Она решила, что, когда Саше станет лучше, приедет и все ему расскажет. Еще она позвонила на работу и попросила отпуск за свой счет по семейным обстоятельствам. Известила маму, велела ехать с Димкой домой.
Медсестра не позволила больше занимать телефон.
В день похорон свекров Наташа опять звонила Боре. Дома никто не отвечал, а на работе сказали, что он будет не раньше, чем через две недели.
Состояние мужа врачи оценивали, как тяжелое: серьезная травма позвоночника, вызвавшая паралич ног; кроме того, сотрясение головного мозга и перелом ключицы.
Обездвиженный, он был практически беспомощен, и Наташа постоянно находилась возле него. Меняла утку, подкладывала судно, обтирала против пролежней, кормила. Она внимательно следила, как сестры делают уколы и ставят капельницу. Саша был подавлен, молчал, равнодушно принимал еду и лекарства из Наташиных рук. Спустя три недели после аварии его выписали из больницы.
Казалось, Саша не заметил переезда. Он был безучастен ко всему, и это пугало. Еще в больнице Наташа говорила об этом с невропатологом, тот сказал, что нужна помощь психиатра и время. О перспективах лечения позвоночника врач говорил туманно, ссылался на опыт Дикуля, и советовал обратиться в Москву, если есть связи. Наташа была уверена, что у Бори есть связи, он все может.
Ольга Павловна привезла Димку. Мальчик сильно испугался: ему было непонятно, почему папа не шевелится и не обращает на него внимания. А Саше, казалось, было все равно – он даже не заметил, как сына увезли.
Наташа не знала, что еще сделать, чтобы победить его апатию. За последние недели она осунулась, ей постоянно хотелось спать, она думала, это из-за усталости, и не сразу поняла, что беременна. Опомнилась, когда слопала в один присест целую селедку и ее вывернуло.
"Вот уж некстати, – подумала она, все сообразив и подсчитав, – а, впрочем, кстати! Наверное, Боря уже вернулся. Завтра же поеду к нему, все расскажу, и мы опять будем вместе. А Сашку мы не бросим, пока не выздоровеет. А почему завтра?.. Всего десять часов вечера. Надо позвонить Людке, ведь она еще ничего не знает".
Она перенесла телефон на кухню и прикрыла дверь.
– Людка, привет, это я.
– Слава богу, позвонила! А я вернулась вчера вечером, звоню вам, а Борька таким странным тоном отвечает: "Она здесь больше не живет". На работу сегодня звонила – говорят, опять в отпуске. Ты где вообще? Неужели так и не вернулась в Пахомову?
– Ох, Людка, за это время столько всего произошло! Свекры погибли в аварии, и Сашкина женщина тоже, а сам он парализован. Его только вчера из больницы выписали. Мы сейчас в квартире его родителей…
– Господи! Когда это случилось?
– Буквально через день после того, как мы с тобой тогда говорили. И так сложилось, что Боря до сих пор ничего не знает – ни про аварию, ни про то, что я беременна.
– Беременна? От Бори?
– Что ты глупые вопросы задаешь? Я должна ему все рассказать. Людочка, приезжай, побудь с Сашкой. Это не трудно, я тебе все объясню. Только прошу, побыстрее, возьми такси, деньги у меня есть. И в дверь не звони, будет открыто.
Подруга приехала через полчаса.
– Я все еще в себя не приду. Бедный Сашка! Как это случилось?
– Сама подробностей не знаю, а он молчит… Петрович до самой смерти был без сознания, умер при мне. Ты не представляешь, как это страшно!.. Потом в больницу следователь приходил – ведь возбудили уголовное дело. Он сказал, что на мокром асфальте была листва, и вроде какая-то легковушка пошла на обгон машины свекра, а на встречной полосе фургон с прицепом затормозил, и его занесло. Николай Петрович, видимо, пытался увернуться, но его тоже занесло. Машина полетела в кювет, перевернулась несколько раз… Алле Георгиевне перерезало сонную артерию стеклом. Сашина подруга тоже скончалась на месте… И Боря до сих пор ничего не знает. Вначале я не дозвонилась, а часто звонить в больнице не дают. Потом он уехал куда-то… А сегодня я сообразила, что беременна. Уже почти месяц задержка. Мне надо ему все рассказать. Я быстро.
