- Любишь не любишь - ну что ты мучаешь меня, допрашиваешь! Он меня любил, понимаешь, он! Не я, а он! Ты можешь понять - когда тебя обожают, заботятся, просыпаются с мыслью о тебе, засыпают, считая прожитый день счастьем только потому, что ты была с ним! Если ты к такому привыкла и для тебя подобное элементарно, то для меня - нет!
- Да не шуми ты, ради бога, разбудишь своих, - зашептала Лена. - Что ты сердишься? Просто я хочу понять тебя.
- Ленка, я сама ничего не понимаю. Мне было так плохо, все одно к одному. Потом как под гипнозом, как во сне. Сначала словно наваждение какое-то, потом мои вечные самокопания и угрызения совести, что вот я уеду, а он останется со своей любовью. Понимаешь, он меня спас, как спасают утопающего. Я ему благодарна, и мне было хорошо. И это все.
- М-да, - в задумчивости произнесла Лена, - каково ему сейчас?
- А разве Николая интересовало, каково мне? Он отвел мне в своей жизни роль функции, на том этапе ему было со мной хорошо и в постели, и за письменным столом, и в застолье. А на данном этапе в его графике нет для меня клеточки. Так и Андрей для меня - в нужное время он оказался в нужном месте. Но я не сделала ему ничего плохого. Ладно, хватит обо мне. Что у тебя нового? Как ты?
- Что я? Ташкент, Самарканд, Ереван, Севан, Тбилиси и на закуску, когда уже экзотика и шашлыки из ноздрей лезли, - Пицунда. Мои бескомплексные американские девчонки переспали со всеми представителями братских народов. Особенно с грузинами.
- А ты? - с хитрой улыбкой спросила Аня.
- Ты же знаешь. Идеал моих грез - милый Витя, - пропела Лена на мотив Вертинского. - А когда его нет, я весталка.
- Я знаю. Но мужчины все равно ведь ухаживали за тобой, нет?
- Кто? Группа за экзотикой гонялась, а руководители делегации - брр! - комсомольские деятели, юные карьеристы, гоняли меня в хвост и в гриву, словно я не переводчица, а прислуга за все: переведи, принеси, помоги, подай, приходи в номер…
- Да что ты! - перебила ее Аня.
- Представь себе. Я, дура, сначала не усекла, решила, что возникла срочная проблема. Прихожу в номер, а там парочка деятелей, эдакое быдло комсомольское, нажравшиеся сидят и мне предлагают выпить коньячку. Очень просто: хочешь за границу - давай дружить, и все будет прекрасно.
- Я бы не поверила такому, если бы это рассказал кто другой, - проговорила Аня.
- Я и сама сразу не врубилась, хотя текст был предельно понятный и циничный. Ну и я им сказала!
Аня засмеялась.
- Чего ты смеешься? - удивилась Лена.
- Мне кажется, я там присутствовала. - Аня хохотала, не в состоянии сдержаться и прикрывая рот подушкой.
- Тебе даже рассказывать не надо - ты все про меня знаешь! - И Лена тоже расхохоталась.
Вдруг Аня посерьезнела, спросила:
- Ленка, а они не могут тебе напакостить через институтский комитет комсомола? Не боишься?
- Знаешь, если я стану работать переводчиком и бояться каждой швали, мне придется прыгать из одной постели в другую. Пусть они меня боятся - у них ни специальности, ни мозгов, один фиктивный диплом и должность, с которой можно слететь. А я и на частных уроках проживу, - с такой агрессивностью ответила Ленка, что Аня удивилась.
- Ну и черт с ними. Расскажи, как Витька?
- Он меня встретил, повез к себе, и мы три дня никуда не выходили из его квартиры, опустошили полный холодильник. - И Ленка потянулась по-кошачьи.
- Представляю… Они затихли.
- А соловьи пели? - спросила сонно Лена.
- Где? - не поняла Аня.
- Ну там, на реке, вечером…
- Какие же соловьи в начале августа?
- А кто? Лягушки?
- Дурочка. Цикады пели…
- И не холодно голышом ночью?
- Нет.
- Счастливая… Знаешь, Наташка опять провалилась.
