Перед домом бил фонтан. Я зло улыбнулась. Как все предсказуемо. Мы вышли из машины и направились к кирпичному замку. Интересно, там тоже такой же игрушечный мир? Рыцарские доспехи на стенах, шкуры на полу. Оленьи головы с рогами…
- Редко встретишь такую девушку, как вы, Ева. Вы умны. Откровенны. Талантливы. Во многом. - Мишутин кашлянул, искоса посмотрел на меня и открыл дверь дома. - Я действительно многого боюсь. Но, наверное, я все-таки не трус. Я же добился многого. Очень многого. И совсем не хочу, чтобы кто-то вмешивался в мою частную жизнь. Меньше видно - меньше зависти. К сожалению, зависть - спутник успеха. Вы разве такого не замечали? Вам что, никто не завидует?
- Мне? - улыбнулась я удивленно. - Мне вряд ли. Я и сама себе не завидую.
- Вы так странно сказали… - спросил он робко. - У вас что, какие-то проблемы, Ева? Вы говорите, не стесняйтесь. Может, нужна моя помощь?
- Спасибо, Андрей. Но помочь мне вы вряд ли сможете, - сказала я, сдерживая готовую прорваться иронию. - Проблема моя глубоко личного характера. И обсуждать ее я не хочу.
- Простите. Обидеть не хотел, - кротко сказал он. - Пожалуйста, заходите!
В доме действительно были шкуры. И оленьи рога.
Но я замерла на пороге, потому что напротив входа в уютном закутке висело мое зеркало в кованой раме. А на инкрустированном перламутром комоде стоял весь ассортимент предложенных мной изделий. Светильники питерские, две штуки. Подсвечник американский - одна штука. На псевдорыцарском фоне замка смотрелось это весьма эффектно.
Ну что ж, если Мишутину нравятся мои работы, значит, со вкусом у него не так уж и плохо. И я почувствовала к нему нечто вроде расположения. И получше его рассмотрев, даже нашла в его мягкой внешности кое-что приятное. Пожалуй, единственной красивой чертой его лица был крупный рот с четко очерченными губами. Неопределенные глаза, неопределенные брови, неопределенный нос. И вполне определенная улыбка. Мягкая. Чуть смущенная. Интересно, сколько ему лет?
Он жестом пригласил меня пройти дальше. В просторном холле был настоящий камин. Рядом на кованой подставке лежали дрова. И я ощутила едва различимый запах сосен.
Черт! Только не сосны! Это запрещенная тема!
Я отвернулась, чтобы не думать об этом. И тут я увидела ее. Над широким диваном, на темной стене в изумительной раме висела загадочная "Настасья Филипповна" и смотрела на меня с искренним сочувствием.
На некоторое время я лишилась дара речи. Мишутин застыл где-то сбоку и боялся меня потревожить. В руках его было два бокала, наполненных до половины красным вином.
- Откуда она у вас? - спросила я ошеломленно. Он удовлетворенно улыбнулся. И я поняла, для чего он меня привез. Вот уж не думала, что меня еще можно удивить.
- Я купил ее там же, где и ваши работы.
- Но она же была ужасно дорогая! - воскликнула я. - Пять тысяч долларов!
- Пять пятьсот. Разве ж это деньги? - небрежно спросил Мишутин. - Зато как она похожа на вас!
- Вы будете смеяться, - сказала я, торжествуя, что последнее слово останется за мной. - Но это и есть я.
* * *
Через неделю меня превратили в блондинку. Наташка ужасно переживала.
- Главное, не перефутькать! - говорила она нам с Машкой. - Иначе получится дешевка. Белый цвет удивительно коварный. Он же - в Голливуде. Он же - на панели. Ева, не волнуйся. Если что - перекрасим обратно.
- Если что, Наташенька, то красить будет не чего. Волосы мне хоть не сожгите.
- Да мы стараемся. Только чтобы не так, как у Лены! - молилась Наташа.
Но на этот раз все получилось. Я стала натуральной блондинкой. То есть не имела ничего общего с обесцвеченной Леной. Получилось нормально. Сравнивать с прошлым не берусь. О том, что мне больше всего пришелся по душе радикально-черный, я старалась не вспоминать. С этим цветом у меня были совершенно определенные ассоциации. А это уже запрещенная тема.
