– Давай лучше быстрее одеваться. Сюда едет Анна. Он надел рубашку.
– Черт, до чего же мне захотелось тебя, а? На этой рубашке не осталось ни одной пуговицы. Сбегаю быстро к себе в отель за новой.
– Упакуй вещи, Тони.
– Для чего?
– Мы же едем в Мэриленд, забыл?
– Не сейчас, детка. Если мы пошевелимся, то еще успеем застать шоу в "Ла Бомбре". Ну-ка одевайся, я заскочу за тобой минут через двадцать.
– Тони, если мы не поедем туда сегодня, я больше не буду с тобой встречаться.
Подойдя к ней, он игриво потрепал ее за подбородок.
– Будешь, детка. Я – самый великий. Кто может сравниться со мной? – он направился к двери. – Надень что-нибудь потрясное – там будут газетчики.
Она посмотрела, как за ним закрывается дверь. Проклятье! Проклятье! Как все пошло. Будь проклята мать Анны! Будь прокляты все матери на свете! Даже с того света они протягивают свои руки и все портят. Она вдруг вспомнила, что на этой неделе не отправила своей матери чек. А ведь близится Рождество. Мать подыскала себе каракулевую шубу, которую непременно хочет купить. Хочет успеть поносить хотя бы единственную натуральную шубу, пока еще жива. Она бросилась к столу, выписала чек на пятьсот долларов, вложила его в конверт и приписала: "Счастливого Рождества. Поздравляю с каракулевой шубой. Джанет". Что ж, по крайней мере, хоть у матери Рождество будет счастливым. Проклятье, когда же оно будет у нее самой?
Она начала быстро одеваться. Ей не хотелось, чтобы Тони застал ее здесь. Ей все-таки придется принудить его. Времени остается так мало.
Она поедет в Лоренсвилл с Анной! Ну конечно! Обязательно – ведь Анна ее подруга. Она позвонила Генри Бэллами. Его сонный голос сразу же оживился, когда она сообщила о случившемся. Конечно, она должна ехать с Анной. Пусть не беспокоится, с Гилом Кейсом он все уладит. Пусть возьмет машину напрокат, расходы за его счет. Легче ехать в Лоренсвилл на машине, чем связываться с пересадками на поездах. Бедная Анна: и тетка и мать в один год.
Когда Анна и Лайон приехали, все уже было готово и обговорено. Дженифер даже упаковала сумку Анны.
– Я положила два черных платья и серый костюм.
– Можно уехать первым утренним поездом, – сказала Анна.
– Нет. Сейчас только половина первого, а я все равно по ночам не сплю. Я поведу, а ты поспишь прямо в машине. К утру будем на месте. Я уже заказала машину, она подъедет с минуты на минуту.
– Я приеду на похороны, – сказал Лайон. Анна повернулась к нему.
– Нет, Лайон. Ты не знал мою мать. Все будет нормально. Займись лучше своей книгой.
– Позвони мне сразу же, как приедете. Дженифер стремглав увлекла Анну вниз по лестнице. Сверкающая черная машина уже ждала их у входа. Представитель фирмы передал Дженифер ключи от зажигания вместе с документами на прокат машины, и пять минут спустя они уже были в пути. Лайон смотрел, как красные огни исчезали в потоке других машин. Все произошло так быстро. Он был поражен, как молниеносно Дженифер все устроила. Он ошибался в ней: не такая уж она и пустышка, в конце концов. Лайон сошел вниз и едва не столкнулся с Тони Поларом – тот садился в такси с самодовольным выражением на лице.
* * *
Похороны были в понедельник. Как только они приехали в Лоренсвилл, всем стала заниматься Анна и хладнокровно проделала все, что необходимо в такой ситуации. Выяснилось, что произошел бессмысленный несчастный случай по вине самой матери. У нее уже давно начала образовываться катаракта. Машину всегда водила тетя Эми, но после ее смерти мать настояла на том, чтобы водить самой. Была ночь, шел дождь, она ехала домой после затянувшейся игры в бридж и не заметила грузовика с прицепом. Удар пришелся прямо в голову, смерть наступила мгновенно.
