Денис долго сидел, продолжая сжимать в руке трубку. Если бы пару дней назад - да что там пару дней, всего лишь несколько часов назад! - кто-то сказал ему, что у него может возникнуть такая мысль, он бы просто рассмеялся этому человеку в лицо. Жениться в двадцать семь лет - это было по меньшей мере абсурдно. Мама, впрочем, часто твердила ему об этом.
"Денис, когда же ты встретишь свою вторую половинку?"
Алла Васильевна была неисправимым романтиком. Вплоть до вчерашнего вечера Денис был уверен в том, что этого качества от матери не унаследовал.
"Мамочка, милая, - отвечал он с улыбкой, - с чего ты взяла, что твой сын на пятьдесят процентов неполноценный?"
Мама только улыбалась, но в глазах продолжал звучать вопрос. Ему не хотелось обижать мать, и уж тем более не хотелось выглядеть циником.
"Знаешь, мама, - он обнимал мать за плечи и усаживался рядом, приняв самый серьезный вид, - когда-нибудь я проснусь утром и увижу девушку, которая спит рядом со мной. Увижу ее лицо и почувствую, что счастлив. Что самое главное для меня - это каждое утро просыпаться рядом с ней и видеть ее лицо. Засыпать и просыпаться - вместе. Пить вместе кофе по утрам, есть суп из одной тарелки…"
В этот момент он не выдержал и рассмеялся. И правда, почему это они должны есть суп из одной тарелки?
"Черт! Ты же сама видишь, мама… Сама видишь, что я даже не представляю себе, что это такое. Зачем есть суп из одной тарелки, скажи? Какая в этом фишка?"
Алла Васильевна снова ничего не ответила, но с тех пор к этому разговору они если и возвращались, то очень редко. Иногда Денис и сам задумывался об этом. Иногда заставлял себя представить, что будет в том случае, если в его квартире поселится Жанна. Жанна, Оля, Света или Наташа - неважно. Он будет приходить домой и видеть - Жанну. Ложиться в постель и видеть - Жанну. Просыпаться утром и снова видеть Жанну… Сколько дней он сможет это выдержать? Три, максимум - пять. А потом он просто не выдержит и сбежит из собственного дома. Или выгонит Жанну. "Выгонишь ее, - тут же проносилось в голове, - как же. Черта с два ты ее выгонишь. Проще тараканов уговорить уйти к соседям, чем выгнать Жанну. Тем более, если в паспорте печать стоять будет. В этом случае она уж совсем неуязвимой станет…"
И вот теперь все изменилось - в считанные часы. Теперь он просто не представлял, как сможет жить дальше, если ее, Саши, не будет рядом. Если, просыпаясь по утрам, он не будет видеть ее лица, слышать ее голоса, целовать ее улыбку. Как он сможет заснуть вечером, если ее не будет рядом. Если ее не будет рядом - всегда. Каждый час и каждую минуту его жизни. Нет ничего более естественного, чем желание разделить свою жизнь с человеком, которого любишь. Конечно, он хочет на ней жениться! Он просто мечтает об этом!
"Сейчас, - промелькнуло в сознании, - вот сейчас я позвоню и скажу ей об этом. Сейчас же!"
Он набрал шесть цифр, которые запомнил с первого раза, как только услышал, не прилагая к этому абсолютно никаких усилий. Один гудок, второй, третий…
- Алло, - раздался на том конце ее приветливый голос.
В ту же секунду Денис оборвал связь.
"Идиот! - мысленно обругал он себя и рассмеялся: счастливый псих, это точно про него! - Ну и что же ты собирался ей сказать? Будь моей женой, Саша. Я решил, что нам нужно пожениться, потому что я хочу есть с тобой суп из одной тарелки!"
На самом деле, это было бы глупо. Они были знакомы всего лишь несколько часов. Он даже не целовал ее ни разу. Хоть он и не сомневался ни минуты в своем желании, все же не представлял, как сказать об этом Саше. Едва ли она воспримет его всерьез. Да и значил ли для нее что-нибудь вчерашний вечер, который перевернул всю его жизнь? Значил ли…
Денис снова вспомнил фотографию на стене. Две пары глаз, так похожих, как две искры одного костра.
