После этого вечера мы всегда ужинали перед телевизором.
– Расскажи о твоей работе. Мне ведь это все интересно! А то, как мне кажется, новости по ящику для тебя важнее, чем общение со мной. Мама говорила, что секрет удачного брака заключается в задушевной беседе перед сном.
– Господи, да о чем там рассказывать? – удивился он. – Вроде все в норме.
– Ты по мне не скучал? Я весь день думала только о тебе...
-Знаешь, я сегодня был настолько занят, что, по-моему, и не вспоминал о тебе, – задумчиво ответил Майкл после паузы.
Я аж села.
– Ну, если у тебя столько дел, то почему ты не расскажешь мне о них?
– Я очень устал, давай поговорим завтра, – вот и весь ответ.
Я отвернулась и уткнулась в подушку. Как бы мне хотелось, чтобы это была широкая грудь моего мужа! Но он не разделял моего энтузиазма и отодвинулся, сказав, что ему щекотно.
– Майкл, а ты счастлив? – вдруг вырвалось у меня.
– Что за идиотский вопрос? – раздался из темноты возмущенный голос Майкла. – Я счастлив и полагаю, что ты – просто чудо. Но давай-ка лучше спать!
И тут же он захрапел. Я осторожно поцеловала его, отодвинулась, поудобнее устроилась лежа на спине и уставилась в потолок. Я глядела вверх и думала. Да, видимо, я еще не совсем готова к браку. Не приложу ума, что следует предпринять. Похоже, мужчина-любовник кардинально отличается от мужчины-мужа. Со своей стороны я никак не могу понять, что должна чувствовать и как себя вести настоящая жена. "Господи, поскорее бы выйти на работу! Хоть там была бы при деле". Но также мне было ясно, что я заранее ненавижу службу, что это только компромисс. Вряд ли она станет моим призванием. В мечтах я видела себя в стерильном, как операционная, кабинете, на дверях которого на медной табличке выгравировано мое имя. К нему я, правда, еще не привыкла, несмотря на его элегантность.
Фрэнсис Б. Ведлан – прекрасный работник, экстраординарная женщина, отличная жена, может быть, любящая мать. Ну, это когда-нибудь, еще не скоро. Сначала нужно заиметь работу, которая бы рассеяла страхи матери, благодаря которой я обрету финансовую независимость от мужчины. От моего мужа.
И вот я погрузилась с головой в мир вентиляторов, батареек, предохранителей, лампочек и всевозможных бытовых электроприборов. Первые две недели мне пришлось писать рекламные объявления различных каталогов, а потом меня направили в торговый отдел. Мы с моими новыми приятелями, которых звали Двейн и Луи, бились как рыбы об лед, решая новые для нас проблемы. Одной из составных частей стажировки, которую мы проходили, было присутствие на многочисленных совещаниях, где происходило обсуждение новых торговых каталогов нашей родной фирмы "Сирз".
Нам рассказывали о старожилах, покидавших фирму после двадцати лет беспорочной службы с полумиллионными счетами в банке. О невероятно дешевых сирзбургерах в кафетерии фирмы. Напоминали о десятипроцентной скидке для сотрудников в фирменных магазинах. Подобные повествования проходили под лозунгом "Фирма Сирз заботится о своих сотрудниках!"
После каждой такой речи один из руководителей поднимался и вопрошал обрабатываемых новичков: "Может быть, у вас есть какие-то вопросы?" Когда нам рассказывали о медицинских льготах, я поинтересовалась, что нам выплатят при уходе из фирмы? Когда нам говорили о премиях, я вновь поинтересовалась процедурой увольнения. Естественно, подобные вопросы вызывали у моих работодателей сомнения в преданности интересам фирмы.
– По-моему, ты задала очень правильный вопрос, – заметил Луи, в тот день, когда нас развлекали рассказами о невероятной щедрости "Сирз" при страховании служащих от смерти в результате несчастного случая.
– Какой именно? – поинтересовалась я.
– Тот же самый, что и всегда. Про уход из фирмы.
