Игорь собирался рассказать ей, что не достал денег и не придумал, что делать дальше, но Фиона заговорила первая.
– Правда, я думала, у нас что-то получится с Кемалем… Но я как женщина не могу распоряжаться своими чувствами. Особенно если уже любишь кого-то другого.
– У тебя есть кто-нибудь, кто разбирается в финансовых бумагах? – спросил Игорь, сам не зная, зачем это говорит.
Задумчиво разглядывая свой сэндвич, Фиона пожала плечами.
– Вроде нет. Хотя можно спросить у дедушки. У него много всяких знакомых.
– Просто я думаю, где денег достать.
– Я бы тоже хотела достать денег, чтобы поехать к Хорхе. – Она полезла в сумку, последовательно вынимая из ее недр щербатую расческу, золоченую пудреницу и тюбик помады без крышки. – Только не знаю, где он сейчас. Может быть, в Перу, а может, уже в Гватемале. Он мне не пишет почти три дня. Наверное, почувствовал, что я изменила ему с другим мужчиной. – Она задумалась, сосредоточенно счищая с помады крошки табака. – Хотя мне кажется, что у него тоже был секс с другой женщиной. Я это чувствую на расстоянии… В общем, пока поеду в Мюнхен. Дед меня уже потерял, наверное. А ты, Дезмонд?
– Трудно сказать, – признался Игорь.
Показывая им город, Кемаль объяснил, что rue des Archives – известное в Париже место гей-тусовки. Ближе к вечеру здесь открывались тематические бары и ночные клубы, и уже сейчас, перед обеденным временем, их завсегдатаи прогуливались по улице парочками и поодиночке. Игорь ловил на себе их взгляды и чувствовал неловкость.
Фиона вынула из кармана кошелек.
– Вот, Кемаль заплатил нам с тобой по сто евро… Ну, в общем, за видео. Он вроде хочет выложить на какой-то сайт, только лица сотрет. Я сказала, что мне без разницы. Ты же не против? Тем более мы с тобой бедные студенты.
Поколебавшись, Игорь взял деньги, хотя было обидно сознавать, что Кемаль заплатил им как дешевым потаскушкам и что посторонние люди теперь увидят все, чем они занимались втроем. Какое-то время они молчали, как у постели умирающего, оба полные сожаления о грустном течении жизни, которая теперь влекла их в разные стороны. Фиона снова закурила.
– Ты думаешь, я порочная? У тебя бывает такое чувство, Дезмонд, что ты бьешься о жизнь, как бабочка о стекло?
– Можно лизать лягушку, – произнес Игорь. – Ну, так лечат депрессию.
Фиона скользнула по нему рассеянным, уже равнодушным взглядом.
– Правда?
– Только когда перестаешь лизать, у лягушки снова начинается депрессия…
Она даже не усмехнулась.
– Знаешь, тебе нужно найти кого-нибудь. Какого-нибудь человека. Ты не справишься один.
Игорь, которому неприятно было это слышать, заставил себя усмехнуться.
– Ты для этого хотела встретиться в гейском квартале?
– Ничего смешного. Нужно, чтобы о тебе кто-то заботился и произвел моральный апгрейд. У тебя уровень жизни почти на нуле, а эльфийские доспехи помогают не всегда.
Прямо глядя ей в лицо, он проговорил с ожесточением:
– Знаешь, давай я как-нибудь сам. А то уже достало, если честно. Вся эта забота о моем здоровье и дальнейшей судьбе, хотя всем давно друг на друга параллельно…
Он хотел еще сказать, что не собирается жить за счет богатых стариков или старух, что хочет стать самостоятельным и сильным. Если Майкл оставил ему хоть сколько-то денег, он пойдет учиться. Или будет работать, но он все равно добьется своего. Вернется в Россию и всем докажет, что он не пустое место, что он способен строить свою жизнь без посторонней помощи.
Молодой мужчина в свитере, обтягивающем рельефную мускулатуру, без приглашения сел к ним за стол. Сказал по-русски:
– Привет, ребята! Скучаете? Я Эльдар.
