Неудивительно после этого, если Майерберг заявляет: "Говорят, что монастыри наделены такими богатыми вкладами благочестивых людей, что вместе с высшим духовенством владеют будто бы третьей частью всех поместьев в Московии".
Огромные сокровища монастырей, результат доброхотных даяний благочестивых людей, давали им возможность и в эту эпоху (как и в предыдущий период) заниматься и кредитными операциями. Вопрос 16-й Грозного Стоглавому собору касается отдачи в рост церковной и монастырской казны. "Угодно ли Богови и что о чем Божественное писание глаголет? И мирянам лихоимство возбраняет, нежели церквам Божиим деньги в росты давати и хлеб в монастырь, где то писано в святых правилах?" По словам Вассиана Косого, монахи, "волнуемые сребролюбием и ненасытимостью", всевозможными способами угнетают население, живущее в селах, "налагая проценты на проценты". "Иноки уже поседелые, - прибавляет он, - шатаются по мирским судилищам и ведут тяжбу с убогими людьми за долги, даваемые в лихву". Не менее решительно высказывается другой монах, Максим Грек, говоря о монахах: "Мы бесчеловечным образом взимаем проценты на проценты, доколе не выплатят занимаемый капитал". А с того, кто из-за крайней нищеты не в силах уплатить проценты за год, взимаются на следующий год двойные проценты или, разграбив все имущество, выгоняют людей, о которых, по Св. Писанию, церковь более всего должна заботиться.
Но больше всего, по-видимому, торговал сам царь. "Если кто-нибудь привезет в Московию какие бы то ни было товары, - рассказывает Герберштейн, - то он должен немедленно заявить и показать их сборщикам пошлин или начальникам таможни. В назначенный час они осматривают и оценивают их; даже и когда они оценены, все еще никто не смеет продавать их, ни показывать их прежде, нежели они будут показаны царю. Если царь захочет купить что-нибудь, то в ожидании этого не позволяется, чтобы купец показывал свои вещи, или чтобы кто-нибудь надбавлял цену". Это писал Герберштейн в 1549 г., а сто лет спустя Майерберг также повторяет, что, привезя товары, никто не может предлагать их на продажу, пока царь не объявит о том, намерен ли он купить их.
На это указывает и де Родес. Когда греки привозят в Москву свои товары - богатые золотые ткани, ковры, бархат, "им не позволяется показывать ни малейшей части товаров никому, кто бы он ни был, прежде чем гости их царского величества, которые для этого специально отряжены, не осмотрят их. Затем эти товары раскладывают и показывают их царскому величеству; он тогда выбирает, что ему самому нравится, а под видом этого берут также гости из того, что им кажется хорошим, остальные же они (греки) могут потом продавать, кому хотят.
Не освобождены были от этой обязанности и англичане даже в ту эпоху, когда они находились в привилегированном положении. Из привозимых ими узорочных тканей и драгоценных камней лучшее отбиралось в казну на царскую потребу. Так, по росписи 1613 г., англичане доставили в казну 29 зерен жемчуга, 29 каменьев яхонта лазоревого, 144 зерна жемчуга, низанного по белому атласу, б поставов сукна багрецу, 7 поставов сукна лундышу (лондонского) разных цветов и 125 аршин шелковых тканей, причем эти товары были оценены англичанами в 875 рублей. Они обязаны были доставлять товары казне по закупочной цене и поэтому привозили их, по-видимому, в недостаточном количестве, как жаловалось русское правительство.
При этом купленные товары вовсе не поступали только в царский обиход, а в широких размерах перепродавались. Об этом подробно сообщает Флетчер (писавший в самом конце XVI ст.) в главе с характерным названием "О мерах к обогащению царской казны имуществом подданных". Так, для обогащения казны отправляются нарочные в местности, где имеются меха, воск, мед, и там забираются целиком один или несколько из этих товаров по той цене, которая казной же назначена, а затем эти товары перепродаются по высокой цене как своим, так и иностранным купцам; если же они отказываются от покупки, то их принуждают к тому силой. Подобным же образом казна присваивает себе иностранные товары, как то: шелковые материи, сукно, свинец, жемчуг, привозимые купцами турецкими, армянскими, бухарскими, польскими, английскими и другими, и потом заставляет своих купцов покупать эти произведения у царских чиновников по цене, ими же назначенной. Наконец, прибавляет Флетчер, на некоторое время обращаются в монополию произведения, доставляемые в виде податей, как то: меха, хлеб, лес, и в продолжение этого времени никто не может продать этот товар до тех пор, пока не будет распродан товар царский.
