Хорошее настроение (сборник) - Елена Колина 13 стр.


О своей семье Полина говорила скупо, очевидно, ей слишком больно: когда мы познакомились, пробормотала, что родители погибли, когда она уже жила в Америке, и заплакала. Потом, позже, рассказывала, что семья была любящая, дружная, родители обожали ее, и она сильно любила мать и отца, с такой нежностью говорила "мама, папа", как может только горячо любимый ребенок… Где же она была, Полинина мать, пока дочка получала сведения о жизни от дворовой подружки? От лени или по недомыслию отдала такие важные для девочки вещи на откуп дурной соседской девчонке?.. Ну, в любом случае глупо предъявлять родителям претензии, каждый действует по своему разумению. Я, например, когда придет время, сам расскажу все Юльке, чтобы уберечь ее от глупых мыслей и комплексов. Полину к ней не допущу.

Ссора и драка возбудила меня, и я примирительно подул на красный след от моего щипка у Полининой ключицы, быстро провел рукой по нежному Полининому животу, засунул внутрь ее руку, пошевелил пальцами.

– Мне пора спать, – сжимаясь и выталкивая из себя мою руку, холодно сказала Полина, – я, между прочим, в отличие от тебя, много работаю, как в Америке, так и здесь…

– Может быть, ты хочешь рассказать мне, как тебе тяжело досталась Америка? – мгновенно разозлился я. – Это верно, ох как тяжело, бедная ты моя… Тяжело спать с питекантропом на сорок лет тебя старше…

– Не на сорок, а на тридцать пять, – по-детски поправила Полина, можно было бы и растрогаться, но я уже не мог остановиться.

– Ты же не позволяла себе отказывать старому говнюку, да, Полина? Выпивала перед сном стакан вина – у тебя всегда была в ванной бутылка за шкафом. Так ты сейчас выпей, если не можешь спать со своим мужем…

До брака Полина угостила меня слюнявой историей о том, как бедная девочка покорила Америку своим трудолюбием, не ела, не спала, только работала и училась, училась и работала. А в порыве послебрачной откровенности рассказала, как профессор, муж той американской дурочки, которая ее пригласила, ушел от своей старой верной жены Лиз и жил с ней, с маленькой невинной девочкой Полиной. В Америке любят помогать бедным и талантливым, вот профессор и помог Полине…

Брр, гадость!.. Каждый вечер Полину тошнило в ванной перед тем, как пойти к нему в постель. Потому что мало того, что этот питекантроп был на миллион лет ее старше, он еще и спал с ней самыми неестественными способами… Но разве спать с питекантропом до самого окончания юридической школы – это слишком большая плата за то, что он для нее сделал? Да, он получил русскую блондинку, моложе себя на сорок лет, но она получила Америку.

В сущности, я мог бы прекрасно обойтись без ее откровенности. В семье, особенно в семье, нельзя обнажать слишком уж интимные вещи… а Полина совершенно не постеснялась вывалить на меня гинекологические подробности своей прошлой жизни. Ей надо, чтобы ее любили, несмотря ни на что, и чем больше у нее гадостей, как конфет в кармане, тем больше любили. А у Полины в кармане много конфет… Полина – не просто полянка для Фрейда, а огромное непаханое поле. Кто бы мог подумать, что такая красивая женщина может быть вместилищем всех этих гадостей и комплексов из детства, залитого подружкиной менструальной кровью, – фу…

Я обсуждал с Полиной ее походы к психотерапевту, а про себя думал – а не придумала ли ты это все, девочка??? Может быть, и не было у Полины никакой подружки?

