Вообще-то мне полагалось вернуться на работу, но я решила быстренько вывести на прогулку Люси, раз уж оказалась рядом с домом. Я подошла к висевшему в коридоре большому старинному зеркалу в резной золоченой раме, чтобы подкрасить губы Купер тем временем зашел в свой кабинет просмотреть сообщения Я еще раньше осмотрела коридор и убедилась, что не осталось никаких следов того, чем мы с Джорданом занимались тут накануне вечером Но все равно меня чуть удар не хватил, когда Купер вышел из кабинета и спросил:
– Скажи, что происходит между тобой и Джорданом?
– Ч-что ты имеешь в виду? – От волнения я даже стала заикаться.
– Ну, для начала, что он вообще делал сегодня возле Фишер-холла?
– Ах, это. – Я немного расслабилась. – Ничего, мы просто разговаривали.
– Понятно – Купер прислонился к косяку. Мне показалось, что его голубые глаза горят ярче обычного – То есть ты ничего не знаешь про блондинку, с которой его сфотографировали на пороге моего дома?
Я чуть язык не проглотила.
Так он все-таки видел "Пост"! Господи, ну почему никогда ничего не складывается так, как я хочу?! Или я уже израсходовала все свои удачные годы? Знаете, я где-то читала, что в жизни каждого человека бывает десять лет везения, этакое волшебное десятилетие, когда не случается никаких неприятностей… во всяком случае, крупных.
Может, мое удачное десятилетие уже кончилось? А если так, то нельзя ли мне переиграть все заново? Потому что, если бы меня кто-нибудь спросил, когда лучше назначить десять лет везения – с четырнадцати до двадцати четырех или с двадцати четырех до тридцати четырех, я бы выбрала второй вариант. Серьезно.
Кому же охота, чтобы лучшие годы жизни пришлись на учебу в старших классах?
Наверное, мое смятение отразилось у меня на лице, потому что Купер выпрямился и спросил:
– Хизер, что случилось?
Он спросил это таким тоном – ну, почти таким, – как если бы ему, правда, было небезразлично. И мне вдруг захотелось расплакаться.
– Ничего, серьезно, ничего.
Но только это было не так. Пусть со мной никто не соглашается, но я-то знаю, что кто-то пытается меня убить. А еще я занималась сексом с моим бывшим, который теперь помолвлен с другой женщиной, и ее дела на сцене идут лучше, да к тому же ее задница гораздо меньше моей. А хуже всего, что Купер увидел фотографию – свидетельство моей неразборчивости в связях или, по крайней мере, первого шага к ней.
– Я чувствую, что что-то не так, – сказал Купер. Он подошел и встал рядом со мной перед зеркалом. – И не пытайся отрицать, наблюдательность – мое профессиональное качество. Когда ты расстраиваешься, у тебя между бровей появляется такая маленькая складочка. – Он показал на мое отражение в зеркале. – Видишь?
Господи, он прав. У меня между бровей появилась хмурая складка. Если так и дальше пойдет, к тридцати годам будут морщины.
Я сделала над собой усилие и разгладила лицо.
– Это пустяки, – быстро сказала я. – Честно. А с Джорданом вчера вечером… это был всего лишь прощальный поцелуй.
Купер внимательно посмотрел на меня. Скептически посмотрел.
– Вот как? Прощальный поцелуй.
– Ну да – потому что между нами все кончено. – У меня запершило в горле, и я кашлянула. – Действительно все кончено.
Купер кивнул, хотя, кажется, не до конца мне поверил.
– Ну, если ты так говоришь…
– Мы оба готовы идти дальше, – перебила я. – Сейчас готовы. Понимаешь, нам нужно было какое-то завершение. Нельзя было, чтобы все кончилось моим гневным уходом… это нехорошо. Теперь мы остыли, успокоились, оба понимаем, что все кончено.
– Ладно, если между вами действительно все кончено, – сказал Купер, – то что Джордан делал возле Фишер-холла сегодня утром, когда на него свалился этот горшок?
Черт! Про это я совсем забыла!
