– Сержусь? С чего бы это?
– Не знаю, но у тебя недовольный вид.
– Просто устал, поскольку провел весь день за рулем. К тому же идет этот противный дождь.
– Сегодня льет так, как тогда, когда мы с тобой встретились. Помнишь, какой свирепый был ветер? Я едва удерживала машину.
– Проклятие! И надо же случиться такому, когда мы застряли в какой-то дыре. Ничего другого не остается, как идти спать.
Растерянная Гиацинта огляделась.
Неподалеку расположилась французская чета с тремя детьми. Дети вели себя очень воспитанно. Жена была ничем не примечательной женщиной. А вот лицо мужчины привлекало внимание. Массивное и квадратное, оно не отличалось классической правильностью черт, как у Джеральда, однако в нем была какая-то особая выразительность, заставившая Гиацинту посмотреть на него более внимательно. Нежно улыбнувшись, он коснулся руки жены.
– Что ты там разглядываешь? – спросил Джеральд. – Увидела что-то интересное?
– Эта пара мне очень симпатична.
– Ты заметила, что у нее нет подбородка? Небольшая пластическая операция исправила бы ей лицо.
– Он и без того ее любит.
– О, ты замечаешь такие вещи? Я этого не вижу. Откуда ты знаешь, что он любит ее?
– Догадываюсь… Скажи, а мне нужна пластическая операция?
Джеральд внимательно посмотрел на жену.
– Ты разглядываешь меня так, словно никогда раньше не видел.
– Нет, тебе не нужна.
– Как скучно, – сказала Гиацинта.
Джеральд засмеялся.
– Не напрашивайся на комплименты.
– Мне всегда приходится это делать. Арни восхищается мною. От него я слышу изысканные комплименты.
– Арни! У него женщины по всей стране! В Кентукки, во Флориде – везде! Там, где есть лошади, у него есть и женщины.
У Гиацинты задрожали руки, а на глаза навернулись слезы. Пошарив в сумочке, она достала сигарету, но не успела прикурить.
– Что, опять? – возмутился Джеральд. – Хочешь заработать рак легких? Ты должна помнить, что у тебя двое детей.
Уронив сигарету, она посмотрела ему в глаза.
– Хорошо. Но почему, почему, почему ты не скажешь мне, что между нами что-то не так? Ведь это видно и слепому. Я имею право знать. Я утомительна? Уродлива? Гадко себя веду? В чем дело?
– Да нет между нами никаких проблем, Гиа! Никаких! Доедай свой обед, выпей еще вина.
"И все-таки не понимаю. Нет, не понимаю", – тоскливо подумала Гиа.
На следующий день, когда они гуляли по Парижу, ярко светило солнце. Гиацинта едва поспевала за мужем. Они прошли от площади Звезды до президентского дворца, пересекли реку и вернулись на площадь Согласия.
– В этом городе нужно быть молодым, – усмехнулся Джеральд. – А я уже слишком стар.
– Что за вздор! Стар в тридцать четыре года?
– Нет, не вздор. Этот город создан для молодых, имеющих досуг и средства.
"Он жалеет, что не видел это прежде, – подумала Гиацинта, – и злится на себя".
– Я хочу посетить больницу, – сказал Джеральд. – Я знаю имя того, кто сможет мне все показать.
– Отлично. А я тем временем схожу в музей Родена, и мы встретимся с тобой позже.
Гиацинта изо всех сил выказывала оживление, хотя не испытала его, даже оказавшись в музее. Она шла по залу с тяжелым сердцем, рассеянно глядя на шедевры гениального скульптора.
Внезапно Гиацинта остановилась, увидев небольшую скульптурную группу, изображающую мужчину с радостно смеющейся юной девушкой, которую он поднял высоко вверх. "Je suis belle", прочитала она. Да, конечно, я красива, когда любима. И Гиацинта несколько минут стояла, глядя на их лица и прекрасные юные тела.
Потом она спустилась вниз и прошла по великолепному зеленому саду. Быть в Париже, лучшем из лучших городов во всем мире, – и испытывать при этом такую тревогу! Чувствовать себя такой одинокой! На улице она остановилась перед витриной детской одежды и увидела милое платьице из белого льна с розовой отделкой. Здесь же стояли розовые туфельки. Эмме наверняка понравятся такие туфли. В магазине нет платья ее размера, но завтра оно появится.