- Мы на самом деле очень похожи, - сказала вчера Саша. - И иногда мне кажется, что это не случайно… Что я - ее продолжение. Ведь люди не умирают. Я верю в то, что каждый человек оставляет свое продолжение на земле. А я… Я так хорошо ее понимаю. Я разговариваю с ней, слышу ее. А иногда, знаешь…
Денис переводил взгляд с одного лица на другое. На самом деле, очень похожи. Одна - продолжение другой.
- Ты меня слушаешь? - Саша смотрела немного насмешливо.
Он кивнул:
- Вы действительно очень похожи.
- Мы и внутри похожи. Иногда ей бывает очень плохо, и она жалуется мне. Я ее жалею, успокаиваю - ее же словами. Я ее очень люблю. Да ты садись, ну что же ты стоишь посреди комнаты?
Денис послушно опустился в мягкое синее кресло, а Саша села напротив и улыбнулась.
Теперь он мог смотреть на нее. Теперь это было естественно - смотреть на Сашу. Он ведь для того и пришел сюда, чтобы смотреть на нее. Теперь она казалась ему еще прекрасней, если только это было возможно. Свет, который излучали глаза, стал мягким и бархатным, как свет звезд на ночном небе. Теперь он не ослеплял его, не причинял боли. Это было удивительное ощущение - смотреть в ее глаза и думать о том, что это может продолжаться бесконечно.
Здесь, у себя дома, в своей маленькой комнате, Саша показалась ему немного другой. Голубые обои на стенах, синий диван в дальнем углу и синие шторы на окнах, две декоративных подушки, вышитые крестом, бесконечные полки с книгами, огромный плюшевый медведь, раскинувший на полу свои косматые лапы, цветок в глиняном горшке и нелепый соломенный домовенок, подвешенный над диваном, - все это, и десятки других мелочей составляли одно целое. Мир, в котором живет Саша. В котором она утешает плачущую Марину Цветаеву и разговаривает с ней о чем-то, понятном только им двоим. Есть ли здесь, в этом странном синем мире, место для него? Сможет ли он почувствовать себя здесь своим, а она - примет ли?
В этот момент что-то оборвалось внутри, и он опять со страхом подумал: примет ли? И тут же, словно отвечая на его невысказанный вопрос, Саша снова заговорила:
- Знаешь, пока я тебя ждала, я смотрела на окна в доме напротив…
Она рассказывала ему про птицу, которую придумала, соединив линиями огни светящихся окон в доме напротив.
- Да, - ответил он, - я тоже иногда так делаю. Знаешь, если честно, я никогда никому об этом не рассказывал. Думал, что все люди оставляют свои детские привычки в детстве. Я тоже оставил почти все, а с этой никак не могу расстаться. Меня всегда притягивает свет…
"Пока я тебя ждала". Она сказала это так просто, как будто не понимала цену своим словам. Отдавала даром то, что стоило огромного состояния. Ничего не просила взамен, не торговалась, а просто дарила. Не пыталась защититься - может быть, потому, что не знала, как это делается? А может, просто потому, что была слишком беспомощной? Но насколько же сильным должен быть человек, чтобы он мог позволить себе такую беспомощность…
- Послушай, что же я… - Саша медленно поднялась с кресла, - что же, даже чаю тебе не предложила. Я сейчас…
Он хотел возразить ей, но не успел, потому что она стремительным облаком уже пронеслась мимо, обдав его легким, едва различимым ароматом ночной фиалки. Цветка, распускающегося ночью, такого же синего, как и ее глаза.
На какое-то время он остался один. Рядом, на журнальном столике, лежала открытая книга. Он переложил ее к себе на колени и прочел несколько строк.
" … Конечно, ей польстила такая просьба, но она возразила:
- Господи, как же я могу? Ты подумал о маме? И к тому же я не умею летать.
- Я тебя научу.
- Летать?
- Я тебя научу запрыгивать ветру на спину. И мы тогда полетим вместе!
- Ух ты!
Венди, ты только подумай: вместо того, чтобы спать, мы могли бы летать по небу и болтать со звездами!…"
- А вот и я.