- Куда на этот раз? - поинтересовалась вяло Аня.
- Я уже запуталась. Кажется, она в Щукинское сдавала.
- И что?
- Говорит, только блатные прошли, сплошные актерские дети.
- Бедная наша Сара Бернар… Спим?
- Спим.
Они снова замолчали.
- Ты вспоминала его в Мисхоре?
- Угу…
- И никого у тебя там не было?
- Что я тебе, Мессалина?
- Ты же сама сказала когда-то, что у тебя спурт впереди.
- Мало ли что я сказала. Спи.
- Сплю.
…Ночью Ане приснился Андрей. Лица его она не видела - как тогда, в первый раз, на шоссе, на нем почему-то был мотоциклетный шлем. Он протягивал к ней руки, словно обнимал, но никак не мог дотянуться до нее, и Аню мучили его бесплотные объятия, и одновременно хотелось заглянуть туда, за щиток шлема, в его глаза, но там что-то таинственно мерцало и переливалось, как неоновые огни за стеклом витрины. Потом она села на заднее сиденье мотоцикла, который стоял в море, слегка покачивался от набегающих волн, но - странное дело - не падал, не тонул. Аня обхватила Андрея обеими руками, прижалась щекой к полированной гладкой поверхности его шлема, и они помчались по волнам все дальше и дальше… Потом море куда-то исчезло, а они уже ехали по шоссе вверх, в горы, петляя по "тещиным языкам" и забираясь с каждым витком ближе к вершине. На самой вершине Андрей резко затормозил, слез с мотоцикла, вручил ей две стопки книг - по одной в каждую руку. Аня поняла: он сделал так, чтобы она не уехала без него, а сам разбежался и "ласточкой" прыгнул вниз, в море, которое теперь плескалось, как ни в чем не бывало, у подножия горы. Она совсем не волновалась, так как знала, что его мотоциклетный шлем на самом деле водолазный колокол. Аня так и стояла с книгами, ждала, когда же вынырнет Андрей, и вдруг страшная мысль мелькнула в голове: нельзя прыгать в водолазном костюме! Следовало медленно погружаться в воду. Но было уже поздно что-либо предпринимать. Она стала с тревогой вглядываться в море, а оттуда пошли вдруг цветные неоновые теплые волны и поднимались к ней, погружая ее в сон…
Утром Лена пошла к себе, а Аня спустилась за почтой.
Она извлекла из ящика вместе с газетами письмо, адресованное ей и без обратного адреса. Вскрыла конверт. Там лежала фотография Андрея и короткое письмо от Кати, написанное четким школьным почерком:
"Дорогая Аня!
Я долго думала, надо ли тебе писать о случившемся, но потом решила, что надо. И Сергей так считает.
Андрей разбился, когда возвращался, проводив тебя. Его мотоцикл врезался в трейлер.
Он умер в реанимации, не приходя в сознание. Его похоронили на высоком берегу нашей реки. Все очень плакали. А на следующий день утром Натка бросилась с крана и разбилась насмерть… И ее похоронили рядом с Андреем, так что они теперь вместе.
Я жду ребенка, и мы с Сергеем решили расписаться, но только после того, как отметим сороковины Андрея…"
Аня стояла у почтовых ящиков, перечитывая без конца одну и ту же фразу: "Его похоронили на высоком берегу нашей реки…" Кто-то из соседей спустился в лифте, поздоровался и стал извлекать из своего почтового ящика газеты. Аня все стояла, словно прикованная. Потом вошла в лифт, поднялась на пятый этаж к Лене, позвонила и, когда Лена открыла дверь, сказала:
- Я убила Андрея.
… - Вам плохо? - услышала Аня и открыла глаза. Над ней склонилась стюардесса. Сосед слева с беспокойством смотрел на нее.
- Нет-нет, все в порядке, - ответила Аня.
- Принести вам воды? - спросила стюардесса.
- Пожалуйста, если нетрудно…
Девушка в голубой форме быстро ушла по проходу.
- Извините, но вы стонали, и я рискнул позвать стюардессу, - оправдывался сосед слева.