- Ну вот. Как раз для нового русского, - сказала удовлетворенно Наталья.
- Послушай, - неуверенно начала Машка. - Ты про этого Мишутина серьезно? Или так, пошутила?
- Я уже давно не шучу, - ответила я угрюмо. - Он со мной носится как курица с яйцом. Хочет построить мне мастерскую.
- Ты что? - Машка посмотрела на меня строго. - Совсем обалдела? Да? А Сева!
- При чем здесь Сева? - переспросила я.
- Не идиотничай! - набросилась на меня Машка. - Неужели же ты не сделаешь ни одной попытки его вернуть!
- Пусть он меня возвращает, если ему надо! Это я от него ушла! - крикнула я, краснея от на хлынувших чувств. Глаза налились слезами. - А он пальцем о палец не ударил! Только вещи мои прислал! Значит, все! Ему не надо!
- А тебе? - перекричала меня Машка. - Тебе не надо? Посмотри на себя! Ты же превратилась в мумию! Тебе ни жарко, ни холодно. Ни смешно, ни страшно! Ведь ты же его любила! Ну признайся ты хоть себе, ты же сама во всем виновата! И не ты от него ушла, а он тебя выставил. И знаешь, ведь правильно сделал! А что теперь?
- Прекрати! - заорала я, закрыв уши руками. - Слушать ничего не хочу! Думай, как хочешь! Все не так! Я назло ему замуж за Мишутина выйду.
- Позвони ему, ну! - не обращая на мои слова внимание, вдруг предложила Машка. И тихо, но с напором повторила: - Позвони ему, Ева! Давай же! Замуж собралась, расскажи ему об этом. Он сразу за тобой примчится. Я уверена. Я в людях не ошибаюсь!
Я посмотрела на телефон. И мне стало вдруг так легко на душе.
Я подумала, что всего-то один звонок. И все мои мучения закончатся. Я не буду запрещать себе думать о том, что является самой большой ценностью среди всех моих воспоминаний. Защемило сердце. Все, что случилось, - нелепая ошибка.
Я потянулась к аппарату. Девчонки тактично удалились.
Дрожащей рукой я набрала наш номер. Сердце ударило в горло, мешая говорить. Я судорожно сглотнула. Гудки. Сколько сейчас времени? Я посмотрела на часы. Полдевятого. Он должен быть дома. Гудки. Мертвый заброшенный дом. Ну же… Возьми трубку. Поговори со мной. Позови обратно. Сейчас же. И к черту всю эту тупиковую ветвь, по которой мы забираемся все дальше. Обратной дороги так можно никогда не найти.
Нет. Похоже, никого. Я слушала эти гудки и слушала. Зашла Маруся. Вынула у меня трубку из рук, послушала и положила на рычаг.
- Надо у Тришкиной Лены спросить… - без особой надежды предложила она. - Может, их просто нету в городе.
- Может, нет, - покорно согласилась я. - Толь ко ей я звонить не буду. Все - закрыли тему.
* * *
Когда я покрасилась в блондинку, мишутинский интерес ко мне ощутимо возрос, а напор усилился. Видимо, блондинка для нового русского была престижней. Или пугала она его в меньшей степени, чем рыжая. О брюнетке я просто молчу. Тема эта запрещена.
Мишутину было тридцать четыре года. Конечно, добился он многого. Он намекал мне неоднократно о нашей глубокой общности - он занимался торговлей цветными металлами. И я занималась торговлей металлом. Во всяком случае, он его покупал. Я не мешала ему тешить себя иллюзией нашей общности. Пусть себе мечтает.
Парень он, правда, неплохой. Против него я ничего не имела. И отношения у нас сложились если не дружеские, то во всяком случае приятельские. О себе он охотно рассказывал. Про друзей-пацанов, про провинциальное детство. Про рано умерших родителей. Про то, что он часто представляет, как они бы его увидели и были бы за него рады. А может, они и видят.
- А что, Андрей, ты веришь в Бога? - спросила я осторожно.
- Я не знаю, - ответил Мишутин с очевидным мучением. - А вдруг?
