К счастью, на выручку мне пришла старинная пословица, гласящая: "Смелость города берет", поэтому я тихонько поднялся и, подойдя к двери, приоткрыл ее – не потому, что у меня созрел какой-то план, а только для того, чтобы узнать, нет ли у меня хотя бы призрачного шанса.
Как я уже говорил, моя комната находилась прямо напротив спальни хозяев. Представьте мою радость, когда я увидел, что хозяин – я полагаю, по небрежности – оставил дверь в спальню приоткрытой. Крадучись и беззвучно, как кот, я пересек коридор и осторожно, дюйм за дюймом начал открывать дверь все больше и больше. Затем я просунул внутрь голову.
На кровати, укрытая одной лишь простыней, скрывавшей ее великолепную фигуру, лежала женщина, овладеть которой я страстно желал. Однако, зная, что она неприступна и ее чистота исключает традиционную прелюдию к полноценному соитию, я решил предпринять попытку иного рода.
Опустившись на четвереньки, я подполз к кровати и, осторожно приподняв простыню, увидел обнаженную женщину – женщину, которую я столь страстно желал: она, как и я, спала с задранной под мышки ночной рубашкой. Ноги ее были соблазнительно раскинуты, и я, не в силах противиться своему желанию, тихонько приблизился лицом к ее маленькой привлекательной вагине, торчащие губки которой так и просились на поцелуй.
Дюйм за дюймом, не допуская никаких неосторожных движений, которые могли бы спугнуть или разбудить мою спящую красавицу, я просунул голову к месту соединения ее раскинутых ног. Правда, один раз она все же пошевелилась и, протянув руку к моему лицу, пробормотала:
– Джордж, подожди до утра!
Но поскольку я не шелохнулся, она снова задремала.
Наконец, я занял удобное положение и, высунув язык, слегка прикоснулся им к этим губкам. Я ощутил слабое подрагивание, но поскольку объяснялось оно естественным эффектом электробиологии, я понял, что она еще не проснулась. Тогда я прикоснулся к губам еще раз, чуть сильнее, а в следующее мгновение резко повел языком вверх и коснулся клитора. Она тут же проснулась.
– Джордж, дорогой, как давно ты этого не делал. Ах ты, собака, ты ведь не делал этого с самого нашего медового месяца!
Я снова принялся орудовать языком, раздвигая ее великолепные бедра (хотя на самом деле раздвигать их не было нужды, потому что она сама раздвинула ноги насколько могла), пока не почувствовал, что мой язык вошел внутрь до предела, и по быстрым судорожным движениям ее ягодиц догадался, что если я не извлеку его, она без сомнения тут же кончит.
Весь во власти возбуждения, я пробормотал: "Моя дорогая", и она, услышав незнакомый голос, резко сбросила с себя простыню и сделала попытку разглядеть, кто же это. Вероятно, она сразу же поняла, что это не ее муж, потому что, положив руки мне на голову, низким голосом, в котором слышались и мука, и наслаждение, сказала:
– Кто вы? Как вы посмели?
Но дело зашло уже слишком далеко, и исправить положение было невозможно. Точнее сказать – у нее на это не было сил. Вероятно, она поняла это, потому что продолжала двигать попкой, и движения эти становились все более и более интенсивными. Я больше не мог этого вынести и, убрав язык, взглянул на нее.
– Я догадалась, что это вы, мистер Сминтон. То, что вы делаете, – очень дурно, но теперь назад пути нет, и нам нужно с этим покончить. Я не могу ждать, – притянув меня на себя, она направила мой член в свое хорошо смазанное устье, наполненное также и моей слюной. После нескольких быстрых движений – двух сильных толчков и полудюжины выгибаний – мы оба кончили одновременно.
Я думаю, если бы в этот момент вошел ее муж, мы бы все равно не смогли расплести объятия, ибо пребывали в блаженной истоме, и я мысленно поздравлял себя с победой, завоеванной благодаря моей непревзойденной сметливости.
