Там все было тихо и спокойно, лишь желтоватый свет просачивался сквозь деревья из окон второго этажа. Криков больше не было слышно, и Киннкэйд вернулся в постель.
Чьи-то руки цепко схватили Иден за плечи. Она сопротивлялась, но ее трясли все сильнее.
- Иден, проснись!
Она рванулась назад и съежилась, прячась в подушки. Глаза ее расширились от страха, и она несколько бесконечных секунд вглядывалась в лицо брата, не узнавая его.
- Это я, сестренка, - нежно пробормотал Винс. - Все в порядке. Все о'кей.
Постепенно Иден пришла в себя. И все же, только когда Винс взял ее за руку, она с облегчением вздохнула.
- Теперь все прошло? Тебе лучше? - спрашивал Винс.
- Да.
Но ее голос все еще дрожал, и она чувствовала себя далеко не лучшим образом.
Иден панически боялась закрыть глаза: образы и ощущения, пришедшие к ней во сне, находились здесь, рядом. Они оказались слишком реальными. Она заставила себя сесть и попыталась успокоиться.
- Иден, тебе что-нибудь принести? Виски? Воды?
- Нет. Спасибо.
- Когда эти кошмары возобновились? - спокойно спросил Винс.
- Это первый раз за… долгое время.
По крайней мере два, а может быть, и три года их не было, но Иден не могла точно сказать, как давно. Она провела по обнаженным плечам, все еще холодным и влажным.
- Я уж думала, с ними покончено.
- Хочешь, я немного посижу с тобой?
- Нет. - Она покачала головой. - Прости, что разбудила.
Винс поднялся на ноги.
- Ты можешь кричать, вопить и звать своего старшего брата когда угодно. Хочешь, чтобы я оставил свет?
- Да. Спасибо тебе.
Иден с трудом улыбнулась ему, но улыбка исчезла, как только Винс вышел из спальни.
Она сидела, откинувшись на изголовье кровати кленового дерева. Очень медленно страх и дурнота начали проходить. Сквозь экран, закрывавший окно ее спальни, проникал прохладный ночной воздух. Ветерок нежно обдувал Иден.
Почему после столь долгого перерыва кошмары начались снова? Что их вызвало? У нее было какое-то неясное и тягостное чувство, что в глубине души она знает причину - поцелуй. Из-за него ее стали преследовать ощущения, вызывающие воспоминания.
Ведь в тот, другой раз ей тоже был приятен поцелуй. Сначала очень приятен. Сначала… И глубокий сон окутал ее плотной пеленой.
Глава 8
В сером предрассветном тумане, предвещая скорый восход солнца, закричал петух. Довольный собой, он горделиво прошелся по двору, безучастный к людской жизни.
Киннкэйд проглотил последний глоток горького черного кофе, приготовленного Диким Джеком, и поставил кружку на столб в ограде кораля. Вокруг шеи у него был свободно повязан выцветший желтый платок, за пояс заткнута пара потрескавшихся перчаток из коровьей кожи. Его короткие кожаные штаны, которые ковбои носят поверх обычных, были расшиты раковинами. А при каждом его шаге на сапогах позвякивали шпоры.
Лошади, которых предстояло сегодня объезжать, были отделены от табуна и дожидались своих наездников. Молодой и задиристый парень Дик встряхнул своей веревкой, увидев приближающегося к воротам Киннкэйда.
- Ты будешь объезжать Техса, да? - спросил Дик.
- Большого гнедого с белой звездой на лбу, - ответил Киннкэйд, не знавший лошадей по кличкам.
- Это Техс, - сказал Дик, уже размахивавший лассо. - Он покажется тебе немного норовистым.
Киннкэйд выслушал это сообщение и промолчал, наблюдая, как большая веревочная петля опустилась на шею гнедого мерина. Лошадь вздернула кверху голову, потом захрапела, но, когда ее потянули за веревку, больше не оказывала сопротивления. Киннкэйд подошел к ней и вывел из кораля, уступая место другому наезднику, чтобы тот взял свою лошадь.
