* * *
Григорий сидел на кухне и рассматривал альбом с семейными фотографиями, который дала ему Ирина.
– Вот здесь мне годик. А на этой фотографии мне пять лет. А это фото сделано в первый школьный день, ну, помнишь, было принято водить первоклашек в фотоателье и делать снимок на память. А вот это моя мама в молодости. Правда, красивая? – комментировала Ира.
На фотографии, на которую она указала, была изображена женщина лет двадцати пяти с правильными, холодновато-строгими чертами лица и высоко поднятыми бровями. Она чем-то напоминала Ирину, но не совсем. Видимо, Ира была больше похожа на своего отца. В тот момент, когда Ира показывала ему фотографию своей матери, Григорий заметил, что на безымянном пальце ее правой руки сверкнуло изящное кольцо с голубым бриллиантом, несомненно, принадлежавшее к той же коллекции фамильных драгоценностей.
– Какая красота, – взяв Иринину ладонь в свои руки, произнес Григорий. – На твоих нежных пальчиках такая старинная вещь смотрится именно так, как надо. У тебя аристократические руки! – погладив ее длинные пальцы с ухоженными ногтями, добавил он.
Услышав комплимент, Ирина улыбнулась. Затем, отложив просмотренный альбом в сторону, они неторопливо пили кофе и разговаривали о том, о сем.
– Слушай, а ты не боишься хранить такие вещи дома? – неожиданно спросил Григорий. – Ведь это все-таки опасно. – Он ждал, что она ответит на это. Если она скажет, что вещи хранятся где-то в другом месте – ну, что ж, такая предосторожность с ее стороны вполне понятна.
– Так ведь никто же не знает, что я храню их здесь. Только самые близкие люди: мама, потом Аня, потому что ее муж помог мне организовать перевозку вещей из Австрии сюда, и вот теперь ты, – немного смущенно и в то же время доверчиво ответила она. – И потом, я придумала для них такое место, что ни один черт не догадается, где их найти. Хочешь, покажу?
Григорий молча кивнул. Ему, действительно, интересно было посмотреть коллекцию таких красивых, неординарных и, несомненно, уникальных вещей.
Ирина принесла с кухни табурет и поставила его рядом с письменным столом, стоявшим у окна. Она встала на табурет, затем переступила на стол. Чуть подтянувшись на цыпочках и немного повозившись за оконной шторой, за самым ее верхом, она достала оттуда маленький шелковый мешочек. Спустившись со стола, она подошла к Григорию и протянула ему этот мешочек.
– На, смотри, – сказала Ирина. – А правда, я здорово придумала? – добавила она. – Я долго ломала голову, где бы мне сделать тайник. Я знала, что обычно люди хранят деньги и ценности среди белья, на книжных полках, в банках с крупой и тому подобное. Во всяком случае, – засмеялась она, – когда милицейские работники по телевизору выступают, то они говорят, что в этих местах как раз хранить ничего нельзя, потому что воры в первую очередь именно там и ищут. И тут мне в голову пришла гениальная мысль: сделать кармашек с изнаночной стороны оконной шторы. Ведь, смотри, карниз у меня закреплен высоко, и штора достает почти до потолка. Таким образом, штора закрывает не только окно, но и часть стены над ним. Поэтому кармашек, который я там пришила, никак нельзя увидеть ни со стороны комнаты, ни со стороны улицы, тем более, что он маленький, примерно шесть на шесть сантиметров.
Григорий восхищенно покачал головой. Действительно, если не знать, то ни за что не додумаешься. Что значит женская логика! Непостижимо.
Ирина снова повторила вопрос, явно гордясь своей изобретательностью:
– Здорово я придумала? Хоть бы похвалил!
– Я потрясен, – в тон ей ответил Григорий, улыбаясь и потирая руки.
Он осторожно вытащил из тонкого шелкового мешочка горстку украшений и положил их на журнальный столик, стоявший перед ним. Казалось, весь свет, который был сейчас в комнате, сосредоточился, точно так же, как собирается солнечный луч в увеличительном стекле, на этой кучке голубых бриллиантов. Они распространяли вокруг себя ослепительное сияние, и от них исходила особая загадочность, присущая старинным вещам, сделанным руками хорошего мастера.
