– Ты знаешь, я ее оставила у подруги, – с лучезарной улыбкой ответила та. – Все равно завтра идти на работу. Мне не хотелось таскаться с пакетом. Да и на работе раньше времени показывать ее тоже не хочется. Девчонки сразу начнут приставать с расспросами, кто, да что, да как. Я на днях ее заберу, – пообещала она. – Там у подруги надежно, она живет с родителями. Солидная семья, порядочные люди. За сохранность шубки я не беспокоюсь.
– Да не в этом дело. Я просто еще раз хотел полюбоваться на тебя в ней, – ответил Стас.
– Полюбуешься, – ответила Алена, загадочно улыбнувшись и многообещающе сжав пальцы Стаса.
Они зашли в Елисеевский магазин, купили закуску, шампанское, фрукты. Затем поехали к Стасу. Когда они подходили к дверям квартиры, Стас вытащил из кармана ключи и сказал ей, что это квартира не его, а его приятеля, уехавшего в командировку и попросившего Стаса пожить здесь, чтобы не оставлять квартиру без присмотра. Стас не хотел говорить Алене, что он взял у друга ключи всего лишь на один день, и завтра он должен их отдать. "Ничего", – думал Стас, – "если у нас с Аленой все будет хорошо, то я сниму квартиру, чтобы мы могли быть вместе". Но сейчас ему не хотелось об этом думать, он боялся спугнуть птицу счастья раньше времени.
За ужином они выпили бутылку шампанского. Негромко играла чудесная музыка Моцарта. Стас увидел на полке пластинку с произведениями этого композитора, и ему почему-то захотелось поставить именно ее. Ему показалось, что эта музыка лучше всего подходит к его теперешнему состоянию.
Наступила ночь любви. Стас был вне себя от счастья. Он получил все то, о чем мечтал. Он держал в объятиях нежное тело Алены, целовал его, гладил шелковистую кожу, вдыхал опьяняющий аромат ее волос.
Алена всецело отдалась ему. В отличие от Валентины, она не была в постели активной и наступательной. Совсем наоборот, она была пассивной и мягкой, и это казалось Стасу необычайно женственным. Алена позволяла ему делать с нею все, что он хочет. Она как будто бездумно плыла вместе с ним, всецело отдавалась его воле, его сильным рукам, бережно несущим ее по волнам любви. Чувствуя, что Алена полностью растворяется в нем, Стас ощущал, что она вся, вся без остатка принадлежит ему. Ему казалось, что в этот момент она не существует отдельно, сама по себе. Наоборот, она была его, только его, и ничья больше. Это ощущение было упоительным, волшебным и сказочным.
Все это длилось долго, очень долго. Потом утомленные и обессиленные, они молча лежали, взявшись за руки.
Алена уснула первая. Стас же никак не мог заснуть, чего прежде с ним никогда не бывало. Он долго еще смотрел, не отрываясь, на спящую Алену, на ее нежное лицо и длинные ресницы, отбрасывающие на ее щеки легкую тень. Он откинул с ее лица рассыпавшиеся волосы, он гладил ее лоб и щеки, впитывал аромат ее кожи и тонкий, еле уловимый запах духов. Уж теперь-то он ее никому ни за что не отдаст, думал он.
Налюбовавшись на Алену, Стас крепко обнял ее. Обхватив ее сильной рукой и прижав к себе, он, наконец, уснул.
* * *
Расставаясь утром, Алена и Стас договорились, что они встретятся не сегодня, а завтра вечером. Сегодня каждый из них был целый день занят на работе. Стас ехал с киногруппой в Солнечное, на выездную съемку на натуре. Алена тоже должна была работать до самого вечера. Зато на другой день она уже будет свободна.
В тот момент, когда они прощались перед тем, как разъехаться по своим делам, Алена нежно обняла Стаса, прижалась щекой к его плечу и долго стояла так, молча поглаживая его по спине.
– Спасибо тебе. Спасибо тебе за все, – тихо сказала она. – Ты хороший.
– Почему такое грустное настроение? – спросил ее Стас. – И вообще, что за тон, как будто ты со мной прощаешься? По-моему, у нас с тобой все только начинается, – добавил он и, бережно взяв Аленино лицо в свои руки, заглянул ей прямо в глаза.
