Те, кто занимается Тантрой, стремятся получить лучшее в двух мирах. Эта духовная дисциплина признает, что сексуальное возбуждение и оргазм вызывают состояние экстаза, и поэтому прибегает к сексуальным отношениям как к технике медитации. Сочетая секс и медитацию, тантристы достигают состояний сознания, недостижимых при помощи лишь одной из этих техник. Выброс ДМТ пинеальной железой, простимулированный глубокой медитацией и интенсивной сексуальной активностью, может привести к ярко выраженным психоделическим эффектам.
Существует третий элемент, связывающий воедино репродукцию и высшее осознание, энергетическая матрица, внутри которой демонстрируют себя эти конкурирующие функции пинеальной железы. Это дух , или жизненная сила .
Очень трудно ввести понятие "дух" в научный разговор вообще, и в разговор о биологии в частности. Но еще труднее так не сделать, когда этого требуют обстоятельства. Для того, чтобы прямо и последовательно разобраться с поднятыми мной вопросами, мы должны рассмотреть этот аспект.
Как определить дух?
Сравните жизнь и смерть: состояние жизни и состояние смерти. В одну секунду мы думаем, двигаемся, чувствуем. Клетки делятся, заменяя умершие клетки печени, легких, кожи и сердца новыми. В следующую секунду мы больше не дышим; наше сердце сделало свой последний удар. В чем разница? Что ушло, что только что было тут?
Есть что-то, что "оживляет" нас, соединяясь с нашим телом. Присутствуя в материи, оно проявляет себя посредством движения и тепла. Оно предоставляет мозгу возможность получать и трансформировать в осознание наши чувства, мысли и восприятие. Когда оно исчезает, свет гаснет и машина останавливается. Чем бы это ни было, присутствие этой оживляющей силы предоставляет нам возможность взаимодействовать с этим пространством и временем.
Не будучи "личностным", этот дух или жизненная сила обладает долгой историей, связанной с оживленной материей, которую мы ассоциируем с собой. Оно вместе с нами получало определенный опыт, не попадая под влияние этих событий. Его движение создавало уникальные поля, воздействовавшие посредством звука или тональности, генерируемых ими, на умственную и физическую деятельность нашего организма. Когда организм становится слишком слабым, чтобы вмещать его, оно уходит. Часть его переходит в другую материю, а часть - соединяется с другими полями. Но уникальный эффект, производимый его взаимодействием с нашим телом, еще какое-то время остается. Чем сильнее поле, чем громче звук, тем больше времени нужно, чтобы оно исчезло.
Одна из основных причин моего интереса к пинеальной железе относится к ее функции в жизни духа. Ее важность и потенциал полностью открылись мне в середине 1970-ых, когда я учился в медицинском институте. Я узнал о поразительном совпадении между деятельностью пинеальной железы и учением буддистов о реинкарнации. Будет трудно переоценить впечатление, которое произвело на меня это открытие, и то, как это укрепило меня в поиске духовной роли пинеальной железы, и молекулы духа, содержащейся в ней.
Я уже знал, что тибетская буддистская "Книга Мертвых" учит, что душа умершего реинкарнирует через 49 дней. То есть, с момента смерти одного человека и до момента, когда жизненная сила "перерождается" в другом организме, проходит семь недель. Даже спустя несколько лет я очень живо вспоминал холодок, пробежавший по моей спине, когда я прочитал в учебнике по развитию зародыша человека, что та же самая веха в 49 дней отмечает два важнейших события в развитии плода. От зачатия, до начала формации пинеальной железы проходит сорок девять дней. Пол зародыша также определяется через 49 дней. Таким образом, для перерождения души, зарождения пинеальной железы и половых органов необходимо 49 дней.
Я открыл это совпадение, когда мне только исполнилось 20. В то время я еще не знал, что это значит. Я до сих пор этого не знаю. На самом деле, догадки по поводу не связанных между собой явлений, построенные на сходстве времени их появления, могут быть столь же весомыми, как и древняя "доктрина внешнего вида", которая гласила, что свойства растений зависят от их внешнего вида. Если растение имеет форму сердца, оно должно помогать при болезнях сердца.
То, что я предлагаю, можно назвать "доктриной прошедшего времени". Если буддийские тексты и человеческая эмбриология гласят, что для определенных событий необходимо 49 дней, эти события должны быть связаны. Логически эта ассоциация может быть не самой твердой, но с точки зрения интуиции в ней что-то есть.
Как анатомическое появление пинеальной железы и репродуктивных органов спустя 49 дней после зачатия соотносится с духовной или жизненной силой?
