Пища
Насколько расплывчатым и туманным является чувство потребности в пище? По мере приближения часа еды мы невольно начинаем беспокоиться, двигать ногами, ерзать на стуле и чувствуем, что нам становится труднее сосредоточиться на работе. В желудке могут возникнуть ритмические сокращения, все более сильные и частые, пока мы не ощутим "голодных болей". Выдающиеся физиологи Б. В. Кэннон и А. Л. Уошберн, которые впервые измерили эти сокращения, заявили в 1912 году, что голод просто является осознанным следствием этих "болей". Их утверждение было опровергнуто, так как после хирургического удаления желудка люди все равно чувствуют голод (хотя и не голодные боли), и все мы продолжаем хотеть есть и после того, как в желудок попадут первые ложки пищи и сигналы от него наконец прекратятся. Мы согласны с камбрайским архиепископом Фенелоном, который еще в XVII веке говорил, что "кулинария представляет собой искусство, которое продолжает разжигать аппетит уже после того, как удовлетворены естественные потребности в пище".
До сих пор не установлено, что является основой аппетита. Это не просто какое-то смутное ощущение того, что концентрация сахара в крови уменьшилась. Частично это объясняется существованием гормона голода - и никто не может воспротивиться подобному толкованию, так как если перелить кровь от голодной собаки к хорошо накормленной, то у сытой собаки снова пробуждается аппетит. Кровь сытой собаки подобным же образом заглушит боли у голодного животного всего лишь на несколько минут.
Любое объяснение аппетита должно учитывать и его склонность к росту, и его специфическую направленность. Мы вспоминаем, как за время пребывания в английском пансионате на Ямайке (Британская Вест-Индия) у нас постепенно возникло сильное желание отведать сладкого. Каждый день сразу же после завтрака мы уходили в поле и проводили там все время, возвращаясь только к обеду поздно вечером; с собой мы обычно брали большую корзину с бутербродами и свежими фруктами. Завтрак был очень обильным: холодная или горячая каша, яйца, картошка, поджаренные хлебцы и чай. Бутерброды с мясом и сыром, которые мы брали с собой на второй завтрак, были просто чудесными. И обед казался нам воплощением всех наших желаний, за исключением десерта. Бисквиты со взбитыми сливками, пудинги, а иногда и ромовые бабы - все было недостаточно сладким. По привычке мы не добавляли сахара ни к каким блюдам на столе - ни к фруктам, ни к каше, ни к напиткам.
Через две недели мы почувствовали непреодолимое желание поесть варенья, сладостей, мороженого и другой пищи, более сладкой, чем Jell - О. Мы знали, что едим достаточно много, однако это желание становилось просто нестерпимым. Фунт английской сливочной помадки не принес нам облегчения. Затем наступила дождливая погода, нам пришлось сидеть дома и принять приглашение на чашку чая. Мы опасаемся, что нас сочли плохо воспитанными, так как мы не обращали никакого внимания на аккуратные намазанные маслом ломтики поджаренного хлеба, а с жадностью набросились на сладкие пирожные, которые следовало есть после хлеба, смаковали сахарную глазурь и подбирали каждую ее крошку. Внезапно мы поняли, что дома у нас никогда не развивался сахарный голод, потому что мы часто с большим удовольствием лакомились за завтраком сладким кофейным печеньем или намазанными вареньем гренками и наслаждались по-настоящему сладким десертом после обеда или ленча. Теперь невольно возникает вопрос: могли ли у нас возникнуть соответствующие потребности, если бы в нашей пище было мало жиров или в ней почти полностью отсутствовали бы белки´? Насколько различными могут быть определенные виды голода?
Друзья рассказали нам, как при пробуждении или даже ночью во сне у них возникало непреодолимое желание выпить стакан холодного молока, после того как его не пробовали в течение нескольких недель. Ни одно чувство, видимо, не напоминало им о напитке, которого они были лишены. И тем не менее нас удивляет, насколько отличается такого рода голод от чувства непреодолимого соблазна, который долгие годы испытывает бывший курильщик, когда его нос улавливает пряный аромат только что открытой пачки сигарет. Запах самого табачного дыма может показаться ему даже неприятным, однако аромат сигарет, который был когда-то таким знакомым, сохранит для него свою привлекательность.
Нам также хотелось бы знать, какая чувствительная система или какой нервный центр у самки комара (но не самца) помогает ей найти особые виды теплокровных животных, чьей кровью она питается. Конечно, ею движет белковый голод, так как самка выбирает жертву с такими белками в крови, которые может усвоить ее организм. Из этих продуктов она синтезирует богатые азотом соединения, необходимые для нормального развития ее яиц.