Похороны были торжественными и пышными. Лайон и Генри прислали огромные корзины живых цветов. От мисс Стейнберг и девушек тоже пришел венок. В тот же вечер Анна была вынуждена устраивать нечто вроде официального приема. Казалось, все население городка явилось выразить свое соболезнование и поглазеть на Дженифер.
Во вторник утром Дженифер заговорила о возвращении в Нью-Йорк. Они сидели в залитой солнцем столовой. Лоренсвилл очень понравился Дженифер. Ее забавляло, что весь городок с восхищением таращит на нее глаза. Но самое большое впечатление на нее произвел дом, оставшийся теперь Анне.
– Мне нужно возвращаться, чтобы участвовать в представлении. Но ты-то, я думаю, останешься здесь хоть ненадолго.
– Это еще для чего? – удивилась Анна.
– Ну-у, этот дом. Ты же не можешь вот так взять и уехать из него.
– Я уже говорила со своим адвокатом. Сказала, чтобы дал объявление о продаже. С мебелью и со всем прочим.
– Но это же замечательный дом, Анна. Может, оставишь его себе… сдашь внаем.
– Я ненавижу его и ненавижу этот город; хочу оборвать все, что меня связывает с ним. Если я оставлю себе этот дом, то у меня всегда отыщется причина приехать сюда. Если же продам, то буду знать, что мне не придется возвращаться сюда никогда, никогда.
– У тебя было настолько ужасное детство?
– Не ужасное. Просто не было никакого.
– Я так понимаю, что ты не любила свою мать.
– Да, не любила, но и не испытывала к ней неприязни. Она никогда не давала мне оснований ни для того, ни для другого. Это не ее вина. Это – Лоренсвилл. Ах, Дженифер, я бы лучше всю жизнь прожила в той ужасной комнатке, что я снимала на Пятьдесят второй стрит, чем осталась здесь. Лоренсвилл душит меня. Я физически чувствую это – нависает, гнетет и давит к земле. – Ее передернуло. – Вообрази, за всю свою жизнь здесь я была знакома, по меньшей мере, с тридцатью девочками, и ни одна из них не стала моей близкой подругой. В Нью-Йорке я чуть больше года, а у меня есть уже и ты, и Нили, и Лайон.
– Положим, только Лайон и я. От нашей кинозвезды вот уже несколько месяцев ни слуху ни духу.
– Ее картина выходит на экраны в марте. Только представь: премьера ее первой картины в мюзик-холле.
– Да, наверное, она сыграла хорошо. Я читала, что сейчас она снимается уже во втором фильме. Интересно, когда у них пойдут дети? А Мэл – как ты думаешь, он здорово поправился?
Обе девушки рассмеялись, и Дженифер налила еще кофе.
– Ну ладно, днем мне нужно ехать, тогда приеду еще затемно. И успею на завтрашнее дневное представление. – Она наморщила лоб. – Боже, Тони, наверное, думает, что меня похитили. Я же не успела оставить для него записку в отеле. Вот уж Мириам, должно быть, торжествует.
Всю утомительную дорогу до Нью-Йорка она размышляла о Тони. Даже если все получится – если они поженятся, – с ними всегда будет Мириам. Это крупный недостаток Тони. "Она воспитала меня, посвятила мне всю свою жизнь! – с криком бросал он в лицо Дженифер, когда та начинала возмущаться постоянным вмешательством Мириам в их отношения. – Из всех женщин она – единственная, кто стоит за меня на все сто процентов!"
