- У нее очень длинные волосы. До пояса. - Вадим почувствовал, что злится на этого деда, себя, Марию-Елену и, разумеется, на несправедливо устроенный мир в целом. - Возможно, она немного не в себе.
Во взгляде деда была насмешка.
- Девушек нынешним летом больше чем грибов. Выбирай любую, - сказал он и хихикнул, обнажив гнилые зубы.
Вадим стремительно развернул машину, и чуть не увязнув в скрытой густой травой колее, выскочил на шоссе. Время тикало неумолимо. Он знал, что не может опоздать к себе в часть ни на минуту.
Он стоял на обочине и беспрерывно сигналил. Резкий вой сирены как нельзя лучше гармонировал с его душевным состоянием жгучей тревоги и дисгармонии с самим собой.
Наконец до него дошло, что садится аккумулятор. Он завел машину, стуча по педали газа так, словно хотел, чтобы она провалилась сквозь пол, выехал на свою полосу, все еще озираясь по сторонам в безумной надежде, что вот сейчас из лесопосадки выйдет Мария-Елена и они на самом деле уедут туда, где их никто не достанет.
Мария-Елена не вышла.
Вадим рванул сцепление, выжал до отказа газ. Белая "Волга" мчалась со скоростью ракеты, вырвавшейся из земного притяжения.
"Господи, пошли им счастье. Господи, если ты есть… - мысленно твердила Галина, слушая и не слыша упреки Бориса Львовича Симкина, главного врача больницы. - Маруся, дорогая, береги себя. Держи себя в руках. Иначе случится беда. Непоправимая беда".
- Я взял вас на работу не для того, чтоб вы здесь спали. Спрашивается, почему вы не заперли на ключ палату Берестовой? Немедленно отвечайте!
Она смело глянула в глаза главврача.
- Берестова не душевнобольная. Ее привезли сюда по ошибке. Глупейшей ошибке.
- Это решать не вам. Кто вы такая, позвольте спросить?
- Я ее подруга. Я знаю, почему с ней случился нервный срыв. Здесь ее бы превратили в пожизненную калеку.
- Вы слишком много берете на себя, Кривцова. А если Берестова кого-нибудь убьет или с ней самой что-то случится? Кто ответит за это? Вы?
- С ней ничего не случится.
- Вы говорите так уверенно, словно сами организовали ее побег. Это так и было, Галина?
- Борис Львович, я очень прошу вас пока не сообщать ее родным, в особенности матери, о том, что Маруся исчезла. Я вас просто умоляю. Если хотите, я встану перед вами на колени.
Симкин хмыкнул. Галина ему нравилась, и он однажды даже сделал соответствующий заход, но получил решительный отпор. К тому же он был не злой человек, просто в данной ситуации ему было необходимо показать, кто здесь начальник.
- То есть как это не сообщать матери? Да вы в своем уме? Родители обязаны знать о случившемся в первую очередь. Как ни прискорбно, мне придется позвонить в милицию и сообщить приметы больной Берестовой.
Симкин протянул руку к телефонному аппарату.
- Не надо! - Галина вцепилась в его запястье. - Вы пожалеете об этом! Блин, у вас же доброе сердце.
- В таком случае, Кривцова, расскажите мне все, что здесь случилось в мое отсутствие. И чтобы как на духу. Я могу рассчитывать на вашу полную откровенность? - Да, но… Я боюсь, вы употребите ее во вред Марусе. Вы ведь должностное лицо.
- Я прежде всего человек, и у вас, моя дорогая, как мне кажется, неоднократно была возможность в этом убедиться. - Симкин приблизился к небольшому сейфу, где хранились сильнодействующие и наркотические препараты, щелкнул замком, чем-то звякнул и протянул Галине налитый до краев стаканчик коньяка. - Пейте. Вы бледнее смерти. Правда, говорят, с утра грешно, но Бог был евреем, следовательно, он должен проявить ко мне снисхождение и отпустить грехи. А я в свою очередь отпущу вам ваши. Да пейте же. - Коньяк ожег ей гортань. Симкин разломил печенье, сунул ей в рот половинку с острыми краями. - Галя, у нас с вами совсем немного времени.