Мужчина был привлекательный, даже красивый – загорелый, светлоглазый, уверенный в себе. Но его улыбка почему-то заставляла вспомнить о медицинском запахе в кабинете стоматолога.
– Я царица эльфов, а это Дезмонд, мой паж, – ответила Фиона, с прищуром оглядывая нахального незнакомца. – Берите, у нас шоколад.
На волевом лице незнакомца отразилось доброжелательное внимание.
– Дезмонд? Оригинальное имя.
– Не хуже, чем Эльдар.
– Нам уже пора идти, – обратился Игорь к Фионе.
– Нет, это мне пора идти, а вы оставайтесь, – заявила та, убирая в сумку помаду, зеркало и половину шоколадной плитки. – Главное, чтобы один человек не мешал другому. Особенно если хочет помочь.
Игорь все сильнее ощущал неловкость ситуации, его раздражала веселая и понимающая улыбка Эльдара. Он сказал:
– Я тебя провожу.
– Мы вместе вас проводим, – заявил Эльдар, проявляя спортивное упорство.
– Машина тут недалеко, – легко согласилась Фиона. – А вы тогда расскажите о себе. Мне нужно доверить друга в надежные руки.
Тот показал широкие ладони.
– Подходящие?
Игорь тоже встал. Ему сразу не понравился Эльдар с его крепкими ляжками и начищенными ботинками, словно соскочивший с рекламы магазина спортивного питания. Но Фиона, кажется, прониклась к незнакомцу симпатией.
– А чем вы занимаетесь?
– Простой российский служащий, – с готовностью ответил тот. – Я тут с коллегами, приехал по работе… Ну и отдохнуть тоже. Вот ищу, кто бы мне город показал. А вы давно в Париже?
– Нет, – ответил Игорь, думая, что лучше всего прямо сейчас попрощаться с ними обоими.
Было немного обидно, что Фиона словно торопилась сбыть его с рук на руки какому-то постороннему типу, что ей даже не пришло в голову пригласить его с собой. Он успел привязаться к этой странной девушке, и ему долго казалось, что она испытывает те же чувства.
– Все отлично складывается, Дезмонд, – многозначительно заметила Фиона. – Меня никогда не подводит интуиция. А сейчас я чувствую, что это твой путь.
– А тебе обязательно ехать прямо сейчас?
– Обожаю гонять по ночам, – ответила она беспечно.
Они свернули с проспекта на боковую улицу. Спускались сумерки, и наглухо задраенные витрины магазинчиков, слепые окна придавали переулку глухой, заброшенный вид, хотя совсем рядом по освещенной магистрали текла нарядная толпа, мигали огнями вывески клубов, из открытых баров доносилась музыка. Наконец Фиона остановилась и протянула руку Эльдару.
– Все, я поехала. Не обижайте Дезмонда, он всего лишь полуэльф.
Тот снова улыбнулся, обнажая два ряда зубов.
– Конечно. Было приятно познакомиться.
Поднявшись на цыпочки, Фиона обняла Игоря.
– Давай без глупостей. Пока.
– Симпатичная девушка, – заметил Эльдар, провожая взглядом отъезжающую машину. – Только ты ведь не по этой части, верно, Игорь? Я предлагаю по городу покататься. Сейчас машину поймаем, добро?
– Тут машины не останавливаются, только такси.
– А если попробовать?
Эльдар махнул рукой, и выехавший из-за угла автомобиль медленно притормозил рядом с ними. Лишь в эту секунду Игорь сообразил, что незнакомец назвал его по имени, которого ни разу не произнесла Фиона. Кровь сделалась горячей, как кипяток. Он начал отступать назад и, словно в замедленном кино, увидел, как Эльдар тянется, чтобы схватить его. Метнувшись в сторону, он побежал.
Из машины вскочили двое, преградив путь обратно, к оживленному перекрестку. Обогнув мусорные баки, Игорь бросился в узкий темный проулок. Эльдар молча бежал за ним. Топот ног отдавался гулким эхом между стен. Игорь прибавил скорость, свернул в подворотню, перескочил шлагбаум, оказался на оживленной улице. Но стук начищенных штиблет еще слышался позади, и он нырнул в нору подземного перехода.