- Спасибо. Сама не знаю, что со мной, - смутилась Аня. Девушка вернулась со стаканчиком пузырящейся минеральной воды. Аня с наслаждением выпила и вернула стаканчик.
- Может быть, что-нибудь сердечное? - спросил сосед.
- Нет, нет, спасибо, все в порядке, вы очень добры.
Неловкость от того, что побеспокоила соседа, помогла ей окончательно отогнать мысли об Андрее и о том страшном и счастливом лете.
Стюардесса ушла, чуть покачивая бедрами. Сосед откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. "Слава богу, неразговорчивый попался", - подумала Аня и последовала его примеру.
…Весь второй курс она жила как замороженная. Ходила на лекции, сдавала своевременно зачеты и экзамены, все свободное время тренировалась в спортзаае или на стадионе. По ночам, когда не спалось, читала запоем Карамзина, Ключевского, Соловьева, Лихачева и других авторов, какие только имелись на отцовской "исторической" полке. Иногда ей казалось, что все происходящее с ней кем-то запрограммировано, а она лишь автоматически выполняет программу: учится, спит, бегает, ест. "И слава богу, - думала она, - ни во что не хочу вникать, пусть все катится как катится". Видимо, в такой реакции было ее спасение, ее выздоровление. И когда она только-только добилась некоторой стабильности, успокоенности, когда стала вечерами засыпать, не начитавшись до одури, неожиданно позвонил Николай.
Он прилетел в Москву на очередной симпозиум или семинар. Голос его весело рокотал в трубке. Николай напросился в гости, и она не смогла отказать - то ли из приличия, то ли просто из желания увидеть его - сама не зная почему.
Он объявился вечером с букетом цветов и коробкой конфет. Отец смотрел программу "Время" - с приходом к власти Горбачева у него проснулся интерес к политике. Мама возилась на кухне. Николай вручил ей конфеты, Дне - цветы, прошел в комнату, поздоровался с отцом, перекинулся с ним несколькими соображениями о путях перестройки и реальности перемен и наконец, взяв Аню за руку, уверенно пошел в ее комнату, словно бывал здесь десятки раз. Аня смотрела на него в изумлении, не находя слов. Он нагнулся, чтобы поцеловать ее, - она подставила ему щеку, и он рассмеялся:
- Словно айсберг в океане. - Потом ласково потрепал ее по плечу и сказал: - Это оттого, что давно не виделись. Я очень хотел в прошлом году встретиться с тобой, но ты не догадалась дождаться от меня письма с моими планами на лето. Ну ничего, мы с тобой наверстаем упущенное.
Он еще что-то говорил о себе, о своем сообщении на симпозиуме, о своем пока еще неприкаянном житье в общаге, о докторской, которую конечно же она должна первая прочитать и высказать свое мнение.
"Он ведет себя так, - в который раз подумала Аня, - словно оставил здесь свою вещь на хранение и теперь явился, чтобы убедиться, что все на месте, в целости и сохранности".
- Если бы ты прошлым летом не уехала… - начал он излагать очередную свою мысль, а Аня вдруг с ужасающей ясностью представила, как она весело уплетала чебурек на вокзале в Симферополе, в то время как Андрей лежал в реанимации, как она ехала в троллейбусе, а он, может быть, уже умер. Да, если бы не Николай, она бы не уехала и Андрей был бы жив - она бы не знала его, но все равно он бы не умер. Господи, если бы он знал, видел, как она разорвала письмо Николая и развеяла его, как прах на ветру, если бы Андрей мог узнать об этом, если бы…
- …как только пройдет апробация, - продолжал Николай.
- Прости, - прервала его Аня, - я не совсем поняла.
- Ты какая-то рассеянная, - заметил он и с бесцеремонностью лучшего друга добавил: - Ты плохо выглядишь. Перетренировалась?
- Наверное, - ответила Аня и замолчала, разглядывая Николая и прислушиваясь к себе: никаких эмоций, никакой радости, все притупилось в ней.
- Может, навестишь меня завтра в гостинице? - словно не замечая ее отрешенности, спросил он.
Аня промолчала. Он слегка смутился, но сразу же спросил:
- Так как насчет чайку для командировочного человека?
