* * *
Юрий Борисович каждый день звонил Марине в Питер, то на работу, то домой. Он настойчиво приглашал ее приехать к нему в гости, в Москву. Воспользовавшись службой "Western Union", он прислал ей для этой цели деньги на железнодорожный билет, и она в тот же день получила их.
Субботним утром Юрий Борисович встретил Марину на Ленинградском вокзале, до сих пор, как ни странно, не переименованном в Санкт-Петербургский. Она приехала в столицу в мягком вагоне фирменного поезда "Красная стрела". Выйдя из здания вокзала, они сели в машину и поехали домой. Юрий Борисович вел машину спокойно, почти автоматически, как это делают профессионалы с большим стажем. По всему было видно, что он уже много лет за рулем, и поэтому давно оставил позади стремление к лихачеству, свойственное молодым, агрессивным водителям. Он не превышал скорость, не перестраивался перед носом у других водителей на другую полосу, не подрезал, в общем, не лихачил, а вел машину надежно и безопасно.
Юрий Борисович вез Марину через центр, по всей вероятности для того, чтобы показать ей обновленную Москву. И, действительно, она довольно давно не была здесь, в последние годы все как-то не приходилось.
По сравнению с тем, что она помнила, центр столицы на самом деле сильно изменился. По всему было видно, что Москва стала громадным мегаполисом, еще бо́льшим, чем прежде, недаром ее стали сравнивать с Нью-Йорком. Теперь центр столицы сиял по-настоящему западным лоском. Запах больших, шальных денег витал в воздухе, во всем чувствовался широкий размах. Проезжие части центральных улиц были буквально забиты автомобилями, по большей части иномарками. Мимо окон машины, в которой ехала Марина, мелькали огромные магазины, сверкающие роскошными витринами. И всюду на улицах толпы, толпы, толпы людей. Однако ей в глаза все же бросилось, что на лицах людей, в отличие от их западных собратьев, было написано не спокойное и умиротворенное выражение, а замкнутое, сосредоточенное и, в общем-то, не слишком приветливое.
Хотя Марина приехала в столицу из Питера, который также являлся огромным мегаполисом, но по сравнению с Москвой родной город на Неве показался ей респектабельно-спокойным, по северному размеренным и даже тихим. Марина испытывала двойственное ощущение: с одной стороны, Москва немного оглушила ее, но в то же время она чувствовала себя заинтригованной и приятно возбужденной новыми впечатлениями. "Да-а, столица – это все-таки столица", – думалось ей, когда она наблюдала мелькающие за окнами машины центральные, как будто выставленные напоказ улицы благополучной, нарядной, сытой Москвы. – "Ничего не скажешь. Видно, что это уже другой уровень цивилизации".
Однако по мере того, как машина отдалялась от центра города, виды за окнами автомобиля становились все более обыденными и, можно даже сказать, безликими. Теперь они были лишены бьющей в глаза капиталистической роскоши.
Наконец, машина, проехав значительное расстояние, остановилась у большого кирпичного дома, выстроенного в виде высокой цилиндрической шестнадцатиэтажной башни. Когда Юрий Борисович и Марина поднялись на лифте на седьмой этаж и вошли в квартиру, то хозяин первым делом отправил гостью мыть руки с дороги. Выйдя из ванной и пройдя в кухню, Марина увидела, что там на столе уже стоит завтрак, судя по всему, приготовленный хозяином заранее, а сейчас лишь выставленный из холодильника. Завтрак состоял из бутербродов с красной рыбой, ветчиной, сыром и шпротами, он также включал в себя блюдо с салатом, приготовленным из помидоров, огурцов, красных и желтых перцев. На столе также стояли бокалы и бутылка легкого белого виноградного вина.
Однако было понятно, что завтрак интересует Юрия Борисовича меньше всего. Немного поев и выпив вина, они с Мариной очень быстро оказались в постели.
Юрий Борисович весь находился во власти своего нового, и, как он понимал, вероятно, последнего, чувства. Он чувствовал, что эта молодая женщина вливает в него новые силы, вселяет вторую молодость. Ее молодое тело опьяняло его, и от этого ему казалось, что силы его удесятеряются.
