Но, несмотря на все воинские успехи и грандиозные строительные планы, над домом Тарквиния нависла опасность, виновником которой стали его сыновья. Однажды, во время осады римлянами города рутулов Ардеи, царские сыновья пировали вместе с Луцием Тарквинием Коллатином – своим дальним родственником. Зашел разговор о женах и каждый стал расхваливать свою. Тогда Коллатин предложил провести эксперимент: всем неожиданно поехать по домам и посмотреть, чем занимаются их жены в отсутствие мужей. Прибыв ночью в Рим, сыновья Тарквиния застали жен пирующими со своими подругами, да к тому же в обществе мужчин. Тогда друзья поехали в Коллацию, сабинский городок, где был дом Коллатина. Его супруга Лукреция, как и подобает почтенной римской матроне, пряла шерсть в окружении служанок. Понятно, что победителем в споре оказался Коллатин, но эта победа, в конечном счете, не принесла ему радости. Красота и целомудрие Лукреции зажгли преступную страсть в сердце Секста Тарквиния. Через несколько дней, он, без ведома Коллатина, отправился к Лукреции. Она радушно приняла его, и после обеда гостя отвели в приготовленное для него помещение. Ночью Секст, вооруженный мечом, ворвался в спальню к Лукреции и насильно овладел ею. Утром он уехал, а Лукреция рассказала обо всем мужу и отцу и, достав из складок одежды нож, вонзила его себе в сердце. Это событие послужило толчком к всеобщему восстанию. Родственники и друзья погибшей, которых возглавил некий Юний Брут (сын сестры Тарквиния и близкий друг Коллатина), вынесли окровавленное тело Лукреции на площадь, где Брут произнес следующую клятву: "Этою чистейшею прежде, до царского преступления, кровью клянусь – и вас, боги, беру в свидетели, – что отныне огнем, мечом, чем только сумею, буду преследовать Луция Тарквиния с его преступной супругой и всем потомством, что не потерплю ни их, ни кого другого на царстве в Риме". Толпы возмущенного народа двинулись на Рим. Римляне собрались на Форуме и постановили лишить царя власти и изгнать его вместе с женой и детьми. Тарквиний, пребывавшей в это время в лагере вместе с армией, пытался вернуться в Город, но ему не открыли ворота, а армия приняла сторону восставших. Свергнутому царю не осталось ничего другого, как отправиться в изгнание. Естественно, что единственным местом, где бывший правитель Рима мог найти прибежище и поддержку, была Этрурия – извечный враг Рима. Тарквиний осел в этрусском городе Цере, где в XIX веке был обнаружен могильный склеп рода Тарквиниев. Злополучный Секст Тарквиний – главный виновник всех этих событий, бежал в город Габии, где вскоре был убит из мести старыми недругами. А народ в собрании по центуриям выбрал двух консулов – Брута и Коллатина, учредив таким образом Римскую республику. Произошло это в 510 году до н. э. (если верить Ливию) или в 509 году до н. э. (по Катону и Полибию).
Казалось бы, что на этом можно было бы закончить рассказ о первых веках существования Города, но с уничтожением царской власти в Риме оказалось не все так просто. Первая возникшая перед римлянами проблема – изгнанный царь. Предание рассказывает о первой попытке Тарквиния вернуться в Рим с помощью заговора знатной молодежи, близкой к царскому дому. Вероятно, в Городе осталось достаточно сторонников бывшего царя, особенно из числа молодых людей, входивших в его свиту. Это покажется тем более вероятным, если допустить, что все эти знатные юнцы могли происходить из этрусских семей, переселившихся в Рим в период правления этрусской династии. С другой стороны, и знатных отпрысков коренных римских семейств, естественно, больше привлекало служить под началом одного царя, перед которым можно было выслужиться, чем "метать бисер" перед всем римским народом. Но попытка переворота не удалась, так как заговор был раскрыт. Тогда Тарквиний, вернувшись к своим соплеменникам этрускам, всеми правдами и неправдами стал добиваться у них помощи в возвращении его на трон Рима. Этрусские правители решили поддержать изгнанного царя, ведь с изгнанием Тарквиния из Рима они фактически потеряли город, который считали своим. Объединенное войско двух этрусских городов Тарквиниев и Вей двинулось на Рим. В легендарной битве у Арсийского леса ни одна сторона не имела значительного преимущества, но в сражении римляне потеряли Брута – старшего консула, главного их вдохновителя и вождя. Казалось, что победа достанется этрускам, но, как всегда, вмешались боги. Из чащи леса донесся громовой голос неведомого существа, которое суеверные римляне и их враги определили как Сильвана – бога лесов и полей. Голос произнес: "У этрусков одним павшим больше: победа у римлян!" Так это было или нет, затрудняются сказать даже древние авторы, но на утро римляне не увидели противника и с торжеством отправились домой. Возглавивший победителей младший консул Публий Валерий недолго купался в лучах славы. Кто-то пустил слух, что Публий специально не выбирает себе коллегу, желая занять место изгнанного Тарквиния. Кроме того, он начал постройку дома на Веллийском холме, который мог стать прекрасной крепостью. Публий, прослышав про это, явился в народное собрание и приказал своим телохранителям-ликторам опустить перед толпой сограждан фасции, в знак уважения. Это очень понравилось впечатлительным квиритам – так любили себя называть простые римляне (кстати, обращение "Квириты!" использовали все римские политики многие века, подчеркивая этим свое уважение к простому народу), что они тут же забыли все подозрения и стали восхвалять консула. Но разгневанный Публий Валерий сурово отчитал их, а в доказательство своей лояльности к народу приказал разрушить свой дом на Велийском холме. Кроме того, именно он предложил законы, которые так пришлись по сердцу римлянам: разрешение жаловаться на высших должностных лиц и, самое главное, смертную казнь и проклятие на весь род и имущество того, кто захочет стать царем. С принятием этих законов Республика окончательно утвердилась в Риме на долгие пятьсот лет. А Публий Валерий за заботу о народе получил от квиритов почетное прозвище Публикола – Народолюб.