Оказавшись в узком коридоре, соединяющем два берега автомагистрали, Игорь всем телом ощутил, как вокруг него сгущается смерть. Белый кафель на стенах – как в морге, как в ванной мертвого дома – был местами выщерблен и покрыт потеками ржавчины. Продолжая бежать, огибая подземных желтоглазых и темнокожих людей, Игорь чувствовал вкус крови во рту. Прошлое надвигалось черной тенью.
"Беги, беги, не сдавайся", – гнал его внутренний голос, и, преодолевая боль в поврежденном колене, он взобрался по ступенькам наверх и увидел спасительный свет. Стеклянные двери большого торгового центра приняли его, чтобы укрыть в лабиринте лифтов, эскалаторов, сверкающих витрин. Перед глазами вертелись огненные мухи; он боялся, что потеряет сознание, но продолжал двигаться в потоке людей, успокаивая дыхание. Очень хотелось простой воды, он остановился у автомата с напитками, еще раз огляделся и понял, что, кажется, оторвался от своих неизвестных преследователей.
Часть вторая
Фиеста
– У Дэзи нескромный голос, – заметил я. – В нем звенит… – Я запнулся.
– В нем звенят деньги, – неожиданно сказал он.
Ну конечно же. Как я не понял раньше. Деньги звенели в этом голосе – вот что так пленяло в его бесконечных переливах, звон металла, победная песнь кимвал.
Ф. С. Фицджеральд
Во Дворец бракосочетания на Чистых прудах Максим прибыл с отцом и Марьяной. Его немногочисленные гости – Марков, Чугунков, Андрей Добрынин и новый компаньон отца Владлен Василевский со своей женой и десятилетней внучкой – уже ждали на месте, в зале для фуршетов, где были подготовлены легкие закуски и напитки. За десять минут до начала подъехал парадный кортеж невесты. Ее сопровождали мать, сестра, Аркадий Борисович, выполнявший роль посажёного отца, три или четыре подруги в одинаковых нарядах – пленительно стройные райские гурии, неотличимые одна от другой.
В платье от знаменитого лондонского модельера, в газовом облаке фаты, бледненькая от волнения, Кристина была так хороша, что Максим ощутил прилив мальчишеского самодовольства.
Он ловил взгляды случайных зевак, подмечал, как Добрынин прячет досаду за усмешкой, и с удовольствием изображал счастливчика, избранника судьбы. Кристина подала дрожащую ручку, и он повел ее по лестнице в главный зал.
Сейчас казалась далекой и странной нынешняя ночь, когда он лежал в постели и, накрыв голову подушкой, думал, что совершает непоправимое, что отдает свою жизнь и свободу неведомой силе, не знающей жалости и милосердия. Теперь он видел вокруг лица друзей и чувствовал, как собственное его лицо становится строгим и взрослым, напоминая черты отца. На вопросы регистратора он ответил твердо, легко надел кольцо на палец Кристины, и его собственный палец скользнул в золотой обруч, сразу придавший руке значительность. Целуя жену, он поймал ее простодушный и радостный взгляд, а после всех формальностей подхватил ее на руки, словно драгоценную добычу, и, сопровождаемый одобрительными возгласами гостей, перенес через порог банкетного зала.
После церемонии их ждали в резиденции Владимира Львовича, где Максим до этого побывал лишь однажды. Там, в домашней церкви, был назначен обряд венчания, для которого прибыл из Лавры важный духовный иерарх. Торжества завершались банкетом для родственников и гостей. Наутро они с Кристиной летели в Венецию.
Принимая поздравления, Максим старался сохранять независимый вид, хотя это было непросто, ведь сегодня многое происходило с ним впервые. Впервые, пожимая руки, он чувствовал на безымянном пальце кольцо, впервые он видел слезы счастья на глазах своей жены, которая обнималась с матерью и подружками, впервые к нему бросались фотокорреспонденты, караулившие молодых у выхода из дворца.