Но Аленины бездонные глаза выглядели по-прежнему непроницаемо. В их глубине загадочно мерцали искорки. Однако взгляд любимой на этот раз показался Стасу грустным, щемящим. Отчего-то у него стало неспокойно на душе. Но затем, глядя на Алену, любуясь ее высокой легкой фигуркой, нежным лицом и блестящими волосами, он прогнал прочь тревожные мысли.
На другой день, едва позавтракав, Стас позвонил Алене. Он хотел сразу же, прямо с утра, договориться с ней о встрече. Однако никто не брал трубку. Это неприятно удивило Стаса. Он попытался связаться с Аленой чуть позже. "Может быть, она все еще спит, и поэтому отключила телефон?" – подумал он. – "Или, может быть, она принимает душ и из-за этого не слышит звонка?".
Он позвонил ей позднее, уже с работы. Никакого ответа не было, только длинные гудки слышались в трубке. Он позвонил ей еще раз и еще. Безрезультатно. "Не может быть, чтобы она не брала трубку, если с телефоном все в порядке", – думал Стас. – "Что с ней могло случиться?" – беспокоился он. – "Может быть, у нее домашний телефон неисправен, а у мобильника сели батарейки?" – успокаивал он себя. – "Или он отключен за неуплату? Всякое бывает".
Но на душе у него скребли кошки. "Что-то случилось", – чувствовал он, – "что-то случилось". Конечно, для него не было секретом, что несколько раз бывали случаи, когда Алена назначала ему свидания, а потом не приходила, обманывала его. Но чтобы она смогла поступить так после всего, что между ними произошло, нет, он не допускал такой мысли. Если только она смогла с ним так поступить, думал он… При этой мысли кровь бросалась ему в голову, и он сжимал кулаки.
Он даже не мог спокойно работать, поскольку был полностью погружен в себя. Все его мысли были только об Алене. То он с упоением вспоминал их минувшую ночь, и в этот момент у него до такой степени перехватывало дыхание, что он переставал видеть то, что творится вокруг. Волнующие воспоминания перемежались с тревогой о том, не случилось ли чего-нибудь с Аленой, с беспокойными мыслями о том, почему она не отвечает на звонки.
В результате, он не мог сосредоточиться на работе. Пару раз он даже перепутал указания оператора и установил не те лампы, которые были нужны. Оператор даже сделал ему замечание сердитым, недовольным тоном.
Несколько раз в течение дня Стас пытался связаться с Аленой, но все его попытки не давали результата. На работу к ней он не звонил, потому что она сама сказала ему, что она сегодня выходная.
Едва дождавшись конца съемочного дня, он не выдержал и все-таки решил поехать в салон. Это была единственная зацепка. Он хотел встретиться с кем-нибудь из Алениных коллег и спросить у них, может быть, они знают, что с нею.
Он едва успел к концу работы салона. Многие мастера уже ушли, и только некоторые из них заканчивали обслуживать припозднившихся клиенток.
Стас подошел к одной из девушек-парикмахеров (это была Аленина приятельница Ира), и, извинившись, спросил, не знает ли она, где Алена. Он сказал, что сегодня целый день звонил ей, но не смог дозвониться. Поэтому он начал беспокоиться.
– Как, вы разве не знаете? – изумленно спросила Ира. Ее глаза стали круглыми, как блюдца, брови удивленно поползли вверх. – Алена вчера улетела в Германию.
– Как в Германию? – у Стаса земля поплыла из-под ног.
– Так, на постоянное место жительства. Вы что, разве не знали? – продолжала Ира. – У нее уже билет был давно куплен на это число.
Стас стоял как оглушенный. Он не мог вымолвить ни слова. Он чувствовал, что сердце у него замерло и кровь отлила от лица.
В этот момент из другого помещения вышла вторая девушка и, неся в руках баллон с лаком для волос, направилась к креслу, в котором сидела ее клиентка. Это была другая Аленина коллега, Лена.
