Клава не знала, сколько прошло времени с того момента, когда она попросила Кирилла отвернуться. Даже приблизительно не знала. Рисуя, она всегда теряла ощущение времени. И лишь голос, прозвучавший вдруг словно бы издалека, заставил ее вздрогнуть и вернуться к действительности:
– Ну что, можно уже? – спросил Кирилл. Он был явно заинтригован. А звучавшая из динамиков музыка, хоть и была негромкой, полностью поглощала чирканье карандаша о бумагу.
– Пять секунд еще! Ну, пожалуйста… – взмолилась Клава.
– Только ровно пять, – буквально понял ее слова Кирилл и начал обратный отсчет: – Пять, четыре, три…
– Так нечестно! – запротестовала Клава. – Ты слишком быстро считаешь.
Эскиз был уже почти готов, оставалось провести лишь две-три линии, обозначающие морщинки возле глаз.
– Три с половиной, – монотонно вещал Кирилл, – три с четвертью, три с ниточкой, три с иголочкой, иголочка ломается, ниточка обрывается… Два. Два с половиной…
– Поворачивайся! – весело выкрикнула Клава.
Странно, но почему-то она совершенно не испытывала смущения, показывая кому-то свои рисунки. Возможно, потому, что никогда не относилась к своему увлечению серьезно, воспринимая его как некую, пусть не совсем обычную потребность организма.
Кирилл не заставил себя долго ждать. Вскочив на ноги, он, не меняя положения стула, так что спинка его оставалась повернутой к столу, оседлал его и с выражением крайней заинтересованности на лице протянул:
– Итак?
– Вот. – Клава положила перед ним листок.
Несколько секунд царила напряженная тишина, если, конечно, не считать музыки, продолжавшей плавно литься из колонок. И тут Клава, будто вспомнив о чем-то, вскрикнула, испуганно прикрыв ладошкой рот:
– Кошмар! Артем же говорил, что ты художник! Вот дуреха! Нашла кому каракули свои показывать!
С этими словами девушка схватила со стола листок и, прежде чем Кирилл успел что-либо сообразить, начала ожесточенно комкать его в руках.
– Ты чего?! Не смей! – ошарашено выкрикнул он. – Дай сюда!
Вырвав из рук Клавы уже изрядно помятый рисунок, он стал осторожно разглаживать его. – Во-первых, я еще не художник, а только учусь… Ненормальная! – сокрушенно покрутил головой Кирилл. – Такую работу чуть не испортила!
– Тебе что, понравилось? – робко поинтересовалась Клава.
Впервые, если не считать того неудачного просмотра в художественном училище, она испытывала сильнейшее волнение, будто от мнения Кирилла зависела сейчас вся ее дальнейшая судьба.
– Потрясающе… – почти одними губами проговорил он, неотрывно глядя на рисунок. – Где ты училась?
– Нигде, – пожала плечами Клава. – Это у меня года три как появилось. Ну, желание рисовать… И сразу как-то получаться стало. Правда, я, кроме портретов, ничего больше не умею…
– Что, правда нигде не училась? – недоверчиво уставился на нее Кирилл. – Даже в художественной школе?
– Правда…
– Значит, ты гений, – уверенно заключил он, то и дело переводя недоуменный взгляд с рисунка на Клаву. – Несколькими линиями суметь передать характер! Не всякий профессионал так сумеет! А у тебя есть еще какие-нибудь работы? – Кирилл с неподдельным интересом посмотрел на Клаву.
– Есть, у отца где-то валяются, – небрежно махнула рукой девушка.
– Тебе надо поступать в художественное училище, – сказал Кирилл, сдвинув брови. – Ты очень талантливый человек. Просто исключительно.
– Ага, – иронично выдохнула Клава. – То-то, когда я притащила рисунки в "Девятьсот пятого года", консультант сказала, что портреты там никому не нужны. А крынки, кубы и шары я ни разу в жизни не рисовала…
– Да… – Кирилл досадливо поморщился, – они там все ужасные консерваторы… Особенно в "Девятьсот пятого года"… Но живопись, рисунок и композиция, это, конечно, везде от тебя потребуют… Даже если, как я, на сценографию будешь поступать. Портреты при поступлении не рисуют… Но это ерунда, – уверенно заявил он. – К вступительным экзаменам я тебя за несколько месяцев подготовлю… Если ты, конечно, захочешь…
На минуту Кирилл задумался, а потом спросил вдруг совершенно некстати:
– А ты Катю откуда знаешь?