– Да, действительно. Ты уходишь из фирмы. Только причина увольнения – смерть.
Сидя за баснословно дешевыми сирзбургерами в кафетерии в компании своих новых знакомых я узнала, что они вот уже год как обивали пороги различных фирм и контор. Один из них – Двейн, сначала задирал передо мной нос. Как же, он считал, что степень магистра дает ему некоторые преимущества.
– А что, тебе здесь положили приличный оклад? – поинтересовался Луи.
– Нет, – с набитым ртом ответил Двейн.
– Тебя, что, специально пригласили работать сюда?
– Угу.
– Да, это действительно – огромное преимущество.
Что касается Луи, то в колледже он специализировался отнюдь не в рекламном деле, а в английской литературе. Но это не мешало ему возомнить себя Чарльзом Диккенсом мира каталогов. Луи был невысок ростом, полноват. Похоже, в нем текла капля еврейской крови. Его подружка по имени Надин отличалась тем, что никогда не звонила ему в контору. Двейн был помолвлен с симпатичной рыженькой Дейзи, фотография которой красовалась на стене в его крошечном кабинетике и в окружении рекламных проспектов новейших образцов электродрелей и мясорубок смотрелась просто неотразимо. Двейн был настолько высок и длиннорук, что, стоя посреди своего спичечного коробка, без труда доставал до стен и потолка. Наверное, он не дотянул всего лишь дюйма, а то спокойно мог бы играть за профессионалов в баскетбол.
– Может быть, муж, работая на свою фирму, сможет тебе помочь закрепиться здесь, – желая поддержать меня морально, предположил Двейн.
– Да он и сам-то еще не определился окончательно с работой, – ответила я. – Он находит свою работу очень нудной и глупой.
– Наверное, он еще не совсем освоился, – вступил в разговор Луи.
– Ребята, – взмолилась я, – не сможет ли кто-нибудь из вас доесть этот несчастный сирзбургер? Я уже не в состоянии!
– Не искушай нас, Фрэнни, – ответил Двейн.
– Следует найти какую-нибудь забегаловку поблизости и ходить в обед туда, – поддержал его Луи.
– Наверное, в город будет выбираться удобнее, когда нас переведут в новое здание...
– Здорово. Тогда в обед можно будет ходить по разным конторам в поисках работы... – мечтательно протянула я.
Фирма "Сирз" строила самое высокое здание во всей вселенной. По крайней мере, раз в неделю нас собирали и рассказывали об этом величественном проекте: о том, сколько километров троса уйдет на оборудование лифтов, сколько – для телефонов. Язык цифр в данном случае работал на пропаганду и убеждение. Ведь нас было необходимо убедить в могуществе фирмы! В том, что это целая империя! Государство в государстве! И мы должны гордиться могуществом великой "Сирз".
– Знаете, ребята, – призналась я как-то после очередной проработки, – чем больше они стараются привить мне чувство гордости за то, что я работаю в "Сирз", тем меньше мне хочется здесь оставаться!
– Ты говоришь так, потому что не относишься творчески к своей работе, – укоризненно заметил Луи.
– Да как ты смеешь говорить подобное женщине, которая с утра уже сотворила блестящий заголовок – "Распродажа вентиляторов".
– Знаете, на кого мы все похожи? – улыбнувшись, ответил Луи, – на мартышек, которых усадили за пишущие машинки.
– А лет через пять этим мартышкам, даст Бог, доверят компьютеры, – поддержала его я.
– Интересно, что с нами будет через пять лет? – пробормотал Двейн.
– И года работы здесь хватит, чтобы удавиться, – ответила я. – Нет, я просто выброшусь из окна нового здания, как только его построят.
Никто не поверит, сколько анкет я заполнила, сколько раз звонила по телефону в тщетных поисках нормальной работы. Но если бы я поделилась своими мыслями с кем-нибудь, пусть даже с Полем, никто бы меня не понял.
– Ты делаешь огромную ошибку, – сказал бы мне Поль, – "Сирз" – чудесная фирма, весьма уважаемая. И тебе повезло, что они наняли тебя!