Наконец все было исчерпано - время, чай, обмен мнениями и информацией… Николай откланялся.
Он звонил ей каждый день, то приглашая к себе, то навязываясь в гости, то предлагая прогулку, поход в театр или музей. Аня от всего отказывалась, и когда он уехал, словно сбросила с себя груз и стала медленно оттаивать.
Весной, сдав последний экзамен, она по дороге домой купила огромный торт, бутылку сухого вина, позвала Ленку и Ольгу Николаевну, и они впятером проговорили весь вечер, как во времена Аниного детства.
- Год прошел - и слава богу! - заключила она импровизированное застолье и на удивление родителям выпила бокал вина.
Так она поставила символическую точку в своих спортивных свершениях.
В канун Восьмого марта, когда они уже учились на четвертом курсе, Лена зашла к Ане.
- Что-то мы теперь редко стали встречаться, - заявила она. - А не устроить ли нам девичник, как ты думаешь?
…Ольга Николаевна, как и во все праздники, дежурила - в Женский день платили двойную ставку.
Девчонки уютно устроились на кухне. Наташка и Деля притащили жареную курицу, Лена испекла пирог, а Аня купила вина.
- Анька бросила спорт и теперь специализируется на алкогольных напитках, - проинформировала всех Лена.
Деля удивленно взмахнула ресничками и уставилась вопросительно на Аню.
- Делюша, кому ты веришь - этой врунишке?
Насмеявшись вволю над всякими пустяками и наевшись всего, что наготовили - причем Наташка навалилась на пирог так, что это показалось неприличным даже подругам, - они перебрались на тахту и, хотя дома никого, кроме них, не было, шушукались, словно их мог кто-нибудь услышать.
Лене рассказывать, как оказалось, практически нечего: Витьку все знали еще со школы - тут все было ясно.
У Ани информации тоже не густо: роман ее остался далеко в прошлом, об Андрее никому, кроме Лены, она не рассказывала.
Деля по-прежнему преданно служила своему бывшему наставнику по изостудии, гениальному - она настаивала на своем определении - художнику, который писал интеллектуальные абстракции, пил с утра до вечера, оставаясь, как ни странно, трезвым, словно Господь Бог наделил его несокрушимым здоровьем, и безжалостно ругал все, что писала Деля, однако работы ее собирал у себя в полуподвальной мастерской.
Только Наташка, как всегда, принесла ворох новостей. Провалившись в очередной раз еще в одно театральное училище, она прошла по конкурсу в народный театр какого-то дворца культуры и даже получила роль. И главный режиссер лично с ней занимается, говорила она, хохоча и щуря свои прекрасные голубые глаза, вовсю демонстрируя аппетитные ямочки на щеках.
"Господи, до чего же хороша девка, - подумала тогда Аня, глядя на расцветшую и чуть-чуть начинающую полнеть подругу. - И зачем ей театр? Вышла бы замуж за солидного человека, нарожала бы ему детей, вела хозяйство - вон как смачно ест пирог, аккуратно подбирая крошки, как плотоядно высматривает следующий кусок, как блаженно потягивает вино. Она, конечно, грубее Лены, но очень хороша…"
А Наташа все продолжала рассказывать о театре, о режиссере, который, как и водится, был центром всего, что делалось во дворце культуры. Она рассказывала с восторгом о ночных репетициях, о ресторане ВТО, куда теперь запросто могла ходить благодаря своей дружбе с режиссером, и хотя она не сказала прямо об отношениях с ним, девчонки поняли, что Наташа стала его любовницей.
…Началась весенняя сессия.
Аня сидела с ногами на тахте и зубрила свой самый нелюбимый предмет - методику преподавания. Был поздний вечер.
Отец заглянул в комнату, спросил:
- Ты собираешься сидеть всю ночь?
- Ох, папа, при всем желании я не смогу, - сказала, потягиваясь, Аня. - Эта тягомотина усыпляет лучше любого снотворного.
- Что так? - улыбнулся отец.
- Нужно ненавидеть искусство педагогики, чтобы написать такое! Хотела бы я посидеть на уроке такого учителя, который руководствуется подобной методикой.