Клава с удивлением подумала, что Кириллу каким-то образом удалось прочитать ее мысли, потому что за секунду до этого она поняла, что именно сейчас должна рассказать ему свою историю: как она оказалась в Москве, чем занималась тут все это время и при каких обстоятельствах, наконец, произошло их знакомство с Катей.
12
Как это обычно бывало с Каркушей, ее обида на Клаву длилась недолго. Очень скоро Катя поняла, что вполне возможно, у той имелись какие-то веские причины. Иначе она не стала бы ее обманывать. Теперь, вспоминая ночные посиделки, Катя прокручивала в памяти все, что Клава говорила ей о своей маме, и постепенно приходила к выводу: лишь ее собственная невнимательность помешала ей увидеть некоторые несоответствия в рассказах ее новой подруги, которые сейчас казались Каркуше очевидными. Нет, Катя не должна была отпускать Клаву. Где теперь ее искать? Внезапно ей в голову пришла неожиданная идея.
– Послушай, – обратилась Каркуша к Артему. – А как ты думаешь, Крик – это настоящая фамилия или псевдоним?
– Настоящая, – уверенно ответил тот. – Я в каком-то интервью читал, сейчас уже не помню где. А что?
– Понимаешь, у Вероники… вернее, у Клавы – она же мне еще вчера призналась, что ее Клавдией зовут. Так вот, ее отец живет в Москве. Что, если им, в смысле Клаве и Прасковье, эта фамилия досталась от него?
– Допустим. – Артем еще не понимал, к чему клонит сестра. – И что с того?
– Фамилия-то редкая, – рассуждала Каркуша. – Не думаю, что в Москве людей с такой фамилией окажется много. Давай попробуем через Интернет поискать. Вдруг она к отцу пошла?
– Можно, – с готовностью отозвался Артем, направляясь к компьютеру.
Конечно, Каркуша понимала, что ее братом движет исключительно корыстный интерес. Ведь он совершенно искренне полагал, что Вероника, то есть Клава, сможет при желании помочь его продвижению по карьерной лестнице. Каркуша же не собиралась его переубеждать. Ведь его рвение во что бы то ни стало найти Клаву было ей сейчас на руку. Они уже пробовали несколько раз звонить на мобильный Кириллу в надежде, что тому удалось догнать девушку. Но телефон Кирилла был выключен. Разумеется, надежда на то, что Клава и в самом деле отправится к отцу, была ничтожной, но лучше уж попытаться хоть что-то сделать, чем сидеть сложа руки.
Не прошло и получаса, как перед братом с сестрой лежал листок с выписанными на нем номерами телефонов. Катя не ошиблась – Криков по всей Москве оказалось не так уж и много: пять человек. Два номера не отвечало. По третьему отозвалась какая-то девочка. Но Катя, предположив, что это мог быть и мальчик (Клава же рассказывала, что у ее отца есть сын), попросила:
– Позови, пожалуйста, к телефону папу.
– А он на работе, – ответил то ли мальчик, то ли девочка.
– Постой! Не вешай трубку, – забеспокоилась Каркуша, почувствовав, что ребенок уже был готов это сделать. – Я ищу одного человека, девушку, – принялась поспешно объяснять она. – Я предполагаю, что это твоя старшая сестра… Ее зовут Клава, ей шестнадцать лет…
– У меня есть старшая сестра, – перебили ее. – Только ее не Клава зовут, а Аня. Ей тоже шестнадцать лет. Только она сейчас в школе.
– Понятно, – упавшим голосом протянула Каркуша. – Скажи, а ты кто, мальчик или девочка? – спросила она уже для очистки совести.
– Девочка… – последовал удивленный ответ. – Ну ладно, пока…
Как будто чего-то испугавшись, девочка поспешно повесила трубку.
– Только напугали ребенка, – грустно прокомментировала Каркуша.
– Это третий был, – деловито сказал Артем, вычеркивая номер из списка. – Звони дальше.