На этих "заповедных" товарах, составлявших монополию казны, останавливается подробно де Родес. Так, казна выручает большую прибыль на персидском сыром шелке, "который его царское величество через своего "купчину" выменивает от персидского государя на сукна, красную медь, соболей и золото, а чтобы получить на этом еще больше прибыли, всем и всяким купцам запрещено торговать в Персии подобными товарами". Пуд шелка, доставленный в Россию, обходится не более 30 руб., или 50 рейхсталеров, а продается за 45 руб., причем "русские гости", которые избираются из значительных купцов и состоят как бы факторами царя, обыкновенно продающими шелк, раз получив высокую цену, все время ее требуют, забывая о том, что покупатель должен считаться с рынком; а из-за этого часто шелк лежит несколько лет, и происходит большая потеря на процентах. Так произошло с приобретенными де Родесом (по поручению ревельского жителя Паульсена) 107 тюками шелка, которые не хотели продать за 80 рейхсталеров за пуд, а продали по 93, но лишь спустя 5 лет; между тем если к 80 рейхсталерам прибавить 8% за эти годы, то получится гораздо больше - 110, Де Родес обращался к тестю царя боярину Милославскому с предложением от "некоторых значительных купцов, ведущих большой мировой торг", нельзя ли устроить, чтобы весь шелк, получаемый из Персии, поступал в казну; в этом случае они желали бы законтрактовать на известное количество лет весь шелк частью в обмен на товары, имеющие сбыт в Персии, частью за наличные деньги. К этому он прибавил, что операция с шелком "притянет к себе и привлечет не только еще и другие товары, которые добываются в Персии, но и значительную часть индийской, особенно китайской торговли и что вышеназванные купцы будут стремиться все получать из казны". Кильбургер 20 лет спустя (в 1674 г.) повторяет многое из сообщаемого де Родесом о шелках, но обращает внимание на то, что теперь торговля шелком уже может производиться свободно всеми подданными.
Ревень также, как указывает де Родес, доставляется в казну, и никакому частному лицу не дозволяется им торговать. Это было и во времена Кильбургера, который считает нужным, однако, присовокупить, что "зимой много тайно провозится и продается" и много совершается обманов при продаже ревеня; последний хорошо известен в аптеках и ценится в качестве слабительного".Те товары, которые русские в свою очередь везут в Персию, - продолжает де Родес, - заключаются большей частью в красной меди, сукнах, соболях и других мехах… Этих товаров простые люди также не могут открыто доставлять персам, потому что это также запрещено и их царское величество вывозит их туда посредством своих гостей". "В Астраханской области у Каспийского моря, - читаем у него далее, - ежегодно вываривается большое количество соли, и там ловится различного рода большая рыба… Соль и рыба принадлежат гостям царя, которые приказывают как соль, так и рыбу… развозить вверх по Волге в Нижний… и распределять по всей стране". Она "продается по маленьким партиям меньшим купцам, которые распродают их в свою очередь по мелочам разносчикам".
И "кавиар", или икра, "принадлежит их царскому величеству" и его "обыкновенно законтрактовывают англичане и везут в Италию, но теперь он законтрактован на несколько лет голландцами и итальянцами, состоящими вместе в компании"; на этом "царь ежегодно имеет не менее значительную прибыль". Позже, во время путешествия Корба (в 1698 г.), икра была отдана на откуп одному голландцу.
Никому не дозволяется, по словам де Родеса, торговать и хлебом. Напротив, вести торговлю мехами может каждый, но с получаемых из Сибири мехов в казну поступает десятина. Этими мехами царь платит грекам за покупаемые у них ковры, шелковые и золотом тканные материи; если же остается излишек мехов, то они раздаются для сбыта гостям, которые на этом выручают прибыль, но иногда вынуждены и приплачивать.
Кроме этих товаров, были еще и другие, составлявшие монополию казны и сдаваемые на откуп. Так, в 1653 г. голландские купцы Фохелаар (Фоглер) и Кленк взяли на откуп вывоз нефти и конопли, в другие годы казна производила торговлю пенькой. Смола в 1649 г. была отдана беспошлинно иноземцу гостю Винниусу, позже ее получил Гебдон, когда же она не была на откупе, то двинские таможенные головы сами должны были покупать смолу у русских и продавать ее иностранцам.