Собственно, ничего удивительного в этом не было. Долгие годы он прожил с женой, женщиной не намного младше его, можно сказать, почти ровесницей. И хотя жена была для него бесконечно близким, родным человеком, женщиной, которую он искренне любил и к которой был необыкновенно привязан, хотя он тяжело переживал ее потерю, но… Интимные отношения между ними, что уж тут греха таить, в последние годы стали рутинными. Никакой новизны: знакомое до каждой родинки тело, заранее известное до мелочей поведение в постели. И хотя жена была, в общем-то, красивой женщиной, умевшей эффектно подать себя, но неумолимое время оставило и на ее внешности свои отметины. Она это хорошо понимала, и, наверное, поэтому стеснялась лишний раз раздеться, показать себя. Понятно, что все это никак не благоприятствовало возникновению желания. Поэтому и стали интимные отношения с женой довольно редким явлением. Ну, что ж, Юрий Борисович даже смирился с тем, что в последние годы возбуждение приходило к нему не так часто, как в молодости. Он считал, что мужская потенция с возрастом уменьшается, что так и должно быть, все естественно. Он даже сильно не переживал по этому поводу: что ж делать, все супруги, обладающие многолетним стажем совместной жизни, через это проходят. Видимо, это плата, и, надо признать, жестокая плата за долгие годы человеческой близости, тесной привязанности и душевной теплоты.
А тут – бог мой, как будто новые силы влились в него, да еще какие! Он и сам от себя такого не ожидал. Все это время он думал только об одном: о нежной, головокружительно пахнущей коже молодой женщины, о ее гладком теле, о горячей, упругой, тесной глубине внутри нее. Хотелось только одного – еще и еще проникать в эту сводящую с ума женскую бездну, в погоне за бесконечным, не прекращающимся наслаждением.
А Марина, находясь в гостях у Юрия Борисовича, тоже была полна впечатлений, но только несколько иного рода. "Боже, какая у него потрясающая квартира!" – думала она. Хотя дом, в котором он жил, и был расположен в отдаленном от центра районе, но он был добротным, кирпичным, построенным по индивидуальному архитектурному проекту. Квартира была весьма просторной, с удобной планировкой, большой кухней и прекрасно оборудованным туалетом и ванной.
Во всем чувствовалась привычка к достатку, причем, обретенному уже давно, а не только вчера, как это бывает у нуворишей. В целом, квартира производила солидное и спокойное, может быть, чуть старомодное, но, как и ее хозяин, весьма респектабельное впечатление, без бьющей в глаза новорусской показухи. "Да-а, не то, что у нас", – подумала Марина. – "Какая огромная разница между этим жилищем и теми условиями, в которых приходится жить мне", – снова внутренне вздохнула Марина. – "Эх, как было бы неплохо пожить в такой квартирке, а не в моей семейной коммуналке!", – мечтательно подумала она.
Юрий Борисович в то недолгое время, которое оставалось от занятий безумным сексом, понемногу рассказывал о себе, о своей одинокой жизни в этой квартире.
– Представь себе, Мариша, готовлю я сам, – поделился он. – Пришлось приспособиться после смерти жены, – он помолчал. – Да, собственно, много ли мне, одинокому мужику, надо? – продолжил он. – Вот, год назад купил аэрогриль, и, ты знаешь, очень доволен. Он готовит еду практически сам, причем, готовит отменно. Достаточно лишь загрузить в него полуфабрикаты. Вот только супы он не варит, это приходится делать на плите. Кстати, время от времени ко мне заходит моя двоюродная сестра, и тогда она варит мне целую кастрюлю супа, его хватает на неделю.
– Значит, ты хочешь сказать, что женщина тебе совсем не нужна? – кокетливо спросила Марина, искоса глядя на любовника.
– Не-е-т, Мариша, такая женщина, как ты, мне очень даже нужна, но только совсем не для того, чтобы денно и нощно стоять у плиты, – и он, шутливо рыча, потянулся, чтобы снова поцеловать ее и заключить в объятия.
– Юра, ну, сколько можно! – "отбивалась" от любовника Марина, глядя на него с умоляющим выражением лица. – У меня уже больше нет сил! Я не понимаю, откуда у тебя-то их столько? Сам ведь говорил, что не мальчик уже! – смеясь, восклицала Марина.
– Девочка моя, я же не виноват, что ты меня сексуально возбуждаешь! – в свою очередь, полушутя-полусерьезно отвечал тот.
Рассказывая о себе, Юрий Борисович поведал, что у него есть еще и дача, правда, она построена лет тридцать назад, еще в советские времена. Кирпичный дом, вполне добротный, вместительный, да и участок неплохой. Дача расположена недалеко от Москвы, всего в пятидесяти километрах. В доме уже давно все обустроено: туда проведен водопровод и установлены батареи отопления, хотя и печь тоже осталась. Также там есть газовая плита, теплый туалет и все остальное, необходимое для комфортно устроенной дачной жизни.
– Участок, слава богу, охраняется, – сказал Юрий Борисович, – а то там давно бы все растащили, ты же понимаешь, – покачал он головой. – В общем, там очень хорошо, и мы с тобой туда обязательно съездим. Представляешь, проснешься ты рано утром, выйдешь на крыльцо, а там такой свежий воздух, что хоть пей его ведрами.
– Здорово! – согласилась Марина.
