Глава 3
Сдержав стон, Наталья перевернулась на другой бок и открыла глаза. Электронные часы на тумбочке показывали пять пятнадцать. Опять этот сон! Уже почти два года ей иногда снится, что она занимается любовью с Борей. Во сне он был страстным и нежным, она чувствовала его руки на своем теле, ощущала аромат его одеколона и любила его, во сне – любила, порой даже испытывала оргазм, как сегодня. А проснувшись, думала о нем. Понимала, что надо гнать эти мысли прочь. Как может она, мать двухлетнего Димки, думать о постороннем мужчине?.. Она замужем, она любит Сашку, да-да, любит, пыталась она убедить себя.
Как-то в порыве откровенности она рассказала Людке об этих снах, и та вынесла вердикт: "Все от недостаточной половой жизни!" Наташа только усмехнулась. Сашка в любой момент не прочь этим заняться, но после трудного дня, полного забот, после обид на мужа, мелких бытовых стычек, постоянных мыслей о ребенке, готовке, невымытой посуде, стирке, учебе и деньгах… Наташа стала часто отказывать мужу, сказываясь больной или усталой. А когда ему удавалось настоять, хотелось поскорее все закончить, и она вынуждена была признать, что Сашины ласки уже не приносят ей прежней радости.
Пахомов стал другом семьи Соловьевых, но появлялся в их доме не часто. Иной раз привозил дефицитные продукты, если возникали какие-то проблемы – помогал их решать. Именно благодаря Боре Наташин сын ходит в очень приличный ведомственный детский сад, совсем рядом с домом.
О своих чувствах Борис напоминал редко, но порой она ловила на себе его пристальный, вопрошающий взгляд, и невольно отводила глаза. Если он приезжал на какое-то сборище, случалось, они танцевали.
Наташе казалось, что, сжимая ее кисть в своей теплой ладони, Боря посылает сигналы, напоминает, что хочет ее. А ей с трудом удавалось сдержаться, не стиснуть пальцы, отвечая: я тоже хочу быть с тобой… Чувствовать его близость, запах, ощущать его руку на своей талии, и не иметь права прижаться было мучительно, но еще мучительнее было бы отказаться от этих редких прикосновений.
Последний раз Наташа видела Пахомова на Новый год. Как всегда, он явился с подарками. Димке достался симпатичный импортный грузовичок, Сашке – спиннинг, а ей – чудные австрийские туфельки на шпильке, такие красивые, что хотелось поставить их в сервант. Она примеряла обновку, затаив дыхание – а вдруг не подойдут? К счастью, туфли оказались впору.
Позже, когда приехали гости и Новый год уже встретили, они с Пахомовым оказались на кухне наедине.
– Спасибо за подарок, Борик. Таких красивых туфель у меня в жизни не было!
– Только спасибо? – усмехнулся он. – А поцеловать?
Он взял ее лицо в ладони. Мягкие губы отдавали коньяком, зубы коснулись ее зубов, язык требовал разжать их… Сладкая истома волной прокатилась по телу и замерла внизу живота. На мгновение она забыла про мужа, про сына, про гостей… Лишь собрав остатки воли, ей удалось оторваться от него.
Зажимая рот рукой, будто стирая с него остатки поцелуя, она пробормотала:
– Это ни к чему… – и поспешила в комнату.
Вскоре Пахомов уехал и, похоже, с той ночи решил ее избегать.
Наташа подсчитала: они не виделись три месяца и шестнадцать дней. Боря даже не приехал поздравить ее с днем рождения и восьмым марта, ограничился телефонным звонком. Неужели это все, и больше они никогда не увидятся?
Она обреченно вздохнула. В конце концов, разве он обязан вечно опекать ее семью? У него своих дел полно, он человек занятой, к тому же холостой… Может, он встретил хорошую девушку и надумал жениться – зачем тогда ему сюда ездить? Ведь родственные отношения всего лишь предлог, она знала это с самого начала. Знала, что он приезжает только для того, чтобы увидеть ее. И втайне радовалась этим визитам, ждала их. Зачем? Если она любит своего мужа и не собирается с ним расставаться, зачем ей Пахомов?..