Если можно судить об этом по околосмертному опыту, когда мы умираем, сознание в значительной степени отделяется от тела. Пинеальный ДМТ делает возможным это вне-телесное пребывание сознания. Все уже рассмотренные нами факторы работают на выработку последней порции ДМТ: выброс катехоламина, уменьшение разложения и повышение выработки ДМТ, снижение анти-ДМТ, разложение пинеальной ткани. Таким образом, может быть так, что в момент смерти наиболее активным органом в нашем организме является пинеальная железа. Можем ли мы сказать, что жизненная сила покидает наш организм через пинеальную железу?
Последствием этого наплыва ДМТ на наш умирающий рассудок является исчезновение покрывала, которое обычно прячет от нас то, что тибетские буддисты называют бардо , или промежуточной стадией между этой жизнью и следующей. ДМТ открывает наши чувства этим промежуточным стадиям с мириадом видений, мыслей, звуков и чувств. Когда наше тело станет совершенно неподвижным, осознание уже покинет его, и будет существовать как поле среди многих полей, символизирующих разные вещи.
Молекула духа пережила свою роль разведчика этих царств. Она привела нас на другой берег, и теперь мы движемся сами. В течение следующих 49 дней мы используем нашу волю, или намерение, чтобы осознать уникальность нашей жизни, переосмыслить набранные за жизнь, которая уже закончилась, опыт, воспоминания, привычки, и чувства. Завершение этого спора с собственной личной историей ведет к тому, что поля объединяются. Как будто прозвенел колокол; его звук, поначалу громкий, сливается с фоновым шумом, а потом медленно затихает.
То, что осталось, переходит в следующую физическую сущность, которая кажется наиболее подходящей для последующей обработки нерешенных вопросов. Существует резонанс, симпатическая вибрация похожих полей: С-минор тянется к С-минор, животные черты - к животным, растительные черты - к растениям, человеческие черты - к людям.
В случае с людьми, не переработанный опыт, незавершенные дела могут войти в зародыша лишь тогда, когда он "готов". Эта подготовка тоже может занимать 49 дней, а готовность символизируется появлением пинеальной железы, способной синтезировать ДМТ. Пинеальная железа может выступать как антенна или громоотвод души. А сексуальная дифференциация на мужчин и женщин, происходящая в тот же самый момент, предоставляет биологические рамки, в которых теперь может проявляться жизненная сила.
Движение этой энергии, остаточная жизненная сила, переходящая из прошлого в настоящее, через пинеальную железу - в зародыш, может быть самым первым, изначальным всплеском ДМТ. Это зарождение сознания, разума, осознания себя, как биологической и сексуальной сущности. Ослепительным свет пинеального ДМТ, спрятанный в развивающемся мозге, знаменует переход через этот порог.
До 49 дня зародыш может быть лишь физической, а не физически-духовной сущностью. Является ли, таким образом, рубеж в 49 дней тем временем, начиная с которого зародыша можно считать чувствующим, и, следовательно, духовным существом?
В этой главе говорится о том, что нативные состояния измененного сознания вызваны высоким уровнем выработки ДМТ пинеальной железой. Но что происходит, когда человек лишается пинеальной железы, из-за рака или из-за удара, уничтожившего ее? Будет ли у этого человека такой же доступ к осознанному опыту, полученному благодаря пинеальному ДМТ, как и у человека, чья пинеальная железа находится на месте?
Энзимы и предшественники, содержащиеся в пинеальной железе, не являются уникальными веществами, но их высокое содержание в ней и удобное расположение железы делают ее идеальным источником молекулы духа. Легкие, печень, кровь, глаза и мозг обладают всеми нужными веществами для выработки ДМТ. Несколько лет назад ученые в шутку называли шизофрению болезнью легких, из-за высокой концентрации в легких энзим, вырабатывающих ДМТ! Другие органы могут вырабатывать ДМТ при тех же обстоятельствах, которые стимулируют выработку ДМТ пинеальной железой.
Какими бы радикальными не были эти теории, я считал, что их можно проверить при помощи традиционных научных методов: составления планов экспериментов, анализа данных, и осмысления теорий, основанных на результатах этого пошагового исследования. Поэтому следующим шагом в составлении этих гипотез было определить, воспроизводил ли эти условия ДМТ, введенный людям. Если введенный извне ДМТ вызывал эффект, подобный эффекту ДМТ, выработанного организмом, такой, как околосмертное и мистическое состояние, мои гипотезы будут иметь под собой твердую основу.