Как мы видим, казна весьма затрудняла торговлю частных лиц, с своей стороны торгуя наряду с ними, или же запрещала им торговать теми же товарами, эксплуатируя самостоятельно монополии или сдавая их на откуп.
Орудием царя при этих разнообразных его коммерческих операциях являлись, как можно усмотреть из приведенных цитат из де Родеса, гости, привилегированная группа среди купцов, члены которой (среди них попадались в виде исключения и иностранцы) имели личные жалованные грамоты, доставлявшие им различные преимущества: изъятие от путевых поборов, от всякого тягла и постов, право держать безъявочно всякое питье, покупать вотчины, свободно ездить в пограничные государства. Гости ведали таможенными доходами, рыбными и соляными промыслами, они же закупали для царя товары и производили от его имени и на его счет торговые операции, заключали подряды с иностранцами.
Торговцы, как и народ, относились к ним весьма враждебно за их взяточничество, за притеснения, чинимые ими более слабым, за их корыстолюбие - пользуясь своим привилегированным положением, они могли производить более выгодные операции, чем рядовые купцы, и подрывали торговлю последних.
Очень резко отзывается о гостях Кильбургер, называющий их царскими коммерции-советниками и факторами, неограниченно управляющими торговлей во всем государстве. "Это корыстолюбивая и вредная коллегия, довольно многочисленная", проживающая в разных местах и имеющая благодаря своему званию право повсеместной первой купли. Не имея возможности везде лично осуществлять свои права, они в больших городах назначают живущих там знатнейших купцов, которые пользуются привилегиями гостей и ради своей частной выгоды препятствуют развитию торговли. Гости "оценивают товары в Москве в царской казне, распоряжаются в Сибири соболиной ловлей и соболиной десятиной, как и архангельским рейсом, и дают советы царю и проекты к учреждению царских монополий". Гости препятствуют всякой свободе торговли, чтобы "они могли тем лучше разыгрывать хозяина и набивать свои собственные карманы". Простые купцы питают к ним вражду, и "если когда-нибудь, - прибавляет Кильбургер, - произойдет бунт, то чернь им всем свернет шею".
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ.
Регламентация внутренней торговли XVI-XVII ст. Торговля иностранными иногородних купцов
Торговля русских купцов XVI -XVII ст. была стеснена во всевозможных направлениях. Стеснял ее царь своей первой куплей, своими монополиями, своей широкой торговой деятельностью. Стесняли ее коммерции-советники царя, по выражению Кильбургера, царские гости своими привилегиями и притеснениями рядовых купцов. Стесняли ее, наконец, иностранцы, продававшие и покупавшие товары, перебивая торговлю у русских купцов. Бороться с первым торговцем - царем, как и с его факторами гостями, купцы были бессильны. Гораздо легче им было вступить в борьбу с иностранцами, которые являлись в то же время иноверцами. Здесь на их стороне было и общее недоверие к иноплеменникам, и сочувствие со стороны церкви, а если им удавалось убедить и правительство в том, что образ действия иностранцев наносит ущерб казне, сокращая ее доходы, то им была обеспечена и его помощь. Правительству нужны были, правда, иностранцы, слишком решительно поступать с ними было опасно. Необходимо было считаться с тем, не будет ли "оттого с немецкими государствы у московского государства нелюбья", приходилось избегать крутых мер, "чтоб тем иноземцев заморских не отогнать". Даже лишив англичан права беспошлинной торговли в 1649 г., московское правительство считает необходимым успокоить англичан тем, что "в тех пошлинах им убытку не будет, потому что они все те пошлины наложат на свои товары и продадут те свои товары русским торговым людям, и пошлины их будут на русским торговых людях, а не на них, англичанех". Но, с другой стороны, правительству ясно было, что и при значительных ограничениях иноземцы все же извлекают слишком большую прибыль из торговли с Россией, слишком заинтересованы в ней, чтобы могли отказаться от этой торговли. На стороне правительства было и старинное гостиное право, осуществления которого требовали русские купцы.