Саша появилась с двумя чашками, подошла ближе и опустила их на журнальный столик.
- Сейчас, подожди еще секунду. Я печенье принесу.
Она снова ушла. Он как будто качался на волнах, которые то прибивали его к берегу, то снова относили далеко-далеко, почти лишая надежды. "Ну не исчезнет же она, в самом деле. Не испарится. Принесет печенье - и вернется. Хотя… От девушки, которая так запросто утешает плачущую Марину Цветаеву и читает детские книжки про летающих мальчиков, всего можно ожидать. Особенно, если у нее такие глаза…
Она, и правда, не появлялась слишком долго. Так долго, что он не выдержал:
- Саша!
Ответа не было. На какое-то мгновение он перестал себя контролировать, вскочил с кресла и стукнулся коленом об угол стола. Стол покачнулся, одна чашка тут же упала на бок и обросла светло-коричневой лужицей. Он стоял и смотрел, как лужица, заструившись ручьем, потекла к самому краю…
- Ах ты, вот я тебя поймаю!
Саша уже была здесь, в комнате, и даже с тряпкой в руках. Ей удалось остановить течение ручья и не позволить ему прорваться на пол.
- Вот так…
Она улыбалась, и он улыбнулся в ответ, чувствуя себя совершеннейшим идиотом.
- Извини, я нечаянно пролил чай.
- Ничего страшного, я сейчас тебе другую чашку…
- Саша! - он заставил ее остановиться на пороге. - Не надо, не уходи. Не уходи, пожалуйста. Знаешь, я совсем не хочу…
Он заметил, что ее глаза стали немного грустными - совсем чуть-чуть. Нужно было прогнать эту грусть, и он сказал, почти не подумав:
- Не уходи, пожалуйста. Знаешь, мы могли бы пить из одной чашки. Одна чашка ведь осталась целая, нам хватит…
Грусть исчезла - совсем. Саша рассмеялась, громко и весело:
- Хватит, конечно! А ты как любишь - с сахаром или без сахара?
- Без сахара.
- Я тоже. Я люблю крепкий.
- И я - крепкий.
- А ты…
Она уселась возле него на пол, поджав под себя ноги в теплых серых вязанных носках. Они пили чай из одной чашки маленькими глотками, передавая ее из рук в руки, каждый раз улыбаясь.
- А ты?…
Время как будто остановилось.
- А я люблю спать долго. Особенно зимой, когда холодно. Высунешь нос из-под пледа, и снова - обратно. А ты…
Чашка уже давно была пустой, а они все продолжали наперебой: а ты?
Она любила крепкий чай, Марину Цветаеву, туман, спать по утрам, гулять под дождем без зонта. Кошек, собак и птиц, жареную картошку, мороженое… Она тоже любила осень. Они были очень похожи, и они были очень разные. Она понятия не имела, кто такой Оливер Кан, а он не знал поэта Льва Мея. Он рассказывал ей про драматичный матч финала чемпионата мира между сборными Германии и Бразилии, а она, глядя на его серьезное лицо и заливаясь смехом, читала ему отрывки из "Секстины".
- Опять, опять звучит в душе моей унылой знакомый голосок, и девственная тень опять передо мной с неотразимой силой… Денис! Прошу тебя!
- Да что ты хохочешь, Саша!
- У тебя такое лицо… Если бы ты видел! Да ты ведь и сам смеешься, Денис! Смеешься!
Они опомнились, когда часы показывали уже половину второго ночи.
- Кажется, я засиделся, - немного неуверенно проговорил Денис.
- Наверное, - так же без уверенности в голосе ответила Саша.
Он поднялся, в душе проклиная время, которое иногда так быстро бежит. Она не стала его удерживать. Прощаясь, он сжал в своей ладони ее теплые пальцы. Ему очень хотелось поднести их к губам, и все же он не решился, почему-то побоявшись обидеть ее. Она улыбалась немного грустно. Эта грустная улыбка и хрупкое тепло маленькой ладони казались ему бесценным и самым дорогим в жизни подарком. Спустившись вниз по лестнице, он еще долго стоял на улице возле подъезда, и только дождавшись, когда в ее окне погас свет, медленно направился в сторону дороги, всматриваясь в темноту и пытаясь отыскать зеленый огонек проезжающего такси.