Ирина протянула ему кусочек черной бархатной ткани.
– На вот, возьми, подложи под них бархат. На нем они выглядят гораздо красивее, – предложила она. – Она сняла с пальца кольцо и добавила его в лежащую на столике кучку, рядом с остальными предметами. Видно было, что она гордится принадлежащими ей драгоценностями. И не только потому, что они были сами по себе прекрасны, но в еще большей степени оттого, что, благодаря ним она чувствовала себя как бы признанной своим умершим отцом, которого ей так и не суждено было увидеть.
– Изумительная красота, – восхищенно произнес Григорий, не в силах оторвать взгляда от переливающихся голубых огоньков.
Гарнитур состоял из шести предметов: четырех женских и двух мужских. Кроме кулона, серег, кольца и заколки для галстука, которые Григорий уже видел раньше, там был женский браслет и мужские запонки. Браслет представлял собой маленькие овальные золотые пластинки, скрепленные между собой. Центральная из них была украшена голубым бриллиантом. Запонки напоминали своим видом уже виденные Григорием серьги, с той разницей, что их крепления были, естественно, разными.
Насмотревшись на драгоценности, Григорий встал и подошел к Ирине. Он положил руки ей на плечи, и глаза их встретились. Она чувствовала, что ее сердце сейчас выскочит из груди. Григорий наклонился к ней и поцеловал ее в щеку, в висок, в шею. Наконец, они поцеловались в губы, и этот поцелуй был бесконечным.
Они стояли, тесно обнявшись, снова слившись в сумасшедшем поцелуе. Затем оба они мгновенно оказались обнаженными. Ирина чувствовала, как твердая, словно камень, мужская плоть упирается ей в низ живота и требовательно поднимается вверх. Далее все произошло настолько быстро, что Ирина даже не помнила, как они очутились на разложенном диване, как постелили белье. Она только чувствовала большое сильное тело Григория на себе, гладила его плечи и спину с выпуклыми, твердыми мышцами, ощущала его мощные, равномерные толчки глубоко внутри своего тела, впитывала терпкий и нежный запах его кожи, смешанный с одеколоном, пахнущим морским прибоем. Стремясь увеличить силу трения плоти о плоть, она все больше и больше сжимала мышцы внутри себя в такт мощным толчкам Григория.
Все это продолжалось бесконечно. Их сплетенные тела принимали разные позы, смятая простыня сбилась под ними, их шумное дыхание и стоны наслаждения слышались попеременно. Обоюдное возбуждение было столь велико, что их тела никак не могли насытиться друг другом. Немного передохнув в полудреме после каждого оргазма, они снова и снова возобновляли свой безумный бег к наслаждению, и посему ритмичное поскрипывание дивана никак не утихало.
Наконец, через несколько часов, вконец обессиленные, они замерли в объятиях друг друга.
– Умираю, хочу пить! – тихим, чуть хрипловатым от любовного изнеможения голосом медленно произнесла Ирина. – Ты не принесешь мне сока? – она нежно погладила руку Григория.
– Конечно, моя дорогая, сейчас, – ответил он, и, встав с дивана, пошел на кухню.
Ирина проводила взглядом его сильную, атлетически сложенную обнаженную фигуру.
Ощущение невыразимого счастья затопило ее. Она закрыла глаза, мысли ее блуждали, ни на чем не останавливаясь, а тело пребывало как бы в невесомости. Наконец, ей неудержимо захотелось спать, она почувствовала, что глаза, помимо ее воли, закрываются, и она вот-вот уснет.
– Гриша, ну где ты там? Умираю, хочу пить, – повторила она.
– Сейчас, – громко ответил он. – Сейчас принесу. Один момент.
Кажется, Григорий, прежде, чем пройти на кухню, на пару секунд остановился в прихожей. Впрочем, может быть, это ей просто показалось?