Злополучный Тарквиний вновь был вынужден бежать. На этот раз он прибыл к этрусскому царю города Клузия могущественному Ларсу Порсене. Мольбами, просьбами и обещаниями Тарквиний добился от него согласия начать войну с Римом. В ходе этой долгой и кровопролитной войны Рим пал и, как сказочный феникс, возродился вновь, а в его истории появились имена новых легендарных героев, таких как Гораций Коклес и Гай Муций Сцевола… Но это уже совсем другая история.
Предлагая читателям этот краткий экскурс к истокам Великого города, мы стремились не только с помощью древних авторов и современных историков ответить на вопросы, связанные с происхождением Рима и его первыми правителями, но и показать характер римлян, во многом благодаря которому они смогли стать самым влиятельным народом античности.
Тайны культов империи
Когда мы начинаем говорить о римской религии, перед нами немедленно предстают суровые боги классического римского пантеона – могучий Юпитер-Громовержец, воин Марс, мудрая и холодная Минерва или грозный Нептун. Благодаря многовековому влиянию греков эти боги стали практически неотличимы от греческих обитателей священной горы Олимп – Зевса, Ареса, Афины или Посейдона. Во времена классического Рима его религия настолько попала под греческое влияние, что даже боги стали "греками", только с другими именами. Но так было не всегда. На самом деле первоначальная религия римлян сильно отличалась от греческой. Еще более интересной и многогранной религия Рима стала во времена расцвета и заката Римской империи. Ведь именно в это время места в храмах Рима и других городов, наряду с "классическими" богами, заняли таинственные и непонятные божества, пришедшие из Египта и Малой Азии, – Великая Мать, Исида, Адонис, Серапис, Митра и, наконец, богочеловек Иисус Христос. Все эти божества имели своих почитателей в разных слоях римского общества, и все они требовали таинственных и непонятных современному человеку обрядов и приношений. Даже сами римляне не могли разобраться в круговороте разнообразных верований, религий и культов, которые прижились на благодатной почве Римской империи в последние века ее существования. В этой главе мы попытаемся приподнять полог тайны, окружающий римскую религию, и попробуем в общих чертах представить, в кого верили и кому поклонялись жители Рима.
Древнейшая римская религия коренным образом отличалась от греческой. Практичные римляне, приземленная фантазия которых не создала народного эпоса, подобного "Илиаде" и "Одиссее", не знали также и мифологии. Их боги безжизненны. Это неопределенные персонажи, без родословной, без супружеских и родственных связей, которые объединяли греческих богов в одну большую семью. Зачастую они даже имели не настоящие имена, а лишь прозвища, как бы клички, определяющие границы их власти и действий. О них не рассказывали никаких легенд. Это отсутствие легенд, в котором мы теперь видим недостаток творческого воображения, древние считали достоинством римлян, слывших самым религиозным народом. Именно от римлян пошли и получили впоследствии распространение во всех языках слова: "религия" – поклонение воображаемым сверхъестественным силам и "культ" – означающее в переносном смысле "почитать", "ублажать" и предполагающее выполнение религиозных обрядов. Греков поражала эта религия, которая не имела мифов, порочащих честь и достоинство богов. Мир римских богов не знал Кроноса, который изувечил отца и пожирал своих детей, не знал свойственных греческим обитателям Олимпа преступлений и безнравственности.