Во время путешествий, которые совершают самки комаров по "извилистым дорогам" над местностью, насчитывающей до трех километров в поперечнике, они черпают энергию главным образом из сладкого нектара, который выпивают из встречающихся на пути цветов. Однако, даже останавливаясь, чтобы сделать этот крошечный глоток, самки комаров продолжают настороженно выслеживать свою теплокровную жертву. Их выбор падает на многие виды птиц и млекопитающих, которые обитают в этом районе. Комары, утоляющие голод кровью леммингов в те годы, когда эти животные сильно плодятся, вынуждены довольствоваться кровью оленя или спящей птицы, когда леммингов бывает очень мало.
Раньше считали, что самка москита остается бесплодной, если ей не удалось найти подходящий источник крови. Однако недавно были обнаружены комары, которые откладывают небольшие кучки яиц и без кровяной пищи, мобилизуя собственные белковые запасы. Они используют при этом маленькие кусочки сохранившейся личиночной ткани, которая находится между органами взрослого насекомого. Некоторые виды скандинавских комаров после долгих и безуспешных поисков свежей крови могут переваривать собственные летательные мышцы груди.
Если мы не можем найти удовлетворительного объяснения тем видам голода, которые все мы время от времени испытываем, то как же нам удастся объяснить более таинственные разновидности голода, ощущаемые другими живыми существами? Особенно изумляют нас животные, пожирающие в огромных количествах такие вещества, для переваривания которых у них нет соответствующих агентов. Как удалось некоторым тараканам и термитам выработать привычку поедать сухое дерево и бумагу, а небольшой группе птичек величиной с дрозда, заселяющих леса от Южной Америки до острова Борнео, развить аналогичную любовь к пчелиному воску?
Определенно в кишечнике у этих необыкновенных насекомых и своеобразных птиц живут микроорганизмы, использующие непереваренные вещества и превращающие целлюлозу в крахмал и сахар, а воск - в усваиваемые организмом остатки. Тем не менее эта проблема не разрешена. Что произошло раньше: появились ли микроорганизмы в кишечнике или была выбрана неусвояемая пища? Быть может, лесные тараканы и питающиеся деревом термиты выработали общественный образ жизни для того, чтобы передавать от одного поколения к другому наследственный дар в виде расщепляющих целлюлозу микроорганизмов? Или же насекомые, для которых общественная организация имела другое значение, приобрели кишечных микроорганизмов и только после этого смогли перейти на чисто целлюлозную диету?
Лесные тараканы и термиты с удивительным постоянством придерживаются столь странного пищевого рациона, поскольку приобщаются к нему сразу после того, как вылупятся из яйца. В противоположность им питающиеся воском птицы Старого Света не имеют возможности удовлетворять свои причудливые вкусы до тех пор, пока не станут почти совсем взрослыми. Каждая из этих птиц воспитывается как приемыш у чужих родителей, подобно европейским кукушкам. Однако, вылетев из гнезда, охочие до воска птицы начинают наведываться в пчелиные гнезда, разоренные барсукоподобными медоедами или местными жителями. Вскоре наступает новая стадия: птица становится крылатым гидом, который своим щебетаньем привлекает внимание медоедов и местных жителей. За полчаса она подводит их к дереву с пчелиным гнездом, отчего этих птиц и стали называть по-английски "honeyguides" и выделили их в особый род Indicator. Недавно отыскался ключ к истории об этих птицах. Медоуказчики получают своего бактериального партнера вместе с дрожжами из пчелиных сотов дикого улья. Неизвестный кофактор, который находится в пищеварительном тракте этих птиц, позволяет бактериям и дрожжам вместе работать над пчелиным воском, быстро превращая его в относительно простые жирные кислоты, полезные для птицы, и питательные вещества, важные для микробов. Это содружество формируется заново у каждого отдельного медоуказчика. И все же явное пристрастие этой птицы к воску остается загадкой.
Несмотря на то что такие громадные молекулы, как восковые и целлюлозные, фактически нерастворимы ни в воде, ни в слюне, всегда можно предположить, что они обладают запахом или вкусом, который могут уловить животные. Птицы реже тараканов полагаются на вкус и запах, так как у большинства из них необходимые чувствительные органы имеют лишь символическое значение. Но и они могут обладать минимальной чувствительностью.