– И как только такое пришло вам в голову, мистер Сминтон? – сказала миссис Ливсон, не выпуская меня из объятий и продолжая удерживать меня ногами, сомкнутыми на моих ягодицах. И, сказав это, покраснела, хотя та откровенная поза, в которой она находилась, мало к тому располагала.
– Моя дорогая, – сказал я, – в тот момент, когда я вас увидел, я почувствовал, что, даже если мне придется прибегнуть к насилию, я во что бы то ни стало должен овладеть вами, хотя бы это стоило мне свободы или самой жизни.
Тут наше внимание привлек какой-то едва слышный шорох за дверью, и миссис Ливсон, быстро накрыв меня простыней, громко спросила, кто там. Ответа не последовало, и мы вздохнули свободно.
– Мой дорогой, – сказала миссис Ливсон, глядя на меня лучащимися глазами, – я безумно счастлива, и хотя знаю, что мы оба совершили большой грех, я тем не менее чувствую, что мое наслаждение стоило того. Однако, пока нашу тайну не раскрыли, поспешите-ка лучше в свою комнату, – и, страстно поцеловав меня в губы, а затем – головку члена, она настояла, чтобы я ушел.
Едва я вышел из комнаты, закрыв за собой дверь, как тут же застыл в удивлении и страхе, ибо обнаружил, что дверь моей спальни приотворена, хотя я был уверен, что закрыл ее. На цыпочках, с дрожью в коленках я медленно вошел к себе и увидел Дево, стоящего у окна с бледным лицом и всем своим видом выражавшего задумчивость и растерянность.
– Привет, – сказал я. – Что, черт возьми, тебя сюда привело?
– Я вернулся, – ответил он, – чтобы взять крупной дроби, которую оставил в другой охотничьей сумке.
– Ты проиграл пари, – победным тоном сказал я.
– Знаю, – мрачно ответил он. – Но понять этого не могу. Вот что меня беспокоит. Внешне ты ничем не лучше меня. Ну разве что ежегодный доход у тебя на пару тысяч больше да инструмент подлинней. В остальном же – ни по природе, ни по рождению, ни по части удачи – ты не имеешь передо мной никаких преимуществ и тем не менее без труда покоряешь женщину, которую знаешь от силы сорок восемь часов, тогда как я три долгих года прилагал все усилия, чтобы добиться этой цели, – и не добился ничего. Завтра я отдам тебе булавку.
– Но ты лишь видел, как я выходил из ее комнаты, откуда тебе известно, что я выиграл?
– Откуда известно? Я просто заглянул в твою комнату, чтобы посмотреть, спишь ты или нет, и, не увидев тебя, стал осматриваться. Тут я и заметил, что дверь в спальню мисс Ливсон приоткрыта. А услышав, как вы оба стонете и стараетесь, я не удержался и заглянул внутрь. Ну и зрелище мне открылось! Я увидел, как эта неприступная красавица с готовностью отвечает на каждый твой удар и как твой длинный член выходит наружу reculer pour mieux sauter, а потом снова в нее вонзается. При виде этого я чуть было не сошел с ума. Скажи Бога ради, как тебе это удалось? Знаешь ли, это какое-то чудо!
Я не удовлетворил его любопытства и оставил в недоумении, потом завернулся в одеяло, потому как утро было прохладным, и заснул.
Дево же отправился на охоту, и, судя по его настроению, стрелял он в этот день не очень метко, что для птичек было не так уж плохо. И если за столом этого сельского особняка когда-нибудь сидел человек, страдающий мигренью, то этим человеком был Дево – именно таким я увидел его несколько часов спустя.
17. Огорчения Дево, или неприличное предложение
Все складывалось как нельзя лучше, и днем из Гуля (Оутлэнд Холл находился в тридцати милях от этого городка) пришла телеграмма, адресованная мистеру Ливсону. Телеграмма была от старого приятеля по колледжу. Тот извещал его, что будет в Гуле проездом, ибо судно, на котором он плыл в Норвегию, должно было зайти в порт, и он, пользуясь этой возможностью, хотел бы встретиться. По этому случаю мы отобедали раньше обычного – в пять часов – и простились с нашим хозяином до следующего дня.