– Это точно? Дело в том, что завтра – последний день нашего пребывания здесь. Утром мы улетаем.
Да, у них будут туфли и платье к вечеру. Возвращаясь в отель, Гиацинта думала о детях. Впервые с тех пор, как они уехали из дома, ей взгрустнулось, захотелось увидеть их личики – веселое Джерри и любопытное Эммы.
Затем был обед. Джеральд, упустив человека из госпиталя, провел время в поисках подарков. Он купил подарки родителям Гиа, Арни, Эмме и Джерри, коллегам по клинике и Сэнди – в знак благодарности.
Они отправились в ночной клуб с американцами, которых Джеральд встретил в вестибюле отеля. Сидя рядом с мужем, Гиацинта опять испытала чувство одиночества. Джеральд и чета американцев наслаждались веселой толчеей и выходками обнаженных женщин. Гиацинта делала вид, что это доставляет удовольствие и ей. Она не видела ничего предосудительного в этом; люди имеют право развлекаться в соответствии со своими вкусами. Если бы она знала, чего хочет Джеральд, то охотно пошла бы ему навстречу.
В чем же причина? Другая женщина? Не абсурдно ли такое предположение? Скорее всего абсурдно. У него есть все – ее безграничная любовь, работа, дети, дом. Она сидела, крутя кольца на пальцах: обручальное и перстень с бриллиантом, который подарил ей муж, получив первую зарплату.
– Что ж, – сказал Джеральд ей в номере в тот вечер, – еще бы один день. Я, пожалуй, приеду сюда снова в следующем месяце.
– Я и не знала, что тебе так понравилось.
– Почему ты сомневалась?
– Ты не казался веселым последние несколько дней. Разве я не спрашивала тебя, почему ты такой мрачный?
– Мрачный? Ты имеешь в виду, что мне не понравилась поездка в Шартр?
– Нет, я вовсе не это имела в виду. Прошу тебя, не уклоняйся от вопроса. Ответь мне: я что-нибудь не так сделала? Будь честным со мной.
– Нет, нет и нет – вот ответ на твой глупый вопрос.
– Ты готов в этом поклясться?
– Да, готов.
Свет от ламп падал на блестящие черные волосы и на ямочку на подбородке, которая смягчала суровость его лица. Гиацинта вспомнила скульптурную группу Родена и зажмурила глаза, чтобы муж не увидел ее слез.
– Что с тобой, Гиа? В чем дело? Я не могу видеть тебя плачущей! Это моя вина, я очень сожалею. Но нет никакой причины, ты все выдумываешь…
Она подбежала к нему.
– Подними меня и отнеси на кровать, как ты обычно делал. Я так люблю тебя…
Позже, когда Джеральд спал мирным сном, Гиацинта лежала, уставившись в темноту. Она видела контуры мраморной каминной доски, букет цветов на столе, собранный багаж в углу комнаты. Она хотела подтверждения, и Джеральд дал его или по крайней мере сделал вид.
Гиацинта тихо встала с кровати и подошла к окну. В этот поздний час движения на площади почти не было. На другой стороне возвышались высокие здания, представляющие миру лицо города, исполненное достоинства.
Но в чреве этого огромного, живущего интенсивной жизнью города есть множество людей, которые готовы, так же как Гиацинта, кричать от одиночества и предчувствия беды.
Францина позвонила по телефону еще до завтрака.
– Умер Джим. Заснул вчера вечером после обеда и не проснулся.
Глава 9
За последующие шесть недель произошло слишком много событий, и пребывание в Париже стало отдаленным прошлым. Настоящее казалось угрожающим. Несгибаемую бабушку подкосила внезапная смерть ее второго сына, и она ушла в дом для престарелых. Францина, по настоянию сыновей, отправилась с ними в длительное путешествие на Северо-Запад и Аляску.
– Не беспокойся за нее, – сказал Джеральд. – Францина справится с горем. Она сильная и умная. Она всегда была мозговым центром вашей семьи.
Ошеломленная этими словами, Гиацинта возразила:
– По-твоему, мой отец был глуп?
