еще раз: он к вам приставал?
- Да, - раздраженно ответила она. - Пару раз было. Но это ничего не значит.
- Может, и значит.
- Только если я убила его, а я его не убивала. Он пожал плечами. Элизабет прищурилась, загасила сигарету.
- Как вы отреагировали на его знаки внимания?
- Посоветовала ему есть грязь и выть на луну.
- Так длинно?
- Нет, намного короче, - огрызнулась она. - У меня в этом больше опыта, чем вы думаете.
- Опыта? - Дэн откинулся на спинку кресла и приподнял бровь. - Спорю на доллар, вы такого слова и в словаре найти не сможете.
Элизабет нахмурилась:
- Ну у вас и манеры, шериф. Как вас вообще выбрали? Вы что, обрабатывали избирателей водометами и резиновыми дубинками?
- Нет, я очаровал их своей внешностью и золотым характером, - осклабился он.
- Золотым? - Элизабет хохотнула. - Скажите лучше, медным.
- Вы строго судите мужчин. А каким вам показался Джарвис - золотым?
- Джарвис показался мне хуже собачьей задницы, - отрезала Элизабет. - И мне наплевать, что у него денег как грязи. Мне он был неинтересен, о чем я ему ясно сказала.
- Итак, вы пришли на стройплощадку с намерением попросить его подвезти вас домой. Джарвис предложил вам кое-что еще…
- Единственное, что мог предложить мне Джарвис, - экскурсию в морг. Он был мертв, когда я пришла на с тройку, - настойчиво повторила Элизабет, пытаясь изменить сложившееся у шерифа ошибочное мнение о ее разгульной личной жизни - ее раздутой стараниями прессы личной жизни, которой в действительности не существовало вовсе. - Я огляделась, поискала его, покричала, причем чуть не сорвала голос, и вдруг увидела, что он сидит в "Линкольне". Тогда я страшно разозлилась, потому что решила, что этот гад все время тихо сидел там и смотрел на мою задницу; я открыла переднюю дверь, чтобы высказать ему, что я о нем думаю.
Она замолчала, вспомнив о падающем к ее ногам теле, и вздрогнула как от удара. Джарвис вывалился из машины, мягко стукнувшись затылком ей об ноги. Его черные глаза
С недоумением смотрели прямо ей в лицо. Его кровь забрызгала ей руки, брюки, блузку - все было в круглых красных крапинках. В горле у Элизабет снова встал ком, и она, давясь, пыталась проглотить его. Ее бросало то в жар, то в холод, сильно кружилась голова, и от слабости мутило.
Трясущейся рукой она отвела с лица волосы, собрав их у затылка, и наклонилась вперед, чтобы поскорее прошла тошнота.
- О господи, - пробормотала она, будто действительно взывала к богу о помощи.
Дэн молча наблюдал, как она борется с грозящими захлестнуть ее эмоциями. Вся ее бравада исчезла, и это сильно осложняло дело. Он не привык допрашивать плачущих женщин. Он вообще не привык допрашивать женщин. Развалясь в кресле, он пытался убедить себя, что она та еще штучка, расчетливая хищница, ведьма, чей путь усыпан разбитыми сердцами обманутых мужчин. К тому же очень может быть, что она имеет отношение к убийству Джарвиса. Он говорил себе все это, но сам себе не верил. Слишком натурально она дрожала, и смешанный с омерзением ужас в глазах был слишком внезапным, чтобы оказаться актерской игрой. Хоть Элизабет Стюарт и изменяла мужу, вряд ли она настолько хорошая актриса.
- Простите, - прошептала она, судорожно вздыхая, отпустила волосы и сложила руки перед собой, как кающаяся грешница. - Простите, пожалуйста.