– Слышишь, Ленка, тут молодой человек Алену спрашивает, – обратилась к ней первая девушка, Ира. – Я ему сказала, что она вчера уехала в Германию, на ПМЖ. А он ничего этого не знал.
– Вы Стас? – скорее убедительно, чем вопросительно произнесла Лена. Тот тупо, механически кивнул.
Лене было неудобно за Ирку, ее глупая бестактность была ей неприятна. "Могла бы все-таки соображать получше", – подумала она про себя. – "Неужели она не видит, как парень побледнел? Вон, окаменел весь, стоит, как будто обухом по голове его ударили".
– Пойдемте сюда, – сказала она ему и подвела его к своему рабочему месту. Затем она наклонилась, открыла нижний ящик и вытащила оттуда что-то, завернутое в небольшой непрозрачный полиэтиленовый пакет. – Вот, Алена просила вам это передать, – и она протянула пакет Стасу.
Он вышел из салона, прошел несколько шагов и, как вкопанный остановился на улице. В голове его звенела пустота. Мысли сплошным потоком неслись в его сознании, не давая ему возможности зацепиться хотя бы за какую-нибудь из них, чтобы осмыслить и понять, наконец, что же произошло.
По прошествии нескольких секунд он все-таки вышел из ступора и решил посмотреть, что в пакете. Он открыл его. Там лежала глянцевая алая открытка в виде сердечка. Посредине нее был изображен букетик цветов, а также амурчик, стреляющий из лука. "С днем Святого Валентина!" – гласила витиеватая надпись на открытке.
Стас раскрыл открытку. Внутри нее круглым Алениным почерком было написано: "Спасибо за все!". И ниже: "Желаю счастья". Еще ниже стояло: "Прости меня. Алена".
Стас молча вчитывался в эти строки. Он вдруг почувствовал, что его глаза начинает застилать какой-то туман. К его горлу подкатился ком, кулаки сжались от бессильной злости, сердце заныло, как будто в него всадили тупую иглу. Злость, досада, чувство безумной любви и одновременно понимание того, что он простил бы Алене все, появись она сейчас здесь, перед ним – все эти чувства смешались в нем, и он не способен был в них разобраться.
Он перешел через улицу, тяжело опустился на заиндевевшую скамейку и закурил.
Знакомство в Юрмале
В этом году в конце мая стояла непривычно жаркая для Питера погода. Марина провела три дня за городом, у подруги на даче. Вернувшись в город после недолгого отсутствия, она стояла перед дверью квартиры и искала в сумочке ключи. В этой трехкомнатной квартире она жила вместе со своей мамой, а также с младшим братом и его молодой семьей.
Как всегда, ключи запропастились на самом дне сумки, под кошельком, косметичкой, носовым платком и пачкой "Дирола". Наконец, нащупав ключи, она вытащила их и стала открывать замок. Слышно было, как в квартире хлопнула дверь, и послышались торопливые шаги.
Марина вошла в прихожую, и тут же навстречу ей из своей комнаты вышла мать. Ее лицо выглядело озабоченным и встревоженным.
– Здравствуй, доченька, – сказала мама. – Ты только не волнуйся! – предупредила она. – У нас тут небольшая перестановка произошла.
– А что такое случилось? – слегка нахмурив брови, спросила Марина.
– Да вот, пока тебя не было Витя, Юля и Мишенька переехали в твою комнату, а все твои вещи мы перенесли сюда, – и она жестом показала комнату, где до этого жил брат со своей семьей.
– То есть, как это?? – спросила Марина, чувствуя, что кровь бросилась ей в лицо. От неожиданности у нее перехватило дыхание.
Открылась дверь, и в прихожую вышел брат.
– Слушай, Марина, мы ведь об этом уже тысячу раз говорили. Сколько можно повторять одно и то же! Неужели ты сама не понимаешь, что мы втроем, с маленьким ребенком, не можем ютиться в двенадцатиметровой комнате, в то время как ты одна прохлаждаешься в шестнадцати метрах! Постарайся, в конце концов, мыслить логично!