Но ничего, ситуация под контролем.
– Ах, ты об этом?
Я беспечно рассмеялась. Представляете, я даже сумела беспечно рассмеяться! Может, у меня есть актерский талант, и мне надо сниматься в кино, как Бритни и Мэнди? Может, мне надо выбрать факультет актерского мастерства, как Марии? Как знать, вдруг в один прекрасный день я поставлю статуэтку "Оскар" рядом с Нобелевской премией? Стоп… Нобелевская премия – это медаль или статуэтка? Не помню.
– Да, – сказала я все так же беспечно. – Он зашел вернуть мне компакт-диск, который остался в его квартире. Я его не забрала, когда уезжала.
– Компакт-диск, – повторил Купер.
– Ну да. Мой… старый саундтрек, его теперь не найти, это такая редкость.
– Понятно, – сказал Купер.
Я старалась не замечать, что теперь, когда он снял кожаную куртку, из-под коротких рукавов серой футболки стали видны его бицепсы, такие же рельефные, как у его брата. Но только Купер накачал свои мускулы на работе, а не в тренажерном зале. Работа частного детектива состоит не только в том, чтобы прятаться в засаде с фотоаппаратом. Думаю, Куперу приходится… поднимать всякие вещи. Может быть, он при этом даже потеет, и ему приходится снимать рубашку.
Ой! Мне срочно нужно вернуться на работу.
Но мысли о работе детектива напомнили мне об одной вещи.
– Ну, – сказала я. Теперь, когда мне больше не грозила опасность разреветься, я осмелела. – Раз у нас с Джорданом все разрешилось, мне хочется это отпраздновать.
– Отпраздновать, – механически повторил Купер.
– Да. Ты же знаешь, я нигде не бываю, вот я и подумала, отчего бы не сходить сегодня вечером на Пэнси-бал?
– На Пэнси-бал?
Купер ни на миллиметр не отводил взгляда от моего лица. Надеюсь, не проверял меня на честность? Мне, правда, очень хотелось пойти на Пэнси-бал. Только не по тем причинам, о которых я ему сказала.
– Ну да, это бал в честь попечителей и тех, кому присуждены премии Пэнси. За работу в колледже. Рейчел получила такую премию.
Честное слово, мне не померещилось: когда я упомянула имя начальницы, Купер как-то сразу потерял интерес к разговору. Более того, пошел поднять почту, которую только что бросили в прорезь в двери. Почтой сразу заинтересовалась Люси, и Куперу пришлось немного с ней побороться, а потом он сразу принялся эту почту разбирать.
– Рейчел, говоришь?
– Да. Вот только билеты стоят аж по двести баксов. Ну, на бал. И видит бог, мне это не по средствам. И я подумала, ведь твой дед был одним из основателей попечительского фонда. Наверняка ты можешь достать билет бесплатно.
– Пожалуй, – сказал Купер.
Люси жалобно скулила, и он дал ей на растерзание каталог "Джей Крю".
– Может, и мне раздобудешь? – спросила я.
Ненавязчиво так поинтересовалась. Да, я такая – Мисс Тонкий Подход.
– Чтобы ты шпионила за Кристофером Эллингтоном? – Купер даже головы не повернул – как разбирал почту, так и продолжал этим заниматься. – Ни за что.
Я растерялась.
– Но…
– Хизер, разве ты не слышала, что сказал детектив Канаван? Он сказал, что займется этим делом. По-тихому. А тебе велел держаться подальше. За твои старания тебя в лучшем случае отдадут под суд.
– Клянусь, я не собираюсь с ним разговаривать. – Я подняла правую руку и отсалютовала, как это делают герл-скауты. Хотя, конечно, я никогда не была герл-скаутом, так что это не считается. – Я к нему близко не подойду.
– Поправь меня, если я ошибаюсь, – сказал Купер, – но разве не ты была еще совсем недавно уверена, что он пытался тебя убить?
– Ну, это я и пытаюсь выяснить. Да ладно, Купер, что может случиться на Пэнси-балу? Не попытается же он при всех что-нибудь со мной сделать.