Григорий вошел, наконец, в кухню, открыл холодильник и достал картонную упаковку с грейпфрутовым соком, которую он принес накануне вместе с бутылкой вина, тортом и фруктами. Затем он разжал ладонь. В ней находилась крохотная пластиковая аптечная бутылочка, в каких обычно продаются глазные капли. Бутылочка была заполнена прозрачной бесцветной, как вода, жидкостью. Григорий открыл кран с водой, чтобы шум струи заглушил посторонние звуки, которые могли возникнуть.
– Сейчас я принесу тебе сок, только стакан сполосну, – громко сказал он.
Григорий заполнил три четверти стакана холодным, чуть горьковатым грейпфрутовым соком. Затем он открыл пластиковую бутылочку, вылил из нее все содержимое в сок и слегка взболтнул стакан, чтобы обе жидкости хорошо смешались.
На подоконнике сидел большой серый персидский кот. Он, не отрываясь, смотрел на Григория. Его плоская мордочка имела характерное для этой породы высокомерное, слегка презрительное выражение. Взгляд кота был неподвижным и непроницаемым, как у сфинкса.
Вода из кухонного крана продолжала течь, заглушая посторонние звуки. Наконец, Григорий закрыл кран. Затем он понес стакан с соком в комнату, где на постели дремала Ирина.
– Спасибо, милый, – приподнявшись на локте, сказала она и взяла у него из рук сок. Ей страшно хотелось пить, поэтому она в несколько глотков осушила стакан. – Знаешь, за что я люблю грейпфрутовый сок? За то, что у него резкий и горьковатый вкус. Это очень освежает, правда? – и она вопросительно посмотрела на Григория, как бы ища в его глазах подтверждения своим словам.
– Да-да, я тоже его люблю, дорогая моя, – ответил он, – так что наши вкусы полностью совпадают, – утвердительно кивнул он.
Убедившись, что Ирина крепко уснула, он быстро оделся. Теперь она проспит как минимум 12 часов. Той порции снотворных таблеток, которые он захватил с собой из дома, предварительно тщательно растворив их в горячей воде, должно вполне хватить на двенадцать и даже более часов.
Чтобы прогнать вполне естественную после бурных любовных утех сонливость, Григорий, обжигаясь, проглотил чашку крепчайшего, черного, как ночь, кофе. Потом он выдернул телефонную вилку из розетки, а также заблокировал Ирин мобильный телефон, чтобы кто-нибудь из ее знакомых не разбудил ее раньше времени своим настырным звонком. Затем он вышел на лестницу, и, убедившись, что на площадке никого нет, с той же целью мгновенно вставил кусочек спички в дверной звонок, между кнопкой и прилегающей к ней узкой щелью.
Потом Григорий быстро собрал драгоценности в шелковый мешочек и положил его в двойной внутренний карман куртки, застегивающийся на маленькую молнию. После этого он надел прозрачные полиэтиленовые перчатки, вытащил из кармана чистый носовой платок, зашел в ванную, как следует смочил платок Ирининым дезодорантом и тщательно протер им все, к чему прикасался в квартире.
Ирина лежала на диване и безмятежно спала. Он слышал ее ровное, тихое дыхание. Ее волосы в беспорядке разметались по подушке, разрумянившаяся кожа выглядела гладкой и свежей. Ее тонкая рука с длинными пальцами виднелась из-под простыни. Он подошел ближе. Слабый запах нежных духов исходил от ее волос. "Красивая женщина", – подумал Григорий.
Осторожно захлопнув дверь, он сбежал по лестнице.
Теперь надо было действовать быстро, очень быстро.
* * *
Григорий вышел из подъезда, сел в машину и поехал по направлению к выезду из города. У него в запасе было какое-то время. После того, как Ирина проснется, она вряд ли сразу же заявит в милицию о пропаже драгоценностей. Ведь коллекция была ввезена в страну нелегально, без оформления надлежащих документов. Поэтому, скорее всего, Ирина в первую очередь поднимет на ноги самых близких людей, и будет советоваться с ними, что делать.