Все это она говорила, лихорадочно собираясь.
– А если Сашке что-нибудь понадобится?
– Не позовет, не входи. Может, он и не заметит, что меня нет. Все что надо, я, по идее, сделала. Утку поменяла, укол вколола. Он должен часов до семи утра проспать. А я к девяти вернусь.
– Как – к девяти? Я в это время уже на работе должна быть! – Людка схватила подругу за рукав, останавливая уже в дверях.
– Ну, тогда к восьми. Железно! Все. Я побежала.
Наташа поймала такси и через двадцать минут была у Пяти углов. Расплатившись с водителем, дальше пошла пешком, надеясь унять волнение. Всю дорогу она гадала о том, какой будет эта встреча, как она станет объяснять все Пахомову. Рассказать вначале о несчастье, или порадовать тем, что у них будет ребенок?
Она посмотрела на Борин дом. Окна комнат выходят во двор, зато в кухне горит свет.
Буквально взлетев на второй этаж, она бесшумно открыла дверь своими ключами. В коридоре было темновато, из комнаты доносилась музыка. Желая устроить Пахомову сюрприз, она тихонько сняла пальто и собиралась повесить его на вешалку, когда дверь в гостиную распахнулась и оттуда буквально вывалилась девица в одной лишь Бориной рубашке. За ней еще одна, в комбинации. Наташа окаменела. Девицы, взявшись за руки и шепчась, направились к ванной и тут заметили в полутемной прихожей Наташу с пальто в руках. Девица в рубашке бросилась обратно в комнату, а вторая сначала завизжала, а потом принялась хохотать, как сумасшедшая.
В дверях показался Пахомов, в одних джинсах и босой. Было видно, что он выпил немало, но хочет казаться трезвым. Не спуская с Наташи налитых кровью глаз, он втолкнул обеих девиц в комнату.
– Ну и что тебе здесь нужно?.. – едва сдерживая бешенство, поинтересовался он.
– Ничего, – ответила она непослушными губами, положила ключи на тумбочку и покинула квартиру.
Борис несколько секунд смотрел на захлопнувшуюся за ней дверь, затем вернулся в комнату и плюхнулся на диван. Девицы щекотали Андрея, тот вяло отбивался.
– Это была она?..
– Угу, – мрачно кивнул Пахомов.
– И что сказала?
– Ничего.
– Да пошли ты ее… – предложил Свиридов.
– Уже послал! Эй, девчонки, кто хочет еще выпить?
Глава 8
Она не помнила, как добралась до дома. Шла пешком, будто на автопилоте, и оказалась у дверей в половине второго ночи.
– Ты что так рано? – удивилась Людка.
– Поздно, – чужим голосом ответила Наташа. – Уже все поздно. У него дома две голые девки, и он сам… голый…
У нее началась настоящая истерика. Людка как могла, пыталась ее успокоить. Налила валерьянки, улеглась с ней вместе в постель. Наталья долго рыдала, бормотала проклятия в адрес Пахомова, а потом затихла и уснула на плече у подруги.
А утром она выглядела абсолютно спокойной. Людку столь резкая перемена даже удивила.
– Что ты решила?
– Я все решила. Только очень прошу, не вмешивайся, не звони ему.
– Стану я этому кобелю звонить! Месяц ему, видишь ли, не потерпеть! Сам еще опять к тебе прибежит, а ты его помурыжь… Пусть объясняется и прощенья просит!
– Не будет он просить прощения. Но ты все равно не звони. Сама разберусь.
Она связалась с Ириной Романовной и предупредила, что завтра днем зайдет занести Боре кое-что.
Когда она появилась в квартире на Ломоносова, Ирина Романовна встретила ее с извиняющимся лицом.
– Я сказала Боре, что вы зайдете, и он просил передать вам вот это, – старушка указала на чемодан, с которым они ездили на юг.
Наташа молча открыла его, отобрала несколько своих вещей, оставив все, что купил ей Пахомов. Положила сверху два золотых кольца, цепочку с кулоном, браслет. Захлопнув чемодан, обернулась к Ирине Романовне.