Я поняла про него одну очень важную вещь. Он чувствовал себя уверенно только тогда, когда что-то покупал. Деньги для него как бицепсы. Каждая наша встреча заканчивалась в каком-то безумно дорогом магазине. Сначала мне было неудобно. Светлый кожаный плащ "Блумарин" стоил столько, что на эти деньги можно было прилично одеть целый отряд студенток. Зачем мне такая вещь? Но Мишутин и слушать ничего не желал. Это подарок. О господи! Ну хорошо.
Дальше - больше. Туфли "Стефан Килиан". Костюм "Мариэлла Бурани". Джинсы "Диор".
- Мишутин, послушай, - однажды не выдержала я. - Может, мы маме моей лучше что-нибудь купим.
- Мама - это святое, - сказал сирота Мишутин. И через день выдал мне новенькую кредитную карту.
Но кредитная карта никак не отразилась на его покупательских привычках. Меня он все равно продолжал одаривать. Была в этом какая-то патология. И я с ней в конце концов смирилась. И неудобство сменилось привычкой. Теперь мне казалось, что так и должно быть. Азарта покупателя избежать мне не удалось. Я очень люблю красивые вещи. И когда Мишутин дарил мне полушубок из стриженой норки слоновой кости с воротником из горностая, под цвет волос, я уже присматривала себе подходящие сапоги.
Я подозревала, что кончится все это совсем не по-дружески. И он-таки сделал мне официальное предложение. Чтобы не дай бог я не отказала, он преподнес мне классическую коробочку. А в ней, конечно же, было кольцо с бриллиантом, Я все понимала - что это банально, что это традиционно, что я его трижды не люблю.
Но отказывать мне почему-то было неудобно. И потом, что мне жалко, что ли? Ведь мне теперь было все равно.
А Мишутин… Мне было с ним комфортно. Это было счастье эгоистки, когда совершенно не наблюдается желания отдавать. Чем ближе я узнавала Андрея, тем двойственнее становилось мое отношение к нему. Он не читал ничего, кроме газет. Он смотрел ужасающее кино про вампиров и разных гнилостных морд. Я этого видеть не могла. А он в этом что-то находил.
А вот целеустремленностью своей он меня удивлял. Родился он в Набережных Челнах. Приехал в Питер. Хотел поступить в Горный институт - не попал. Хотя конкурс там не такой уж и большой. Геологом стать никто особо не стремится. Не поступил в Горный, быстро перебросил документы в какой-то технический институт, название которого мне ни о чем не говорит. Жил в общаге. И как это из него получился такой мастодонт цветной металлургии?
Есть у него еще шесть партнеров по бизнесу. Вместе с ним их ровно семь. Так и назвали свое ООО - "Семь гномов".
- Почему гномов? Что ж вы себя так принижаете? - спросила я снисходительно. Мы медленно, как два старика, гуляли с ним по аллеям ближнего лесочка.
- Мы не принижаем, - обиделся Мишутин. - У гномов были ключи от кладовых земли. Вот и у нас такая компания. Я - по металлам, Ярыгин - по золоту, Каленчиц - по нефти, Волявко - по брюликам. Ну и остальные по недрам. Вот и получается "Семь гномов".
- А я думала, что каждый из вас страдал комплексом маленького мужчины. Вот и собрались вместе, - простодушно сказала я.
- Вообще-то высоких среди нас нет, - многозначительно поднял светлые брови Андрей. - Но комплексами, по-моему, никто не страдает.
- А ты? У тебя есть комплексы? Ведь есть?
- У всех есть, Ева, - повернул тему Мишутин. - И даже у тебя.
- Да? И какие у меня, Мишутин? - спросила я, закрывшись от него маской наглости.
- У тебя? Ты боишься, что тебя покупают. И ждут от тебя чего-то взамен. Если ты ничего не даешь, тебе кажется, что тебя не купили. Это уже комплекс…
- Да ты у нас, оказывается, психолог! - скептически заметила я. - Просто я не люблю тебя, только и всего. И ты это прекрасно знаешь…
- Знаю, - легко согласился он. - Но это не страшно. Ты меня еще полюбишь, - пообещал он.
- А если нет? - жестоко поинтересовалась я, останавливаясь посреди аллеи.
- Нет. Так быть не может. - Он посмотрел на меня фанатично. А потом почему-то внезапно смирился. - Ну, в конце концов, нет так нет. Главное, знаешь, не в этом.
