Решимость, с какой испанцы выбрали демократический путь и отвергли завещание Франко насчет будущего страны, – их красноречивый ответ на вопрос о его месте в истории. Вознесся он на пирамиду власти не потому, что облагодетельствовал чем-то своих соотечественников, а благодаря врожденному в нем иезуитскому умению использовать любые средства для достижения поставленной перед собою цели. Естественно, Франко уверился в том, что вершит суд соломонов, и, конечно, сам себя не считал палачом.
Но что еще, помимо кровавых расправ, позволяло ему так долго удерживаться у власти? Многовековое историческое наследие заставило одну часть испанцев поддержать идеи национал-католицизма, другую – позволить запугать себя. Да и западные лидеры "крайности" его полицейского режима решили просто не замечать.
Сразу после смерти каудильо было еще неясно, на чьей стороне выступит армия. Тогда и стало действовать достигнутое между испанскими политиками негласное согласие на молчание по поводу минувшего периода отечественной истории. Ради мирного перехода к демократии жертвы репрессий и их родственники не потребовали суда над теми, кто выносил смертные приговоры, мучил людей в тюрьмах, доносил на них властям. Всеобщая амнистия исключила применение в отношении приспешников Франко мер уголовного наказания, а сами они принялись сочинять свои новые автобиографии "демократов в душе", отзываться о нем, как об узурпаторе власти…
Для человека столь же характерно помнить, сколь и забывать. Так уж устроен мозг, и с этим ничего не поделаешь. Однако это меньше всего должно относиться к профессиональным историкам. Как бы ни было неудобно в силу политической корректности или тактических соображений, им нужно продолжать попытки все более глубокого уяснения, хотя бы для себя, истинных причин событий, несмотря ни на какие официально принятые их трактовки. Здесь, мне думается, нельзя упускать из виду и этические критерии уважения к жизни и достоинству каждого человека, к социальной справедливости в самом полном значении слова. Игнорируя такие критерии, можно даже начать оправдывать массовые казни, списывать их на тяжелые обстоятельства времени, на некую безвыходность положения, не оставлявшего якобы ничего другого, кроме жертвоприношения…
В Испании сегодня нередко приходится слышать, будто победа Франко в гражданской войне спасла страну от революционных травм, избавила ее от участия во Второй мировой войне, создала предпосылки для модернизации общества и устойчивой демократии. Такой вывод, например, делает в своем фолианте "Мифы гражданской войны" историк Пио Моа. Не покушаясь на его полное право иметь свое мнение, можно лишь попросить его назвать заплаченную при этом цену человеческих жизней.
Гражданскую войну и военную диктатуру с изрядной примесью клерикального фашизма многие испанцы склонны считать чем-то вроде вулканического извержения, затянувшегося по времени и охватившего всю страну. И мало кто решается непредвзято отвечать на злокозненные вопросы: что именно послужило подлинной причиной гражданской войны?
Кто подстрекал военных к мятежу? Какую роль в этом конфликте сыграли угнездившийся тогда в Западной Европе фашизм и политика уступок ему со стороны правительств Англии и Франции?..
Не надо ничего абсолютизировать. Это все равно, что вводить в заблуждение себя и других. Скажем, в качестве главного мотива гражданской войны ссылаться на склонность к авторитарности и насилию в испанском характере. Мне кажется, только одно десятилетие накануне Второй мировой войны, да и сама эта кровавая бойня убедительно свидетельствуют: подобной склонностью отличаются не только и даже не столько испанцы.
Есть некие парадоксы памяти, заставляющие задуматься, почему общество стремится забыть неприятное. Французы редко когда вспоминают о вишистском правительстве коллаборационистов, немцы – о нацизме и холокосте. Может быть, обществу необходимо некоторое время, чтобы начать всерьез размышлять о неприглядных сторонах своего прошлого?
Но вот в Чили еще при Пиночете родственники и друзья жертв репрессий начали борьбу за справедливость против безнаказанности, за память против забвения. Благодаря мужеству отдельных судей и журналистов, моральной их поддержке противников диктатуры в стране начался обвинительный процесс против генерала. Не удалось довести его до конца из-за того, что судей сместили, журналистов посадили за решетку. Только уход Пиночета с поста главнокомандующего позволил судьям вновь приступить к обвинительному процессу. Память чилийцев призывала к расследованию ненаказанных преступлений диктатора. Хотя был здесь и свой парадокс: около трети чилийцев поддерживали репрессивный режим, среди них, главным образом, привилегированные слои населения.