И, действительно, в милиции ее сразу же спросят: откуда у нее имеются такие ценности? На какие доходы они куплены? Может ли она документально подтвердить эти доходы? Есть ли у нее товарные чеки, удостоверяющие стоимость ювелирных украшений? Или хотя бы дарственные или наследственные бумаги? И т. д. и т. п. Пока Ирина придумает (или адвокат посоветует), что ей следует отвечать на подобные вопросы, пройдет какое-то время. Поэтому, полагал Григорий, у него в запасе есть хотя бы часов восемнадцать-двадцать времени.
Но расслабляться все равно нельзя. Надо действовать, благо план действий был всесторонне продуман заранее, начиная с того момента, когда он только увидел кулон с голубым бриллиантом. В тот момент он нюхом, который пока еще ни разу не подводил его, почувствовал, что за этой вещицей что-то кроется, что такой кулон женщина не могла просто так купить в магазине "Ювелирторга". И интуиция его не обманула.
Григорий подъехал к платной автостоянке, находящейся на пути его следования, и, предъявив паспорт и документы на машину на имя Лукина Григория Алексеевича, оплатил на неделю вперед место для автомобиля, на котором он приехал. Затем он заехал на указанное место, аккуратно поставил туда машину и, включив сигнализацию, вышел с территории автостоянки.
Пройдя энергичным шагом две остановки пешком, он свернул на боковую улицу, затем сделал еще один поворот. Миновав пятьдесят метров, он вошел на территорию другой автостоянки и, предъявив необходимые документы на имя Шерстнева Олега Всеволодовича, забрал со стоянки скромные "жигули" неброского темно-бежевого цвета.
Надо было поторапливаться. В пути всегда могут возникнуть непредвиденные ситуации, поэтому лучше иметь побольше времени про запас, – рассудил он.
Он еще заранее рассчитался с пожилой женщиной, у которой он в течение полутора месяцев снимал квартиру, и заплатил "тете Вере" за месяц вперед. Он договорился с нею, что, если ему понадобится срочно съехать с квартиры, то ключи он оставит у соседки. Мнимая "тетя Вера", сдававшая ему жилье, даже паспорта у него не спросила, видимо, понадеявшись на его представительный, внушающий доверие вид. Она знала только, что его зовут Гриша, а больше ее ничего не интересовало. Видимо, те деньги, что он платил ей за квартиру, были для нее существенной прибавкой к пенсии. Поэтому пожилая женщина не стала задавать слишком много вопросов солидному аккуратному постояльцу. Съезжая с квартиры, он, разумеется, тоже протер спиртом все поверхности, к которым прикасался. Так что никаких "пальчиков" там остаться не должно.
"Жигули" целенаправленно двигались на север города, к шоссе, ведущему к российско-финской границе. В кармане Олега Шерстнева лежал внутренний паспорт, загранпаспорт, водительские права и документы на машину. Кроме того, там была шенгенская виза, дававшая право Шерстневу Олегу Всеволодовичу беспрепятственно въезжать в большинство европейских стран.
Надо как можно быстрее добраться до границы, пересечь ее, а уж в Хельсинки у него есть свой человек, бывший соотечественник, который связан с "черными", то есть, подпольными, антикварами. Конечно, этот перекупщик не даст ему полную стоимость ювелирных вещей, это понятно, кое-что он должен на них заработать и сам. Но и тех денег, что он ему заплатит, будет более чем достаточно. На какое-то время, понятно.
Как только он получит деньги, то сразу же, не теряя ни минуты, сядет в машину и поедет в Швецию, затем в Данию, а далее – везде. Как поется в песне: "наш адрес не дом, и не улица". В общем, ищи – свищи!
Выехав из города, Олег дождался, пока на обочине дороги не появилась сплошная лесополоса. Затем он проехал еще пару километров и заехал в лес. Отъехав на расстояние, на котором его не было видно с трассы, он заглушил двигатель, вышел из машины и размял затекшие руки и ноги. Затем открыл капот и, минуту повозившись там, снял крышку с бачка, в котором находился тосол – жидкость, охлаждающая двигатель. Ярко-голубой тосол заполнял бачок примерно на три четверти. Олег вытащил из кармана драгоценности, переложил их в маленький двойной полиэтиленовый мешочек подходящего голубого цвета, туго перевязал его резинкой и осторожно просунул внутрь бачка. Мешочек опустился на дно, полностью сливаясь по цвету с охлаждающей жидкостью. Теперь его совершенно невозможно было разглядеть ни сверху, через открытую горловину, ни сбоку, через непрозрачный полиэтилен, из которого был сделан бачок.