– Нет, он был интеллигентный и кроткий человек. Францина же так умна, что не демонстрирует это. Я бы не хотел быть ее врагом.
Эти слова вспомнились Гиацинте утром на исходе лета, когда раздался анонимный телефонный звонок.
– Вы меня не знаете, – заявила женщина. – Отчасти я стыжусь того, что делаю, и того, что не сообщаю вам своего имени. Это гадко и трусливо. Я откладывала это уже несколько недель. Но вот сейчас вдруг решила, что должна это сделать. Речь идет о вашем муже и одной женщине.
Рука Гиацинты, сжимавшая телефонную трубку, задрожала.
– О чем вы говорите? Кто вы, скажите мне.
– Не могу. В самом деле не могу. Пожалуйста, поймите. Я не отношусь к числу ваших знакомых, вы даже никогда не видели меня. Я знаю вас лишь благодаря вашей репутации в округе. Мне известно, что вы добропорядочная женщина и что у вас славная семья. Пережив неприятности, я не могу видеть, как мужчины унижают женщин. Вот и все. Я решила сказать вам, что происходит. Возможно, вы что-нибудь предпримете, пока еще не поздно. Женщина работает в офисе вашего мужа.
В трубке щелкнуло. Отбой. Гиа опустила голову на стол. Слова незнакомки походили на правду.
Когда Гиацинта подняла голову, комната поплыла перед ее глазами. Овладев собой, она пригласила к себе Мойру. Ей можно довериться.
Они расположились на террасе.
– Я уже знаю об этом, Гиа, – сказала Мойра. – Это та женщина, которая присматривала за вашими детьми, когда вы были во Франции. Я знала об этом еще до вашей поездки и постоянно спрашивала себя, должна ли рассказать тебе об этом. Думаю, Джеральд знает, что мне это известно, поэтому и не любит меня.
– Как ты это узнала?
Мойра вздохнула.
– Люди говорят. Муж одной женщины – доктор, а его медсестра – подруга Сэнди. Кто-то видел Джеральда с ней в машине, они ехали с пляжа в воскресенье. Кто-то видел еще… Что толку говорить? Их видели не раз, вот и все.
– Значит, знают все, кроме меня.
Гиацинта встала, оперлась о дверной косяк.
– Ты хорошо себя чувствуешь, Гиа? – Милое, доброе лицо Мойры выразило тревогу.
– Просто у меня слабость.
– Пойдем в комнату, тебе надо присесть. Ах, Боже мой, мне так жаль! Ты этого не заслуживаешь. Ты скажешь ему?
– Я должна сказать, разве не так?
– Хочешь, чтобы я осталась с тобой?
– Нет, спасибо. Мне нужно кое-что сделать для детей.
– Я возьму их к себе. Пусть поужинают у меня. О них можешь не беспокоиться.
– Спасибо тебе за все, Мойра.
– Гадкий, анонимный телефонный звонок, – сказал Джеральд. – И ты приняла его всерьез? Какая-то злобная женщина завидует тебе и брызжет злобой и ядом.
– Она вовсе не походила на злобную женщину.
– А что ты знаешь о ней? Это просто смешно, и ты меня поражаешь.
Не желая упоминать Мойру, Гиацинта осторожно заметила:
– Об этом знают люди. Женщина сказала, что тебя видели в машине вместе с Сэнди.
Джеральд засмеялся:
– Вот так номер! Сэнди – ценный сотрудник. Неужели мне нельзя подвезти ее иногда в машине? Да это просто невежливо!
– Это было по дороге на пляж.
– Ее сестра живет по дороге на пляж. Кстати, на каком километре? Дорога тянется на пятьдесят километров. Неужели ты не видишь, как это смешно и оскорбительно?
Гиацинте хотелось бы верить ему. К тому же она устала. Сегодня был такой длинный день – едва ли не самый длинный в ее жизни.
– Давай перекусим, – дружелюбно предложил Джеральд.
– Я ничего не приготовила. Вот то, что осталось: гамбургеры.
Это было совсем не то, к чему привык Джеральд. Тем не менее он бодро сказал:
– Вполне сойдет. Если ты неважно себя чувствуешь, я сам их разогрею.