Правда, теперь, после смерти жены, продолжал рассказывать Юрий Борисович, за участком стало некому ухаживать, и он стал постепенно зарастать. Жена очень любила выращивать цветы: она сажала их на узких грядках, устроенных под окнами, и, выглянув летом в окно, можно было наслаждаться их видом. В свое время жена посадила рядом с входной дверью, по обе стороны ее, кусты шиповника, и раньше они всегда были усыпаны сверху донизу благоухающими цветами. Теперь, понятное дело, не то. Без хозяйки цветы зачахли. Сына-то ведь не допросишься приехать туда, он вечно занят на работе.
"Эх, как хорошо было бы пожить в нормальных человеческих условиях", – снова мелькнула у Марины мысль.
Почти все выходные, чуть ли не до того самого времени, когда пора уже было ехать на вокзал, они провели в постели, лишь изредка вставая, чтобы принять душ или поесть, благо большой холодильник был заполнен запасами. Юрий Борисович был поистине неутомимым любовником, он буквально не давал Марине передохнуть. К концу выходных ей даже показалось, что она похудела на пару килограммов. Во всяком случае, юбка на ней сидела свободнее, чем обычно, а под ее глазами залегли характерные голубоватые тени, свидетельствующие о высокой степени сексуального утомления.
Находясь с ним в постели, она, конечно, видела его немолодое полноватое тело, с кожей, потерявшей упругость, с седыми волосами на груди и руках. Но если закрыть глаза, то не чувствовалось никакой разницы между ним и молодым, сильным, неутомимым мужчиной, у которого все в порядке с потенцией. Кроме того, Юрий Борисович, судя по всему, обладал к тому же еще и немалым опытом обращения с женщинами. Он был не только чрезвычайно умелым любовником, но и необыкновенно нежным, деликатным партнером. Судя по всему, он хорошо понимал, что женщина вдвое младше него является для мужчины его возраста настоящим подарком судьбы.
Воскресный день неумолимо двигался к вечеру, уик-энд подходил к концу. Незадолго до того, как нужно было ехать на вокзал, вдруг зазвонил телефон, и Юрий Борисович минут десять говорил с кем-то, судя по всему, с внучкой.
– Это Ксюшенька звонила, – тепло сказал он, закончив разговор. – Она прочитала мне по телефону стихи, которые сочинила о своем котенке, – улыбнулся Юрий Борисович. – Способная девочка, – добавил он с вполне естественной дедовской гордостью в голосе, – и при этом добрая и ласковая. – Он чуть задумался. – Боюсь, что с таким характером ей будет трудновато жить в наше время, – покачал он головой.
Они ехали в машине по сияющей морем огней вечерней Москве. Юрий Борисович вез Марину на Ленинградский вокзал, чтобы посадить ее на поезд "Красная стрела", который отходил за несколько минут до полуночи. "Боже мой", – думала Марина, когда они шли по зданию вокзала. – "Люди смотрят на нас и, наверное, полагают, что это заботливый отец провожает свою дочь на поезд. А знали бы они, что мы с ним вытворяли в постели все эти дни!" – усмехнулась она в душе.
Марина и ее спутник зашли в мягкий вагон, положили вещи и затем вышли на перрон. Там они стояли и тихо разговаривали, пока, наконец, проводница не попросила всех отъезжающих войти в вагон.
Марина подошла к окну напротив своего купе и глядела на Юрия Борисовича, который, стоя на перроне, не отрываясь, смотрел на нее сквозь разделяющее их оконное стекло. Почудилось ли ей, или это было на самом деле, но его глаза в луче фонарного отблеска показались ей чуть влажными. Впрочем, может быть, они заслезились от ветра? Хотя в этот августовский вечер никакого ветра на улице, вроде бы, не было.
Поезд медленно тронулся. Марина помахала Юрию Борисовичу рукой, пока тот не скрылся из виду, и пошла в свое купе.
* * *
Марина уже второй месяц ездила к Юрию Борисовичу из Питера в Москву на выходные. В течение недели он постоянно звонил ей, говорил, с каким нетерпением ее ждет. Один раз она не смогла приехать: на работе была "запарка", и шеф попросил ее и еще двоих сотрудниц поработать в субботу. Когда Марина в телефонном разговоре сообщила об этом Юрию Борисовичу, то его голос сразу стал глухим, как будто потухшим. "Юра, ну, нельзя же так. Ведь не мальчик уже, на самом деле!", – подумала про себя Марина, но вслух ничего не сказала. Чувствовалось, что Юрий Борисович очень расстроен тем, что невозможно будет увидеть любимую и желанную женщину еще целую неделю.
Прошло два месяца таких поездок. Выходные, проведенные вместе, встречи и проводы на вокзале стали неотъемлемой частью их жизни.