– Что значит я в шестнадцати метрах "прохлаждаюсь"? Я в этой комнате чуть ли не с самого рождения живу, во всяком случае, с тех пор, как мы сюда, в эту квартиру, переехали. Тогда родители нам с Лариской эту комнату выделили, а тебе – вот эту, отдельно от сестер. Разве это не было логично, как ты говоришь? С тех пор мы там с Лариской и жили вместе, пока она замуж не вышла и не уехала отсюда. Да и я всего полгода назад сюда вернулась, как только мы с Олегом расстались.
– Ну, ладно, что там вспоминать, что было раньше, – продолжал брат. – Сейчас ситуация изменилась. Посуди сама, пока Мишутка был маленький, и надо было, чтобы его кроватка была рядом, ну, чтобы к нему ночью вставать и все такое, то мы на эту тему разговора не поднимали. А сейчас-то ему уже два года исполнилось, тесно нам стало втроем в двенадцатиметровой комнате, неужели ты сама не понимаешь?
– А ты что, считаешь, что это нормально, выселить меня в мое отсутствие "с жилплощади"?? – возмутилась Марина.
– Так нам поневоле пришлось это сделать! – пытался оправдываться брат. – Во-первых, тебя никто "с жилплощади", как ты говоришь, не выселял. Тебя всего лишь переместили в другую комнату. И потом, ведь мы уже столько раз начинали с тобой разговор на эту тему, и все было бесполезно! Ты ведь ни в какую не соглашалась, – пытался убедить он сестру.
– Значит, я, по-твоему, человек второго сорта, да? Значит, все удобства – в первую очередь для вашей молодой семьи! А со мной можно и не считаться, так?
Из двери вышла Юля, жена брата. Она поплотнее запахнула халатик и молча встала сзади Виктора, готовая вступить в разговор и поддержать мужа, если понадобится.
– Мама, как ты-то могла все это допустить? – обратилась Марина к матери. Ведь вы меня предали, неужели ты это не понимаешь? – она снова метнула взгляд на стоящую рядом мать. Та переводила обеспокоенный взор с сына на дочь, желая примирить их обоих, но, видимо, не находя нужных слов.
– Доченька, не волнуйся! Пойдем ко мне в комнату, поговорим, – сказала, наконец, мама, обнимая Марину за плечи.
– Да не пойду я никуда! – вырвалась дочь из объятия матери. – Ты с ними заодно! – выкрикнула Марина, кивнув в сторону Виктора и его жены, – мне это ясно!
– Доченька, ну постарайся войти в их положение, – не унималась мать.
С кухни вдруг потянуло запахом чего-то горелого.
– Ой, господи, – всполошилась Юля, – это, наверное, Мишкина каша пригорела, пока вы тут "разборки" устраиваете! – И она быстрым шагом засеменила на кухню.
Лицо Марины пылало, сердце учащенно билось, кулаки гневно сжимались.
– Не надо было с мужем расходиться, тогда и проблемы бы не было – негромко, как бы про себя, буркнула Юля, быстро проходя мимо и неся детскую тарелку со спасенной кашей в комнату.
– Мы вообще-то здесь сами разберемся, без посторонней помощи, – довольно резко бросила ей вслед Марина. Она прекрасно понимала, кто именно является истинным инициатором "улучшения жилищных условий" молодой семьи. "Теневой вдохновитель", так сказать…
Виктор последовал в комнату вслед за Юлей, видимо, давая сестре свыкнуться с новой ситуацией. Мама виновато семенила вокруг старшей дочери, предлагая ей поесть и выпить чаю. Она всячески старалась разрядить обстановку, но не знала, как это лучше сделать. Видимо, она рассчитывала, что время расставит все по своим местам и сгладит противоречия.
Марина, как стояла, так и осталась стоять в прихожей, не говоря ни слова и не отзываясь на призывы матери. Наконец, она как бы очнулась от оцепенения. Не заходя в свою новую "обитель", она схватила сумку и быстро вышла из квартиры, хлопнув дверью.
* * *
Выйдя на улицу, Марина торопливым, размашистым шагом пошла в сторону почты. Она давно знала, что лучшим способом снять раздражение и даже злость является двигательная нагрузка, желательно до усталости. Быстрая ходьба заставляла все мышцы тела активно работать, тем самым, она отвлекала от неприятных мыслей и в какой-то степени помогала снять напряжение.