За оградой кораля Киннкэйд привязал мерина и начал чистить его копыта. Потом быстро прошелся щеткой по шкуре, но тут его внимание привлекли две фигуры, двигавшиеся в плотном тумане. Присмотревшись, он различил Иден, стоявшую впереди упряжки лошадей, и пейюта Боба Уотерса, заканчивавшего запрягать их в телегу.
Должно быть, она поднялась, когда Киннкэйд вразвалочку направлялся на кухню за столь необходимой ему кружкой кофе, и уже тогда принялась за работу. Когда же он вышел оттуда, ее золотисто-каштановая лошадь была уже оседлана и привязана к коновязи. Киннкэйду пришлось пройти возле нее, чтобы отнести в фургон свое снаряжение, она же будто и не замечала его. Но первый шаг был уже сделан, их соединяло воспоминание о вчерашнем поцелуе. Невидимая нить протянулась между ними. Каждый раз при взгляде на него она должна была вспоминать этот поцелуй, как и он.
Послышался стук входной двери в хозяйском доме. Киннкэйд поправил попону и посмотрел в сторону большого дома. Через двор шел Винс. Под мышкой он нес скатанное одеяло. Отнеся его в спальный фургон, он присоединился к ковбоям.
- Ну и рань, - сказал Винс, не обращаясь ни к кому в отдельности. - Надо самому быть петухом, чтобы подняться в такое время.
Кое-кто улыбнулся и кивнул в знак согласия, но никто не ответил.
- Эй, Дик, - окликнул Винс гуртовщика. - Зааркань мне Джоус, пока я возьму седло.
- Ладью, - ответил Дик и, оставив свою лошадь привязанной к изгороди, взял веревку.
К тому времени когда Винс вернулся со своим снаряжением, Дик уже вывел из кораля мускулистого, с сильными челюстями гнедого. Винс бросил снаряжение на землю недалеко от Киннкэйда и, сняв с плеча повод, начал запрягать своего коня.
- Мне надо не меньше галлона кофе, чтобы проснуться, - бормотал Винс.
Дик ухмыльнулся и снял с коня веревку.
- Что вам надо, так это выпить кофе Дикого Джека. Он кипятит его до тех пор, пока в каждой чашке не окажется по галлону кофеина. И уж можете не сомневаться, от такого кофе у любого глаза откроются.
- Но ведь это же смерть желудку, а я хочу долго прожить, - возразил Винс.
- Правда, вкус у него такой же скверный, как у кофе с цикорием, который подают в Новом Орлеане, во Французском квартале, - продолжал расписывать чудодейственный кофе Дик.
Винс с улыбкой покачал головой.
- На Бурбон-стрит, - пояснил он и бросил попону на спину лошади, не потрудившись пройтись по ее спине скребницей. - Но там есть и еще одно местечко, где всегда открыто для посетителей и дым стоит коромыслом. Хорошо бы снова наведаться туда. - Он бросил взгляд на Киннкэйда. - Вам знакомо это заведение?
- Да, - ответил Киннкэйд, затягивая подпругу на спине мерина. - Я был там пару лет назад. Местечко что надо.
- Жаль, что вы были там давно, - сказал Винс, седлая свою лошадь. - Я слышал, будто бы азартные игры решили узаконить. Надо будет проверить, так ли это. Собираюсь съездить туда будущей зимой.
- Вы всегда так разговорчивы? - спросил Киннкэйд.
Кто-то ехидно хмыкнул. Винс тут же вспыхнул, и его глаза потемнели от гнева. Но, глянув на гнедого мерина, он злорадно улыбнулся.
- Так вы сегодня поедете на Техсе, - заметил он. - Хорошая лошадь.
Не ответив, Киннкэйд взял поводья и повел мерина от изгороди.
Вокруг Винса царило молчание, остальные ковбои только исподтишка бросали на него взгляды.
Когда Киннкэйд накинул поводья на шею мерина, гнедой выкатил глаза и завел уши назад.
- Я так понимаю, ты собираешься встать на дыбы, - пробормотал Киннкэйд. - Ну посмотрим.
Он взял в руки короткий повод и взмыл на спину лошади. Гнедой выгнул спину и низко опустил голову. Киннкэйд изо всех сил уперся ступнями в стремена.