У меня нет диплома психотерапевта, зато у меня было столько женщин, сколько Dr Lerner и во сне никогда не увидит. Так, может, все гораздо проще? Сначала Полина была обычная девочка с неразбуженной сексуальностью, а потом сразу же был старый шалун-профессор с его неподходящими для превращения девочки в женщину играми, вот и вся недолга…

Интересно, почему именно сейчас я решил вытащить из шкафа Полинин скелет и тщательно стряхнуть с него пыль?.. У нее, кстати, должен быть хорошенький скелет, потому что фигура у нее безупречная. Почему я решил рассматривать ее хорошенький скелетик именно здесь, в России? Ну… даже я не все про себя понимаю…

В моем первом браке (слава богу, он продлился всего год и почти совершенно улетучился у меня из памяти) у нас с женой была манера говорить друг другу крайне жестокие вещи… думаю, мы тогда даже и не считали это жестокостью – как звери, которые воспринимают жуткую вонь просто как запах друг друга. Но с Полиной у меня ничего подобного не было. Прежде я никогда не высказывал Полине своего отношения к ее истории с профессором, хотя от этого она не становится менее грязной. Никогда не упрекал Полину в том, что она не вполне сексуально полноценная.

– Зачем ты так? Я же только тебе рассказала, – устало повторила Полина.

– А я только тебе об этом и говорю, – повторил я, – да ладно, не расстраивайся ты так, Полина. Ну, была ты жалкая, готовая на все негодяйка… сейчас ты, Полина, уже совсем другое дело, ты уже почти Head International Counsel…

Полина вскочила, уперлась руками в изголовье кровати и, как баба на рынке, набрав воздуха, некрасиво раскрыла рот…

– Тише, разбудишь Юльку, – испугался я.

– Ты!.. Ты просто мне завидуешь, – крикнула Полина, – ты вообще самый никчемный человек на свете!

– Тише, Юлька!..

– Пусть ребенок узнает, пусть!.. – кричала Полина.

– Что именно ты хочешь, чтобы она узнала? Полина, Юльке три года…

– Что? Узнает!.. Что тебя увольняли отовсюду, где ты работал!.. Что дом принадлежит мне, а ты никто!..

А вот это ложь, никто меня не увольнял, я сам уходил… Просто мне не везло. Первая компания, в которой я работал, оказалась в точности как советский НИИ – из восьми часов там работали два. Отличие было только в том, что в НИИ остальное время играли в морской бой, а здесь торговали акциями в Интернете. Вот я и ушел из государственной компании в частную, там была зарплата побольше, а в конце года бонус, акции компании. Но мне и тут не повезло. Корпоративным стилем этой компании было настоящее узаконенное хамство, и все сотрудники в ожидании обещанных акций были вынуждены это хамство терпеть. Эти акции были как золотые наручники, надетые на всех сотрудников… но не на меня!

– Но я же не виноват… ты что, не помнишь, как этот мудак, мой шеф, стряхнул пепел в мою банку колы? – спросил я.

Я тогда удивился и сказал: "It is my drink", – а шеф ответил: "It was your drink but now it is my ashtray".

– Ты мне врал. В Америке так не бывает, – убежденно сказала Полина, – ты мне врал, все врал!..

"Не бывает?! Этот начальник просто сживал меня со свету! Спрашивал: "А почему вы так долго обедали?" Или: "А где вы были две минуты назад? Ах в туалете? А почему вы полчаса были в туалете?" Я даже как-то сказал ему, что рабство в Америке отменили в 1863 году. А он ответил: "You Sweetie Pie Motherfucker, have you fixed that bug I gave you half an hour ago?" Это уже было слишком – я ведь не стал бы терпеть, если бы в России начальник покрыл меня матом. Я и уволился. Впрочем, они меня тоже об этом попросили – уволиться.

– Просто Америка не подходит такому интеллигентному человеку, как ты, и вообще работать тебе не подходит, – издевательским тоном сказала Полина, забираясь обратно в постель, а в постели отвернулась от меня и простонала: – Все. Не мешай мне спать.

Я подумал – сейчас, перед тем как заснуть, Полина непременно скажет пару слов о деньгах, так сказать, на сон грядущий.

– Кстати, о деньгах, – тут же сказала Полина, как будто я дергал ее за веревочку, – мы живем здесь на мои деньги. Ты собираешься отдать мне свою половину расходов? Мне обязательно нужно здесь, а не когда-нибудь потом, в Америке.