Почтовое отделение находилось через пару кварталов от дома. Там, наряду с междугородними телефонами-автоматами, имелись и внутригородские телефоны. Войдя в здание почты, Марина сразу же направилась к одному из них и набрала номер подруги. Лена должна быть уже дома, ведь они приехали с дачи на одной электричке, и только потом, в метро разошлись по разным направлениям, отправившись каждая в свою сторону.
Что-то никто не берет трубку, наверное, Ленка по пути заглянула в какой-нибудь магазин. Как жаль! Ведь Марина сейчас, как никогда, испытывала потребность поделиться с подругой, излить ей свою душу. Злясь от досады, что не удастся сразу же выплеснуть накопившиеся эмоции, Марина все же продолжала прислушиваться к длинным телефонным гудкам. О! Наконец-то подруга ответила.
– Ну, что случилось? Я только что из-под душа – добродушным, расслабленным после отдыха на даче голосом, спросила Лена. Чувствовалось, что она явно не готова к восприятию каких-либо экстремальных новостей.
Марина торопливо и сбивчиво, от волнения повторяя по несколько раз одно и то же, рассказала ей о последних событиях, произошедших у нее дома.
– Приплыли! – не теряя присутствия духа, ответила подруга. – А чего ты, собственно, ожидала? Ведь ты уже давно говорила, что они к тебе потихоньку "подкапываются", мол, неплохо бы тебе, сестренка, чуток подвинуться?
– Ты знаешь, я не думала, что Витька и его несравненная Юлечка настроены так серьезно. Во всяком случае, мне и в голову не приходило, что они самовольно перетащат мои вещи, не получив на это моего согласия. Я до сих пор не могу в себя придти, как они решились на такое? И, главное, представляешь, во время моего отсутствия! Вот что самое ужасное! – не унималась Марина.
– Кошмар, кошмар, – поддакивала Елена.
Марина услышала, как что-то хлопнуло, похоже, дверца холодильника. Затем послышался звук булькающей жидкости.
– Это я сока себе наливаю, – пояснила Лена. – Ты говори, говори, я тебя внимательно слушаю.
– Лен, ты только подумай, это значит, что конкретный план у них давно уже созрел! Они только и ждали подходящего случая, когда я удалюсь из дома на достаточно длительное время, чтобы его как раз хватило для "самозахвата".
– Ой, не говори, просто безобразие, – соглашалась подруга.
– И ты представляешь, что мне еще Юлька сказала? Мол, не надо было мне расходиться с мужем, жила бы я у него, тогда бы и проблем не было! Как тебе это нравится?? А как я могла там оставаться? Ведь ты же знаешь, что в той крохотной хрущевке еще и свекровь с нами жила, в другой комнате. Шикарные условия, нечего сказать! Другое дело, если бы у нас с Олегом дети были, может быть, я и тянула бы эту семейную лямку дальше, а так смысла уже не было. Не за что было держаться… Вот я и вернулась домой. А куда мне было деться?
– Можно было, конечно, снять квартиру. Жила бы тогда отдельно, а не в вашей, с позволения сказать, коммуналке – сказала Лена.
– А на какие шиши, Лен? Ты же сама прекрасно знаешь, что что-нибудь более-менее приличное стоит не меньше двухсот долларов в месяц. Дешевле только самая окраина, какой-нибудь клоповник у черта на куличках. Сама представь, сколько времени каждый день уходило бы на дорогу.
– Да уж, действительно, – старалась поддержать подругу Лена. – Слушай, – она перевела разговор в другое русло, – я, конечно, понимаю твою обиду, сама бы так же, как и ты, зубами скрипела от злости. Но если так посудить, то согласись, ведь им, действительно тяжело втроем на двенадцати метрах крутиться, а? Я, конечно, к вашей Юльке особых симпатий не питаю, невестка – она и есть невестка, не своя кровь, все-таки чужой человек. Но, если подумать, Мариша, то, по справедливости говоря, тебе ничего другого не остается, как смириться с этим переселением.
– Ты что, с ума сошла? – чуть не задохнулась от возмущения Марина. – Тоже мне подруга называется!