Результатом всего этого был и ряд постановлений, ограничивавших иностранцев в угоду русским купцам, но постановлений, которые далеко не полностью осуществлялись. Иностранцы нередко "учинялись сильны" и решительно отказывались выполнять неудобные им указы, правительство же смотрело на это сквозь пальцы или же делало исключения из только что изданных им же распоряжений, нарушало свои же предписания. Все это дает любопытную картину, характеризующую условия торговли того времени и дополняющую приведенную выше характеристику русского купечества иностранцами.
Прежде всего, русские купцы настаивали на недозволении иностранцам торговать в розницу, требуя осуществления этого основного принципа гостиного права. Это запрещение мы находили уже в Полоцке в 1406 и 1498 гг.; по-видимому, оно существовало в известной форме и в Новгороде. Как мы указывали выше, запрещение розничной торговли в Полоцке и Риге распространялось не только на продажу товаров, но и на закупку их по мелочам, не дозволена была и непосредственная торговля в деревнях.
Такой же порядок, согласно обычаю, сохраняется и в Московском государстве, хотя общего закона относительно запрещения розничной торговли иностранцам, предшествующего Новоторговому уставу 1667 г., не было или по крайней мере не сохранилось. Даже англичане, пользовавшиеся особенно большими привилегиями, эти льготы получили только в грамоте 1567 г., тогда как грамота 1584 г. (а быть может, и грамота 1572 г., известная нам лишь в кратком изложении) им уже не дает такого права. В привилегии 1584 г. говорится, что они "нарозно своих товаров и врозвес и варшин на своем дворе не продают, ни меняют, а продают и меняют свои товары местным делом (т.е. оптом) сукна кипами и поставы, а камки и бархаты поставцы а не варшин, а всякой весчей товар врозвес, взолотники не продают, а продают местным делом, а вино фряское продают куфами, а в ведра и встопы и в чарки врознь не продают". То же повторяется почти дословно в английских привилегиях как 1586-го, так и 1614 и 1628 гг. И тут читаем об обязанности продавать и менять сукна кипами и поставами, камки (шелковые ткани) и бархаты косяками и поставцами, но не аршинами, весчий товар берковцами, вина иностранные бочками большими беременными и полубеременными и куфами, но не ведрами и не стопами.
На самом деле англичане, по-видимому, нарушали это запрещение, ибо уже в 1586 г. английской королеве Елизавете в письме к царю Федору приходилось оправдывать своих подданных от обвинений в розничной торговле: они, напротив, по ее словам, запрещали продажу товаров в розницу через своих агентов, и Роберт Пикок был специально командирован в Россию, чтобы прекратить это злоупотребление. Из последнего видно, что такие злоупотребления имели место и жалобы русских купцов, недовольных тем, что иностранцы торгуют в розницу, имели основания. В указе 1627 г. читаем, что "били челом московские и казанские и ярославские и нижегородцы и косторомичи и вологжане и всяких городов гости и торговые люди на галанцев (голландцев) и на амбурцов (гамбургцев) и на барабанцов (брабантцев) и на иных торговых немец". Жалобы, следовательно, идут со всех концов земли русской на всевозможных иностранцев, ибо эти "торговые немцы", под собирательным названием которых разумелись купцы всевозможных национальностей, продают товары не оптом - не "местным делом", а портищами, аршинами, полупудами и гривенками. Жаловались и на "английских немцев": один из них, Давид Рутц, самовольно, без разрешения продает на своем московском дворе всякие товары в розницу.
Но иностранцы не унимаются. В 1652 г. новгородский гость Василий Стоянов и "все новгородцы торговые люди" просят, чтобы государь их пожаловал - "велел им дать свою государеву грамоту, чтоб неметцким свейским (шведским) и любским (любекским) и иных земель иноземцом торговым людем в великом Новегороде и в пригородех и в уездех по селам и по погостам и по деревням и по всяким уездным ярманкам врознь товаров своих русским людям продавати и у русских людей товаров всяких врознь покупать не велеть, а велеть бы им всякие товары продавать и покупать в Великом Новгороде у посадских торговых людей свалом, а не врознь". Здесь преступление шведских и любекских и иных "немецких" городов "торговых немцев" усугублялось тем, что, продавая и покупая не свалом, а порознь аршинами и фунтами мягкую рухлядь (меха), и сало, и кожи, они это делали к тому же не в самом Великом Новгороде, а в селах, и погостах, и на ярмарках, т.е. нарушали еще и другое запрещение - торговли вне городов непосредственно с крестьянским населением.