- Муся сбежала из дома с человеком, в которого влюбилась с первого взгляда. Они отдыхали три недели на море. Этот человек женат, у него маленький сын. Он хотел, чтобы Муся осталась дома, кончила школу, а потом… - Галина неопределенно развела руками. - Он обещал писать ей письма, но Мария Лукьяновна, ее мать, сказала, что если он пришлет хотя бы одно письмо, она сообщит командиру полка.
- Значит, он военный. - Это обстоятельство почему-то развеселило Бориса Львовича. - Итак, мы имеем дело с бравым гусаром, покорителем женских сердец. Я вас внимательно слушаю, Галочка.
- Он испугался. Он хотел уехать, то есть сбежать по-подлому. Маруся вышла из себя. Она стала бить посуду. Мать позвонила сюда.
- Мать? - Брови Симкина в удивлении поползли вверх. - Что, девочка состоит у нас на учете?
- Нет, конечно. Вполне нормальная, умненькая девчонка. Домоседка. Отличница. Просто она влюбилась в этого Вадима, что называется, очертя голову.
- "Пришла пора, она влюбилась". Помните, у Пушкина? - Симкин хмыкнул, налил в стакан еще коньяка и сунул его в руку Галине. - И что было дальше?
- Ее привезли сюда в смирительной рубашке с синяком под глазом. Вы же знаете наших живодеров. Я ее развязала, уложила в постель. Она разговаривала со мной вполне разумно, только вся дрожала. Я сделала ей но-шпу и реланиум.
- Абсолютно верно. - Симкин присел на кушетку рядом с Галиной и обнял ее за талию. - Давайте выпьем за то, чтобы эта девочка больше никогда к нам не попадала. Ну, смелей. Ведь я же сказал вам, что Бог на моей стороне.
Галина послушно выпила коньяк, и ее моментально развезло. Ей было неприятно ощущать у себя на талии горячую ладонь Бориса Львовича, но она чувствовала, что сейчас судьба Муси находится исключительно в его руках, и, сделав над собой усилие, не скинула эту ладонь.
- А потом появился он. - Галина всхлипнула. - Такой красавчик. Он был другом моего Андрюшеньки. Вы знали Андрюшу Доброхотова?
- Я играю в преферанс с его отцом. Вернее, до недавних пор играл. Так ты дружила с Доброхотовым-младшим?
- Да, но я сама знаю, что я ему не пара. Я родилась и выросла в "клоповнике", а он… Вы сами знаете, кто его родители. - Галина всхлипнула еще громче. - Я из кожи вон лезла, чтобы дотянуться до Андрюши. Столько книжек перечитала, стихи на память учила, слушала сонаты Бетховена. Блин, а он взял и сыграл в ящик. - Галина расплакалась и упала на грудь Бориса Львовича. - Я больше не могу так, не могу, - ныла она. - Без Андрюши все пусто, бессмысленно… Так херово, так… Блядь, этот падло может бросить девчонку, и тогда… - Галина икнула. - Тогда я отрежу ему мошонку и натяну тебе, Боря, на лысину.
- Фу, какая же ты жестокая женщина. - Борис Львович ловко развязал пояс ее халата, раздвинул полы. - А с виду кажешься доброй и ужасно соблазнительной. - Его пальцы уже расстегивали пуговицы нейлоновой кофточки Галины. - Так, значит, эта твоя подружка сбежала со своим гусаром, да? Ну и молодец. Правильно сделала. Надо уметь пользоваться жизнью, пока ты молодой. Ну и потом тоже. - Он вынул тугую грудь Галины и стал жадно облизывать ее. - Расслабься, моя цыпочка. Мы не скажем злой фурии Берестовой, что ее дочура сделала крылышки. - Он расстегнул ширинку своих брюк и деловито запихнул туда руку Галины. - Смелей, моя цыпочка. Ты меня очень возбуждаешь. У тебя, я думаю, давно не было мужчины. Дядя Боря тебе поможет с этим делом, моя сахарная…
- Спишь? Почему ты не вышла на работу?
Нина подтянулась на руках и села на подоконник, под которым стояла раскладушка Галины.
- У меня температура, - пробормотала она, с трудом разлепив спекшиеся губы.
- Что с сестрой? У нее на самом деле серьезно?
Галина попыталась оторвать от подушки голову и поморщилась от резкой боли в затылке: она выпила пол-литра самогонки, ничем не закусывая.