– Какая ты мелочная, Полина, – упрекнул я ее шутливым голосом, – конечно, я отдам тебе твою половину расходов. Но ты учти в своих подсчетах, что с Юлькой сидят мои родители, а в противном случае нам пришлось бы нанимать babysitter. Так что не забудь вычесть из моей доли расходы на babysitter.

– Зачем нам babysitter? Ты мог бы сам сидеть с Джулией, ты же не работаешь, – мгновенно подхватила мячик Полина.

…Каким бы странным ни показалось это после столь упоительной ночи любви, я обнял Полину, и она, прижавшись ко мне, почти сразу же заснула. А я еще немного подумал.

Я мог бы сказать Полине – то, чем я занимаюсь, гораздо важнее, чем ее проклятый бонус, но не сказал.

– Полина?

– Ну, что еще? – сонно пробормотала Полина. – Я тебя ненавижу…

– Ты дурочка, а я абсолютно счастливый человек, – нежно сказал я.

Я и правда был счастлив. У меня есть "Старинная любовь" "Мирсконца", "Игра в аду", "Танго с коровами", Ларионов, Гончарова, Кандинский, Малевич…

Я знаю, что я сделаю. Я продам "Старинную любовь", "Мирсконцу", "Игру в аду", "Танго с коровами", я продам Ларионова, Гончарову, Кандинского, и Малевича я тоже продам…

Всю ночь я просидел в Интернете. Зашел на сайт Сотбис, на букинистический форум, на сайт русского искусства начала века, заглянул на интернет-аукцион антикварных изданий, побывал на нескольких профессиональных антикварных сайтах. И выключил компьютер, только когда мне стало ясно – у меня в кладовке действительно лежит клад, ну, или, во всяком случае, большая редкость.

Это невыносимо трудно, это очень горько, очень больно – расстаться с моими книгами, расстаться с мечтой. Я был уверен, что не расстанусь с ними никогда, что буду перебирать мои книжки, как Гобсек, любоваться, гладить, составлять библиографии, подбирать по каждому поэту и художнику оригинальный материал… А потом оставлю мою коллекцию в дар Русскому музею и навсегда останусь в истории русского искусства…

Но я принесу Полине эту жертву. Я больше никогда не хочу услышать ничего похожего на то, что она сказала сегодня ночью: "Андрей содержит семью, и хорошо содержит, а я все должна сама". Я хочу, чтобы Полина меня уважала. Я хочу, чтобы Полина уважала меня, а не какого-то там… не другого мужчину.

Пусть это будет сюрприз – я расскажу все Полине, когда получу деньги. Если получу деньги (тьфу-тьфу, чтобы не сглазить)… Как она удивится и обрадуется, как восхищенно будет смотреть на меня, бедная моя Полина, бедный оловянный солдатик, такой бедный, такой оловянный и такой глупый…

Полина

Андрей вдруг зачем-то погладил меня по голове – совсем неожиданно для меня, такая тихая нежность после того, что сейчас было!.. This was wild! По-английски это называется "wild", а по-русски как?.. Страстный секс?

У нас все всегда получается одинаково. Я всегда сама ему звоню, он всегда не может "сейчас", не может "сегодня" и не может "завтра". Ну и что?.. Я всегда звоню сама, и он всегда не может, но мы же все равно встречаемся. Договариваемся на какой-то ближайший день и ездим за город, в один и тот же мотель. Андрей говорит, что у него очень мало времени, но потом расслабляется. Мы идем в номер, потом обедаем в ресторане, опять возвращаемся в номер и даже иногда еще гуляем в дюнах.

– You make me happy, – пробормотала я и быстро спохватилась: – It s not about you, это я просто так…

Я один раз сказала Максу: "You make me happy", в тот день, когда родилась Джулия и он сидел со мной в госпитале и держал меня за руку. Сейчас это вышло для меня неожиданно, что я так сказала. Хорошо, что Андрей не понимает по-английски. Кстати, по-русски это вообще звучит по-дурацки – "ты делаешь меня счастливой"…

Мне все время хочется говорить ему "You make me happy", только я стесняюсь: вдруг он решит, что я влюблена как дура. Мне все время хочется потрогать его, погладить или хотя бы просто за руку подержать. Похоже, я всерьез влипла… вообще-то, если честно, я в него очень сильно влюбилась.