После нескольких отчаянных мощных прыжков Киннкэйд почувствовал острую боль в левой руке, пронизывающую ее, будто иглами. Каждый рывок поводьев причинял ему нестерпимые страдания. Киннкэйд перехватил их правой рукой и дал некоторый отдых своим недавно зажившим костям.
Иден вместе с другими смотрела на прыжки гнедого, то и дело показывавшего небу свои копыта. Ей пора было идти заниматься своими делами, но она не могла оторвать взгляда от Киннкэйда, раскачивавшегося в седле, как в кресле-качалке. Он оказался блестящим наездником. И она против воли залюбовалась им.
Хотя после происшедшего вчера вечером Иден предпочла бы чувствовать к нему неприязнь. Она считала свою откровенность с ним непростительной ошибкой.
Гнедой мерин сделал еще несколько уже не столь резвых прыжков, потом остановился и шумно выдохнул воздух. Киннкэйд, подождав с минуту, завернул его и направил к воротам кораля. Затем спешился и снова проверил подпругу.
- Славная работа, - похвалил впечатленный Дик. Киннкэйд кивнул и потянулся за лежащей на земле веревкой.
- Он вдоволь порезвился, - сказал Киннкэйд, прекрасно зная, что гнедой и в подметки не годился тем мустангам "бронко", которых ему случалось объезжать в прошлом.
- Когда я этим занимаюсь, никто даже не смотрит на меня, - пожаловался Эл Бендер, проходя мимо.
- А ты когда-нибудь участвовал в родео? - спросил Дик Киннкэйда.
- Пробовал.
Дик всегда задавал этот вопрос, когда хотел сообщить о себе, что он последние десять лет был профессиональным объездчиком лошадей на родео и занимался только этим.
- Думаю, рано или поздно все начинают этим заниматься. Но родео - это как лихорадка в крови. У меня был дядя, просто помешанный на этом, - сказал Дик, печально качая головой. - За те деньги, что он потратил за право участвовать в родео, а также на бензин во время поездок и на оплату счетов от докторов, он мог бы купить приличное ранчо. Он занимался родео двадцать лет, если не больше, а когда покончил с этим, у него осталось всего несколько пряжек на память, сломанные кости да бракоразводный процесс на руках.
- Это не самый легкий способ зарабатывать на жизнь. - Киннкэйд привязал конец веревки к луке седла, сделал узел и, захватив поводья, снова сел в седло.
- У тебя есть право так сказать, - объявил гуртовщик и поехал навстречу Иден.
Она на своей лошади остановилась в нескольких футах от гнедого:
- У вас все в порядке?
Киннкэйд посмотрел на нее и невольно задержал взгляд на губах. И тотчас же заметил, как ее рот сжался в тонкую линию. Значит, она тоже помнит о вчерашнем.
- Все готово.
И тут она обратила внимание на веревку, привязанную к луке седла:
- Вы, похоже, один из бесстрашных и настойчивых техасских ковбоев.
- Верно. Уж когда мне удается заарканить кого-нибудь, я не выпускаю добычу из рук. - В уголках его рта появилась улыбка. - Правда, случается, что толком не поймешь, ты ли поймал добычу или поймали тебя самого.
- Гораздо спокойнее и безопаснее ничего не делать, - возразила Иден.
- Вероятно, - поддакнул Киннкэйд. А Иден продолжила:
- Всем известно, что для всадника гораздо спокойнее и безопаснее просто обернуть веревку вокруг луки седла, вместо того чтобы привязывать ее. Ведь это дает возможность отпустить веревку в случае необходимости.
- Есть такая старая поговорка: бросить веревку - все равно что бросить ранчо, - сказал Киннкэйд. - Я никогда не подстраховываю себя таким способом.
- Однажды вы можете пожалеть об этом.
- Конечно, хозяйка, и такое может случиться. Иден повернулась, чтобы посмотреть на остальных.
- Мы готовы?
- Да, - ответил Винс. - Мы жжем свет дня.
- Вы меня удивляете, Винс, - заметил Киннкэйд. - Никак не предполагал, что вы знаток Шекспира.
- Шекспира? - нахмурился Винс. - Не понимаю, о чем вы.