- Ладно, Мишутин. Не будем загадывать. Главное и вправду не в этом, - решила я протянуть ему руку помощи. Разве же он виноват передо мной хоть в чем-то? Что ж я на нем отыгрываюсь?
В крепости своей Мишутин был совсем одинок. Имелся, правда, у него друг, алкоголик Летуновский. Это они друг друга так называли - металлист Мишутин и алкоголик Летуновский. Один торговал цветными металлами, другой винно-водочными изделиями класса люкс. Но люди они были ужасно занятые. И в голове у них творилось черт знает что… Я приходила в тихий ужас, когда Мишутин, разбуженный звонком в семь утра, без всякой паузы на пробуждение начинал вести телефонные переговоры. Не заглядывая ни в какие бумаги, выдавал многозначные цифры, номера вагонов, составов, накладных. Мне казалось, что в голове у него компьютер.
Мишутин все время чего-то боялся. Хотя что с него взять - он Рак по гороскопу. Боялся, что я от него уйду. Боялся, что не выйду за него замуж. Боялся, что его бизнес накроется медным тазом. Боялся, что где-нибудь его застрелят. Я его все время успокаивала: Андрюша, не бойся.
Но в конце концов успокаивать перестала. У каждого в жизни свой мотор. У кого-то слава. У кого-то деньги. Кто-то всегда делает другому назло. Отсюда и недюжинный размах свершений. Прежде чем осуждать другого, взгляни на себя.
Я особенно активна тогда, когда на душе погано. Я убегаю от чувств и спасаюсь в работе. Значит, я просто боюсь остаться с собой наедине. А все потому, что в моем шкафу не скелет. В моем шкафу похоронена заживо любовь. И если я вдруг остановлюсь, останусь одна в тишине и без всякого нужного дела, она непременно начнет стучаться, просясь на волю. Этого я и боюсь. Это и заставляет меня двигаться.
А мишутинский страх - был его мотором. Он не боялся делать. Он боялся потерять. А страх потерять всегда провоцирует потерю. Кто чего боится, то с тем и случится.
Боялся, что разочарует меня в постели. Но тут я его успокоила, как могла - разочаровать может только тот, кто успел очаровать. А с этим у нас все было спокойно.
Я не теряла головы. Я с ним играла, шутила. Даже дорожила его чувствами ко мне. Но главное мое преимущество заключалось в том, что я не тупела и не боялась превратиться в гранату без чеки. Он не мешал мне, и этого было достаточно.
Прикосновения его не имели надо мной власти. И самое ужасное, я их не ощущала. Я не знаю, как это возможно. Но это так. Я ничего не чувствовала. Так бывает только тогда, когда пытаешься щекотать себя сама. Я вот ужасно боюсь щекотки. Ужасно. Я превращаюсь в замкнутую цепь, если кто-то щекочет мне живот и ребра. Но стоит мне это прорепетировать в одиночестве - результат нулевой. Точно такой же, когда меня пытается обнять Мишутин. И относился он ко мне вроде бы трепетно и нежно. Но меня как новокаином орошали. Можно грызть яблоко и читать книжку. Не мешает.
Сравнивать нет сил. Это совершенно неравноценный подход.
Если Федя преподнес мне необработанный кирпич с соседней стройки, то Чургулия одаривал меня гладкими, круглыми одинаковыми морскими камушками. И заслуги его в этом не было. Всю работу за него сделали волны. Ну а тот, о котором мне вспоминать запрещается, осыпал меня драгоценностями ручной работы. Изумруды и алмазы для них он добывал сам, сам гранил, да еще и выдумывал им оправу из чистого золота.
…Я не умела плавать до шести лет и ходила руками по дну. Мне казалось, что со стороны разницы никакой. Ноги плавают. Лицо по подбородок в воде. Кайф определенный есть. Я даже сама верила, что плаваю. А вот когда я погналась за надувным кругом, который отнесло ветром на глубину, то чуть не утонула. Неожиданно научилась держаться на воде и разницу почувствовала кардинальную.
С Мишутиным я ходила руками по дну.