Ведь "Сирз" была одним из крупнейших его заказчиков.
– Не стоит разбрасываться такими льготами, как десятипроцентная скидка, – наставляла бы меня мама. – У тебя классический случай смещения понятий. Ты прекрасно устроилась в жизни – у тебя отличный муж, престижная служба. Да ты просто с жиру бесишься! Найди себе хобби, – так посоветовала бы Пайпер.
– А тебе вообще-то и не следует работать, – говорил Майкл, когда я рассказывала о своих проблемах. – Это делаю я.
4
У нас не было разногласий – с чьими родителями следует праздновать Рождество. Естественно с христианами, конечно с теми, кто живет вдали от нас.
– Как это здорово! – радовалась я, сидя в машине, мчащейся по дороге через бесконечные заваленные снегом кукурузные поля.
– Что здорово? – недоуменно спросил Майкл.
– Встретить Рождество в семье, для которой это настоящий праздник. Ведь в еврейских школах детям вдалбливают, что Рождество – это один день, а Ханукки – целых восемь. А в этом году мне бы хотелось отметить именно Рождество!
– Ты что, ни разу не праздновала Рождество в гостях?
– Праздновала. Иногда друзья приглашали меня на обед, в течение которого я только и делала, что разглядывала их елку, подарки, и все прочее... Я была похожа на туриста, глазевшего на Париж из окна автобуса.
– Бедная девочка...
– А ты купил мне подарок? – обеспокоенно спросила я. – Что-нибудь необычно роскошное и изысканное, чтобы компенсировать все те неприятности, которые я переживала в детстве?
– А почему это ты так уверена, что я вообще купил тебе подарок?
– Если нет – приготовься! Я буду стонать, визжать и плакать. И стану делать это прямо на глазах твоих родителей.
– Да, – согласно кивнул Майкл. – Это будет не самое прекрасное зрелище. Придется откупиться. Подарок – твой.
Мы въехали в Спрингфилд, и после недолгого путешествия по улицам Майкл свернул на дорожку, ведущую к дому его родителей. Солнце как раз стояло прямехонько над его черной толевой крышей.
– Сегодня канун, – произнесла я, и сердце дрогнуло при этих словах, – сегодня канун Рождества.
– Следовало прихватить что-нибудь из изделий Поля. Думаю, твоим понравилось бы.
И не успел Майкл ответить мне, как на крыльце появился его отец, приветственно вскинувший руки над головой.
– Здравствуйте, здравствуйте! – кричал он. – Вам помочь перенести вещи? Мать думает, что у вас с собой целая куча барахла.
– Спасибо, мы сами справимся, – ответил Майкл. Он пожал отцу руку. Мне показалось странным, что два ближайших родственника приветствуют друг друга так сухо.
Сразу после свадьбы я стала называть старших Ведланов папой и мамой, а Майкл согласился делать то же в отношении моих. И хотя на первых порах это выходило у меня несколько натянуто и вызывало некоторую путаницу, такое обращение постепенно прижилось.
– Как вы, папа? – спросила я, целуя старшего Ведлана в щеку. О, он был слегка шокирован столь бурным проявлением чувств. На поцелуй не ответил, но все-таки поблагодарил.
– Небось, на дорогах сплошные заторы? – расспрашивала миссис Ведлан, пока мы затаскивали в дом свою поклажу.
– Нормально, мама, – ответила я.
Все убранство дома было выдержано в зеленых тонах. Зеленые стены, ковры, зеленая мебель. В маленьких горшочках на подоконниках росли фиалки. Мебель в гостиной располагалась вдоль стен, так что все могли смотреть друг на друга, и на телевизор. Над камином висел огромный венок из сосновых веток.
– Какой чудесный венок! – умилилась я, когда мы, наконец, заняли исходные позиции. Миссис Ведлан уселась на диван, Майкл и его отец – в кресла, а я примостилась неподалеку от свекрови.
– Местное благотворительное общество торгует венками, чтобы собрать деньги приютским детям, – объяснила она.