Саша вошла в класс и сразу почувствовала облегчение: задняя парта в правом дальнем углу была пуста.
Ей было немного стыдно признаться себе в собственной слабости, и все же чувство облегчения скрыть было невозможно. Что ж, сегодня это даже кстати. Отсутствие Измайлова, по крайней мере, гарантирует ей отсутствие прецедентов на уроке, дает возможность почувствовать себя спокойно и расслабиться. Попытаться разобраться в себе. Понять - права ли была она, полагая, что новое чувство, так неожиданно ворвавшееся в ее душу, вытеснит все остальное и лишит ее способности любить своих пропавших мальчиков. Это было для нее очень важно - разобраться в себе. Потому что в том случае, если она поймет, что что-то изменилось, ей придется бороться. Бороться за одну любовь против другой любви - если они, эти две неспокойные и самовластные соседки, не пожелают мирно уживаться в ее душе. В этом случае одну из них придется прогнать. Саша знала и не сомневалась ни минуты в том, какую именно…
Ей потребовалось совсем немного времени для того, чтобы восстановить полную тишину в своем "кипящем улье", как называл иногда мальчишек Владимир. Она молча стояла и смотрела на них, не говоря ни слова, пока наконец не смолкли последние смешки с задних парт.
- Здравствуйте. Садитесь.
В начале урока ей предстояло провести опрос по пройденной теме. Одного короткого взгляда было достаточно для того, чтобы понять, кто сегодня готов отвечать, кто не слишком стремится к этому, а кто не сможет связать и двух слов. Последняя группа, как обычно, была самой многочисленной. Но для этой группы у Саши была своя заготовка, которая срабатывала почти всегда безотказно. Только с чего начать?
Она опустила взгляд, делая вид, что просматривает фамилии по журналу. Снова проигнорировав заповедь о чередовании горькой пилюли и сладкой ложки, она вызвала Мишу Андреева. Он огляделся немного смущенно.
- Какой образ показался тебе в поэме самым ярким?
Миша не поднимался с места. Такова была традиция, которой следовали ученики на уроках литературы: Саша никогда не заставляла их выходить к доске и даже подниматься из-за стола для того, чтобы отвечать на вопросы. Так было с самого первого дня ее пребывания в училище, и этот метод оправдывал себя уже сотни раз: опрос по заданной теме постепенно превращался во всеобщую дискуссию, немного шумную и, пожалуй, слишком непринужденную, однако именно это больше всего и радовало Сашу. Она огорчалась как раз тогда, когда вместо дискуссии получался вялый монолог.
- Наверное, Наина, - немного подумав, ответил Миша Андреев. - Особенно в том месте, когда она наконец признается старцу в любви…
- Да уж, - тут же раздалось в ответ, - такое ночью приснится - помрешь со страху.
- Впечатляет, - послышалось новое одобрение.
- Как там было… Скривив улыбкой страшный рот могильным голосом урод бормочет мне любви признанье! - с чувством процитировал Миша. - Б-рр-р!..
Саша слушала внимательно. Она всегда слушала внимательно, когда они отвечали. Наверное, они даже не подозревали, как важны были для нее эти реплики, пусть порой невыдержанные и лишь отдаленно напоминающие шаблонную модель ответа ученика на уроке литературы. Ей было гораздо важнее услышать иногда это "б-рр-р!", чем невнятное бормотание или даже внятные, но неосмысленные, заученные фразы - конечно же, они шли не из души…
На этот раз обсуждение получилось очень бурным и затянулось надолго. Саша даже немного удивилась тому впечатлению, которое произвела на мальчишек сказка. Хотя, в принципе, удивляться было как раз нечему - ведь, в конце концов, это сказка, а сказка не может не затронуть детскую душу. И это еще раз доказывало, что все эти двадцать парней, несмотря на грубые, часто хрипловатые голоса, несмотря на внешнюю и показную взрослость, все-таки дети. Обыкновенные дети, продолжающие верить в сказки.