По негласному соглашению, Артем взял на себя роль руководителя операции, тем самым всю основную, самую неприятную часть работы взвалив на плечи младшей сестры.
– А чего это я должна все время звонить? – с некоторым опозданием возмутилась она. – Давай по очереди.
Каркуша терпеть не могла несправедливость и любое ее проявление воспринимала остро и болезненно.
– У тебя отлично получается, – улещал ее хитрый Артем.
Но Катя не поддалась на его удочку:
– Нет уж, дорогой, – сказала она, протягивая брату трубку. – Ты же у нас артист? Вот и работай!
Всем своим видом изображая крайнее неудовольствие, Артем вынужден был сдаться. Каркуша набрала номер.
– Алло, – услышала она спустя несколько секунд. – Я звоню вам по просьбе Клавдии, дочери Прасковьи Крик…
Это была импровизация и, на взгляд Каркуши, не слишком удачная. Какое-то время Артем напряженно слушал. До Каркуши долетали из трубки звуки мужского голоса. Наконец ее брат проговорил:
– Так значит, это вы и есть?
Не выдержав, Катя выхватила у Артема трубку:
– Алло! Вы меня слышите? – возбужденно выкрикнула она. – Клава… Она… Короче говоря, она была у меня…
– Девушка! – оборвал ее требовательный мужской голос: – Мы все тут с ума сходим… Вы себе не представляете! Всю милицию на ноги подняли! Паша частного детектива наняла месяц назад… Скажите, что с Клавой? Ради бога, скажите, что с ней? Когда вы ее видели?
– Сегодня утром. Простите, а как вас зовут? – спросила Каркуша и быстро представилась: – Я Катя.
– Сергей Сергеевич, – ответил отец Клавы и продолжил в прежнем тоне: – Катенька, я вас умоляю, оставьте мне ваши координаты! Значит, Лавочка у вас живет?
– Не совсем так… – замялась было Каркуша, но тут же поправилась: – Живет… Только ее сейчас нет дома…
– С ней все в порядке? – продолжал проявлять беспокойство Сергей Сергеевич. – Она здорова?
– Здорова, – поспешила заверить Катя. – Только я не знаю, когда она придет… Понимаете, мы… не то чтобы поссорились… В общем, возможно, что она у вас скорее объявится.
– Не думаю, – сказал отец Клавы. – Она мне последний раз два месяца назад звонила. Послушайте, Катя, – сменил тон мужчина, – запишите номер ее матери, Паши! Это мобильный телефон… Кстати, Паша сейчас в Москве, на съемках. Утром звонила. Она каждый день мне звонит…
– Так, значит, мама ищет ее? – зачем-то вклинилась Каркуша.
– Вас это удивляет? – отозвался Сергей Сергеевич. – Не знаю, что там Лавочка вам наговорила… У них с Пашей, конечно, сложные отношения… Но мать есть мать. И потом, Паша безумно любит Лавочку… Мы уже, если честно, надежду потеряли… В общем, как только Лавочка объявится или вы узнаете, где она находится, позвоните Паше и мне… Я вас очень прошу! Сейчас-то я сам ей позвоню… Скажу, что Лавка наша жива-здорова… Катя, – внезапно в голосе мужчины появилось сомнение, – а вы меня не обманываете? Вы правда видели сегодня Лавочку?
– Что вы! – обиделась Каркуша. – Разве такими вещами шутят?
– Простите меня, – тихо попросил Сергей Сергеевич. – Просто мы уже не надеялись увидеть ее… Пишите!
А когда Каркуша записала номер, он еще раз попросил:
– Сразу, как только появится, обещаете?
– Если она вернется ко мне, – вздохнула Каркуша, но, вспомнив о чем-то, радостно предположила: – Вернется! Наверняка вернется! Она у меня мишку своего оставила…
Сергей Сергеевич не стал уточнять, какого мишку оставила у Кати его дочь и почему должна непременно вернуться за ним. Он только сердечно поблагодарил Каркушу, записал ее телефон, адрес и, попрощавшись, повесил трубку.
– Вот! – Каркуша помахала перед носом Артема листочком. – Мобильный телефон Прасковьи Крик.
– Дай сюда! – потребовал Артем, но Катя успела отдернуть руку.