Когда они поели, Гиацинта отправилась к Мойре за детьми. Джеральд помог искупать их, затем они вместе почитали им и отправили спать. После этого оба спустились вниз. Джеральд – посмотреть игру в бейсбол, а Гиацинта – посидеть с книгой.
Конечно, Джеральд не думает о разводе. Он не пойдет на это, поскольку обожает детей. И даже если бы Джеральд желал этого, неужели он, с его критическим умом и привередливостью, променял бы ее на Сэнди? Гиацинта посмотрела на сидящего в другом конце комнаты Джеральда. Нет, эта мысль казалась нелепой.
Предположим, он позволил себе немного пофлиртовать. "Признайся, Гиацинта, ты уже видела это и раньше. Вспомни доктора Беттину в Техасе. Конечно, тебе это не нравится, но ты уже повидала жизнь и знаешь, что особого вреда это не принесет. Все не стоит выеденного яйца, а эти разговоры вводят в заблуждение даже таких умных людей, как Мойра. Такое случается довольно часто".
На следующий день было воскресенье – приятное утро с традиционными оладьями и беконом, газетой, играми детей в крокет на лужайке. После обеда Джеральд собирался пойти в клинику, в чем не было ничего необычного.
Однако после того, как Гиацинте на время удалось заглушить сомнения и тревожные мысли, они вновь возродились. Снова зазвучали в ее ушах слова незнакомки и ужасные признания Мойры. Ближе к вечеру Гиацинта позвонила в клинику и узнала, что Джеральд там не появлялся.
Он вернулся домой, они пообедали и уложили детей. Супруги никогда не выясняли отношений при Джерри и Эмме. Когда они остались вдвоем, Гиацинта гневно сказала:
– Ты не был сегодня в клинике!
– О чем ты?
– Не лги мне! Я звонила и выяснила. Где ты был? Опять с этой женщиной – Сэнди?
Лицо Джеральда выражало презрение.
– По правде говоря, я действительно виделся с ней пополудни. Я решил, что та сплетня, о которой ты мне рассказала, может оказаться весьма вредоносной. Поэтому отныне я не буду подбрасывать ее к дому сестры, даже если еду той же дорогой. Больше не будет поездок в магазины на Главной улице, даже если это мне по пути. Глупо, конечно, но если какие-то злобные люди раздувают историю из таких невинных фактов, придется вести себя иначе. Вот и все.
Гиацинта в упор посмотрела на Джеральда. Неужели он в самом деле полагает, что она поверит этой чепухе?
– Должно быть, ты считаешь меня умственно отсталой, Джеральд? Скажи, зачем же ты солгал мне, будто идешь в клинику? Ты мог бы сказать мне правду, а не выдумывать всякую чушь. – Задрожав, Гиацинта вцепилась в спинку стула. – О, я видела, как ты млеешь, когда тебе льстят женщины. Я видела…
– Млеешь… – передразнил он. – Как изысканно и литературно!
– Да, млеешь, как кот, который греется в лучах солнца. Но не это главное. Мужское тщеславие так естественно. Я могла бы много раз попенять тебе на это, но я предпочитала все игнорировать. Я никогда не думала…
– Обманутая жена! – прервал ее Джеральд. – Вот твоя поза. "Много раз"! Почему же ты не сказала, а предпочла молча и благородно страдать?
– Не хотела раздувать историю. Мы с тобой в браке, у нас дети.
– Спасибо, что сказала. Я совсем было забыл, что у нас дети.
– Уверена, ты забываешь об этом, когда ложишься в чужую постель или развлекаешься на стороне.
– Продолжай. Некоторые люди получают удовольствие, мучая себя, ты ведь знаешь. Еще бы, ты должна дрожать как осиновый лист оттого, что твой муж дружелюбен с какой-то молодой женщиной! В данном случае с трудолюбивой молодой женщиной, присматривавшей за твоими детьми. Да, ты всегда испытываешь неуверенность. Очень плохо, что у тебя такая красивая мать.
Гиацинта задохнулась. Жестокий, сокрушительный удар привел в ужас обоих. Джеральд был похож на раненого зверя.