Задумавшись о нем, Наташа не заметила, что пролежала в постели лишних десять минут.
С шести и до половины восьмого утра она убиралась в соседней парикмахерской, затем вела Димку в ясли и ехала в институт. После учебы оставалась там часа на два-три, подрабатывала на полставки в машбюро. Перепечатывая Сашкины статьи, она здорово наловчилась в этом деле. После бежала домой, делая по дороге покупки. Вечером занятия с сыном, готовка, уборка, стирка, шитье… Да еще Сашка с обязательными вечерними посиделками. Наташа уже едва терпела его постоянные разговоры об одном и том же.
Муж все чаще стал раздражать ее. Ежедневно он рассказывал ей об обстановке в редакции бассейновой многотиражки, где работал после университета. Почему-то выходило, что все вокруг него – идиоты, а он один умный. К тому же он взял моду приводить в дом коллег, а те прихватывали бутылку… Она подозревала, что Сашка сопьется в этой газетенке.
Как всегда, Пахомов проснулся один. Свою вчерашнюю спутницу он усадил в такси в час ночи, следуя давно заведенному правилу: никаких совместных завтраков, кофе в постель, и никаких обязательств. Окажись на месте вчерашней девицы Наташа – ее бы он не отпустил… Но она с другим.
Пытаясь избавиться от бессмысленной любви, Борис больше трех месяцев не навещал Соловьевых. Несколько раз, не сдержавшись, подъезжал к их дому, видел, как Наташа ведет сына в садик, но к ней не подходил, так и сидел в машине, считая, что в ее жизни места для него нет. А как бы хотелось взять и увезти ее куда-нибудь на курорт, завалить цветами и подарками, усадить на трон своей любви… Он был уверен, что Наташа неравнодушна к нему, чувствовал ее волнение, когда танцевали, видел, как поспешно отводит глаза под его взглядом. А как она дрогнула, когда он ее поцеловал?
"Чего ради я пытаюсь оставаться порядочным человеком?" – спросил себя Пахомов, поднимаясь с постели, но ответа не нашел.
Пока брился, мысленно переключился на насущные дела. На сегодня были запланированы встречи с несколькими полезными людьми, кроме того, ему надо проследить, как двигается ремонт малого зала гостиницы, где он теперь директорствует. Следующая задача – пристроить гэдээровские женские плащи, не дошедшие до глубинки. Абсурд советского распределения, при котором в деревни отправляют модные вещи, а в крупных городах качественные товары в дефиците, приносил Пахомову немалые деньги. Вспомнив о плащах, он представил Наташу в ее сером пальтишке, и решил, что может позвонить Наташиной подруге.
Он предложил Людмиле встретиться в маленьком ресторанчике на Съездовской. Для приличия вначале расспросил о ее делах, узнал, где работает после института, попутно услышав, что у Натальи, просидевшей год в академке после рождения сына, тоже не за горами диплом.
Видя, как изменилось Борино лицо, когда она заговорила о подруге, Людка поинтересовалась:
– Ты только ради этого меня и пригласил? Узнать, как Наташа?
Он кивнул:
– Прости, Людочка. Ведь я люблю ее. Давно.
– Вообще-то, я подозревала…
– Только не думай, что я мечтаю отбить ее у Сашки – просто по-человечески хочу ей помочь. Поверь, если бы я был подлецом, – Боря грустно усмехнулся, – я бы давно своего добился.
"Белозубая улыбка, эти завораживающие глаза, манеры джентльмена… Я бы не устояла, это точно, – думала Людка, глядя на него. – А Наталья?.. Да что она, не из той же глины, что и все Евины дочки? Сама говорила, он ей снится. Сказать?.. Нет, Наташка меня точно убьет".
– Я ее три месяца не видел, как она?