Проделав все это, Олег поставил крышку бачка на место и плотно закрыл ее.
После этого он поискал на земле, неподалеку от машины, укромное место и, найдя его, выкопал там небольшую ямку. Сложив в ямку документы на имя Григория Лукина, шелковый мешочек из-под драгоценностей, пластиковую аптечную бутылочку из-под снотворного, полиэтиленовые перчатки и носовой платок, которым он протирал поверхности в квартире Ирины, он поджег образовавшуюся кучку. Подождав, пока займется огонь и вещи обуглятся хотя бы так, чтобы их трудно было опознать, он забросал ямку землей и прикрыл ее еловыми ветками. Сверху он набросал полусгнившие опавшие листья, издающие прелый запах предзимнего леса. Остальное довершит природа: дожди, снег, сырая, болотистая почва, характерная для этого региона.
Сделав все, что нужно, Олег, не мешкая, выехал из леса. Теперь он немного успокоился и поехал дальше. Перед его глазами расстилалась прямое, почти пустынное в этот ранний утренний час шоссе.
Перед его внутренним взором появилась Ирина, он вновь увидел ее спящее лицо на подушке и нежную, тонкую руку, бессильно упавшую вниз. "Приятная женщина", – подумалось ему. – "Одинокая. Ждет Мужчину своей мечты", – несколько цинично продолжил свою мысль Олег. Затем он постарался отогнать воспоминания.
Он знал, какое впечатление он производит на женщин. Да, он умел пленять их. Ему доставляло удовольствие создавать вокруг них обволакивающую атмосферу, магнетическое поле Сильного Мужчины. Ему нравилось видеть, как теплеют и расцветают их лица, затуманиваются глаза. Сколько их было, влюбленных в него женщин…
Было около восьми часов утра. Солнце не так давно взошло, утреннее небо было чистым и холодно-синим, как это часто бывает в самые последние дни октября. Ночи в это время года студеные, с начинающимися заморозками, и поэтому увядшая, пожухлая трава кое-где была покрыта инеем. На фоне прозрачного неба резко выделялись мелькающие стволы деревьев и столбы линий электропередач, белели рощицы молодых тонких берез.
Прямая, ровная дорога расстилалась перед лобовым стеклом автомобиля. Шерстнев прибавил скорость, благо машин на шоссе почти не было. Далеко впереди виднелся мост-путепровод, под которым проходило несколько железнодорожных товарных линий. Слышался отдаленный перестук вагонов и отдельные короткие гудки тепловозов.
Подъезжая к мосту, Шерстнев еще прибавил скорость. Чем быстрее он пересечет российско-финскую границу, тем лучше. Позже там может быть уже очередь из желающих посетить страну Суоми. Не хотелось стоять в очереди, то и дело заглушая мотор и медленно, шаг за шагом продвигая машину вперед, как это бывает иногда на автозаправочных станциях.
Машина уже двигалась по путепроводу, и Шерстнев еще чуть-чуть надавил на педаль газа, чтобы без труда преодолеть небольшой подъем моста. До него доносился знакомый запах железнодорожных путей, составляющий своеобразную, ни с чем не сравнимую смесь машинного масла, мазута, смешавшегося с землей, и влажноватых шпал.
Автомобиль уже почти подъезжал к середине моста, как вдруг прямо перед ним сверкнул обледеневший участок пути, освещенный отблеском утреннего солнца. Шерстнев резко вывернул руль влево, пытаясь объехать скользкое место, но было поздно. Машина, ехавшая до этого на большой скорости, влетела на гололед, ее занесло влево, затем резко крутануло вправо, и, наконец, сделав еще один неконтролируемый виток, она пробила ограждение и полетела вниз, прямо под колеса приближающегося товарного поезда.