Четверти века понадобилось пройти после смерти Франко, чтобы испанский парламент впервые осудил франкизм и обещал предоставить материальную помощь родственникам расстрелянных и погребенных в общих могилах республиканцев. Все это время постоянно оказывалась помощь родственникам солдат Голубой дивизии, той самой, которая присягала на верность Гитлеру и воевала на восточном фронте в составе вермахта. До сих пор не пересмотрены дела военных трибуналов с их приговорами в отношении сотен тысяч испанцев, которые прошли через лагеря и тюрьмы как "государственные преступники", а каждый четвертый из них был замучен до смерти или расстрелян. Начиная с 1940 года, по иронии судьбы, франкисты выносили приговоры по обвинению в "поддержке восстания". Получалось, что верность законно избранной власти в лице тогдашнего республиканского правительства есть государственное преступление.
После всего вряд ли стоит удивляться тому, что в августе 2003 года правительство неофранкистской Народной партии отказало властям Аргентины удовлетворить их запрос на экстрадицию проживавших в Испании аргентинских офицеров, обвиняемых в совершении тяжких преступлений за период военной диктатуры. Можно представить себе волну протестов со стороны все того же правительства, если какая-нибудь страна не удовлетворила бы его запроса на экстрадицию окопавшихся там баскских террористов.
Примерно в это же время один из бывших политических комиссаров Франко по прозвищу "Сенека" (Хосе Мария Пеман) признался публично, без всякого стеснения, что сам участвовал в допросах пленных республиканцев. Каждого из них он спрашивал одно и то же: ходил ли в церковь молиться? Если кто-то отвечал отрицательно, его тут же ставили к стенке, но перед расстрелом направляли к нему капеллана, чтобы тот вытянул из него покаяние. Весной 2003 года законодательное собрание провинции Наварра, несмотря на протест местного епископа, огласило документы, не оставляющие никаких сомнений в том, что священники участвовали и в военных действиях, и в экзекуциях над пленными…
Живет сегодня в Англии человек, который очень не хочет забывать о таких неприятных вещах. Это историк, профессор Лондонской школы экономических и политических наук Пол Престон. Занимается он исследованиями, раскрывающими полную картину репрессий в ходе и после гражданской войны в Испании, массовых расстрелов, безымянных захоронений, пыток и издевательств над заключенными в тюрьмах. Будучи в Мадриде, он дал ясно понять, что считает историографию недавнего прошлого Испании неполной и неокончательной.
По мнению Престона, международное историческое значение событий 30-х годов в этой стране подтверждается всеми последующими событиями в Европе, ибо исход гражданской войны изменил соотношение сил в пользу Гитлера и Муссолини. Материалов же для анализа этой войны хватит на многие и многие годы. Еще не до конца ясно, например, откуда брал Франко финансовые средства на поддержание своей миллионной армии. Остаются для историка полной загадкой и многие действующие лица трагедии, как, например, Густав Дюран, композитор и друг Федерико Гарсии Лорки. В первый же день войны Дюран записался добровольцем в Народную милицию и, не будучи профессиональным военным, проявил себя на фронте так, что ему присвоили генеральское звание.
Когда Пол Престон приезжал в Мадрид, мне было интересно узнать от него, почему книгу, над которой он работал, ему хотелось назвать "Испанский холокост". По его словам, историки недооценили испанскую трагедию, обратив больше внимания на преступления, совершенные Гитлером и Сталиным. Выстраданное же испанцами, считает он, заслуживает такого названия, ибо точное число погибших в ходе гражданской войны, места их захоронения никогда не станут известны. Что же касается жертв франкистских репрессий после войны, их было около сотни тысяч человек. То есть, если сравнивать с числом убитых при Пиночете (между тремя и четырьмя тысячами), разница все же огромная.
По поводу самого Франко Престон рассказал, что до написания своей книги о нем представлял себе его как личность жестокую и довольно посредственную, но, исследуя глубже, обнаружил гораздо более сложную фигуру. Историк увидел в нем гремучую смесь умственного убожества со способностью заставить других невольно засомневаться в этом и сказать себе: либо ему просто везет, либо есть в нем некая врожденная хитрость, позволяющая ему одерживать победу над более опытным противником.
Сравнивая Франко с Саддамом Хусейном, англичанин отмечал в них такую общность. В течение многих лет иракский правитель в его отношениях с великими державами демонстрировал все ту же смесь глупости и хитроумия. Найденные же в Ираке массовые захоронения ничем не отличаются от тех, что продолжают обнаруживать в Испании. Не зря же Саддам восхищался Франко.