– Как… Крутится, как белка в колесе. Вкалывает на двух работах: в парикмахерской по утрам убирает и в машбюро на полставки, – она заметила удивленный Борин взгляд. – Ты что, не знал? А на что бы они жили? Да еще учеба, да ребенок маленький, да Сашка с его закидонами…
И Людку понесло, она выдала все, что думает о Сашке, что о нем Наташа рассказывала, обо всех ее обидах…
– Представляешь, Соловьев считает, что ежели он журналист, творческая личность – так на рынок за картошкой ему ходить зазорно, посуду помыть – тем более. Да чего там – ведро до мусоропровода не донесет! Ну, может, раз в неделю Димку в ясли отводит, не чаще. Все остальное на Наталье, а она… Она ночами готова работать, чтобы в доме хоть какой-то достаток был. В квартире чистота, ужин всегда приготовлен… А Соловьев друзей из своей паршивой газетенки приведет, они выпьют, съедят все, что Наташка наготовила, а потом он пьяный к ней подкатывается…
Людка прикусила язык. Вот этого, наверное, говорить не следовало. Пахомов мрачно курил, глядя в одну точку. Она с сочувствием смотрела на него, и он встрепенулся.
– Прости, Людочка. Давай выпьем.
Поднимая бокал, предложил:
– Будем друзьями?
– Будем, – согласилась Людмила и подумала, что иметь Пахомова в друзьях тоже неплохо. – Тебе нужен лазутчик во вражеском стане?
– Да нет, я только хочу немного помочь ей. Для начала хотя бы устроить Сашку на работу в приличную редакцию, где денег побольше платят, а то он так и будет до пенсии в этой шарашке водку хлестать. Но надо это как-то не напрямую, незаметно устроить.
– А как?
– Вот тут я надеюсь на тебя. Скажи Наташе, что я хочу с ней встретиться: в пятницу, часов в пять вечера, в Катькином садике. Я мог бы и сам позвонить, но как ее одну дома застать? Договоришься, перезвони мне, вот мои телефоны.
Когда в пятницу Наташа увидела Борю, вышагивающего возле памятника императрице, сердце затрепетало и ей с трудом удалось приглушить счастливый блеск глаз. Он хотел чмокнуть ее в щеку, как всех женщин при встрече, но Наталья официально протянула руку.
– Привет. В чем дело? Людка говорила, что-то важное?
– Может, не будем на улице? Зайдем куда-нибудь, выпьем по чашечке кофе. Тут совсем недалеко очень милый ресторан.
– Нет-нет! – запротестовала она. – Какой ресторан, мне через час Димку из садика забирать.
Боря сжал зубы. Конечно, он не ожидал, что она бросится ему на шею, и все-таки…
– Если ты спешишь, поехали, по дороге поговорим. Моя машина недалеко, на Зодчего Росси.
– У тебя что-то случилось? – спросила она, усаживаясь рядом с ним и глядя в его хмурое лицо. – Может, я могу помочь?
Боря невесело усмехнулся:
– Нет, у меня все в порядке, помощь нужна тебе. Не перебивай, – сказал он, видя, что она пытается возразить. – Значит так. Завтра в пять часов вечера ты встречаешься в ресторане гостиницы "Моряк" с редактором молодежной газеты. Принесешь лучшие Сашкины статьи. Его возьмут штатным журналистом, если он не совсем бездарен – а это вроде не так, я читал его опусы. Ну и, конечно, ты должна понравиться редактору, – завершил Боря, ухмыляясь.
– То есть, как?.. – Наташа не поняла, он шутит или намекает на что-то.
– Ну, пококетничай с ним… Жалко тебе, что ли – ради счастья мужа и его творческих успехов?
– Только пококетничать? – усомнилась она.
– А это уж как карта ляжет! – расхохотался Боря.
Наташа думала, что опоздает. Выскочив из парадной, она перебежала дорогу к автобусной остановке, но тут из припаркованной рядом вишневой "девятки" вышел Пахомов и, изобразив театральный поклон, распахнул перед ней дверцу. Улыбнувшись, она уселась в машину, но не удержалась от замечания:
– Прямо как мальчишка…
– Да какой мальчишка, на днях стукнет тридцать три… – сообщил он, поворачивая ключ зажигания.
– Поздравляю, – автоматически ответила она, и только сейчас сообразила, что Боря никогда не приглашал их, и она понятия не имела, когда у него день рождения.
– Заранее нельзя, примета плохая. Вот если бы ты пришла поздравить меня через неделю…
– С Сашкой?
– Нет, одна.
– Это… в качестве платы за твои хлопоты?
Боря оглянулся и прищурился.