Следовательно, мне нужно было найти способ провести исследование ДМТ на людях. Дальнейшее изучение физиологии мелатонина казалось бесполезным.
Доклад, написанный мной в Сан Диего о неблагоприятной реакции на психоделики и опубликованный во время проведения исследований по мелатонину, привлек внимание Рика Доблина, неутомимо собирающего средства для психоделических исследований и ведущего разъяснительную работу по поводу психоделиков. В 1985 году он пригласил меня на конференцию, на которой я познакомился с самыми значительными фигурами в области психоделических исследований и терапии. Представители разных дисциплин собрались вместе с целью проведения широкомасштабной и далеко идущей дискуссии по поводу того, как трактовать и что делать с психоделическим опытом. Коллеги предоставили мне поддержку, вдохновение, ценный опыт и важнейшую информацию. Они очень помогли мне понять, как должен выглядеть проект по исследованию психоделиков.
В 1987 году мой наставник из Университета Нью-Мехико Гленн Пик неожиданно умер, возвращаясь с утренней пробежки. В это время грусти и скорби траектория моих исследований начала меняться. Появился большой разрыв между теми исследованиями, которые я считал "респектабельными", и теми, которыми мне больше всего хотелось заниматься. Было мое исследование мелатонина, и был мой интерес к психоделикам. Безвременная кончина Гленна ускорила этот разрыв. Во время его поминальной службы, я постоянно вспоминал его совет: "исследуй то, что хочешь. Какое дело до того, что думают другие?".
Я решил прекратить исследования мелатонина и рискнуть провести исследование ДМТ. Я обсудил эту мысль с председателями, директорами и главами университетских подразделений, поддерживающих мой эксперимент с мелатонином. Они все думали, что перемена поля исследования влечет за собой ощутимый, но оправданный риск. Они все были готовы поддержать психоделический проект, "если это то, чем ты действительно хочешь заниматься".
Годы подготовки завершены. Это должно было произойти сейчас, или никогда. Был 1988 год.
Часть II. Планирование и рождение
5. 89-001
Существовало две отдельные, но пересекающиеся области, в которых мне нужно было согласовать исследование воздействия ДМТ на людей. Первая область - область клинического исследования; вторая область - получение разрешения от властей. Я посвящу эту главу науке исследования: самой структуре проекта. В следующей главе будет описан лабиринт комиссий и агентств, через который прошел протокол исследования.
Комитет по этике проведения исследований с участием людей Университета Нью-Мехико рассматривает любой проект, в рамках которого будут изучаться люди. Этот комитет присваивает номер каждому из рассматриваемых им проектов. Первые две цифры номера означают год, а последующие три - порядок поступления протокола. Я подал проект по ДМТ в конце 1988 года. Это был первый проект, рассмотренный комитетом на собрании в январе. Таким образом, его номер - 89-001.
В течение многих месяцев я переписывал первое предложение проекта, стараясь найти идеальную первую фразу. Она гласила:
"Данный проект представляет собой повторную оценку человеческой психобиологии галлюциногена на основе триптамина, N,N-диметилтриптамин (ДМТ), также являющегося эндогенным галлюциногеном".
Прошло почти два года, и 15 ноября 1990 года я получил письмо из Управления по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов США, в котором говорилось:
"Мы завершили обзор вашего проекта… и пришли к выводу, что проведение предложенного Вами исследования относительно безопасно".
Я уже знал по опыту, с какими организационными трудностями можно столкнуться, давая людям вещество, изменяющее состояние сознания. За несколько лет до того, как я решил провести проект по ДМТ, я подал на рассмотрение Управления по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов еще один проект. В том проекте шла речь об МДМА, веществе, широко известном под называнием экстази, стимуляторе, обладающем мягкими психоделическими свойствами.
В начале 1980-ых многие терапевты давали это вещество своим пациентам во время психотерапии. Вещество не было запрещено, а его воздействие было более надежным и управляемым, чем воздействие ЛСД. К их огорчению, во многих колледжах началось неконтролируемое злоупотребление этим "чудесным лекарством", как и несколько десятилетий назад с ЛСД. К тому же, появились научные доклады, в которых говорилось, что МДМА наносит вред мозгу лабораторных животных. Управление по борьбе с распространением наркотиков в 1985 году поместило МДМА в Список 1, самую ограничительную законодательную категорию по веществам.
Почти все терапевты, работавшие с МДМА, пытались убедить Управление по борьбе с распространением наркотиков изменить свое мнение. Я пошел другим путем, и попросил разрешения давать МДМА в рамках его нового законодательного статуса.