Но Мириам не может ложиться с ним в постель. Дженифер решительно нахмурилась. Она хочет не только его денег и прочного положения. Она хочет быть еще и хорошей женой. Хочет ребенка. От этой сделки Тони приобретет больше, чем даст ей сам. Она не станет изменять ему. Для чего? Все мужчины похожи друг на друга. Тони вполне удовлетворяет ее, как и большинство других мужчин. Мария научила ее обращаться со своим телом, и она теперь знает, как возбуждаться самой. Это легко…
Ее почтовый ящик в отеле был забит письмами и телефонограммами. Несколько было от дома моделей Лонгуорта – о боже, она же забыла сообщить им, – но все остальные были от Тони. Телефонистка коммутатора сказала ей, что мистер Полар звонил только что, уже десятый раз сегодня. Дженифер довольно усмехнулась. Было уже два часа ночи. Она прошла к себе в люкс и разделась. Однако секонал пока не принимала. Забравшись под одеяло, она стала ждать.
Спустя двадцать минут зазвонил телефон. Когда она ответила, в голосе Тони послышалось явственное облегчение. Но он тут же прорычал:
– Где ты была, черт тебя возьми?
– Далеко.
– Хватит шутить! – Затем совершенно другим тоном, внезапно проникнувшись искренним чувством, он спросил:
– Послушай, детка, я чуть с ума не сошел. Где ты была?
Ее ответ не удовлетворил его, пожалуй, он не поверил.
– С каких это пор ты мчишься из города, чтобы присутствовать на похоронах?
– Анна моя лучшая подруга.
– Хорошо, но ведь тебя не было черт знает сколько времени. Что там стряслось? Кто-то из могильщиков оказался неотразим?
– Все как один, – сладким голосом ответила она. – Говоря откровенно, в жизни не видела сразу столько красивых мужчин в одном городе. – На самом деле она даже не разговаривала ни с одним мужчиной моложе пятидесяти.
– Джен, – мягко попросил он. – Могу я сейчас приехать?
– Тони, уже три часа.
– Я мог бы быть у тебя через пять минут. Она притворилась, что зевает.
– Прости, но я приняла снотворное.
– Тогда завтра? Днем? В три у меня запись, но в четыре я буду свободен.
– У меня дневное представление. Завтра же среда, забыл?
– Хорошо, приеду к тебе сразу же после выступления.
– Нет. Ты же знаешь, я не снимаю грим между дневным и вечерним представлениями. И от моей прически ничего не останется.
Он простонал:
– Ну хорошо, хорошо! Я заеду за тобой и поужинаем вместе.
– Там видно будет… – Она положила трубку. После дневного представления Дженифер не поехала домой. Все время до вечернего представления она заставила себя просидеть в кино. Перед самым представлением она велела швейцару сказать Тони, если тот заедет за ней, что она уже ушла. Она сидела в гримерной до тех пор, пока швейцар не пришел опирать помещения. "Да, мистер Полар действительно приезжал, и я передал ему именно то, что вы просили". Дженифер дала ему пять долларов и ушла домой.
Когда она вошла в свой номер, телефон заливался длинными трелями. Она не стала снимать трубку. Аппарат трезвонил каждые двадцать минут. Всякий раз она связывалась с коммутатором – звонил мистер Полар. В пять часов утра она сняла наконец трубку.
Тони был в ярости.
– Ты где была?
– Ходила в кино между представлениями. – Она нарочно говорила так, чтобы это звучало не правдоподобно.
– Ну конечно! А вечером? Что-то ты быстро оттуда слиняла.
– Я была в театре. Швейцар, должно быть, ошибся.
– И разумеется, провела весь вечер дома?
– Э-э…
– Так вот, к твоему сведению – я звонил каждые двадцать минут, начиная с половины двенадцатого. Ты пришла только сейчас! – Голос у него был торжествующий.
– Я, должно быть, спала и не слышала звонков.
– Ну, еще бы! Вероятно, с одним из бостонских хлыщей, с которым на похоронах познакомилась.
Дженифер повесила трубку первой и откинулась на подушку, удовлетворенно улыбаясь своей очаровательнейшей улыбкой. Срабатывало! Она прошла в ванную и взяла с полочки пузырек, до краев наполненный красными капсулами. Вот уж повезло, так повезло! В Лоренсвилле она с невинным выражением на лице поведала старенькому доктору Роджеру о своих трудностях со сном. Он был ослеплен ее лучезарной улыбкой и отнесся к ней с пониманием и сочувствием. От похорон у многих появляется бессонница. На другой день он сам явился с пузырьком, набитым двадцатью пятью капсулами секонала!