- Вы только что процитировали любимую строчку Джона Уэйна из "Ромео и Джульетты": "Мы жжем свет дня".
- Да вы помешанный, - пробормотал Винс и вскочил на лошадь.
- На самом-то деле это ведь не из Шекспира, да? - спросил Дик. Лицо его было обеспокоенным, а глаза широко раскрыты.
- Из Шекспира, - подтвердил Киннкэйд и потянул за поводья, приказывая лошади двинуться с места.
Дик повернулся к Элу Бендеру:
- Он ведь дурака валяет, правда?
- Хоть убей, не знаю, - сказал Эл. Конец дискуссии положила Иден.
- Поехали, - сказала она и пришпорила лошадь. Через несколько минут они уже быстро скакали к месту назначения. На горизонте показался большой оранжевый шар восходящего солнца. Его лучи освещали все вокруг, обещая жаркое утро. В головном фургоне, предводительствуя всей процессии, восседал повар. Его голову венчала шляпа с высокой тульей. За ним следовал спальный фургон, которым правил всадник по имени Коннорс. Далее скакал табун лошадей, возглавляемый ехавшим на красивом жеребце Диком. Киннкэйд и еще один ковбой замыкали шествие, понукая отстающих животных. Остальные верховые рассыпались вдоль всего обоза, то вырываясь вперед, то отставая.
Проехав мимо загонов позади большого хозяйского дома, они пересекли низину. Винс теперь ехал рядом с Иден. Лицо его было задумчивым и мрачным.
- Как зовут этого нового парня? Я забыл, - спросил он сестру, выдержав паузу.
- Киннкэйд. - Ей неприятен был разговор на эту тему, но она не подала виду.
- Он мне не нравится. - Его той был непривычно решительным и резким.
- Ты уже говорил это. - И она почувствовала, как ее бросило в жар.
- Знаю, - пробормотал Винс и снова умолк.
- В этом году здесь, в ложбине, уродилась такая трава, какой не было многие годы, - сказала Иден, стараясь уйти от неприятного разговора.
- Я не понимаю, зачем ты перегоняешь скот сюда. Каждый кусочек этого пастбища понадобится тебе зимой.
- Они здесь будут пастись недолго.
- Ты грезишь о несбыточном, сестренка, - угрюмо сказал Винс. - Де Пард держит в кармане всех здешних погонщиков. И ни один из них ни за что на свете не согласится перегнать для тебя скот на рынок.
- Знаю. Поэтому я и договорилась с человеком из Орегона.
- И что? - спросил Винс, придерживая свою лошадь.
- Он будет здесь во вторник утром. В девять мы уже начнем грузить лошадей, - преспокойно сообщила Иден.
- И когда же ты договорилась об этом?
- Вчера.
- Почему же, черт возьми, вечером ты мне ни слова не сказала? - спросил он сердито. - Я должен был знать.
- Вчера вечером я и словечка вставить не могла, - сказала Иден, не скрывая раздражения. - Вспомни, как ты старался уговорить меня продать ранчо.
Она повернула своего рыжего коня в сторону от спального фургона и погнала его легким галопом вверх по склону невысокого холма прямо к вершине. Винс не стал догонять ее.
Они добрались до Флэт-Рока уже после полудня. Старый лагерь рудокопов выглядел весьма и весьма печально: стены обрушились давным-давно, и теперь на их месте валялись только груды камней, почти заросшие полынью и другими сорняками.
Над всем этим запустением, как часовой, возвышалась ветряная мельница. Ее крылья покорно вращались, послушные дуновению утреннего ветра. Вокруг поилки, предназначенной для животных, сгрудилось несколько коров, пытавшихся напиться грязной темной водой, которой там было всего на несколько дюймов от дна.
Как только лошадей выпрягли из головного фургона, повар зажег огонь в газовой плите, поставил кофейник и принялся за приготовление полуденной трапезы. Скот поместили в загон возле ветряной мельницы и оставили пастись. Затем рядом с головным фургоном воздвигли тент, предназначенный стать походной столовой.
У каждого ковбоя была личная палатка, или тэпэ. Установив свое временное жилье, работники вернулись к загону для скота, чтобы выбрать свежих лошадей для дневной работы.