– Нет, не попытается, – сказал Купер. – Потому что я глаз с тебя не спущу.
Я заморгала. Что он сказал?
– Ты… так ты пойдешь со мной?
– А что мне делать?! Если я не буду за тобой присматривать, неизвестно, что упадет тебе на голову в следующий раз.
Купер отложил почту, и его голубые глаза впились в меня, как два прожектора.
– И потом, я по глазам вижу, ты все равно раздобудешь билет, даже если для этого тебе придется соблазнить какого-нибудь ничего не подозревающего бедолагу с геологического факультета.
Я была ошеломлена. Купер идет со мной на Пэнси-бал! Купер Картрайт ведет меня на бал!!! Это же почти что… гм свидание!
– Ох, Купер! – выдохнула я. – Спасибо тебе огромное! Ты не представляешь, как много это для меня значит!
Но Купер уже шел к себе в кабинет, качая на ходу головой. Свои мысли он держал при себе, но я была абсолютно уверена, он, в отличие от меня, не раздумывает в панике, что же ему надеть.
Все-таки мужчинам живется гораздо легче.
20
Неправильно все, что я говорю,
Ты все понимаешь неправильно,
Неправильно думать, что я тебе вру,
Пойми же хоть раз меня правильно!
"Неправильно понятый". Исполняет Хизер Уэллс. Авторы песни Дитц/Райдер. Из альбома "Лето". "Картрайт рекордс"
Весь оставшийся день я с нетерпением ждала вечера.
Все интересовались здоровьем Джордана, и мне было стыдно, что я даже не знаю, как он себя чувствует, поскольку с тех пор, как мы ушли из больницы, мои мысли занимали совсем другие вещи. Чего стоит одна встреча с детективом! Или предстоящее свидание (ну, ладно, почти свидание) с мужчиной моей мечты! А еще мне нужно было решить, что надеть на бал.
Я все же позвонила в больницу Святого Винсента. Меня раз пять переключали с одного телефона на другой – из соображений конфиденциальности, ведь Джордан – звезда. В конце концов нашелся человек, который, убедившись, что я из газеты, и что я – это я (пришлось даже спеть пару строчек из "Сахарной лихорадки"), сообщил, что состояние Джордана оценивается как хорошее и врачи надеются на его скорое выздоровление.
Когда я пересказала это Рейчел, она обрадовалась:
– Очень хорошо! Я ужасно волновалась. Хизер, тебе здорово повезло, что горшок упал на Джордана, а не на тебя.
Магду прогноз врачей обрадовал куда меньше.
– Очень плохо, – напрямую заявила она. – Я надеялась, что он умрет.
– Магда! – вскричала я в ужасе.
– Ох, ты только посмотри на моих кинозвездочек! – Магда повернулась к компании студентов, которые пришли на обед. Приняв у них обеденные карточки и пропустив через сканер, Магда снова посмотрела на меня. – Так ему и надо, хорошо, что он получил по голове.
Счастливая Магда: для нее все делится на черное и белое. Америка – великая страна, кто бы что ни говорил, а если певец изменяет своей подружке, то он вполне заслуживает, чтобы ему на голову упал цветочный горшок. И никаких вопросов.
Я позвонила Пэтти, она была рада услышать мой голос. По-видимому, Пэтти не на шутку перепугалась, когда перешла дорогу и увидела кровь на тротуаре перед Фишер-холлом. Она решила, со мной что-то случилось. Чтобы успокоиться, ей пришлось двадцать минут просидеть в кафе и съесть два шоколадных батончика, которые ей всучила Магда. Только после этого немного пришла в себя, поймала такси и поехала домой.
– Хизер, ты не передумала насчет образования? – с тревогой спросила Пэтти. – Фрэнк мог бы устроить тебе встречу с нужными людьми на студии…
– Большое спасибо, – сказала я, – только вряд ли нужных людей со студии обрадует, что большая часть моих выступлений проходила в торговых центрах.
– Им будет все равно, я уверена, – воскликнула Пэтти.