Опять настойчиво зазвонил телефон. Тони теперь не отстанет. Она позвонила на коммутатор отеля и велела ни с кем больше не соединять, сказав, что сегодня ночью она не отвечает ни на какие звонки. Для большего спокойствия она заперла дверь на задвижку. Затем открыла пузырек с пилюлями. Достала две. Одна помогала – но две! Это было самое восхитительное ощущение на свете. Она мягко опустила голову на подушку. Томное оцепенение начало распространяться по всему ее телу. О боже! И как только она жила без этих великолепных красных "куколок"!
Еще два дня играла она с Тони в кошки-мышки. Каждую ночь она с обожанием смотрела на пузырек с секоналом. Без этих "куколок" у нее не получилось бы ничего. Она бы целыми ночами не спала, курила, металась… и самообладание покинуло бы ее.
В пятницу вечером, когда она приехала в театр, у входа ее поджидал Тони. Он грубо схватил ее за руку.
– О’кей. Твоя взяла, – рявкнул он. – Я на машине. Мы едем в Элктон сегодня же… сейчас.
– Но у меня выступление, а завтра еще дневное представление.
– Я сейчас пойду и скажу режиссеру, что ты заболела.
– Но они же прочитают о нас в газетах, если мы сбежим туда. С меня взыщут неустойку, возможно, даже через профсоюз "Эквити".
– Ну и что? Ты будешь миссис Тони Полар. Ты ведь не собираешься продолжать выступать в этом шоу, а?
(Ну конечно нет! Что она, с ума сошла? И потом, Генри все уладит. Вот именно!) Она схватила его за руку.
– Иди и скажи, что я больна, Тони. По правде говоря, я и впрямь начинаю ощущать какую-то слабость…
* * *
Дженифер была счастлива, Тони – ошеломлен. Они поженились! Сообщение попало в газеты Элктона. Улыбаясь, они позировали перед местными фоторепортерами и делали заявления для АП и ЮП. Наконец они уехали оттуда и остановились в небольшой гостинице на окраине Нью-Йорка.
Сейчас, когда Тони сидел на кровати, глядя, как Дженифер распаковывает вещи, ошеломление, вызванное общим возбуждением, начало проходить. Он вдруг испугался.
– Мириам убьет меня, – медленно проговорил он. Подойдя к нему, Дженифер обвила его руками.
– Ты не ребенок, Тони. Ты – мой муж.
– Ты должна заступиться за меня, когда мы будем ей говорить, – бормотал он.
– Я твоя жена, милый, я всегда буду за тебя заступаться.
– Но она просто сойдет с ума от ярости, Джен. – У него в глазах появились слезы. Он вдруг зарылся головой в подушку и разрыдался. – Боюсь… как же я боюсь…
На мгновение Дженифер застыла на месте. Волна отвращения захлестнула ее, вызвав даже приступ тошноты. Она ощутила в себе безумный импульс повернуться и бежать отсюда… но куда? И к чему именно? Никто не поймет. Подумают, у нее что-то не в порядке с мозгами. Ей нужно постараться, чтобы все выглядело пристойно. Тони – звезда, а у талантливых людей часто бывает идиосинкразия. Может, в этом-то все и дело: просто он повышенно эмоционален по сравнению с другими мужчинами.
Сев на кровать, она взяла его голову в ладони.
– Все будет в порядке, Тони, – успокаивающе сказала она.
– Но Мириам сойдет с ума. Станет кричать. – Он посмотрел на нее. В глазах у него стояли слезы. – Это ты виновата. Ты заставила меня сделать это.
– Я же сказала, что заступлюсь за тебя перед Мириам.
– Честно? Правда, заступишься?
– Да, – она погладила его по голове. – Тебе просто нужно помнить, что я – твоя жена.
Тони протянул руку и коснулся ее груди. Медленно вытерев слезы, он заулыбался и посмотрел на нее с хитроватым выражением на лице.