– Ты думаешь?.. Посмотрим, – и неожиданно рассмеялся.
Редактор газеты, толстячок лет пятидесяти, показался Наташе милейшим человеком. Представив друг другу, Пахомов, извинившись, оставил их за сервированным на три персоны столом. Наташа решила приступить к делу, пока не подали еду. Просматривая Сашкины статьи, Михаил Израилевич бормотал: "Недурственно, недурственно", а отложив вырезки из газеты, сказал Наташе, что готов встретиться с ее мужем в ближайший понедельник. Она обрадовалась, но и немного растерялась, не зная, как преподнести эту новость Соловьеву. Михаил Израилевич будто прочитал ее мысли:
– Я буду деликатен, Наташенька, и не скажу, откуда узнал о нем. Положитесь на меня, все будет хорошо.
Тут как раз вернулся Пахомов.
– Все в порядке? – поинтересовался он.
– Борис Алексеевич, у вашего родственника несомненный талант журналиста!
– Так вы его берете? Вот и славно, тогда давайте обедать.
Во время еды Михаил Израилевич несколько раз заговаривал о том, что должен быть благодарен Пахомову, а тот только усмехался. Они отобедали, немного выпили. В зале негромко играла музыка, и Боря вопросительно взглянул на Наташу.
– Потанцуем?
Конечно, она кивнула, и вскоре ощутила на талии его руки, сильные, нежные, и ненавязчивый аромат его одеколона. Она прикрыла глаза, наслаждаясь минутой…
– Так как насчет моего дня рождения? – тихо прошептал Боря. – Придешь в субботу?
– Часа в четыре?
– Я буду ждать. Вот мой адрес, ты ведь не была у меня никогда.
Музыка смолкла, и они вернулись к столу. Когда Наташа удалилась на несколько минут, Пахомов отдал редактору конверт:
– Все, как договаривались. Круиз на теплоходе "Лермонтов", две путевки, на вас и супругу. Здесь список документов, которые надо собрать за две недели, и написано, к кому обращаться.
"Черт возьми, – подумал редактор, – я ведь про заграничные путевки спросил, особо не надеясь, а он устроил! Лет тридцать мужику, а любые вопросы решает легко и непринужденно".
Когда Наташа вернулась из дамской комнаты, Михаил Израилевич встал, сказав, что ему пора. Борис попросил его подвезти Наташу до дома.
На прощанье он поцеловал ее в щеку и тихо напомнил:
– Я буду ждать.
Через день Михаил Израилевич сам позвонил Соловьеву на работу и договорился о встрече. Во вторник вечером Сашка возбужденно рассказывал:
– Видела бы ты, как наш главный зубами скрипел, подписывая мое заявление… Ему-то до смерти не видать тиража больше пяти тысяч! Нет, Наташка, ты можешь представить, что я буду работать в газете с миллионным тиражом?!
Соловьев сиял от счастья. Наташа тоже была рада, что у мужа появилась реальная перспектива.
Идти к Боре в субботу или нет? Не пойти будет свинством, убеждала она себя. И бояться нечего – ведь не одна она там будет. Но как сказать Сашке, что Боря его не приглашал? Может, вообще ничего не говорить? В субботу он собирался с отцом на дачу, Димку можно отвезти к маме…
Она никогда не бывала на улице Ломоносова, но дом нашла быстро. Поднявшись на второй этаж, нажала кнопку звонка. Боря открыл так быстро, будто стоял за дверью. Действительно, он рванул в коридор, как только увидел ее из окна.
Едва переступив порог, Наташа протянула сверток.
– Поздравляю! Не знала, что тебе подарить и решила по принципу: что дарить – дарите книгу… Это репродукции картин Дрезденской галереи.
– Спасибо, дорогая, чудесный подарок, – Боря чмокнул ее в щеку.
– А где же гости? – спросила она, снимая пальто. – Я первая?
– И единственная.
Наташа замерла. Вначале на лице отразилась растерянность, затем она нахмурилась:
– Знала бы – не пришла. Ты соврал…
– Постой, не сердись, у меня сегодня, правда, день рождения, но гости придут завтра, и это не те люди, которых я хотел бы видеть рядом с тобой… Прости, – он взял ее руку и тихонько сжал, заглядывая в глаза.