В древнейшей римской религии отразилась простота трудолюбивых земледельцев и пастухов, целиком поглощенных повседневными делами своей скромной жизни. Опустив голову к борозде, которую пропахивала его деревянная соха, и к лугам, на которых пасся его скот, древний римлянин не испытывал желания обращать свой взор к звездам. Он не почитал ни солнца, ни луну, ни все те небесные явления, которые своими тайнами будоражили воображение других индоевропейских народов. С него достаточно было тайн, заключенных в самых будничных, житейских делах и в ближайшем окружении. Если бы кто-нибудь из римлян обошел древнюю Италию, он увидел бы людей, молящихся в рощах, увенчанные цветами алтари, убранные зеленью гроты, украшенные рогами и шкурами животных деревья, холмы, окруженные особым почитанием, умащенные маслом камни.
Повсюду римлянам мерещилось какое-либо божество, и недаром один из латинских писателей сказал, что в этой стране легче встретить бога, чем человека.
По убеждению римлянина, человеческая жизнь во всех, даже в самых мельчайших, проявлениях подчинялась власти и находилась под опекой различных богов, так что человек на каждом шагу зависел от какой-либо высшей силы. Наряду с такими богами, как Юпитер и Марс, могущество которых все более возрастало, существовало неисчислимое множество менее значительных богов, духов, опекающих различные действия в жизни и хозяйстве. Их влияние касалось лишь определенных моментов в жизни человека: обработки земли, роста злаков, выращивании скота, бортничества. Ватикан открывал уста ребенка для первого крика, Кунина была покровительницей колыбели, Румина заботилась о пище младенца, Потина и Эдуса учили ребенка пить и есть после отлучения от груди, Куба наблюдала за переносом его из колыбели в постель, Оссипаго следила, чтобы кости ребенка правильно срастались, Статан учил его стоять, а Фабулин – говорить, Итердука и Домидука вели ребенка, когда он первый раз выходил из дома.
И так было во всем. Каждая неудача, хотя бы самая пустячная, каждый успех, хотя бы самый ничтожный, были проявлением гнева или благосклонности божества. Римлянин знал богиню лихорадки – Фебрис, бога Вермина, насылающего паразитов на скот, он отмечал праздник моли и мышей, ставил часовню богине кашля. Эта суеверная мелочность неоднократно вызывала насмешки у позднейших христианских "отцов церкви". "Каждый в своем доме, – говорил Блаженный Августин, – имеет одного привратника, и этого в общем достаточно, так как он человек. Но они поместили здесь аж трех богов: створки отдали под опеку Форкула, петли – богине Кардеа, а порог – богу Лименту. По-видимому, этот Форкул не умел одновременно стеречь петли и порог". Одновременно с этим, такая религиозность придавала Риму и римлянам сплоченность и спаянность перед лицом других народов. Так, выдающийся греческий историк Полибий, прибывший в Рим во II веке до н. э., писал: "Качество, которое явно ставит Римское государство выше всех остальных, – это, по-моему, сущность религиозных убеждений римлян. Я считаю, что Римское государство является сплоченным именно за счет того, что у других народов считается достойным упреков, – я имею в виду безотчетное суеверие. Все, что связано с ним, облекается в такие пышные формы и является настолько неотъемлемой частью общественной и частной жизни римлян, что ничто не может искоренить это, и это многих удивляет. Я, по крайней мере, полагаю, что эта политика, возможно, не являлась бы необходимой, если бы можно было построить государство, состоящее из мудрых людей. Но поскольку любая толпа непостоянна, преисполнена безудержных желаний, подсознательных страстей и неистовой ярости, толпу необходимо держать в руках с помощью невидимых страхов и пышных зрелищ. Поэтому я полагаю, что не наши предки действовали опрометчиво и необдуманно, насаждая в народе понятия, связанные с богами и верованиями, а современные люди являются опрометчивыми и безрассудными, когда они отказываются от этих верований".
Все римские божества были совершенно безлики. Римлянин не осмеливался утверждать с полной уверенностью, что он знает настоящее имя бога или что он может различить – бог это или богиня. В молитвах он тоже сохранял ту же осторожность и говорил: "Юпитер Всеблагой Величайший или если тебе угодно называться каким-нибудь другим именем". А принося жертву, он говорил: "Бог ли ты или богиня, муж ли ты или женщина". На Палатине (одном из семи холмов, на которых располагался Древний Рим) до сих пор стоит алтарь, на котором нет никакого имени, а лишь уклончивая формула: "Богу или богине, мужу или женщине", и уж сами боги должны были решать, кому принадлежат жертвы, принесенные на этом алтаре. Греку подобное отношение к божеству было непонятно. Он отлично знал, что Зевс – мужчина, а Гера – женщина, и ни секунды в этом не сомневался.