– Свое я забрала, а остальное передайте Борису.
– Что у вас случилось, Наташенька? – участливо спросила пожилая женщина.
Наташа резко ответила:
– Ничего особенного. Просто мы не подходим друг другу. Извините, я спешу.
Миновал месяц. Из НИИ Наташе пришлось уволиться, вместо этого она устроилась в два места уборщицей. В день была занята часа три-четыре, остальное время пролетало в заботах о Сашке.
Он по-прежнему оставался замкнутым, почти не разговаривал, целыми днями пялился в потолок, погруженный в свои невеселые мысли. Чтобы хоть как-то отвлечь его, Наташа купила с рук переносной цветной телевизор, который он мог включать из постели. Это немного помогло. Перестройка и гласность в СССР набирала темпы. И на центральных программах, и на ленинградской появились новые передачи, в которых открывали историческую правду и откровенно говорили о нынешней ситуации в стране. В эфир пускали прямые репортажи с митингов и съездов. Всегда интересовавшийся политикой, Саша увлекся, смотрел все подряд, а после пересказывал жене. Наташа особо не вникала, слушала вполуха, но была рада, что муж понемногу забывает о трагедии.
Объявилась Людка, где-то пропадавшая больше трех недель. Подруги устроились на кухне. Пока Наташа заваривала чай, Людка принялась делиться новостями.
– Я с таким кадром познакомилась! Моряк, старший механик, десять лет в загранку ходит. Денег – куры не клюют! Такси, рестораны! Квартира, машина и, главное – разведенный. Я явно в его вкусе, он говорит: хорошего человека должно быть много. Ну и сам он не худенький. Завтра поеду к нему на пароход.
– Зачем на пароход, – не поняла Наташа, – если у него квартира есть?
– Проводить в рейс. Чужих туда не пускают, только жен и невест.
– Он что, предложение сделал?
– Попросил ждать из рейса. Надолго уходит, на четыре месяца.
– И ты будешь столько ждать? Что-то не верится…
– Посмотрим. Если кто-нибудь поинтересней не подвернется. Ну, а ты как? Как себя чувствуешь?
– Нормально.
– А как Борька на известие о беременности отреагировал? Небось, обрадовался?
– А я уже не беременна, – спокойно ответила Наташа, ставя перед подругой чашку с чаем.
– Что?.. Неужели вы так и не помирились? Да он бы для тебя… Дура ты, Наташка, – продолжила Людмила после небольшой паузы. – Я тут поразмышляла на эту тему и пришла к выводу, что на разовые измены не стоит обращать внимания.
У мужиков, если не для души, а для тела – не считается. Я так поняла, что моряки почти в каждом порту того… с девушками легкого поведения. Но на семью не влияет. Это не по любви, а чтобы сперма в голову не ударила.
– Ну, ты, Людка, как ляпнешь! – не слишком весело усмехнулась Наташа.
– Как думала, так и сказала. Короче, чтобы не рехнуться. Так что ты, может, зря на него обиделась, и уж точно зря аборт сделала.
– Зря?.. – крикнула Наталья, но, вспомнив о муже в соседней комнате, заговорила почти шепотом. – На мне Сашка парализованный, Димке еще пяти нет. И я буду с пузом! Все. Проехали. А ты не вздумай Пахомову звонить. И хватит о нем! Скажи лучше, что с продуктами делать? Ни черта не достать, на очереди по два часа в день уходит. То одно с прилавков пропадает, то другое. Вчера за пельменями стояла – так чуть до драки не дошло…
Людка сдержала обещание, но Пахомов позвонил ей сам. Они встретились возле Публичной библиотеки, прошли по Садовой до "Баку", устроились в баре. Боря заказал по коктейлю, закурил и довольно долго молчал под укоризненным взглядом Наташиной подруги.
– Даже не знаю, что и сказать, – наконец заговорил он. – Наташка тогда исчезла, ее нигде не было. Я подумал, что это конец. Я ведь не знал об аварии, а вчера мне мать позвонила и… Ты в курсе, из-за чего мы поссорились?