Однако голод нельзя объяснить ни ощущением вкуса, ни запахом. Откуда птица узнает, что камешки, давящие на стенки ее второго мускульного желудка, стерлись и стали маленькими и гладкими? Нам может показаться вполне благоразумным, что птица намеренно заглатывает мелкие камешки, когда мы узнаем, что во втором желудке у птицы пища может перемалываться только при наличии в нем твердых осколков. Но что запускает этот инстинктивный механизм поедания камешков? Как выработался такой инстинкт? Что же можно сказать о гигантских динозаврах эпохи пресмыкающихся, которые наполняли желудки камнями величиной в человеческий кулак? Сегодня охотники за ископаемыми, обнаруживая эти "гастролиты", понимают, почему они стали гладкими. Хотя динозавр наверно мог найти различия во вкусе между известняком и гранитом, удивительно, что он стремился заглатывать куски обеих этих пород.
У животных так много целенаправленных действий, что стоит поломать голову над тем, отчего совершаются те или иные инстинктивные поступки. Ученые убеждены, что представители нечеловеческих форм жизни не идут по пути начального опознания потребности, а затем дальнейшего ее удовлетворения. Мы склонны считать, что имеем дело с действиями, основанными на случайном опыте индивидуума, или что это врожденные черты, возникающие через случайные мутации, которые затем становятся полезными адаптациями.
Вернее, часто мы останавливаемся в нерешительности: какое объяснение дать поведению животного. Что это - игра, или желание попрактиковаться, или что-то еще более туманное? Отчего совершенно сытая кошка стремится преследовать, ловить и убивать мышей и мелких птичек? В диких условиях медоуказчик указывает дорогу к пчелиному дереву, затем садится рядом и не пытается увеличить свои запасы воска, которые остались у него от последней трапезы. Птица даже может улететь прочь до того, как к ней вернется аппетит. Любое реалистическое объяснение аппетита должно ответить на вопрос, почему уже насытившиеся животные продолжают добывать пищу. Быть может, после правильной интерпретации этих фактов станет ясно, почему многие люди после приобретения богатства продолжают работать так же много, как и в пору своей бедности. Несомненно, дело тут не только в привычке!
Половое чувство
У различных животных - от насекомых и до человека - пища приобретает особое значение, когда самец приносит что-нибудь съедобное в подарок своей подруге, за которой ухаживает. Связь между вкусовым, обонятельным и половым чувствами становится особенно очевидной, когда мужчина приносит своей избраннице коробку конфет. Что касается человека, то мы часто считаем, что этот подарок символизирует ответственность мужчины перед семьей, его готовность обеспечить ее и взять на себя все заботы о ней. По-видимому, такое заключение соответствует примерам из современной жизни, когда родительская забота проявляется в неизмеримо больших масштабах, чем прежде. Американский отец, который предоставляет своему сыну в период его ухаживания за девушками спортивный автомобиль, лишь немногим отличается от африканца из южных районов Сахары, который получает жену в обмен на скот - три телки и два быка за невесту для сына и подобный же выкуп (лобола) за новую жену для себя.
Может быть, подобное суждение небеспристрастно и не учитывает первоначального смысла этого обычая. У таких животных, где в качестве подарка самец предлагает особям противоположного пола пищу, она часто служит только для отвлечения внимания и для успокоения самки во время спаривания. Богомол при этом доходит до крайности - его самец сам становится съедобным подарком для своей каннибалообразной самки. В качестве примера другой крайности можно привести парящую бабочку Bittacus с крылышками, черными на концах; она питается москитами, пауками, другими мелкими насекомыми. Самец Bittacus ловит вкусного сочного москита, презентует его самке, быстро спаривается с ней, пока она поедает это приношение, а затем забирает от нее остатки жертвы и поочередно предлагает их другим готовым к спариванию самкам до тех пор, пока они не высосут из москита все соки и этот "подарок" не потеряет в их глазах своей притягательной силы.
Знаменитый энтомолог Вильям Мортон Вилер проследил за тем, как протекают обряды преподношения подарков у маленьких бабочек разных видов. Некоторые презентуют потенциальной "супруге" лакомый кусочек пищи. Другие сначала заботливо и аккуратно заворачивают подарок в покрывало, сотканное из выработанного ими шелка. Еще один вид бабочек просто склеивает из шелковых прядей пустой баллончик, нечто вроде игрушечного воздушного шарика, который отвлекает внимание самки; таким образом покупается ее расположение при спаривании. В поведении самца, который осторожно забирает обратно игрушку после того, как самка наиграется ею, и использует ее для завоевания благосклонности другой самки, Вилер увидел сходство с мужчинами-поклонниками, которые смущенно забирают обратно обручальное кольцо и надевают его на палец другой дамы.