Римские боги не спускались на землю и не показывались людям так охотно, как греческие. Они держались вдали от человека и даже если хотели его о чем-то предостеречь, никогда не являлись непосредственно: в глубине лесов, во мраке храмов, либо в тишине полей слышались внезапные таинственные возгласы, при помощи которых бог подавал предостерегающий сигнал. Отношения между богом и человеком никогда не доходили до близости.
Одиссей, препирающийся с Афиной, Диомед, борющийся с Афродитой, все ссоры и интрижки греческих героев с Олимпа были для римлянина непонятны. Если во время жертвоприношения или молитвы римлянин закрывал голову плащом, он делал это не только для того, чтобы больше сосредоточиться, но и для того, чтобы ненароком не увидеть призываемого им бога. Умоляя бога по всем правилам о милости, прося его о снисхождении и желая, чтобы бог внял его мольбам, римлянин ужаснулся бы, внезапно встретив взором само божество.
Поклонение многочисленным богам, руководящим почти каждым шагом римлянина, состояло главным образом в строго предписанных обычаями жертвоприношениях, молениях и в суровых очистительных обрядах. В римской религии соединились боги всех племен, вошедших в состав Римского государства, но до более тесных контактов с греческими городами у римлян и представления не было о той насыщенной яркими и полнокровными образами мифологии, которую имели греки. Ни о каком свободном общении с богами для римлянина не могло быть и речи. Их можно было только просить о чем-либо. Если один бог не откликается на просьбу, то римлянин обращался к другому, поскольку их было великое множество, связанных с различными элементами жизни. Для того чтобы римский земледелец мог должным образом разобраться во всем этом, в Римском государстве были составлены так называемые Индигитамента – списки официально утвержденных молитвенных формул, содержащие имена всех тех богов, которых следовало призывать при всяких событиях человеческой жизни. Эти списки интересны потому, что они были составлены римскими жрецами до проникновения греческой мифологии в строгую и абстрактную религию римлян. Они дают картину чисто италийских верований. По словам римского писателя Марка Порция Варрона (I век до н. э.), Рим в течение 170 лет обходился без статуй богов, а древняя богиня Веста, и после воздвижения статуй в храмах богов, "не позволяла" ставить статую в ее святилище, а олицетворялась лишь священным огнем. По мере того как значение и власть Римского государства возрастали, в Рим переселились множество чужеземных божеств, которые довольно легко приживались в этом огромном городе. Римляне считали, что, переселив богов завоеванных народов к себе и воздав им должные почести, Рим избежит их гнева.
В древнейшем Риме все знания о богах сводились в сущности к тому, как их следует почитать и в какую минуту просить у них помощи. Обстоятельно и точно разработанная система жертвоприношений и обрядов составляла всю религиозную жизнь римлян. Существовали книги, в которых все было предусмотрено и где можно было найти молитвы на все случаи жизни. Правила следовало точно соблюдать, любое нарушение сводило на нет результаты богослужения.
Вся римская религия сводилась к обрядности; но эти обряды обставлялись множеством мелких подробностей, из которых ни одна не могла быть опущена. Всякое жертвоприношение, для того чтобы быть действенным, должно было совершаться по определенному ритуалу, и единственной заботой молящегося являлось точное выполнение всех правил. Прежде чем испросить какую-то милость, следовало определить, к какому богу в данном случае требуется обратиться. Римлянин, молясь, опасался, что мысль его плохо выражена, и поэтому старательно повторял по несколько раз одно и то же, чтобы исключить недоразумения. К словам прибавлялись жесты: когда богу посвящали храм, то держали в руках двери храма; произнося слово "земля", касались земли; когда говорили о Юпитере, поднимали руки кверху; когда речь шла о себе самом, били себя в грудь рукой. Пропущенное слово в молитве, особенно при больших церемониях, приводило к тому, что всю церемонию признавали недействительной и ее следовало начинать заново; поэтому нередко при молящемся находилось два жреца – один подсказывал слова молитвы, а другой сверялся с книгой, дабы удостовериться, что ни одно слово не пропущено. Особый слуга жреца наблюдал за тем, чтобы присутствующие хранили молчание, и одновременно трубач изо всех сил дул в трубу, чтобы ничего нельзя было услышать, кроме слов произносимой молитвы. Обряды чисто формального римского культа были так многочисленны и так сложны, что было чрезвычайно трудно не пропустить чего-нибудь. Во избежание ошибок можно было воспользоваться чем-то вроде религиозной консультации. Римская религия нисколько не заботилась о душевном настроении молящегося: значение имела только внешняя сторона, соблюдение формы. Истинная набожность не поощрялась. Молитва должна быть как можно более бесстрастной, холодной, любые отклонения, пусть вызванные искренней благодарностью божеству, считались недопустимыми. Все, что превышает установленное правилами религии, – грех, суеверие.