– И теперь я могу делать с тобой все, что захочу? Она выдавила из себя слабую улыбку.
– Да, Тони…
Он грубо сорвал с нее халат.
– Перевернись на живот, – прорычал он. Джен заскрежетала зубами от боли, когда, с трудом прорвавшись, он проник в нее. Почувствовала, как его ногти впиваются ей в тело, царапая кожу. "Улыбайся, Джен, – сказала она себе. – Ты добилась своего: ты – миссис Тони Полар…"
* * *
Держа в руках скомканную телеграмму, Мириам невидящим взором смотрела перед собой. Элктон! Что ж, значит, так! А она-то лезла из кожи – платила две сотни в неделю этому Орнсби! Она со злостью сорвала трубку и жирным пальцем стала набирать номер.
– Извините, что потревожила ваш сон, мистер Орнсби, – проревела она. – Только получается, что вы спите в мое время и за мой счет!
Сон мгновенно слетел с детектива.
– Я шел за ним до самых дверей театра. В восемь часов он ждал ее. Она пришла в восемь ноль одну, они стояли и разговаривали. Оставалось почти полчаса, и я знал, что ей нужно войти в театр, поэтому отошел перекурить. Я знал, что у меня в запасе три часа: ведь у нее же выступление. К одиннадцати я опять подошел туда. Он не появлялся. Когда он подвозит ее, то подъезжает к одиннадцати пятнадцати, самое позднее. Я ждал до одиннадцати тридцати, потом перенес наблюдение в его отель. Я ушел оттуда несколько часов назад. Он там так и не появился. Поэтому я думаю, что у нее, возможно, сегодня встреча с кем-то другим, и он тоже попал в лапы какой-то другой цыпочке. Она вот уже несколько дней, как водит его за нос: после каждого представления уезжает домой одна.
– Так вот, сегодня она вообще не выступала ни в каком представлении, – отчеканила Мириам. – Они сбежали. На том конце провода замолчали.
– Я платила вам целых две сотни в неделю только за то, чтобы вы предотвратили это. Какой же вы тогда детектив?
– Один из самых лучших, – резко ответил он. – Но эта парочка – те еще фрукты. Я всю задницу себе отморозил, стоя у его отеля каждую ночь, пока они там забавлялись в теплой мягкой постели. Но, черт возьми, леди, я ведь вам не ФБР. Я должен пойти поесть, а иногда и отлить. Думал, что единственное время, когда опасности уж наверняка не существует, это когда она на сцене. Кто же мог подумать, что она смоется с представления?
Мириам с грохотом швырнула трубку. Он прав: Дженифер оказалась чересчур хитрой. Она вздрогнула. Всегда быть такой осторожной, и на тебе – все впустую. До сих пор удавалось дурачить и публику и всех остальных. Они воспринимали детские ответы и реплики Тони как часть его имиджа. Некоторые даже считали это умной позой. Лишь одна Мириам знала правду и скрывала ее от всех, даже от самого Тони. Оставаясь наедине с женщиной, он функционировал как мужчина – физиологически. У него были способности к пению. На сцене он все делал правильно – механически. Однако в своем умственном и эмоциональном развитии Тони остановился на уровне десятилетнего ребенка.
И что же теперь? Пока она присутствовала на каждом интервью, она могла прикрывать его. Но сейчас появилась Дженифер. О чем она уже догадалась? Вообще говоря, ничего против этой девушки она не имеет. Вероятно, та действительно по-настоящему привязана к Тони. Почему бы и нет? Он красив, талантлив, неплохой жеребец. А может, Дженифер и не заметила ничего? В конце концов вдвоем они никогда не оставались – только в постели. Мириам позаботилась о том, чтобы всегда быть с ними, да еще чтобы их сопровождали не менее одного-двух авторов песен. Так она приучила Тони. "Звезда всегда должна иметь вокруг себя окружение", – постоянно твердила она ему, и он согласился с тем, что ходить повсюду в сопровождении кого-либо – обычная для него процедура. Благодаря этому приему ни у кого не было возможности поговорить с ним сколько-нибудь длительное время.