– Отличная идея! – одобрила я. Телевизор украшала самодельная игрушка из папье-маше. Еще одна гирлянда украшала раму картины, висевшей над диваном. А на столе возвышалась небольшая искусственная елочка, унизанная микроскопическими игрушками. Рядом с ней примостился стеклянный Санта-Клаус. Я озиралась кругом.
– А где же рождественская елка? – обеспокоенно спросила я. – Ведь эта маленькая не в счет.
Хозяйка сухо ответила, что нынешнее Рождество они решили встречать без елки – слишком много с ней хлопот: покупай, устанавливай, наряжай... А они-де уже слишком стары для этого. В общем, лишние хлопоты...
Майкл виновато улыбнулся мне из глубины кресла и пожал плечами.
– Но вы же должны были купить елку, – продолжала настаивать я. – Так мечтала, что утром спускаюсь вниз, а меня встречает елка!
– Давайте лучше обедать, – недовольно прервала мои излияния миссис Ведлан-старшая. Поднявшись с дивана, она отправилась на кухню. – А потом вы распакуете свои вещи.
– А куда нам складывать подарки? – продолжала настаивать я. – Ведь елки-то нет?
– Удобнее всего класть их на кофейный столик, – отрезала хозяйка, давая понять, что вопрос – исчерпан. – Накануне Рождества мы садимся за стол поздно, а потом идем в церковь, на службу. Вы с нами?
– Да, – согласилась я.
– Нет, – отказался Майкл.
– Да, – заявила я, стараясь компенсировать его ортодоксальный иудаизм. Это было невежливо по отношению к его родителям-христианам.
В центр стола миссис Ведлан водрузила стеклянную тарелку с выложенными в ней рождественскими орнаментами. Потом разъяснила мне значение картинок с изображением Санта-Клауса, его северного оленя, летящего по небу, и тарелок с изображением рождественских елок.
Пока мы трудились на кухне, Майкл с отцом удалились... И только хлопок входной двери свидетельствовал о том, что представители сильной половины человечества покинули дом. Свекровь не обратила на это никакого внимания. Она всецело отдалась созданию подливок, уделяя мне лишь толику своего внимания.
– На Рождество мы всегда готовим барашка, – объясняла она, обращаясь более сама к себе, – можно приготовить и свинину, но мы любим барашка...
– Стол уже сервирован, – подала голос я. – Что делать дальше?
– Взбей вот эту штуку, – скомандовала она, протягивая мне кастрюлю с пюре. – Миксер в шкафу рядом с плитой. И добавь туда масла, но немного.
Я принялась за работу, а свекровь тем временем варила горох.
– Твои родители уехали на праздник?
– Да, в наш загородный домик.
– Там красиво?
– Чудесно.
– А брат и сестра с ними? – Да.
– А Эдди, что тоже поехал с ними?
– Да, то есть – нет. Не поехал, – я бросила еще кусочек масла в пюре. – Думаю, теперь все готово.
– Ты посолила? – Пришлось добавить соли.
Вдруг послышались шаги, заглушаемые, правда, сдерживаемым смехом, и в кухню ввалились Майкл с отцом. Они тащили очень симпатичную метровую елку.
– Счастливого Рождества! – провозгласил Майкл.
– Ха-ха-ха! – вторил ему отец.
– Осторожнее с иголками, – предупредила свекровь. И пока они несли елку в гостиную, семенила сзади, высматривая и тут же собирая зеленых нарушителей порядка.
Поцелуй Майкла отдавал морозом и свежестью.
– Теперь утром тебя будет встречать елочка.
– Нам повезло, магазин был еще открыт, – довольно сказал мистер Ведлан. – В основном там были какие-то обломки, но эта – похоже, что надо.
– Нарядишь ее перед ужином, – предложил Майкл.
– После, – не согласилась хозяйка дома.
– Сейчас мойте руки, и быстро – за стол. Скоро Рождество.
– Спасибо тебе, милый. Я просто влюбилась в эту елочку.