- Недельку поваляется в "люксе" и выйдет как огурчик. Боря… я хочу сказать, Симкин просил передать, чтобы вы с матерью ее не тревожили - у Муськи связаны с вами навязчивые идеи.
- Маме сейчас не до Маруси. Бабушка умерла.
- Когда?
- В тот вечер, когда забрали Мусю. У нее случился сердечный приступ, а меня, как назло, не было дома. "Скорая" приехала, как всегда, поздно.
- О Господи! - вырвалось у Галины. - Муся очень расстроится. Бедняжка.
- Ты ей ничего не говори. Как она?
- Удовлетворительно. - Длинное слово далось Галине с трудом.
Галина вдруг вспомнила, что делал с ней недавно Симкин, и громко простонала. Ей показалось, она лежит не на раскладушке, а в зловонной, кишащей червями луже.
- Может, принести ей фруктов или чего-нибудь вкусненького?
- Не надо. Люксовиков кормят по высшему классу. - У Галины едва ворочался язык, и произносить слова было для нее настоящей пыткой. - Я… я больше не буду работать в вашей больнице.
- Тебе что, дали еще ставку в психушке?
- Д-да. Скажи Меркуловой, что я напишу заявление по собственному…
Ее вдруг вывернуло наизнанку. Она даже не успела наклониться над полом. На белой простыне расплылось зловонное ядовитое желтое пятно. Галина вскочила и с воплем бросилась на кухню.
- Успокойся, все пройдет. Ну с кем не бывает? - Нина гладила подругу по мокрой от пота спине. - Перебрала слегка?
- Ненавижу! Ненавижу! - Галина стиснула зубы и, обхватив руками собственные плечи, медленно осела на выщербленный кафельный пол полутемной кухоньки. - Если б ты видела, что он со мной вытворял!
- Кто?
- Не слушай меня, - спохватилась Галина и сделала попытку встать. - Я на самом деле перебрала. Блин, во рту так пакостно. А на душе и того хуже.
- Жаль, что ты уходишь от нас. - Нина вздохнула. - Будешь на поминках?
- Не знаю, все зависит от этого урода Симкина. - Она зажмурила глаза и наконец встала, опираясь на раковину. - Он лечащий врач Муси. От него зависит ее дальнейшая судьба, поняла? Да, скажи своей мамаше, что она последняя сука и если бы не… Симкин, Муська лежала бы сейчас в отключке с набитым дерьмом мозгами. У этого Симкина, блин, такой большой… - Галина произнесла длинную тираду матом. - Чего уставилась? Думаешь, твоя подружка академию кончала, как некоторые? Ну да, кончала, да только другую. Первый раз меня трахнули на углу Московской и Урицкого. В подворотне тогда была громадная лужа и туда никто не заходил. Тот хмырь сперва засунул мне туда большой палец. Он сказал, что ненавидит целок. Потом как прижмет к стенке… Блин, я думала, его палка у меня из ушей вылезет. У Симкина тоже громадная, но он интеллигент, блин, и вообще в попе ватка. Это такая поговорка есть. Слыхала?
- Что с тобой, Галка? О Господи! - Нина смотрела на подругу с ужасом и отвращением. Она знала о ее не слишком благополучном прошлом - кое-что ей рассказала сама Галина, да и сплетни до нее доходили, хотя она старалась не придавать им значения. - Возьми себя в руки! Немедленно!
- Ха! Легко тебе сказать. Ты дочка учительницы, блин, а моя мать мыла полы в общественных сортирах, папаша был грузчиком. Едрена вошь, да я вот сейчас возьму и задушу сама себя собственными руками.
Она вцепилась себе в горло.
- Прекрати! Я позову людей! - визжала Нина.
- Зови. - Галина опустила руки. - Что мне до твоих людей? И вообще на хрена мне эта житуха? Сегодня в рот вставит, завтра в зад - вот и вся радость. Только бы Муське было хорошо. - Она всхлипнула. - Котеночек мой дорогой, я все-все из-за тебя вытерплю. Вот увидишь.
- Что с сестрой? Ты что-то скрываешь от меня. У нее серьезное положение? Я так и знала. Это я виновата - я могла поломать их отъезд, а я вместо этого умыла руки.