К радости гостей и журналистов, букет невесты из белых роз и веток эвкалипта поймала Аглая, показав фотокамерам розовый язык. Обнимая кого-то из новых родственников, Марьяна подвернула и, кажется, сломала каблук. Отец, о котором Максим тоже думал этим утром и на лице которого время от времени ловил мрачную тень, расцеловал Кристину с деликатной нежностью, и та наконец дала волю слезам. Она долго и сладко рыдала на плече матери в лимузине, по дороге в имение, пока Аглая насмешливо переглядывалась с Максимом, отщипывая от букета зеленые листки, пахнущие аптекой, микстурой, осенней простудой.
Глядя, как Лариса спокойно и деловито поправляет на лице дочери испорченный макияж, Максим чувствовал, что его по-прежнему тянет к этой женщине с железным сердцем, и сожалел о том, что им пришлось прекратить беззаконную связь.
– Статистика говорит, что в бедных семьях родители больше любят девочек, а в богатых – мальчиков, – говорила Аглая, нахально оглядывая Максима. – А вы кого хотите?
– Родители всех детей любят одинаково, – возразила Лариса.
– Как можно любить одинаково разных людей?
– Ты поймешь, когда сама станешь мамой.
– А если я решу посвятить свою жизнь науке? Или уйду в монастырь?
– Не говори ерунды, – осадила сестру Кристина и обратила к Максиму напудренное, раскисшее от рыданий лицо. – Я больше не буду плакать, зая, честно-пречестно. Ну хочешь, поругай меня? Просто я очень-очень рада! А ты рад?
Он протянул руку и поправил ее волосы, выбившиеся из-под фаты. Кристина улыбнулась радостно и благодарно.
Салон машины, словно модный магазин, был наполнен солнечным светом, цветочными запахами, воздушным колыханием легких тканей. Это был женский мир, с которым раньше Максим соприкасался случайно и на короткое время, но теперь должен был принять в свою жизнь. Он понимал, что не любит свою невесту и вряд ли полюбит жену. Даже мысль о том, что он будет первым мужчиной, с которым она ляжет в постель, не разжигала в нем вожделения. "Человек, не знающий, что делать с самим собой, не может отвечать за жизнь другого", – думал он этой ночью, ворочаясь в непривычно мягкой гостиничной постели. Но теперь, при свете дня, он твердо знал, что справится и не даст повода к нареканиям. Просто со временем эта чужая девушка должна стать частью его жизни, как это происходит с женатыми людьми. Вполне возможно, он даже сделает ее счастливой и сам будет счастлив с ней. По крайней мере, настолько, насколько он способен испытывать счастье.
Кристина не сдержала обещания. Она разрыдалась снова, обнимая своего отца, встретившего молодых в небольшой домовой церкви, и немного поплакала после венчания, которое прошло торжественно и чинно.
Обещанный дождь, которого все опасались, прошел стороной, и столы для банкета все же накрыли в саду. Полосатые палатки, круглые стулья с ажурными спинками, ростбиф и сливовый пудинг в меню напоминали об официальных праздниках в английском университетском городке, где Максим провел два довольно скучных года. Впрочем, тут же подавали блины с икрой, осетрину и водку в запотевших рюмках, и площадка для танцев была построена вокруг трехметровой клумбы, изображавшей герб России, так что никто не мог упрекнуть хозяев в отсутствии патриотических чувств.
На небольшой сцене у цветника расположились пианист за белым роялем, две скрипачки и виолончелист. Обслуживали гостей официанты из депутатского ресторана и молодые парни из корпуса охраны Владимира Львовича, "палицкие дружинники". Максим уже знал, что курсантов в эту полувоенную организацию, которую Лариса причисляла к благотворительным проектам мужа, набирают в спецшколах и детских домах. В поселке Палицы для них был построен закрытый лагерь, и там готовили кадры для охраны руководителей партии, подмосковной и сочинской резиденций.
Вопрос подбора персонала для семьи Кристина начала обсуждать почти сразу после первых поздравлений. К ним за стол посадили "молодежь" – подруг невесты, Добрынина, сыновей крестного министра, – и девушки охотно поддержали тему. Одна из них пожаловалась, что ее матери катастрофически не везет с прислугой, и бесконечные собеседования, отсмотр кухарок и садовников, приемы на работу и увольнения довели несчастную женщину до депрессии. Вторая полагалась на кадровые агентства, третья приводила примеры недобросовестной работы рекрутеров, даже в Европе, где тоже стало не просто найти домашний персонал. "Самый ужас, если появятся дети, – предупреждала Кристину первая. – Найти нормальную няню просто невозможно, мучаются все".