– О чем ты думаешь? – спросила я.

– Я думаю о том, что у меня налоговая проверка, – сказал Андрей.

Андрей рассказывал, как работает налоговая инспекция, как происходит налоговая проверка, а я думала – другой бы на его месте сказал "думаю о тебе" или еще какую-нибудь ерунду, вранье. А Макс сказал бы что-нибудь заумное, что и не поймешь… Мне нравится, что Андрей такой простой, как я. Мне вообще все в нем нравится.

"I love you even more" – я сказала это про себя по-английски, потому что по-русски мне даже про себя было неловко это сказать. "Я еще больше тебя люблю, даже больше, чем… ну не знаю что".

Андрей-то сам в меня не влюблен, я же не дура и прекрасно понимаю. Если бы я ему не звонила, может, он сам бы и не позвонил больше никогда. Ну и что? Я же не собираюсь с ним жить и вообще… Я делаю что хочу, и ладно, вот только не очень-то это с моей стороны практично – влюбиться, когда мне через несколько месяцев уезжать. На заводе все идет нормально, своим чередом. Мне сделали аудит, мы пришли к приемлемому соглашению по отоплению, я договорилась с электрической компанией, что они составят мне проект теплоснабжения. Это мои главные успехи за это время.

– Похоже, я все-таки сделаю контракт. Получу бонус в размере зарплаты. Это сто шестьдесят тысяч, – сказала я про деньги, потому что считаю Андрея близким человеком.

Макс уверяет, что я всегда после секса говорю о деньгах. Якобы секс и деньги – это две мои самые интимные темы, и они живут во мне рядом. Как это секс и деньги живут рядом?.. Он говорит, у меня деньги – эрогенная зона. Макс всегда меня смешит.

Но ведь деньги – это действительно самое интимное. В Америке вообще зарплата, кто сколько зарабатывает, считается неприемлемой темой для беседы. Потому что, сколько ты зарабатываешь, столько ты и стоишь, в такую сумму оценили твой ум и способности. Никому не хочется вслух признаваться, что ты стоишь меньше, чем другие. Если ты говоришь с кем-то о своих доходах, то показываешь ему, что он близкий тебе человек. Я, например, говорю о своих доходах только с Максом, хотя у меня очень хорошая зарплата. Макс говорит, что я постоянно перебираю в уме свои финансовые дела, а чьи же мне перебирать, его, что ли? У нас же раздельное владение имуществом и все счета раздельные…

– О чем ты думаешь? – спросил Андрей.

– О деньгах, – честно ответила я, – что у нас с Максом раздельное владение имуществом и раздельные счета. Макс платит свою долю за еду и расходы по содержанию дома, а также оплачивает половину расходов по Джулии, за kindergarten и за одежду. А у вас как?

Андрей засмеялся:

– Если бы у нас с Дашей были раздельные счета, она бы уже сидела в долговой яме.

– А так?

– А так она просто берет, и все.

– И что, она не рассчитывает, не составляет бюджет? Она хоть знает, сколько ты зарабатываешь?

– По-моему, не очень рассчитывает, – неуверенно сказал Андрей, – думаю, нет, не знает, сколько я зарабатываю… По-моему, она никогда не спрашивала.

– А сколько ты зарабатываешь? – спросила я.

В Америке постель – не повод для такого вопроса. Это как будто ты прешься на чужую территорию. И я бы не спросила, если бы так не возмутилась. Это же вообще непростительно, безобразие, такое отношение к деньгам!