- Ну и зануда же ты, Нинка. Дура и зануда. Да девчонка такое испытала - нам с тобой и не снилось. Надеюсь, этот тип все-таки не такой подлец, каким показался мне вначале. А там кто его знает. Блин, мужики соображают не головой, а другим местом. Черт побери, и как мне теперь отвязаться от этого старого кобеля?..
- Не спеши, роднуля. Я зашла к Мамаю и сказала, что у тебя случилось в дороге ЧП и ты позвонил Воропаихе. Мамайчик соизволил дать тебе денек отгула. У них сегодня смотр этих салаг из училища. Так что ноу проблемз, как говорят за бугром.
Ариша была в бледно-голубых синтетических брючках в обтяжку, под которыми соблазнительно перекатывались упругие мускулы. Вадим обнял жену, по-хозяйски чмокнул в шею, с удовольствием вдохнул знакомый запах - почти так же пахло от сына. И с трудом подавил горестный вздох.
Она ободряюще похлопала его по спине. Последнее время Ариша научилась смотреть на похождения мужа сквозь пальцы, а ведь поначалу даже собиралась наложить на себя руки. Все мужчины вокруг время от времени делали "выпады налево", как выражался Мамаев, командир полка, в котором служил Вадим. По крайней мере, ее муж не дрался, приносил домой почти всю зарплату, к тому же был самым красивым мужчиной в их городке. Если не считать покойного Андрея Доброхотова.
Арише не удалось подавить вздоха.
Вадим принял его на свой счет.
- Все в порядке, старушка. У меня на самом деле приключилось ЧП. Но, как видишь, все обошлось, и я прибыл в твое полное распоряжение. А как младшенький соколик?
Ариша приложила к губам палец и вымученно улыбнулась.
- Сейчас в порядке. Почти. Умудрился свалиться с дерева и сломал левую руку.
- Ну и дела. - Вадим отстранил от себя жену и приоткрыл дверь в комнату. Лелик спал с открытым ртом, закинув забинтованную руку за голову. Он понял внезапно, что здорово соскучился по сыну.
- Как это случилось? - расспрашивал он жену, уже успевшую наполнить ванну горячей водой, над которой возвышались айсберги душистой пены.
- Хотел снять котенка Воропаевых - они купили на рынке белого перса. Тот его за руку укусил, а Лелик растерялся и свалился в клумбу. Там оказался кирпич. Представляешь, он даже слезинки не проронил - только кряхтел и жмурился, как от солнца.
Ариша расстегнула пропахшую потом рубашку мужа, скользнула ладонью по загорелой груди.
- И что сказал Соломон? - обеспокоенно спросил Вадим.
- Мамай дал машину, и я повезла Лелика в Ленинград. Представляешь, мне словно шепнул кто-то: не доверяй его местным костоправам. Перелом оказался ужасно сложным - у Лелика, как ты знаешь, хрупкие косточки. Мы с ним неделю в больнице лежали. Папа устроил нас в отдельную палату. Ну, теперь все самое страшное позади, а поначалу ему даже обезболивающие уколы делали. Через десять дней снимут гипс, тьфу-тьфу. - Ариша прижалась щекой к горячей груди мужа и всхлипнула. - Как хорошо, что ты вернулся. Я тут совсем духом пала.
- Ну, это ты зря. - Вадим вылез разом из джинсов и трусов и с удовольствием погрузился в душистую воду. - Жаль, что у нас нет телефона.
Едва он произнес эту фразу, как тут же мысленно обругал себя за лицемерие. Он знал, что даже если бы у них в квартире стоял телефон, он бы не стал звонить Арише. Он не делал этого даже тогда, когда она с сыном жила у родителей в Ленинграде, а он - это было заведено у них чуть ли не с первого дня их совместной жизни - уезжал в свой вольный холостяцкий отпуск.
- Скоро поставят. - Ариша села на скамейку, взяла пузырек с шампунем, выдавила себе на ладошку густую зеленую жидкость. - У тебя отросли такие длинные волосы. Увы, наш Мамайчик отстал на целых полстолетия от моды. Если бы полком командовала я, то в приказном порядке велела бы тебе носить гриву, как у Миши Боярского.