Конечно, мне приятна ее забота, но как раз такие вещи для студий очень важны, это я успела понять.
– Может, мы сумеем устроить тебя на роль в мюзикле, – продолжала Пэтти. – Выступает же в мюзиклах Дебби Гибсон… Да и другие звезды…
– Пэтти, здесь ключевое слово – "звезды", а я сейчас не звезда.
– По-моему, тебе не стоит работать в этом общежитии. Слишком опасно. То девушки погибают, то на людей падают цветочные горшки…
– Ох, Пэтти, со мной ничего не случится.
– Хизер, я серьезно. Мы с Купером обсуждали этот вопрос, и оба считаем, что…
– Вы с Купером обсуждали меня?
Надеюсь, Пэтти не поняла по моему голосу, как мне хочется узнать подробности их беседы. Может, Купер признался Пэтти, что питает ко мне глубокую и прочную любовь, но старается не выдать своих чувств, потому что я – бывшая невеста его брата и к тому же в некотором роде его подчиненная. Но если бы он признался, наверное, Пэтти сразу бы мне об этом рассказала.
– Мы с Купером считаем, и с нами согласен Фрэнк, что если в вашем колледже действительно произошли убийства, то ты можешь оказаться в опасности…
Судя по тому, что говорит Пэтти, вряд ли Купер признался ей в великой любви ко мне. Неудивительно, что Пэтти не позвонила мне сразу же, чтобы сообщить новость.
– Пэтти, – сказала я. – Со мной все в порядке, правда. У меня лучший телохранитель на свете.
Тут я рассказала ей про Пэнси-бал и про то, что я иду туда с Купером. Но почему-то Пэтти отреагировала далеко не так восторженно, как я ожидала. Она, правда, предложила мне надеть ее красное платье от Армани (она ходила в нем на церемонию вручения "Грэмми", когда была на седьмом месяце беременности, и поэтому, я надеюсь, платье на меня налезет), но не сказать, чтобы она завизжала от восторга: "О-о-о-о он пригласил тебя на свидание!"
Наверное, это не совсем так. Наверное, когда мужчина куда-то идет с тобой только для того, чтобы убедиться, что тебя никто не убьет, – это не настоящее свидание.
Господи, когда Пэтти ухитрилась стать такой зрелой женщиной?
– Ладно, Хизер, только пообещай, что будешь осторожна, хорошо? – В голосе Пэтти все еще слышалась тревога. – Купер считает, что вся эта история… в общем, он думает, маловероятно, что произошло убийство. Но я все же боюсь за тебя. Не хочу, чтобы следующей жертвой стала ты.
Я, как могла, заверила Пэтти, что мне вряд ли что-нибудь угрожает, хотя, конечно, была уверена в противоположном. Кто-то в Фишер-холле желает моей смерти. Значит, моя гипотеза об убийствах оказалась верной.
Я повесила трубку и только тогда почувствовала на себе чей-то взгляд. Сара за своим письменным столом рассовывала по маленьким пакетикам сладкие рулетики – в качестве сюрприза для старших по этажам. Она считала, поскольку начало семестра оказалось таким тяжелым (две смерти), старших по этажам нужно как-то подбодрить.
Но сейчас Сара перестала раскладывать подарки и уставилась на меня через толстые стекла очков своим совиным взглядом. Контактные линзы она надевает только в особых случаях, например, когда студенты вселяются в общежитие (есть шанс наткнуться на симпатичного одинокого папашу) или когда идет на службу в церковь Святого Марка (есть шанс познакомиться с симпатичным нищим поэтом).
– Я не хотела подслушивать твой разговор, – сказала Сара, – но ты и правда думаешь, что кто-то пытается тебя убить?
– Гм…
Я замялась. Как ответить, чтобы Сара не волновалась зря? Я-то каждый вечер ухожу домой, а Сара живет в здании. Каково ей будет тут жить, сознавая, что по этажам Фишер-холла бродит опасный психопат?