Андрей задумался:

– Не знаю… надо считать…

Наверное, он просто не захотел ответить. Тогда я заторопилась рассказать про себя, чтобы он не думал, будто я к нему лезу, а сама не рассказываю…

Я обняла Андрея и сказала:

– Моя зарплата сто шестьдесят тысяч. Мой дом стоил двести пятьдесят тысяч. С учетом выплат за дом, долгов за учебу, в пенсионный план, минус ensurance, минус tax, минус кредиты, остается восемь с половиной тысяч. Из них я откладываю на образование Джулии. Остается…

– Что? – спросил Андрей. – Что ты говоришь? Прости, я задумался…

– I love you even more, – сказала я. Вслух сказала!..

* * *

После этого разговора у меня остался неприятный осадок. Мне было противно, что существуют женщины, которые живут, не задумываясь о деньгах. Андрей сказал, когда Даша была преподавателем с зарплатой двести долларов, она тоже жила, не задумываясь о деньгах. Такой человек.

Вообще-то мне безразлично, о чем она задумывается, а о чем нет. Она мне вообще не нравится. Кривляется, воображает, а сама ничего из себя не представляет. Посмотрела бы я на нее в Америке, там каждый добивается ровно того, чего он стоит. Вот кем бы она там стала?! Со своей психологией?! Уж точно не юристом!

Макс, наверное, прав, секс и деньги во мне близко, потому что мне вдруг стало неприятно, как-то обидно, что Андрей содержит другую женщину… Как будто он уже мой, моя собственность.

Но… он же вообще-то мой. Он же спит со мной! Если бы ему не нравилось со мной спать, он бы со мной не встречался. Что же, он просто из вежливости со мной спит?!

Я поцеловала его и еще кое-что сделала, есть у меня один секретик, вычитала в одном руководстве по сексу. Андрей сказал, прости, мне нужно бежать, я уже всюду опоздал. Но остался со мной!.. Все равно мы еще… и не может быть, чтобы это был просто секс, наверное, он меня все-таки уже любит?..

O’key, я хотела с ним встречаться, и я достигла своей цели. Только теперь у меня уже другая цель. Когда добьешься одной цели, сразу же ставишь перед собой следующую, это нормально. Теперь я хочу, чтобы Андрей влюбился в меня, чтобы он сказал: "Я тебя люблю", что жить без меня не может, что я самая для него дорогая, а не она… чтобы он хотел со мной встречаться, звонил и просил, а не я… А то пока что получается, что я каждый раз должна звонить, вылавливать его, чуть ли не уговаривать!..

Вообще-то я не думала, что все это может стать таким важным. Думала, мне достаточно будет с ним спать. Наверное, я ошиблась, наверное, так вообще никогда не бывает, чтобы было просто достаточно спать…

А чего я вообще хочу?.. Хочу закончить дела, уехать домой, получить бонус, стать Head International Counsel. Макс говорит, что мой мир состоит из коротких причинно-следственных связей "хочу – дай". Я не понимаю, он меня за это осуждает, что ли? Я-то не согласна, что это плохо, наоборот, очень хорошо.

…Anyway, у меня все будет, все, что я хочу!..

Даша

22 ноября, четверг

Сегодня день интересных находок. Мура нашла зубы, а Лев Евгеньич нашел презерватив.

Сначала позвонила Мура.

– Представляешь, я нашла зубы в кармане халата, – сказала она.

Да?.. Моя бабушка тоже иногда теряла зубы… Я представила Мурку в цветастом фланелевом халате, а в кармане халата вставная челюсть. Я видела Муру вчера вечером, неужели со вчерашнего вечера она так состарилась, как в "Сказке о потерянном времени", когда дети вдруг мгновенно стали старичками?..

– Я нашла зубы в кармане моего стоматологического халата, – уточнила Мура, – понимаешь, я взяла себе удаленные зубы, чтобы их немного попилить. Думала, что они потерялись, но нет, они тут как тут, зубики мои.

Где она взяла себе удаленные зубы, где она собиралась их немного попилить, дома? Чьи это зубики? Нет, никогда я этого не пойму, – наверное, это врачебная тайна.

Назад Дальше