- Не теряй оптимизма, такое удовольствие тебе еще предстоит.
- Ты шутишь. Но так можно возненавидеть и педагога и любой предмет.
- К сожалению, именно это и происходит сейчас в школах. Ребята не только в массе своей стали учиться хуже, но и перестали читать. Я это по нашей библиотеке знаю. А история даже собственной страны так и остается для них на всю жизнь тайной за семью печатями, - сокрушенно подытожил отец.
- Ладно, папа, ложись спать, а я попробую посидеть еще часик над дурацкой методикой. Последний предмет в эту сессию - пробьемся!
Аня поцеловала отца. Позвонили у входной двери - два длинных звонка и один короткий. Так звонили только свои.
- Сиди, я открою. - Отец встал и пошел отпирать. Пока Аня нащупывала ногами домашние тапочки, отец успел открыть дверь. Послышался его голос и голос Лены, непривычно глуховатый.
- Заходи! - крикнула Аня и нагнулась, чтобы найти чертовы тапочки.
Вошла Лена, как-то странно привалилась к дверному косяку и беззвучно заплакала, словно всех ее душевных сил хватило только на то, чтобы поздороваться с Андреем Ивановичем. Аня бросилась к ней, обняла, крепко-крепко прижала к себе, зашептала:
- Лена, Леночка, милая, что с тобой?
От такой ли ласки и участия близкого человека или потому, что уже стало невмоготу и дальше сдерживать себя, Лена разрыдалась, вздрагивая всем телом и глухо подвывая. Такой ее Аня не видела никогда. Она повела подругу к тахте, усадила, сняла с нее туфли, забросила ноги на тахту, подоткнула за спину подушку.
- Что случилось? Скажи мне, пожалуйста.
- Ви-и-итька… - только и могла выдавить между рыданиями Лена.
- Ну пожалуйста, Леночка, родная моя - что с твоим Витей? Ты можешь взять себя в руки?
Аня присела на корточки перед Леной. Лена вдруг замолчала и пустыми глазами уставилась на Аню. Чужим, хриплым голосом сказала:
- С Витей все в порядке… только он теперь уже не мой, - и снова затряслась от подавляемых рыданий.
- Ты поплачь в голос, поплачь, - по-бабьи советовала Аня, чувствуя, что и у самой льются из глаз слезы.
Лена затрясла головой и показала на стенку, отделяющую их от комнаты родителей.
- Ничего, они поймут. Выревись…
Но Лена яростно замотала головой, обняла Аню, прижалась к ней и так сидела долго-долго. Аня боялась пошевелиться.
Наконец Лена отодвинулась и хрипло произнесла:
- Все!
И было это сказано так, что теперь заревела Аня. Потому что вспомнился ей Николай и весь тогдашний ужас и еще почему-то глаза Андрея на вокзале в Белгороде…
Успокоившись, она поднялась, принесла каких-то капель и стала отпаивать Лену. Достала чистый носовой платок, вытерла ей слезы, потом взяла второй, отсморкалась сама. Ей хотелось расспросить, понять, что же на самом деле произошло, но сейчас тормошить Лену - значило снова вывести ее из шаткого равновесия.
- Пойдем умоемся, - предложила она.
Когда они вернулись из ванной, Лена сама заговорила.
- Я ведь с самого начала это чувствовала, - призналась она.
- Что?
- Что он бросит меня.
- Почему? - искренне удивилась Аня. Ей всегда казалось, что Лена и Витя - идеальная пара, хотя на первых порах он ей не очень понравился. И ведь пять лет!
- Потому что его родители четыре раза приезжали в отпуск и все четыре раза он находил причину не знакомить нас, - ровным голосом ответила Лена.
- И ты все четыре раза промолчала?
- Я же любила его, Аня…
Аня поняла, что сказала глупость и проявила бестактность - столько горечи прозвучало в этих банальных словах "Я любила". А почему любила? Значит, уже не любит? Вчера любила, а сегодня не любит.
Лена взглянула на подругу и вымученно улыбнулась:
- Можно подумать, что сейчас не люблю. Как было бы просто: полюбила, разлюбила…