Юрий Борисович все более отчетливо ощущал, что с каждым разом ему все труднее отпускать Марину обратно в Питер. Каждый раз, когда субботним утром он встречал ее на вокзале, у него начинало заранее щемить сердце. Он знал, что поздним воскресным вечером, когда так хорошо было бы уснуть вместе, тесно обнявшись, ему придется опять, в который раз, везти ее на вокзал и снова смотреть на нее через оконное стекло уходящего поезда.
Он начинал понимать, что не хочет жить без Марины, что не может без нее. Почему он должен быть один, когда у него есть привлекательная молодая женщина? Много ли ему осталось, в конце-то концов? Бог знает!
В середине октября, в один из приездов Юрий Борисович повез Марину на дачу. Они ехали по шоссе, по обеим сторонам которого стояли покрытые осенней листвой деревья. Некоторые деревья и кусты до сих пор сохраняли пышный, великолепный золотой убор, другие же из них уже сбросили почти всю листву, и их стволы и ветки стояли почти обнаженными. Земля была усыпана толстым слоем желтых, темно-красных и каштаново-коричневых листьев. В приоткрытое окно машины тянуло легким запахом опавшей, прелой листвы, влажноватой земли, осеннего леса.
Наконец, они приехали на дачу. Выйдя из машины, Марина в полной мере ощутила, как хорошо за городом. Под ногами чуть шуршали сухие листья, чистый воздух был до краев наполнен кислородом. Покой и тишина, казалось, пронизывали все вокруг. Слышался только отдаленный лай собак, да редкие птичьи голоса, отчетливо звучащие в прохладном осеннем воздухе.
Дом оказался весьма крепким и добротным. Видно было, что хозяева тщательно продумывали проект строительства дачи, и сделали все, чтобы она стала для них удобным и комфортным пристанищем, причем, как для летнего, так и для зимнего времени года. Все было обустроено солидно, основательно.
В большой комнате на первом этаже даже стояло пианино. "Ксюшенька играет на нем, когда приезжает сюда", – пояснил Юрий Борисович. На втором, мансардном этаже тоже имелись две небольшие, но уютные комнатки со скошенным потолком. В общем, при желании на этой даче вполне можно было жить не только летом, но и зимой. Судя по всему, хозяева так и намеревались сделать, когда они вступят в преклонный возраст, отстранятся от дел, от работы, от активной жизни. Однако жизнь распорядилась иначе.
В доме было по-осеннему прохладно. Юрий Борисович не захотел возиться с запуском системы отопления всего дома. Для этого надо было нагревать воду в большом котле, ждать, пока она как следует прогреется и поступит в батареи, установленные во всех комнатах. Это заняло бы какое-то время. Запускать систему отопления имело смысл лишь тогда, когда необходимо было прожить на даче, как минимум, неделю. А появившись здесь всего на пару дней, например, в такой приезд как сегодня, удобнее было воспользоваться электрообогревателями. Юрий Борисович так и сделал. Довольно скоро комната, в которой расположились хозяин и его гостья, наполнилась уютным теплом.
Поздним вечером этого субботнего дня, когда они, обнявшись, лежали в постели, тихие, спокойные и обессиленные после бурных ласк, Юрий Борисович предложил Марине выйти за него замуж. Она согласилась. Честно говоря, она не слишком-то удивилась. По тому, как относился к ней Юрий Борисович, она интуитивно чувствовала, что все к этому идет.
В понедельник утром она позвонила в Питер, к себе на работу, и предупредила, что сегодня ее не будет. Мол, она не смогла вчера выехать из Москвы потому, что не достала билет на поезд, в конце выходных это бывает. А завтра она обязательно выйдет на работу, у нее уже куплен билет на сегодня.
В этот же день Юрий Борисович и Марина подали заявление в ЗАГС. Когда инспектор ЗАГСа, дама средних лет с тщательно уложенной прической, подняла глаза и увидела стоящую перед нею пару: солидного, представительного мужчину в возрасте, держащего под руку привлекательную молодую женщину, то она невольно поджала губы и на ее лице промелькнуло некое подобие холодной, все понимающей ухмылки. Выражение ее лица прямо-таки говорило: "Ну, вот, еще одна нашла себе состоятельного дядю!". Тем не менее, лицо инспекторши быстро приняло деловитое выражение человека, на своей работе повидавшего всякое.
После того, как все данные жениха и невесты были записаны, им был назначен срок регистрации брака через полтора месяца. Но Юрию Борисовичу удалось убедить инспекторшу назначить им срок регистрации через две недели. Он объяснил это тем, что невеста иногородняя, и ему хотелось бы, чтобы она как можно быстрее уладила свои дела в Питере и перебралась к нему в Москву. Еще одним неоспоримым аргументом убеждения послужила заранее купленная Юрием Борисовичем большая коробка шоколадных конфет ассорти. Последний аргумент возымел свое действие и, в конце концов, инспектор пошла им навстречу. Регистрация брака была назначена на третье ноября.