Накануне своего отъезда из Мадрида Пол Престон отважился в интервью местному журналисту указать на то, что демократическая Испания продолжает оставаться в долгу перед своим недавним прошлым, и призвал испанцев, пока еще есть живые свидетели, предпринимать действия для оживления своей памяти. В этом отношении он высоко оценил усилия испанской Ассоциации за восстановление исторической памяти. "Вопрос о рассекречивании документов требует немедленного решения, – заметил он. – Это же национальный позор: принадлежавшие более тридцати лет назад главе государства документы до сих пор находятся в частных руках и не доступны для историков".
Английский исследователь, как мне показалось, если хотел быть до конца объективным, мог бы упомянуть также и о той неприглядной роли, которую сыграло его собственное правительство в умиротворении Гитлера в течение всего периода гражданской войны, прикрываясь "политикой невмешательства". На это у него тоже должно быть полное моральное право. К сожалению, в тот момент историк им не воспользовался…
С моей стороны было бы непростительным верхоглядством утверждать, будто в Испании сегодня живут люди, совершенно безразличные к тому, как складывалось у них совсем недавнее прошлое. Свидетельств обратного много. Одно из них – недавно изданная книга о Франко кинорежиссера Альберта Баадельи, поставившего на ее основе еще и фильм "Счастливого путешествия, ваше превосходительство!" Как он объясняет, книгу и фильм нельзя считать актом его личной мести, а если месть и была, то лишь однажды, когда оказавшись один у дворца Пардо, где долгое время обитал каудильо, он просто подошел к стене дома и помочился на нее.
Знакомство с фактами биографии Франко дало основание кинорежиссеру говорить: интеллектуально Вождь нации был слаб, обладал бедным воображением и очень ограниченным кругозором. Трагедия еще и в том, что испанцы в качестве самооправдания сотворили из него личность более привлекательную, чем он был на самом деле, и для того же самооправдания сделали ее еще более опасной.
"Я, например, полагал, будто это умнейший, незаурядный человек, выдающийся полководец и даже в чем-то изобретательный, – отмечает в своей книге Альберт Бааделья. – Большим для меня открытием было осознание мною того, что для определения я не нахожу иного слова, как идиот. И теперь уже с огромным разочарованием думаю: кто же верховодил нами, пользуясь отсутствием серьезного ему сопротивления? То же, правда, могу отнести и к другим действующим лицам из скопления посредственностей, занимающих сегодня высокие государственные посты не только в Испании. Стоит взглянуть на них, как сразу замечаешь, что реально стоящие за их спиной правители должны быть даже заинтересованы в таких фигурах, ибо ими управлять легче. В мире государственной власти нашла себе пристанище далеко не лучшая часть человечества, с точки зрения интеллекта и кругозора…"
На фасадах испанских церквей мне часто бросалось в глаза выбитое в камне имя основателя Фаланги Хосе Антонио. У подножья гор в получасе езды от Мадрида как-то раз пришлось разглядывать вблизи хорошо просматриваемый издалека и своим внушительным размерам не имеющий себе равных во всей Западной Европе монумент. Там в выбитой внутри скалы усыпальнице лежат останки Франко рядом с останками лидера Фаланги Хосе Антонио. Всякие же разговоры сегодня о том, будто это "памятник примирения", есть не что иное, как словоблудие. Иначе зачем красуется на нем надпись "Павшим за Бога и Испанию"? Двадцать лет на строительстве мемориала использовались каторжные бригады из пленных республиканцев. Сотни людей при этом погибли, многие стали инвалидами, заболели силикозом.
Во дворце Пардо, где долгое время жил Франко вместе со своим семейством, сейчас устроен музей. Посетителям демонстрируют жилые апартаменты диктатора, а также его рабочий кабинет, военную форму со всеми регалиями и зал, где проходили заседания правительства под его председательством. В двух шагах от этих комнат находятся помещения, которые иногда предоставляются главам иностранных государств, прибывающим с официальным визитом. Площадь перед дворцом называется Площадью Каудильо. В центре самого Мадрида все еще стоит памятник ему прямо напротив одного из министерств. Не в знак ли "примирения"?