* * *
- Знаешь, я думал, что ты совсем не такая, - с философским видом сказал мне Мишутин за завтраком. - Как ты зажигала в этой своей Америке! Мама не горюй! Я думал - веселая, никого не стесняется, знает, чего хочет. Да еще штуки железные такие потрясные делает. Значит, и с телом, и с головой все в порядке…
- А оказалось? - беспощадно прервала я его откровения. - Что-то не в порядке? С телом? Или с головой?
- А оказалось, что ты спокойная, что ли, какая-то… Стриптиз бы мне, что ли, когда-нибудь показала. Ты ведь умеешь… Мне после работы ничего больше и не надо. Шест тебе в спальне сделать?
- Знаешь, Мишутин, ты меня прости… - сказала я твердо. - Но если я твоих ожиданий не оправдала, то это не моя проблема. Это проблема того, у кого эти ожидания были. Я стриптизом больше не занимаюсь.
- Ну, не бесплатно, - заискивающе сказал Мишутин, - хочешь, я тебе буду за него премию выдавать?
- Я не продаюсь, Мишутин. Все услуги оказываю бесплатно. Не надо думать, что ты меня купил. Забудь это раз и навсегда. Это у тебя богатейские "задвижки". Надо пресекать их в корне, если хочешь остаться человеком.
- Ну извини, извини, Ева, - он опустил голову. Мне стало его даже жалко. - Все - забудь. Не хочешь - не надо.
- Мишутин, ты пойми, - сказала я честно и откровенно. И взяла его за руку. - У меня в жизни такое было… От человека, которого я любила, я сбежала. Последние два месяца я не жила. Я выживала. Я еще не собрала себя по частям. Я - инвалид. Ты подожди, Андрей, если можешь. А пока что в браке ты можешь рассчитывать на мою искреннюю дружбу.
- Евочка, девочка моя! Я разве что-то тебе говорю, - он растрогался чуть ли не до слез. Я давно заметила, что он чертовски сентиментален. - Лишь бы тебе было хорошо. Хочешь, я подарю тебе машину?
- Спасибо, Мишутин. Не надо мне машины. Знаешь, чего я на самом деле хочу?
- Все что хочешь! - воскликнул Мишутин, почувствовав себя в своей тарелке.
- Андрей! Мне как воздух нужна своя мастерская, кузня. Свой угол. Я без работы погибаю…
- Построим тебе кузню! Будешь сидеть и творить. А дом этот я хотел бы подарить тебе на свадьбу. Будешь в нем хозяйкой. Да ты уже давно в нем хозяйка… - Он кивнул в сторону моего портрета. - Делай здесь все, как хочешь. Хоть все переделывай по-своему. У меня квартира на Исаакиевской. Пять комнат. Евростандарт. А здесь я бываю не часто. Так что приложи ручки - устрой, как надо. Мне кажется, тебе, как художнику, это просто необходимо.
Мишутин с такой мольбой в глазах смотрел на меня, что я не стала отнекиваться. И потом на какую-то долю секунду передо мной промелькнуло видение, дежа вю - светлый дом, собаки, очаг, счастье. Что-то такое щемящее сверкнуло в душе и исчезло. Может быть, наше водолейское откровение? Значит, скорее всего - возьмусь.
- Ладно, Мишутин. За подарок - спасибо. Но если ты хочешь, чтобы я здесь жила, мне придется организовать грандиозные переделки. Работы тут - непочатый край…
- Работай, Ева! Прикинь, для начала, что бы ты хотела сделать, и напиши. Денег жалеть не буду. - Мишутин пытался заманить меня тем, что на его взгляд должно было мне понравиться. Ну что ж. Может, это и не совсем так, но определенный интерес я ощутила. И руки потихоньку начали чесаться.
- И еще, Мишутин, насчет свадьбы, - добавила я голосом, не терпящим возражений, и закурила сигаретку. Я уже давно поняла, что Мишутину нравится, когда я им командую. - Никакой помпы. Никаких ресторанов. Тихо. Скромно. В интимном кругу. Иначе ее просто не будет.
В работу я кинулась с головой. И отдыха мне было не надо. Перемена работы - отдых. Это я усвоила давно. В крайнем случае - перекур. Главное, не сидеть без дела. Ремонт и полная перепланировка - вещь небыстрая. Я подключила к работе Аю-Дага. Выпросила для него у Мишутина зарплату. И в свадебное путешествие решено было не ехать. Здесь мне было интересней.