Кристина понимала всю меру ответственности, которая с этого дня ложилась на ее хрупкие плечики.
– Если муж функционирующий предприниматель, или политик, или на должности в правительстве, он не может заниматься еще и домашними делами, он от этого сойдет сума! – повторяла она уроки домоводства для состоятельных девиц. – В бизнесе, как на войне, тылы должны быть прикрыты. И если мужчине придется после работы переключаться на управление домашним персоналом, он просто не сможет полноценно выполнять свои задачи.
Сыновья министра, застенчивые и толстощекие, налегали на закуски и не вмешивались в разговор. Добрынин тоже помалкивал, но время от времени посылал затуманенные взгляды подругам невесты, чьи пухлые губки и точеные носики были вырезаны по тому же лекалу, что и черты Кристины.
– Обслуга – это же не просто рабочий персонал, – продолжала она свою лекцию. – Это живые люди, которые готовят тебе еду, стирают белье и все остальное. Ведь роботов для дома пока что не придумали! Главное, соблюдать с ними свой авторитет и ровный тон общения, даже если тебя что-то дико раздражает.
– Ой, это так сложно с нашими людьми! – качала увитой цветами головкой одна из подружек. – Они тебе улыбаются в глаза, а за спиной завидуют, обворовывают, да еще обсуждают хозяев с кем попало.
– Все равно, нельзя срываться. Это матрица. Никогда нельзя показывать, что они люди второго сорта, потому что тогда они тебя возненавидят и всегда найдут способ отомстить.
Стараясь удерживать рекомендуемый ровный тон, Максим проговорил:
– Думаю, пока нас только двое, нам не потребуется много обслуги.
Кристина посмотрела на него ясным, ничего не выражающим взглядом.
– Милый, но я же не собираюсь сидеть сложа руки. Я привыкла заниматься делом. Просто у мужа своя работа, а у жены – своя. Женщина создает условия для выживания мужчины.
– Мужчине нужно не так много, – заметил Максим, вспомнив студенческую жизнь в кампусе и путешествия по Мексике с Юджином.
– Но я не мужчина, я должна поддерживать планку привычного комфорта! И вообще, я думаю, что это просто обязанность жены – дать семье женское начало в противовес мужскому началу мужа. Мне пока не интересно делать бизнес или идти в политику. Я собираюсь целиком посвятить себя дому и семье. Мне кажется, ты должен быть рад, что у тебя такая несовременная жена.
Тетка Кристины Алена Львовна, крупная женщина с красным, как отбивная котлета, лицом, подошла к их столу и обхватила невесту мощными руками, чмокнула в макушку. Максим пытался уклониться, но тоже получил мокрый поцелуй в висок.
– Горько! – крикнула Алена, и гости за соседними столами подняли бокалы.
Максим поцеловал Кристину, отпил вина.
Именно так много лет назад он представлял свою женитьбу. Красавица невеста на пять-шесть лет моложе, цветы, высокие гости, банкет в английском вкусе, классическая музыка. Осуществленные фантазии разочаровывали, но об этом предупреждал еще ирландский острослов, рассуждая о сбывшихся или не сбывшихся надеждах.
Сверкая крупными бриллиантами, Алена подсела к столу и начала что-то пьяно втолковывать племяннице.
– Нервничаешь? – спросил Добрынин, когда они вдвоем с Максимом пошли посмотреть на поле для гольфа. – Да ладно, я бы сам очковал. Ты, главное, мозг не загружай. Не важно, сколько денег, любой бабе одно надо: чтоб ей впендюривали как минимум два раза в неделю, а поначалу лучше каждый день. Самое забавное, что именно от этого они влюбляются как кошки. Чем ты спокойнее, тем больше они заводятся.
– Уж как-нибудь разберусь, – заверил друга Максим.