Но, с другой стороны, Сара лишилась невинности еще на первом курсе, летом, когда проводила каникулы в Израиле, во всяком случае так она мне сказала. Поэтому вряд ли ее можно считать потенциальной жертвой.
Я пожала плечами и просто сказала:
– Да.
А потом изложила свою гипотезу насчет Кристофера Эллингтона и гибели Элизабет Келлог и Роберты Пейс. Рейчел не было, она поднялась в свою квартиру готовиться к балу. Она ухитрилась-таки сбегать в обеденный перерыв в "Блумингдейлз" и что-то там купить, но не захотела нам показывать, чтобы "не испортить сюрприз".
Когда я закончила, Сара спросила:
– Рейчел об этом знает?
– Нет.
У Рейчел и без того достаточно поводов для волнений. Кроме того (этого я Саре не сказала), если окажется, что моя теория неверна, это может плохо отразиться на моем испытательном сроке. Сами понимаете, заподозрить сына президента колледжа в двух убийствах…
– Это хорошо, – сказала Сара. – И не рассказывай. Наверное, тебе это не приходило в голову, но вполне вероятно, что твоя идея об убийствах – это проявление глубоко скрытой неуверенности в себе, возникшей из-за того, что тебя предала и бросила родная мать.
Я оторопело заморгала.
– Что-о?
Сара поправила очки.
– Сама посуди, мать украла у тебя все деньги и сбежала из страны с твоим менеджером. Наверное, это было самой тяжелой эмоциональной травмой в твоей жизни. Ты же потеряла все: сбережения, людей, которых считала своей главной опорой. А еще раньше ты практически лишилась отца, потому что он получил большой срок за махинации с чеками. Но когда кто-то об этом упоминает, ты просто отмахиваешься, как будто это какая-то мелочь.
– Нет.
Я не отмахивалась. По крайней мере, мне самой казалось, что я не отмахиваюсь.
– Да-да, – настаивала Сара. – Ты даже не отказываешься говорить с матерью! Однажды я сама слышала, как ты говорила с ней по телефону. Вы мило болтали о том, что подарить папочке на день рождения. Папочке, который сидит в тюрьме. Ты обсуждала это с женщиной, которая сбежала в Аргентину, украв твои деньги!
– Ну и что, – возразила я, немного даже с вызовом. – Она же все равно моя мать.
Мне всегда трудно объяснять свои отношения с мамой. Когда мои дела пошли плохо, то есть когда я сообщила "Картрайт рекордс", что согласна петь только свои собственные песни, и отец Джордана меня просто вышвырнул (правда, продажи моих дисков все равно уже не росли бешеными темпами), мама сама о себе позаботилась. Но что поделать, такая уж она есть. Поначалу я, конечно, на нее очень разозлилась.
Но злиться на мою мать – это примерно то же самое, что злиться на дождь за то, что он пошел. Она над собой не властна – как облака на небе.
Но если бы это услышала Сара, она бы заявила, что я прячусь от реальности или еще что-нибудь похуже.
– Как ты думаешь, не перенесла ли ты свое возмущение поведением матери на Криса Эллингтона, который ни в чем не виноват? – поинтересовалась Сара.
Мне уже порядком надоело повторять одно и то же.
– Извини меня, но цветочные горшки, знаешь ли, не падают с неба. Во всяком случае, сами по себе.
– А еще, возможно, тебе так сильно не хватает внимания, которым тебя раньше одаривали поклонники, что ты подсознательно хватаешься за любой повод привлечь к себе внимание. Например, ты совершенно на пустом месте придумала страшную загадку, которую якобы должна разрешить.
Мне вдруг вспомнилось, что сказал Купер, когда мы стояли возле служебного лифта. В его словах прослеживалось что-то похожее… Что мне не хватает куража, который я испытывала, когда выступала в торговых центрах. Но пытаться выяснить, кто убивает людей в здании, где ты работаешь, – это совсем не то, что петь песни перед людьми, которые пришли прошвырнуться по магазинам и которым по большому счету вовсе не до тебя.
А что, разве я не права?
– Может быть. Не знаю, – сказала я в ответ на все Сарины обвинения.