– Прости меня, Гиа. Я не это имел в виду. Это какое-то безумие. Но ты разозлила меня. Я сожалею, страшно сожалею.
– Убирайся вон! Катись к ней или к кому-то еще! Иди куда хочешь… Мне наплевать!
– Да, да, позволь мне сейчас уйти. – Джеральд схватился руками за голову и застонал. – Прогуляться, куда-нибудь поехать. Куда угодно!
Через час, срочно вызвав няньку, Гиацинта направилась в гараж. Машины Джеральда не было. Вполне вероятно, что он уехал в офис. Трудно найти более безопасное место, где они могли бы встретиться.
В кармане у нее находился дубликат его ключа. В сумочку Гиацинта положила миниатюрный фонарик, чтобы одолеть в темноте лестницы, ведущие в комнату, где они вероятнее всего находятся. На ноги она надела туфли на резиновой подошве, желая войти туда бесшумно.
За полквартала до офиса Гиацинта припарковала машину. Короткая улочка, обычно запруженная автомобилями днем, сейчас была так пустынна и тиха, что хруст ветки под ногой казался оглушительным. По ночному небу плыли похожие на вату облака. Все выглядело зловещим, внушающим суеверный страх, словно явилось из рассказов о Шерлоке Холмсе.
Слабый свет уличного фонаря падал на элегантный фасад "маленькой жемчужины" Арни. С минуту Гиа стояла, держа ключ в потной руке и принимая окончательное решение. Наконец она поднялась по пологим ступеням, вставила и повернула ключ…
Миновав вестибюль, Гиацинта направилась туда, где предполагала застать любовников. Там было пусто. Слыша, как стучит сердце, она переходила из комнаты в комнату, светя себе фонариком. Где же они?
Вероятнее всего, в ее доме. Но она живет с сестрой. Однако какое это имеет значение? Возможно, сестра не лучше ее самой.
"Она! Я никогда не делала ей ничего плохого. Я была дружелюбна с ней, и вот теперь она забирает моего мужа. Разрушает мою семью. Губит моих детей. Мой дом. Мою жизнь".
Гиацинтой овладел гнев, какого она не испытывала за всю свою жизнь. Казалось, он ослепляет ее. Думать. Думать! Она ходила взад и вперед, пытаясь сосредоточиться и решить, что же делать дальше. Гиацинта выкурила сигарету, затем другую, продолжая мерить комнату шагами.
Вот письменный стол, за которым сидит Сэнди. Вот ее вещи: телефон, лампа, компьютер, стеклянное пресс-папье и стеклянная Эйфелева башня – сувениры из Парижа от Джеральда. Когда входят и выходят пациенты, его дверь открывается и он видит ее. Ощущают ли они присутствие друг друга или притворяются, что не ощущают? Скорее всего притворяются, ибо Джеральд не из тех, кто станет нарушать приличия.
Средний ящик письменного стола был не заперт. Именно здесь женщины держат обычно свои личные вещи: губную помаду, зеркало, гребень, салфетки и даже иногда дорогие для них письма. Гиацинта пошарила в ящике и в глубине нащупала конверт, перевязанный резинкой. Внутри конверта находились листки, исписанные почерком Джеральда и присланные по домашнему адресу Сэнди.
Гиа прочитала при свете фонарика:
Сэнди, ты не представляешь, что делаешь со мной. Я хожу по улицам и каждый день думаю о тебе. Почему ты не здесь, не со мной? Еще один собор, мерзкая дождливая ночь в забытой Богом деревенской гостинице и большая кровать, в которой нет тебя.
Гиацинта словно обезумела, но ее гнев и ненависть обратились на Сэнди, а не на Джеральда.
– Ты жила в моем доме две недели. Ты видела моих красавцев детей, ты шарила в моих вещах! – выкрикнула Гиацинта. – Совала нос в мои книги, в мою почту! Вынюхивала мои секреты, мои тайны!.. Ты и он – вы оба смеялись надо мной, и как же ты хотела занять мое место, жить моей жизнью! И если тебе удастся, ты это сделаешь, добьешься этого, все сожрешь, словно термит!..
Гиацинта смахнула на пол настольную лампу, смела со стола бумаги, пресс-папье, телефон и столкнула на пол компьютер.