После ужина мы чинно обсуждали всякие политические события и качество приготовленного барашка. А мне хотелось вскочить на стул и закричать: "Эй, все! Расслабьтесь и улыбнитесь!" Но вместо этого я лишь осторожно помогала хозяйке таскать на кухню грязную посуду. А мужчины вновь куда-то запропастились.
– Я здесь все приведу в порядок, – предложила свекровь, – а ты иди, украшай елку.
– Может быть, мне лучше помочь вам? – спросила я. С чердака раздавались звуки тяжелых шагов, а в гостиной орал телевизор.
– Нет, иди. Если бы действительно было нужно, я бы сказала.
Но я испытывала легкое чувство вины – ведь было видно, что она говорит не то, что думает, что ей хочется, чтобы я настояла на своем и осталась с ней. Но нетерпение победило, и я с радостью вырвалась из душной кухни, чтобы заняться моим лесным чудом. На этот раз желание победило разум и отмело правила дипломатии.
– Может быть, мне все-таки остаться? – еще раз предложила я и, не дожидаясь ответа, выпорхнула на волю.
В дверях чердака возник отец Майкла, сгибавшийся под тяжестью множества коробок с елочными украшениями.
– Хватит и на пятиметровую, – довольно объявил он. – Здесь есть все.
Как мне удалось разместить все, что они принесли, до сих пор сама не знаю. Но факт остается фактом – ни одной гирлянды, ни одной игрушки не осталось.
– Как вы ее находите? – обратилась я за похвалой к мужчинам, завершив работу и любуясь делом рук своих. – Я бы не постыдилась выставить ее перед Белым Домом в Вашингтоне.
– Знаешь ли, – начал, было, Майкл, – мне кажется, что она получилась несколько вызывающей.
– А, по-моему, – заступился за меня свекор, – она очень нарядная и праздничная.
В комнату заглянула миссис Ведлан. Поджав губы, она осмотрелась и произнесла:
– Очень мило.
– И я так думаю, – согласилась я.
– Но нам пора отправляться в церковь, – продолжила она. – Мы можем опоздать на службу. Так что скорее мойтесь, собирайтесь и – вперед.
– Ма, но ведь мы еще не успели испачкаться, – засмеялся Майкл. – Так что мы уже готовы.
– Тогда одеваемся, – скомандовала она и, перекинув через плечо полотенце, словно Айседора Дункан свой знаменитый шарф, отправилась в спальню. Наряжаться.
Песнопения и молитвы, наполнявшие церковь, создавали в ней атмосферу тайны и умиротворения. Служители уже закончили сбор пожертвований. В полумраке чуть слышно потрескивали огромные белые свечи. В руках прихожан – тоже свечи, но маленькие.
– Ну, прямо как в кино, – поделилась я впечатлениями с Майклом. Пожилой мужчина, сидевший рядом, обернулся и что-то недовольно прошипел нам.
– Счастливого Рождества! – прошептала я в ответ.
Миссис Ведлан приветливо кивнула даме, сидевшей через проход напротив нас.
– Кто это? – шепотом поинтересовалась я.
– Шарлотта Лекенби, – ответила свекровь. – Они с мужем приходили к нам на бридж по вторникам.
– А теперь?
– Ее муж умер.
– И поэтому она перестала играть с вами?
– Да нет, она пыталась, – сморщив нос, ответила миссис Ведлан. – Но ей все еще не по себе.
Майкл что-то начал рассказывать матери.
– Тс-с-с, – пронеслось по церкви.
Служба закончилась исполнением "Вифлеемской Звезды". К моему глубочайшему разочарованию, "Двенадцать дней Рождества" не пели. Мы встали с мест, обменялись поздравлениями и направились к выходу в толпе спешащих прихожан.
– Тебе не понравилась служба? – спросила я Майкла, когда мы уже под утро улеглись в постель. Меня очень смущало то обстоятельство, что стена, разделявшая спальни, была очень тонкой. Казалось, толстое зеленое одеяло, которым мы укрылись, было значительно более надежной преградой для звуков, чем она.
– Это уже не мой праздник, – ответил он.
– Ну, как ты можешь так говорить. А твое прошлое, твои корни, твои родители, наконец?