Игровые приемы самца при ухаживании за самкой должны привести к удовлетворению его внутренних побуждений в результате обладания ею. Мы можем заметить, что от настойчивости самцов выгадывает весь вид. На многочисленных примерах установлено, что очень часто подобное поведение стимулируется циркулирующими в крови специфическими гормонами. Но где же именно в нервной системе находятся те чувствительные области, которые отвечают за этот стимул, направляя действия самца к противоположному полу? До тех пор пока их не найдут, сексуальный голод останется для нас таинственным, непонятным чувством, несмотря на то что он столь широко распространен в царстве животных.
Почти наверняка чувствительные органы, от которых зависит половое чувство, спрятаны глубоко в нервной системе. По всей видимости, они развиваются или становятся полезными к тому времени, когда между нервными клетками образуются новые связи. Таким образом, время, когда у самца просыпается половое чувство, совпадает с достижением им физической зрелости. Для большинства животных созревание нервной системы сопровождается появлением целого ряда новых инстинктов, которые обеспечивают правильное и почти автоматическое использование половых органов. Только человек нуждается в инструкциях, и всего лишь нескольким особенно чистокровным породам домашних животных требуется действенная помощь при спаривании. У остальных представителей животного царства половые инстинкты формируют цепочку реакций, основанных на реальных внутренних влечениях, таких, как голод, жажда или страх, а иногда даже и более сильных. Можно считать, что каждый шаг на этом пути приводит к определенному результату, а он в свою очередь является стимулом для следующего шага. Если какой-либо из таких шагов не реализуется из-за какого-то препятствия, последовательность реакций в цепочке может приостановиться до тех пор, пока не будет найден способ обойти это препятствие.
Часто эту цепь инстинктов приводят в действие другие чувства. Запах, вид или звуки самки заставляют самца приблизиться к ней, чтобы при спаривании оплодотворить ее половые клетки. Только этот конечный акт и имеет значение. Но какие поистине извилистые сенсорные пути ведут к окончательному завоеванию, пока сперма не достигнет яйца!
Половое чувство очень важно, потому что землю населяют не слабые, а сильные и гибкие существа. Наши шансы выжить на земле значительно повышаются, от того что человеческий род состоит не из однородной массы, а включает в себя большое число различных типов. Каждый самец своим вкладом неизмеримо способствует увеличению разнообразия среди собственных отпрысков. Таким путем он обеспечивает появление многостороннего гибкого потомства, которое будет проверено на жизнеспособность воздействием окружающей среды. Тем самым мы как бы боремся сегодня за право на будущее.
Среди наших друзей-животных встречаются и маленькие самцы. Их жизнь может быть короткой, но сексуальный аппетит у них отменный. Обычно благодаря этому аппетиту самец проявляет готовность, способность и желание спариваться почти с любой зрелой самкой. Ей, напротив, присуща обременительная функция образования яиц и часто заботы о молодом поколении. Время половой зрелости самца должно соответствовать периоду половой готовности самки. Часто он ухаживает для того, чтобы по ответам самки выяснить, когда она готова принять его. Видимо, все чувства у самца настроены на эти ответы.
Даже тогда, когда самка физиологически уже готова к спариванию, она может этого не почувствовать. У животных, поведение которых определяется разветвленной сетью инстинктов, всю жизнь можно разделить на отдельные действия, основанные либо на внутреннем побуждении голода, либо на внешнем стимуле голода или страха, либо и на внешнем, и на внутреннем половом влечении. Ухаживание самца помогает самке сделать переключение с одного из этих отдельных побуждений на другое - половое. И когда это переключение в действительности произойдет, ее чувства, вероятно, будут уже достаточно пробуждены, чтобы она ощутила сильное желание сблизиться с любым находящимся поблизости самцом.
Отчасти из-за того, что большинство научных исследований сексуального поведения проводилось мужчинами (от Фрейда до Кинси), женщина во многих случаях еще остается загадкой, которая ставит нас в тупик. Как часто ее поведение, возбуждающее мужчину, кажется просто обычным проявлением женственности, словно она поступает так только ради собственного развлечения. Лауреат Нобелевской премии Анатоль Франс очень хорошо сказал об этом в своей блестящей аллегории "Остров Пингвинов", особенно в том месте, где дьявол (в обличье почтенного монаха) в первый раз набросил одежды на молодую пингвинку. Несмотря на бесконечное скопление объятых желанием самцов, "она оставалась спокойной, словно ничего не замечала".