У Ариши были ловкие быстрые пальчики. А он, как выяснилось, успел подзабыть, как приятно, когда тебе моет голову женщина.
- А Вовке Простакову ты бы какую стрижку выбрала? - не без иронии поинтересовался Вадим, блаженно вытягиваясь в теплой воде.
- Я бы сняла с него скальп и повесила его в тире. - Ариша весело рассмеялась. - Но уши я бы ему оставила - грех лишать человека таких роскошных ушей. А знаешь, Сонькина мать говорит, что раньше с такими ушами в армию не брали, а уж тем более в авиацию. Представляешь, это чучело схлопотало тут выговор за то, что…
Вадим больше не слышал того, что рассказывала ему жена. Он закрыл глаза и напрочь отключился. Вернее, переселился в тот необыкновенный мир, в котором обитал последние три недели. За каких-нибудь десять-пятнадцать секунд он пережил те наслаждения, которые узнал благодаря Марии-Елене. Этот короткий отрезок времени был ослепительно ярким пятном во всей картине его богатой приключениями жизни. Он простонал, когда подумал о том, что потерял Марию-Елену навсегда.
- В глазки попало? Прости, роднуля. - Ариша плеснула в лицо мужу теплой чистой водой из розового пластмассового ковшика. - Знаешь, я нашла себе работу. Серьезно. Теперь у меня будет совсем мало свободного времени, и я не стану приставать к тебе со своими бабскими глупостями. Мама правильно поставила диагноз - это у меня от безделья.
- А как же Лелька?
- Я все обдумала и взвесила, роднуля. Неужели ты мог подумать, что я брошу Лелика на чужих людей? Я буду давать на дому уроки музыки - представить себе не можешь, сколько оказалось желающих приобщить своих отпрысков к музыкальной культуре. Папа сказал, что ассигнует мне деньги на пианино. Знаешь, я хочу "Петрофф" - у него такая классная полировка. - Ариша вздохнула и стала втирать ему в голову протеиновый бальзам. - Увы, мой "Ферстер" к нам не влезет. Может, когда мы получим двухкомнатную квартиру… Мамай уверен, дом закончат к майским. Правда, там в основном трехкомнатные и однокомнатные. Но он обещал поговорить с…
- Я хочу перевестись куда-нибудь южнее, - неожиданно вырвалось у Вадима, и он от удивления нырнул под пену. Он пробыл под водой не больше полуминуты, но успел за это время понять, что совершил непростительную глупость, вернувшись домой. Он знал, что не сумеет противостоять воле жены, неожиданно избравшей совершенно не вписывающуюся в его представление о ней тактику.
- Роднуля, там тебе все придется начинать с нуля. Конечно, если тебе так хочется, я могу поговорить с папой. Но Лелик будет очень скучать без своих приятелей.
- Мне кажется, что ему не годится здешний климат, - не совсем уверенно сказал Вадим и снова спрятался под воду. На этот раз он ни о чем не думал. Он просто весь отдался душистой свежести воды.
- Да? Почему ты так решил?
- Он все время киснет. Я сам чувствую, что меня когда-нибудь доконает эта сырость.
Он встал, стряхнул с себя пену и завернулся в халат, который подала ему Ариша.
- Роднуля, а я знаю, почему Лелик болеет.
Ариша налила в кружку душистое кофе, который заваривала в духовке на противне с раскаленным песком.
- Почему? - машинально спросил Вадим.
- Я была тебе плохой женой. Я все время пыталась тебя переделать, перекроить твой характер по своему вкусу. Ты сопротивлялся. И правильно делал. - Она виновато улыбнулась. - Ребенку было неуютно в атмосфере вечного противостояния. Он жил как в рентгеновском кабинете, понимаешь? Ведь от нас, от меня в особенности, шло мощнейшее излучение. Да, да, не смейся - я это точно знаю. Ты сам не мог находиться долго дома - то пульку шел писать, то играл в кегли. Прости меня, Вадюша. Я поняла, что была ужасно несправедлива к тебе.
Она вдруг очутилась у него на коленях. Он не смог оттолкнуть ее - она была соблазнительной молодой женщиной, к тому же его женой, а главное, матерью его единственного сына. Он обхватил Аришу за талию, прижал к себе. И громко скрипнул зубами, вспомнив Марию-Елену.