Складка между бровей разгладилась. Зачем обманывать себя: она шла к нему, а не ради того, чтобы повеселиться в компании.
– Пойдем, – потянул он ее за руку.
– Ты один здесь живешь, в такой большой квартире? – Наташа насчитала в коридоре шесть дверей.
– Не совсем. Со мной живет Ирина Романовна, очень милая старушка, она следит за домом. Ее комната по другую сторону кухни, там отдельный вход. Сейчас она в отъезде.
В уютно обставленной гостиной царил полумрак, плотные шторы были задернуты. Пахомов зажег две свечи на уставленном блюдами низком столике возле дивана.
– Ого! Это ты сам все приготовил? Очень красиво.
– Надеюсь, что и вкусно, во всяком случае, готовилось с вдохновением – потому что для тебя.
Он так взглянул, что опять будто электрический разряд прошел между ними. Наташа поспешила сесть. Вначале она чувствовала себя неловко, непривычно было оказаться единственной гостьей, которую потчуют с преувеличенным вниманием, но после нескольких рюмок вина расслабилась. Они болтали о кулинарии, потом рассматривали подаренный Наташей альбом. Пили кофе с крохотными пирожными. Тихая музыка не мешала разговору.
Вдруг Боря прислушался и предложил:
– Потанцуем?
Лишь только они встали, началась другая тема. "Je t'aimer", узнала Наташа.
Боря положил руки ей на талию, она обняла его за плечи. Медленно передвигались они под музыку, а нежный женский голос и хрипловатый мужской, казалось, говорили за них…
– Я люблю тебя, – прошептал Боря.
– Это перевод? – осторожно уточнила она.
– Нет, это я….
Он нашел ее губы. Музыка длилась и длилась, из динамика стали доноситься страстные вздохи, а он все целовал ее, и сил двигаться не осталось…Тогда он подхватил Наташу и отнес в спальню, усадил в кресло, а сам устроился у ее ног и, держа за руки, горячо заговорил:
– Я влюбился в тебя с первой минуты, как увидел. До тридцати лет не верил в любовь с первого взгляда – а она есть! Я пытался забыть тебя, даже перестал к вам приезжать – не помогло… Никто мне не нужен и не дорог так, как ты, Наташенька… И эту работу для Сашки я нашел, поверь, не для того, чтобы ты мне была благодарна, я просто не мог видеть, как ты тянешь все на себе. Ты – красивая, умная, лучшая на свете женщина, – вынуждена по утрам мыть полы, чтобы подработать!
– Ну, должен же кто-то и полы мыть, – пробормотала Наташа, отводя взгляд от его пылающих страстью синих глаз.
– Когда муж дурака валяет? Да это его прямая обязанность, тебя содержать, а не наоборот! Милая моя, я хочу все для тебя делать. Ты же знала это, ты чувствовала… Я ведь не ошибаюсь, ты тоже меня хочешь?
– Это не любовь, это…
– Дурочка. Почитай Фрейда: секс правит миром! Только старина Зигмунд не делал поправку на русский характер. Мы-то без своей загадочной души не можем, поэтому и в секс ее вкладываем – получается любовь. Посмотри мне в глаза, я же вижу, что ты тоже этого хочешь… – Он уже гладил ее колени, сдвигая юбку все выше. – Я вижу, ты хочешь… Скажи, что хочешь, и я пойму, что любишь… Хочешь?..
Он смотрел на нее, не отрываясь, и казалось, гипнотизировал своими откровенными словами. Затем принялся целовать: колени, грудь, губы. Она чуть не задохнулась от счастья, ощутив щекотку от его усов, и уже не могла понять – во сне это или наяву, так все было похоже… Еще немного, и волна восторга поглотит ее целиком. Но тут в гостиной зазвонили часы – гулко, громко. Вздрогнув от резкого звука, Наташа очнулась.
Что она делает?..
Оттолкнув Борю, она принялась лихорадочно застегиваться, лепетала, оправдываясь:
– Пойми, я так, тайком, не могу. Я себя уважать перестану…
– Давай не тайком, скажи мужу!
– Нет, я не могу.
– Чего ты боишься?