* * *
В своем исследовании, подводившем итоги восьмилетней деятельности правительства Аснара (1996–2004), испанский историк Мануэль Монтальбан сравнил его режим правления с франкистским. По мнению историка, этот режим отражал суть идей, духовных ценностей и интересов победителей гражданской войны в адаптированном к демократии виде, с учетом членства Испании в НАТО и Европейском Союзе. Сходство Аснара с Франко обнаруживается им в идеологии и политике, в особенностях их характера, амбиций, авторитарности мышления. С его точки зрения, Аснар пытался утверждать на практике национал-католицизм без Франко и, подобно каудильо, предоставил себя в услужение Вашингтону…
В годы правления возглавляемой Аснаром Народной партии пристяжные диктаторского режима, церковные иерархи, ощущали себя довольно уверенно. Католическая церковь продолжала владеть самой крупной недвижимостью в стране: 22000 храмов, 954 монастыря, 103 кафедральных собора, 289 музеев, сотни учебных и лечебных заведений, типографий, несколько инвестиционных, страховых и банковских компаний. Весомая часть финансовых средств для поддержания этого освобожденного от уплаты налогов механизма проистекала из государственной казны.
Согласно конституции 1978 года, Испания – светское, неконфессиональное государство и никто из граждан не обязан объявлять о своей идеологии, религии или веровании, всем гарантирована свобода вероисповедания. Действующие законодательные акты закрепляют положение о том, что религиозная вера есть личное дело каждого испанца. От финансовой поддержки церкви государство обязалось отойти в самом ближайшем будущем.
На самом деле никакая другая общественная организация, партия или профсоюз не обладают столь значительными льготами, как католическая церковь, что позволяют ей управлять огромными денежными средствами через скрытый от общества аппарат. Даже у Красного Креста нет подобных льгот.
Главный церковный финансист вынужден так разъяснять позицию епископата: "Одно дело – неконфессиональный характер государства, другое – обязанность любого государства облегчить для его граждан условия, необходимые для того, чтобы они могли пользоваться фундаментальными правами человеческой личности, среди которых есть право на религиозную свободу. Является ли религия чем-то личным? Нет. Здесь все объясняет Кодекс канонического права и доктрина церкви. Для католиков религия есть также дело государственное и общественное. Кроме того, церковь не приобретает для себя излишеств. Когда церковь управляет материальными ресурсами, она подходит к этому с иными критериями, нежели акционерные общества и финансовые учреждения".
Не только церковь, но и ее служители освобождены государством от всех форм налогов. Исключение составляют доходы от прибыли на капитал. У других религиозных конфессий и таких льгот нет, ибо с ними государство не заключало соглашений, подобных конкордату с Ватиканом от 1979 года. Если же внимательно почитать текст этого соглашения, оказывается: государственное финансирование католической церкви должно осуществляться таким образом, чтобы через три года она могла перейти на самофинансирование. То есть к середине 80-х. Имелось в виду, что католики сами будут ее поддерживать и не рассчитывать на дотации из госбюджета, как это было при Франко, когда прелаты входили в государственный аппарат, кардиналы и епископы состояли в судах прокурорами.
С тех пор прошло уже четверть века, но ничего подобного не случилось. Более того, помимо средств из центрального государственного бюджета, отдельно финансовые вливания осуществляют министерства обороны, здравоохранения, образования, культуры, труда, а также местные органы власти – в том числе на реставрацию и строительство новых храмов, проведение церковных мероприятий. Информация по таким финансовым операциям нигде не сводится воедино, сокрыта за семью печатями…
Что представляют собой "кадры" римско-католической церкви Испании в первые годы XXI века? 116 епископов, 19 тысяч приходских священников, 70 тысяч монахов и монашенок. Это не считая членов конгрегаций, типа Опус Деи и Легионеров Христа, сотен ассоциаций различного характера светской и религиозной деятельности.
Официально жалованье епископа составляет 800 евро в месяц. У каждого еще и представительские на 50 тысяч евро в год и средства примерно того же порядка, за которые они несут финансовую отчетность перед римской курией. Жалованье приходского священника – 600 евро в месяц, не считая компенсации транспортных расходов, платы за жилье и одежду. Немалый приварок – "гонорары" за каждую мессу, свадебный обряд, причащение, отпевание, погребение. Хотите крестить дите малое? Кладите 500 евро на бочку, если не больше.
Церковная казна существенно пополняется акциями, денежными средствами и недвижимостью, передаваемыми ей по завещаниям о наследии. Церкви также принадлежат 80 % историко-художественного наследия, 70 % земельных участков старых городов Толедо, Авила, Бургос и Сантьяго де Кампостела, 100 тысяч гектаров сельскохозяйственных земель и 40 латифундий. При этом государственные органы располагают только теми сведениями о финансовой отчетности, которые находият нужным предоставлять сами иерархи.