13
По выражению глаз, с каким Кирилл смотрел на нее, Клава почувствовала, что ее рассказ его удивил, если не сказать потряс.
– Можешь у меня пока пожить, – подал он наконец голос. – У нас три комнаты. Матери я все объясню… Она у меня хорошая… Я тебя буду готовить к поступлению, устроишься на работу, а потом…
– Нет, – тихо перебила Клава. – Я домой поеду, в Питер. Там и комнату снять подешевле можно, и вообще… Я по Снежку ужасно соскучилась.
– Кто это, кот? – предположил Кирилл.
– Собака, – ответила Клава.
– А по матери, по матери ты совсем не соскучилась?
Клава не ответила, а лишь помолчав немного, попросила:
– Дай мне денег на билет, – и поспешно добавила: – Взаймы, конечно…
– Не вопрос, – пожал плечами Кирилл. – А к Кате ты зайдешь попрощаться?
– Обязательно нужно, – последовал негромкий ответ. – Там же миша…
– Какой Миша? – зыркнул на нее Кирилл.
– Его фамилия Плюшевый, – засмеялась Клава.
– А-а-а, – удовлетворенно протянул Кирилл, – тогда ладно.
– Только вот не знаю… – с сомнением произнесла Клава, – может, все-таки позвонить вначале?
– Звони, – сказал Кирилл и, вытащив из кармана трубку, с готовностью протянул ее Клаве.
– Ой! – Девушка подняла на него растерянный взгляд. – А он, кажется, не работает.
– Опять отключился, – покрутил головой Кирилл, нажимая какую-то кнопку. – Что с этим телефоном дурацким делать? Постоянно сам собой отключается.
– А ты заблокируй кнопки, – со знанием дела посоветовала Клава и попросила: – Набери номер, пожалуйста.
– Ты где? – услышала Клава в следующую секунду. В голосе Кати звучало неподдельное волнение. – Приезжай, слышишь?! Немедленно приезжай!
– Да, конечно, – неуверенно откликнулась Клава. – Мы тут с Кириллом в кафе сидим, это близко…
– Ты не думай, я на тебя не обижаюсь, – заверила Клаву Каркуша. – Ни капельки даже… Мы вам звоним, звоним…
– Телефон отключился, – объяснила Клава. – Так ты правда на меня не сердишься?
– Говорю же, нет! А в каком кафе вы сидите?
– "Суперхарчевня", – вспомнила название Клава.
– Понятно. – Теперь голос Каркуши звучал по-деловому сдержанно: – Значит, если пешком идти, минут двадцать… Но ты садись на троллейбус. Через две остановки, на третьей выходи. Поняла? Только не задерживайся…
– А Кирилл? – спросила Клава.
Ее очень обрадовали заверения Каркуши, что та больше не обижается на нее, но расставаться с Кириллом девушке не хотелось, и она даже не сочла нужным это скрыть.
– Кирилл? – переспросила Каркуша так, будто впервые услышала это имя. – Ну приходите вместе, – как-то не слишком уверенно согласилась она.
– Тогда до встречи, – сказала Клава и отключилась. – Пойдем, – обратилась она к своему спутнику, – Катя нас ждет.
– Мне показалось, – попытался внести ясность Кирилл, – что она одну тебя ждет.
– Без тебя я никуда не пойду, – упрямо заявила Клава, и Кирилл не стал возражать: настолько приятно было ему услышать эти слова.