У миссис Ливсон был прекрасный вокал, а поскольку в гости к ней заглянули два ее приятеля, тоже не обделенные музыкальным талантом, вечер получился весьма и весьма приятным. Где-то около десяти часов, сидя подле миссис Ливсон у рояля и переворачивая ей ноты, я не упустил возможности шепнуть ей на ушко:
– Мне прийти к вам сегодня, или вы сами навестите бедного холостяка?
– Второе, – ответила она и покраснела до корней волос, поскольку еще не научилась обуздывать укоры совести. Однако как истинная женщина она тут же чисто по-женски тихо добавила: – Мы не должны шептаться, это бросается в глаза, – а потом громко добавила: – Мистер Дево, может быть, вы будете переворачивать ноты? У мистера Сминтона что-то плохо получается.
Это был откровенный выпад в мой адрес, причем в присутствии трех человек, но я только усмехнулся и ничего не сказал.
– Почему-то утром ей не казалось, что у тебя плохо получается, – шепнул мне Дево, непринужденно располагаясь у фортепьяно. Я же вышел в соседнюю комнату, где на столе был оставлен обильный ужин, и от души угостился.
Часов около одиннадцати, когда гости разошлись, миссис Ливсон очень чинно и официально пожелала нам спокойной ночи и удалилась. Мы с Дево проследовали в бильярдную.
– Хочу сделать тебе предложение, – сказал Дево, натирая мелом кий.
Сказано это было серьезным и даже печальным тоном, и я тут же связал это с тем, что, мол, Дево расстроен из-за того, что вынужден расстаться со своей булавкой. Будучи под впечатлением удачно завершившейся интрижки, доставившей мне огромное удовлетворение, я сказал, что, дескать, знаю причину его печали, что все это яйца выеденного не стоит, так что пусть он оставит свою фамильную реликвию при себе (а надо сказать, что я всегда серьезно относился к фамильным ценностям). Мне она не нужна, сказал я ему и добавил, что он может спать со спокойной совестью, поскольку долг, причитающийся мне согласно пари, я выиграл при обстоятельствах, которые нельзя признать справедливыми. Однако Дево остановил меня.
– Давай присядем, – сказал он. – Сказать по правде, настроение у меня сегодня не совсем подходящее для шуток за бильярдным столом. Дай мне несколько минут и выслушай меня.
Я сел, сгорая от любопытства, что же он мне скажет.
– Булавка принадлежит тебе, Сминтон, – сказал он. – Я уже и думать забыл о том, что эта вещица когда-то принадлежала мне. Дело не в том. Я хочу поговорить о другом.
– Мой дорогой Дево, – сказал я, – подожди, пока я закурю сигару. Ну вот, теперь огонь погашен, и ты можешь говорить.
– Так вот, я хочу сказать, что ты действительно тот, кем себя называешь, – вагинолог. Еще совсем недавно я усердно занимался бичеванием задниц, однако страсть эта, которую я сам себе выдумал и счел за страсть, теперь ушла безвозвратно.
– К чему вся эта дурацкая прелюдия, старина?
– А вот к чему. Три года назад я серьезно – нет, безумно влюбился в миссис Ливсон. Я был готов отдать все, чтобы только овладеть ею. Но когда я, сделав предложение, которое было с презрением отвергнуто, перешел к более решительным действиям, мне в вежливой форме было приказано исчезнуть. Я испытал такое унижение, какого не испытывал ни до, ни после этого случая.
– Что за чушь ты несешь, Дево?
– Я говорю правду, Сминтон. Я принял приглашение Ливсона, потому что думал, будто преодолел свою глупую страсть, но, не пробыв в ее компании и десяти минут, тут же понял, что прежнее чувство завладело мною с новой силой. И зная, сколь безнадежны все мои попытки стать обладателем этого сокровища, я решил сократить свой визит.
– Что за высокопарная дребедень, мой достойный друг? Пристрели меня, но я ничего не понимаю.