Дик с веревкой в руках сгонял скот к наскоро сооруженному коралю со стенами из канатов.
Каждый ковбой называл имя лошади, которую выбрал для себя, и Дик отлавливал веревочной петлей нужное животное. Когда подошла очередь Киннкэйда, он выбрал поджарого и жилистого мустанга цвета сливок с черными, как уголь, гривой и хвостом, в коротких черных чулочках.
Винс стоял на пару футов впереди него и тянул тепловатую воду из фляги. Когда Киннкэйд шагнул вперед, чтобы сказать о своем выборе Дику, он задел локоть Росситера и вода пролилась на рубашку Винса.
- Эй, смотри, куда идешь! - крикнул Винс и бросил на него быстрый злобный взгляд.
- Это тебе следует смотреть, - ответил Киннкэйд и как ни в чем не бывало подошел к своему коню и надел на него недоуздок.
Не обращая никакого внимания на разъяренного Винса, он вывел коня к небольшому, огороженному проволокой коралю рядом с большим загоном. Пустив туда лошадь, чтобы потом ее легко было поймать, он направился к тенту. По пути ему встретился главный ковбой Боб Уотерс, деловито копавший яму за полуразвалившейся каменной стеной. Заинтересовавшись, Киннкэйд подошел к нему:
- Что делаешь?
Уотерс поднял голову, потом бросил еще одну лопату глинистой земли на кучу, уже возвышавшуюся рядом с выкопанной им ямой, и, сдвинув очки на нос, на мгновение прервал работу.
- Готовлю туалет для босса. - И снова ухватился за ручку лопаты.
- Для босса, - повторил Киннкэйд, и взгляд его тотчас же отыскал стройную фигуру женщины возле ветряной мельницы. - Значит, вы называете ее боссом?
- А она и есть босс.
И Уотерс, заметив, куда смотрит Киннкэйд, посоветовал:
- Если не хочешь испытать на себе худшую сторону ее характера, помни об этом.
Дневная еда состояла из мелко нарезанной тушеной говядины, щедро сдобренной луком и перцем-чили, затем были поданы свежеиспеченные бисквиты и дикий мед. А только что вынутый из духовки яблочный пирог с хрустящей корочкой вызвал у всех нескрываемый восторг.
Только Киннкэйд, вместо того чтобы снова наполнить кофе свою эмалированную кружку, занял место напротив Винса и, закурив сигару, уставился на него. Через минуту, покончив со второй порцией яблочного пирога, Винс заметил его. И тотчас же ощетинился.
- На что это ты так смотришь?
- Ни на что. - Киннкэйд вынул сигару изо рта и медленно повторил: - Ни на что, совершенно ни на что.
Глаза Росситера прищурились - он был в бешенстве от того, что позволил себе Киннкэйд, но, как достойно отреагировать, не нашелся.
- Смотри куда-нибудь в другую сторону, - сказал он и переключил свое внимание на повара. - Эй, Дикий Джек! - крикнул он, поднимая свою кружку. - Налей мне еще кофе.
- Почему бы тебе самому это не сделать? - предложил Киннкэйд, прежде чем повар успел поднять кофейник с плиты.
Вся столовая погрузилась в молчание - ни одна ложка не двигалась. Все смотрели на них двоих. Винс поставил свою кружку и с вызовом уставился на Киннкэйда.
- Послушай, мистер, тебе бы лучше попридержать язык, - сказал он Киннкэйду. - А то не ровен час кто-нибудь приложит тебя так, что ты его прикусишь.
Киннкэйд, внимательно изучив кончик своей дымящейся сигары, поднял глаза на Винса и задумчиво произнес:
- И это возможно.
- Ты нарывается на крупные неприятности, - предупредил Винс.
- Кто? Я? - удивился Киннкэйд.
- Да, ты.
Винс подошел к плите и загремел тарелками. Киннкэйд же, продолжая курить, наблюдал за ним.
Иден столкнулась с Винсом по дороге на кухню. Одного взгляда на его мрачное как туча лицо было достаточно, чтобы понять, что он не в духе.
- В чем дело, Винс?
Он приостановился и огрызнулся:
- Мне не нравится новый работник, которого ты наняла.