14
Буквально за несколько минут до звонка Клавы Каркуша поговорила с Прасковьей Крик. Женщина не удержалась и сама позвонила Кате, желая удостовериться, что бывший муж сказал ей правду. Разговор вышел сумбурным, чересчур эмоциональным, но когда он закончился, Каркуша с удивлением отметила про себя, что Прасковья Крик никаких отрицательных эмоций в ее душе не вызвала. Эта женщина – а по ходу беседы у Каркуши создалось ощущение, что она разговаривает с ровесницей, – оказалась совершенно не такой, какой Каркуша ее себе представляла по рассказам Клавы и глядя на фотографии. Во-первых, никаких признаков звездной болезни Катя у нее не обнаружила. Напротив, несмотря на сильнейшую и, несомненно, искреннюю взволнованность, Прасковья Крик показалась ей человеком простым и даже робким. Она долго извинялась за беспокойство, до тех пор, пока Катя не заверила ее, что только что собиралась позвонить ей сама. Как и отец Клавы, ее бывший муж, Прасковья Крик все никак не могла поверить, что ее дочь действительно жива и здорова и что Каркуша своими глазами видела ее не далее, как сегодня утром. Чтобы убедиться в том, что это была именно она, ее Лавочка, Прасковья Крик даже попросила Каркушу описать ее внешность. Бедняжка, наверное, забыла о фото, на днях опубликованном в популярном журнале. Катя конечно же описала. Что ей, трудно? И снова счастливая мать пустилась в бесконечные извинения: дескать, она верит Кате, просто мало ли что, а вдруг какая-нибудь чужая девочка вздумала выдавать себя за ее Лавочку. Но когда Каркуша иронично заметила, что чужая девочка вряд ли стала бы называть свою маму Пашей, женщина окончательно успокоилась. Вернее, не успокоилась, а, наоборот, расплакалась. Только то были слезы радости и счастья, поверить в которое Паша все еще никак не могла.
Потом позвонила Клава. И тут от Каркуши потребовалось немало усилий, чтобы сдержаться и не закричать в трубку: "Где тебя черти носят? Тут твоя мама с ума от горя сходит! Она тебя любит, любит!" Стараясь дрожащим голосом не выдать истинных чувств, Катя видела свою задачу в том, чтобы убедить Клаву немедленно приехать. А когда поняла, что с Клавой все в порядке и что через полчаса она будет у нее, начала мучиться сомнениями: позвонить ли Паше или все-таки дождаться прихода Клавы. С одной стороны, Каркуша пообещала Прасковье Крик, что позвонит ей в ту же секунду, как объявится Клава. Но с другой… А вдруг Клава не хочет встречаться с матерью. Если, не спросив, Каркуша возьмет на себя смелость и устроит матери с дочерью встречу у себя в квартире, не сочтет ли потом Клава ее поступок предательством? Проблема казалась Каркуше неразрешимой лишь несколько секунд.
"Плевать я хотела на то, что она обо мне подумает! – приняла решение Каркуша. – Пусть скажет спасибо, что я простила ее за вранье!"
На самом деле Каркуша совсем не была злопамятной и, зажав в руке телефонную трубку, всей душой желала лишь одного: чтобы Лавочка и Паша помирились, чтобы у Клавы снова появился дом. Каркуша вовсе даже не была уверена, что, рассказывая ей о причинах ссоры с матерью, Клава сказала правду. Возможно, старые игрушки, от которых Паша решила избавиться, как это часто случается, послужили лишь поводом к ссоре. Впрочем, Катя не исключала, что даже формальная причина могла оказаться другой. Может быть, между Пашей и ее дочкой случилось нечто такое, о чем Клава не может вспоминать без боли, и потому не стала рассказывать об этом Каркуше…
– Алло, это опять я, – сказала Катя, едва на том конце провода сняли трубку. – Узнали? Короче, через двадцать минут Клава будет у меня. Вы сейчас где находитесь?
– На съемке, на "Мосфильме", – ответила Прасковья Крик. – Но я возьму такси… Вы же на Фрунзенской живете? А точный адрес можно?
Катя продиктовала адрес и, перед тем как положить трубку, предупредила:
– Только вы поторопитесь… Вы же свою Лавочку знаете, она человек непредсказуемый, а я не смогу не предупредить ее, что вы с минуты на минуту должны подъехать.
– Уже лечу! – заверила ее Паша. – Умоляю вас, – закричала она, – задержите ее! Заприте дверь, а ключ в окошко выкиньте! Я вам новый замок вставлю! Что угодно сделайте! Если не увижу сегодня Лавочку, то сойду с ума!
– Приезжайте, – отрезала Каркуша и отключилась.
Теперь Катя уже не сказала бы с прежней уверенностью, что Прасковья Крик – такой уж простой в доску человек! Ничего себе замашки! Выброси ключ, а она, видите ли, новый замок вставит! Да и голос женщины, как показалось Каркуше, звучал на этот раз по-другому. В нем явно проступали властные, нетерпеливые нотки.