– Когда сегодня утром я увидел тебя в спальне миссис Ливсон, меня тут же охватила жгучая ревность. Я думаю, что, не принуди я себя уйти оттуда, я бы пристрелил вас обоих.
– Черт возьми, дружище! Ты ведь сам согласился на это пари.
– Я знаю, но я клял себя за это как последнего идиота. Потом я немного успокоился, и теперь, когда ты насладился одной из лучших женщин, когда-либо изваянных из плоти Богиней Красоты, я прошу тебя оказать мне услугу. Я не хочу напоминать пословицу, гласящую, что, мол, долг платежом красен, но, с другой стороны, я ведь тоже оказал тебе кое-какие услуги на любовном поприще.
Я вспомнил Люси и согласился.
– Хотя я не слышал ни одного слова из тех, что вы говорили друг другу у фортепьяно, но, зная то, что я знаю, я абсолютно уверен: вы договорились о свидании.
– Договорились.
– В твоей спальне или в ее?
– В моей.
– Сминтон, будь другом, – Дево говорил со всей страстью, – позволь мне занять твое место.
– Да она сразу обнаружит подмену, – возразил я. Мне не очень-то понравилась его идея, я еще раньше понял, к чему он клонит, и эта ситуация, признаться, удовольствия мне не доставляла.
– Ну и пусть обнаружит. Какое это имеет значение, если я уже буду в ней? Сомневаюсь, что она станет звать на помощь.
– Ну, и как ты собираешься это осуществить?
– Очень просто. Я лягу в твою кровать, а ты в мою.
– Ну хорошо, – сказал я. Мне в самом деле хотелось сделать что-нибудь доброе для бедняги Дево, да и хорошую шутку я всегда любил: будучи уверен, что Ханна в отсутствие хозяина непременно прибежит ко мне через час-другой после того, как мы удалимся на покой, я предвкушал неплохое развлечение.
18. Поиск вариантов
Итак, мы пожелали друг другу спокойной ночи, поменялись спальнями, и Дево, следуя моему совету, загасил свечу. Я слышал, как он помочился, а потом забрался в кровать. После этого я, раздевшись, поспешно направился в спальню к моей возлюбленной.
Она полулежала, опершись спиной на подушки, и читала "Искусство любви" Овидия. Я увидел эту книгу в библиотеке и порекомендовал миссис Ливсон почитать ее на досуге.
– Дорогой мистер Сминтон, кажется, я должна была прийти к вам?
– Нет, моя драгоценная, – сказал я. – Моя кровать слишком узка, а у Дево такой чуткий сон – он может нас услышать.
Говоря это, я приподнял простыню и увидел, что из-за природной стыдливости она улеглась прямо в рейтузах.
– В этом нет никакой необходимости, любовь моя, – сказал я.
– Ах, мистер Сминтон, не говорите ничего неприличного. Моя стыдливость восстает против всего неприличного.
– Джулия, – мне теперь было известно ее имя, – снимите эти глупые препятствия на пути любви. Или нет, позвольте мне самому снять их.
Если бы кто-то увидел меня со стороны, то, наверное, посмеялся бы, потому что, осуществляя сие действие, я каждый раз, когда мои пальцы оказывались вблизи ее вагины, начинал медлить, а потому процесс этот занял у меня добрых пять минут.
Все это время Джулия вертелась как на сковородке, потому что вид моего огромного члена, стоявшего, как сержант на плацу, и саму Минерву привел бы в возбуждение.
– А теперь, моя дорогая, – сказал я, – давайте немного развлечемся. Насколько мне известно, вы и ваш муж желаете наследника. А теперь скажите мне: вы всегда совокупляетесь с ним на старомодный манер – живот к животу?
– Всегда, мистер Сминтон. А разве есть другие способы?
– Боже мой, – сказал я. – Какая святая невинность! Послушайте меня, моя кошечка. Встаньте на колени, словно вы собираетесь молиться, – она последовала моим словам. – А теперь возьмитесь за металлическую планку в ногах кровати, а лбом прижмитесь вот к этой подушке, словно вы собираетесь встать на голову.