– Да. И лично я считаю ее чистоплюйство глупостью.
Боря невесело хмыкнул.
– Я ей говорила, чтобы прекратила дурью маяться и к тебе возвращалась. Она вроде согласилась, но из упрямства решила не торопиться, и тут позвонили из больницы. Через день у Наташи на руках Николай Петрович умер, а Сашка никакой, парализован. Она пыталась с тобой связаться – не вышло, а постоянно звонить из больницы ни времени, ни возможности не было. Потом ты уезжал.
– Могла Ольгу Павловну попросить. Сторожа отлучились, а она с Димкой уехала, даже записки не оставила. А ты-то почему мне не позвонила?
– Я в отпуске была, сама чуть не через месяц узнала, в тот день, когда она к тебе рванула, сообщить, что беременна…
Сообразив, что проговорилась, Людка испуганно прикусила губу.
– У нас будет ребенок? – просиял Пахомова.
– Погоди, Борь, не радуйся, и не психуй. Никакого ребенка не будет… Сам виноват – подождал несколько дней, и свалил. А вернулся – сразу по бабам. И что ей делать? В ножки тебе поклониться: возьми меня, Борик, с ребеночком, а шлюх своих выгони? Или они ей пригрезились?
– Она сделала аборт? – ужаснулся он.
– А что такого? У нас не Америка и не католическая страна. Я считаю, рожать или не рожать – дело женщины.
– Я с тобой не согласен. Она должна была мне сказать, – Пахомов в бессилии сжал кулаки.
– Все мужики с этим не согласны, только одни против абортов, а другие – против родов, – съехидничала Людка. – Но ваше дело тут маленькое, не во всякий микроскоп разглядишь. А носить, рожать, воспитывать – кому? Женщинам!
– Где она? В квартире Соловьевых? – спросил Пахомов.
– А где еще? За Сашкой целыми днями ухаживает. С работы уволилась, теперь уборщицей в двух местах.
– Можешь уговорить ее встретиться?
– Нет уж, я и так слишком много рассказала, а она просила не вмешиваться.
Хотя в глубине души Наташа ожидала, что Борис может появиться, однако столкнувшись с ним в дверях парадной, вздрогнула от неожиданности. Он подался к ней, хотел обнять, но она отпрянула. Наткнувшись на ее колючий взгляд, он опустил руки и спросил:
– Тебе не кажется, что нам стоит поговорить?
Она ответила подчеркнуто холодно:
– Не о чем нам говорить. Пусти, я на работу опаздываю.
– Я подвезу.
– Сама дойду, здесь рядом.
– Ну хотя бы проводить себя ты позволишь? – попробовал улыбнуться Боря.
"Еще скалится!" – с ненавистью подумала она, глядя на ровные белые зубы.
– Как хочешь, мне туда, я спешу.
Она быстрым шагом двинулась в сторону улицы Софьи Ковалевской. Боря шел рядом и молчал. Просто не знал, с чего начать. Смотрел на нее и думал с жалостью: "Бедная моя девочка. Как она похудела, осунулась".
Отперев дверь в ателье, Наталья сказала в его сторону:
– Мне переодеться надо, – и скрылась в каком-то закутке.
Спустя пару минут она вернулась в синем халате, с косынкой на голове и в резиновых перчатках.
– Через час сюда люди придут, мне надо успеть все убрать, – бросила она через плечо, берясь за швабру.
Борис помолчал с минуту, наблюдая за ней, потом заговорил.
– Прямо не знаю… Это какое-то дикое стечение обстоятельств! Поверь, я ждал твоего звонка не три дня, я искал тебя, но ты как сквозь землю провалилась… Когда Ольга Павлосна с Димкой уехали с дачи, я подумал, что ты решила таким способом исчезнуть из моей жизни. Я ведь не знал ничего, пока мне мама не позвонила. Ну почему ты мне не сообщила?
Наташа выжала над ведром тряпку, выпрямилась и обернулась.
– По-твоему, это я должна оправдываться? Так вот, ничего объяснять не собираюсь. Как ты сказал – стечение обстоятельств?.. Пусть так, будем считать – судьба.