- А может, лучше почитаете еще, Александра Алексеевна? - несмело вклинился в ее монолог о романтической народности поэмы голос с предпоследней парты.
Саша строго сдвинула брови и покачала головой: перебивать учителя по меньшей мере невоспитанно. Но, с другой стороны, ценить искренность превыше всего было одним из ее золотых правил. Поэтому, следуя своему незыблемому правилу, она постаралась не слишком растягивать теоретическую часть урока. Открыв поэму наугад, она тут же почувствовала, как притих класс, ощутила все двадцать пар глаз, которые слово прилипли к ней. И начала читать…
И только после того, как прозвучал звонок и в дверном проеме мелькнул последний стриженный "ежик", она вдруг вспомнила… Вспомнила, что вчера вечером в ее жизни случилось что-то очень важное. Что ее жизнь полностью изменилась, перевернулась - в один вечер, да что там в один вечер, в одну секунду! А еще вспомнила о том, что собиралась бороться…
- О, господи! - Саша прижала обе ладони к горящим щекам и радостно рассмеялась во весь голос: оказывается, никакой борьбы не требуется! Только теперь она поняла, что чувство, зародившееся в ее душе, сделало эту душу только щедрее, что оно влилось плавным ручейком в общий поток ее любви к миру, превратив этот поток в бурную, бушующую реку, грозившую выплеснуться из берегов.
- Так вот она какая, - медленно и задумчиво произнесла Саша, - вот она какая - любовь. Оказывается, я ошибалась, считая ее злодейкой… Она хорошая, любовь. Такая хорошая.
- Эй, что это ты там бормочешь, Саша? - услышала она голос Владимира, показавшегося в кабинете.
Сказать? Но поймет ли? Да и не хотелось ей никому рассказывать о том, что с ней случилось. Пожалуй, если только Кристине…
Вспомнив Кристину, Саша немного нахмурилась. А вдруг… Возникновение любовного треугольника страшило ее больше всего. Она знала заранее, что сдастся без боя, что даже и не попытается вступиться за свое чувство, если будет знать, что оно принесет кому-то страдание. А вчера вечером глаза Кристины блестели особенным блеском. Впрочем, вчера вечером все казалось ей каким-то особенным, нереальным…
- Саша! - Владимир подошел ближе, осторожно притворив за собой дверь. Она наконец заставила себя ему улыбнуться.
- Это я так… Стихи. Я их часто слышу, и иногда повторяю вслух, когда одна. Они сами приходят.
- А почему, - не отрывая взгляда, он опустился за парту напротив, - почему они никогда не приходят ко мне?
- Не знаю, - задумчиво ответила Саша, - может быть, ты сам не хочешь. Не зовешь, или не пускаешь. Ты ведь физик, Володя.
- Значит, я обречен?
- Ну что ты, - ответила Саша после недолгой паузы, - конечно, нет. Ты просто не слышишь. Но ты можешь услышать, если постараешься. Прислушаешься - к звукам. К шуму дождя, к шороху листьев, даже к шуму проезжающих машин. Обязательно услышишь.
- А ты… Ты мне поможешь? - пристально гладя ей в глаза, спросил он.
- Отчего же… Конечно, помогу. Если смогу. Иди сюда.
Поднявшись, он подошел ближе и, повинуясь Сашиному взгляду, посмотрел в окно. Желтые, зеленые, коричневато-бурые листья мелькали на фоне прозрачного неба, как крошечные птенцы, не сознающие цели своего движения.
- Как птицы, - тихо сказал он и посмотрел на Сашу. Но ее глаза были закрытыми.
- Жарко пылали костры. Падали к нам на ковры - звезды, - прошептала она, не догадываясь о том, что он больше не смотрит на падающие за окном листья. Не чувствуя, что он, не отрываясь, смотрит на нее. Смотрит, как дрожат ресницы, как медленно и плавно движутся губы…
- Саша…
Она распахнула свои огромные глаза, как будто очнувшись от дремы.
- Ты слышал?
- Я хотел спросить…
- Да?
Он снова, сделав над собой усилие, перевел взгляд на осеннюю панораму.
- Как прошло новоселье?