– Мой дорогой мистер Сминтон, к чему все эти подготовительные действия? Я умираю от желания.
– Вам не придется ждать долго, моя красавица.
Она в точности выполнила мои указания, и ее хорошенькая кругленькая попка встала башенкой посреди кровати, и я увидел, как маленькая щелка ее вагины поглядывает на меня снизу. Оттянув назад крайнюю плоть и обнажив головку моего лучшего друга, блестевшую как сверкающий шарик, я, дрожа от возбуждения, не спеша приблизился к ней, ибо, мой благородный читатель, давно знаю по опыту: спешка в любовных делах только вредит, особенно новичкам.
– Расставьте колени чуть пошире, моя любимая, – прошептал я.
– Бога ради, скорее, мистер Сминтон. Эта медлительность убивает меня.
Еще раз откинувшись назад, чтобы в свете свечи получше разглядеть влекущую меня точку и не промахнуться, я чуть наклонился и приставил головку к тому самому месту, в которое собирался войти. Но Джулия предвосхитила мое движение и внезапно качнулась назад. Мне показалось в этот момент, что не только член, но и мои тестикулы оказались у нее внутри. И тут началось действо, самое памятное из всех в моей жизни. И самое сладостное. Каждый раз, приближаясь к оргазму, я намеренно сдерживал себя, чтобы продлить это наслаждение.
Наконец, когда Джулия буквально переполнилась соками, обильно вытекавшими из нее при каждом толчке, я, чувствуя, что уже подошел к краю, сконцентрировал на пенисе все свое внимание и, не без озорства сделав несколько мощных, решительных движений, прямо-таки затопил ее чрево кипящей спермой. И то, как эта гордая, благородная вагина сомкнула свои створки вокруг моего члена, удерживая его внутри, словно мы стали единой плотью, убедило меня, что меньше чем через год в имении Оутлэнд Холл будет великий праздник и колокола на старой колокольне радостно возвестят о рождении наследника.
А что тем временем происходило в моей спальне?
Все случилось так, как я и предвидел.
Ханна тайком пробралась ко мне и улеглась в мою кровать, а Дево, не говоря ни слова, оттрахал ее со всей страстью, которая накопилась в нем за три года несбывшихся надежд.
Он не заметил подмены даже когда все было кончено, ибо, ослепленный страстью, дважды овладев ею в течение десяти минут, он тут же отпустил ее, шепнув лишь ей на ухо: мол, он надеется, ей было хорошо. Ханна же, напротив, заподозрила неладное уже в тот момент, когда почувствовала в себе его член. До этого она имела представление только о двух членах – моем и кучера; что же касается члена Дево, то хотя тот тоже был и длинным, и мощным, но не шел ни в какое сравнение с двумя предыдущими. Конечно, это все-таки было лучше, чем ничего, а поскольку Дево в горячке страсти воображал, что трахает миссис Ливсон, то служанке достались все выгоды этого обстоятельства. Ханна не только предусмотрительно сохранила свое инкогнито, но и двигала своей мускулистой задницей так сладострастно, что Дево был более чем удовлетворен.
Утром, перед тем как сойти вниз, я зашел к нему в комнату, и он сердечно пожал мне руку.
– Она тебя не разочаровала? – спросил я с напускным неведением.
– Мой дорогой Сминтон, она – настоящий ангел, а вы – славный малый.
Мистер Ливсон вернулся на следующий день, и больше у меня не было ни малейшей возможности оседлать его жену, которую я оставил в интересном положении. Ровно через девять месяцев она подарила мужу сына и наследника.
Дево не без гордости полагает, что это его ребенок, а я не возражаю – пусть его думает. И только мистер Ливсон, каждый раз принимаясь вычислять дату зачатия ребенка, вспоминает о ночи, проведенной им в Гуле, покачивает головой и бормочет: "Чертовски необычный случай". Но он вряд ли бы счел этот случай необычным, если бы знал столько же, сколько знаем мы с вами, читатель. Как вы полагаете?