В 1986 году я подал заявку в Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов. Я собирался давать МДМА добровольцам, и оценивать его психологическое и физическое воздействие. Когда они прислали мне свой стандартный ответ "можете начинать ваше исследование, если не получите от нас другого письма в течение 30 дней", я подумал: "здорово! Я смогу начать исследование через месяц!". Но представитель Управления позвонил мне через 29 дней, с точностью часового механизма, и сказал, что я пока не могу приступить к исследованию. Вскоре я получил письмо, в котором были подробно перечислены нейротоксические эффекты МДМА. Они не знали, когда будет собрано достаточно информации для того, чтобы я смог провести свое исследование. Это могло занять какое-то время.
Моя заявка на исследование МДМА пылилась в папках Управления, а дело не двигалось с места. Но благодаря этому, я узнал, что Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов - крупная и достаточно консервативная организация. Ей приходится такой быть. Мне это объяснили во время неформальной беседы с доктором Л., главой отделения Управления, отвечающего за рассмотрение моей заявки на МДМА.
Мы с доктором Л. присутствовали на научной конференции в 1987 г. Так получилось, что во время перерыва на кофе мы оказались рядом. Представившись, я спросил его, не рассмотрит ли он возможность изучения воздействия МДМА на смертельно больных людей, раз уж он волновался насчет возможных в последствии повреждений мозга здоровых добровольцев. Я достаточно бесцеремонно и жестко сказал ему, что это не будет проблемой для людей, чья продолжительность жизни составит шесть месяцев. К тому же, смело добавил я, это откроет новые перспективы в психотерапевтической работе со смертельно больными людьми.
Доктор Л. сухо ответил, что даже у смертельно больных есть права, и что не стоит ускорять их смерть. К тому же, диагноз "смертельно больной" иногда оказывается неправильным. Позднее он написал мне, чтобы еще раз подтвердить свое несогласие с изучением МДМА на умирающих пациентах.
Много лет спустя, когда я уже на половину закончил изучение ДМТ, Управление прислало мне письмо с вопросом о том, не хочу ли я отозвать свою заявку на МДМА. Это показалось мне хорошей идеей, и я согласился.
Когда в ходе проведения моего проекта по мелатонину я обнаружил несомненно слабое психологическое воздействие этого пинеального гормона, я решил навестить близкого друга и коллегу, чье мнение по этим вопросам я очень ценил. Сидя на чердаке его дома в Северной Калифорнии в августе 1988, мы провели целый день за обсуждением широкого спектра подходов, при помощи которых можно проводить исследования воздействия психоделиков на людей. К закату мы пришли к двум относительно простым, но важным выводам.
Во-первых, роль изучаемого вещества была отдана ДМТ. Это очень интересное вещество, циркулирующее в организме каждого из нас. Во-вторых, любой проект по исследованию психоделиков не должен конфликтовать, а, наоборот, должен соответствовать законодательству по веществам. Правительство Соединенных Штатов тратило миллиарды долларов, пытаясь справиться с проблемами, вызванными неконтролируемым употреблением веществ. Не было причины, почему часть этих денег не могла быть потрачена на проведение исследования по ДМТ. Вместо того, чтобы воевать с правительством, стараясь убрать законодательные ограничения, было бы лучше напрямую воззвать к научному мышлению, в конечном итоге способствующему исследованиям. Мы все хотели знать, какое воздействие оказывают такие вещества, как ДМТ, и как они делают это.
Мои коллеги по психоделии не испытывали особенного энтузиазма по поводу успеха проекта ДМТ. Дело с МДМА обескуражило очень многих. "Знаешь, что?" сказал мне один из них. "Единственный доклад по этому проекту, который ты когда-либо напишешь, будет докладом о том, как тебе не дали провести это исследование. Посмотри на свой протокол МДМА". Но по проекту МДМА я работал один. Для проведения проекта ДМТ я заручился помощью и поддержкой доктора Даниела Х. Фридмана.
Я познакомился с Денни Фридманом в 1987 году, на одной из многочисленных научных конференций, которые я начал посещать. Эти конференции, и контакты, которые можно установить во время их проведения, являются частью ритуала достижения успешной исследовательской карьеры. Невысокий, похожий на гнома доктор Фридман в тот момент являлся наиболее влиятельным лицом в американской психиатрии. Он начал свою карьеру на психиатрическом факультете Йельского Университета, изучая воздействие ЛСД на лабораторных животных. Позже он стал деканом психиатрического факультета Университета Чикаго. К тому времени, когда я с ним познакомился, он был профессором и заместителем декана психиатрического факультета в Университете Калифорнии в Лос-Анжелесе.