Она опять взялась за швабру. Боря достал сигарету, но не закурил, не найдя пепельницы.
– Мы оба виноваты. Ты не позвонила, я ничего не знал… Зачем ты аборт сделала?
– Людка разболтала?.. Сделала и сделала! Тебя не касается!
– Еще как касается! Это же был наш…
– Отойди в сторону, – в остервенении возя тряпкой по полу, она подобралась к самым Бориным ботинкам.
Он отошел и встал перед зеркалом. Наташа обернулась и их взгляды в зеркале встретились. Вот он стоит: красавец, хозяин жизни, элегантный, холеный, такой же, как всегда. И она: похудевшая, совсем без косметики, в рабочем халате, с тряпкой в руках.
Боря заметил ее взгляд и все понял.
– Я знаю, что ужасно виноват перед тобой. Верю, что ты не готова простить… Но скажи, чем я могу тебе помочь?
– В твоей помощи я больше не нуждаюсь, – раздельно, со злостью, проговорила Наташа. – Живи своей жизнью, а нас оставь в покое.
– Но ты ведь знаешь, что я действительно могу помочь! Тебе наверняка деньги нужны, и у меня…
– Да знаю я, – перебила она, – у тебя возможности, связи, деньги! А у меня только маленький сын и больной муж на руках. Но мы как-нибудь обойдемся без стипендии имени великого дельца Бориса Пахомова!
Отвернувшись, она подхватила ведро и переставила его.
– А ты уверена, что не пожалеешь, что у тебя хватит сил на все?
– Не беспокойся, хватит! Надо будет – на третью работу устроюсь!
– Да на тебе и так лица нет!
– Спасибо за комплимент, – всерьез обозлилась Наташа.
– Прости, пожалуйста… Господи, ты все еще осталась глупой девочкой. Процесс взросления прошел у тебя как-то однобоко. Имея столько проблем, нельзя отказываться от помощи…
– Мои проблемы – не твоя забота, а если делать нечего – занимайся проблемами своих девок.
Боря улыбнулся: "Ревнует, может, еще не все потеряно".
– Ты об этом?.. Я же говорю, не повзрослела еще. Ну что я, по-твоему, целый год траур должен был носить после того, как ты ушла? Я ведь здоровый мужик. К тому же секс – хороший способ отвлечься.
– Вот и развлекайся, а меня оставь в покое! – в бешенстве крикнула она. – Уходи. Да как ты не поймешь: я тебя ненавижу и больше не желаю видеть! Уходи!
Пахомов молчал, грустно глядя на нее. Похоже, это все. Гордости у нее действительно на троих, она не простит. Он тихо вздохнул:
– Поверь, мне очень жаль. Прощай.
Когда дверь за ним закрылась, Наташа бросила тряпку и достала из кармана сигареты. В голове мелькнуло: "А он и не знает, что я курю. Раньше лишь иногда покуривала в компании, а теперь смолю вовсю. Сигарета успокаивает, и думается легче".
Слез не было. После той истерики Наташа вообще ни разу не плакала, даже сама на себя удивлялась. "Видимо, меня уже ничто до слез не может довести, – думала она. – Мой сказочный принц оказался обыкновенным бабником. Чем нас еще можно обидеть? Тем, что денег предложил? А что еще он может предложить? Помочь помыть Сашку, поменять ему белье, утку? Так это мне мама помогает".
Ольга Павловна деликатно не спрашивала про Борю, но в ближайшую субботу, приехав помочь Наташе, сообщила, что он заезжал.
– Я так и не поняла, что у вас случилось…
Наташа недобро прищурилась:
– Что случилось? А он тебе не рассказал?
– Говорит, досадное стечение обстоятельств.
– Ну да, это теперь так называется… Ох, мама, видно мне на роду написано быть обманутой!
– Он тебе изменил? Не верится…
– Мы расстались на три дня, чтобы обдумать будущее, – начала Наташа, с трудом подбирая слова, – а потом случилось это, и я не дозвонилась, а после он уехал. В общем, когда я приехала все ему рассказать, он был… не один.
Ольга Павловна тяжело вздохнула.
– И на сколько же ты опоздала со своим объяснением?
– Где-то на месяц.