Одежда и обувь его поражали своей нелепостью. Он то и дело выходил к народу в цветных, расшитых жемчугом накидках, иногда – в шелках и женских покрывалах, обутый то в сандалии или котурны, то в солдатские сапоги – каллиги, а то и в женские туфли. Много раз он появлялся с позолоченной бородой, держа в руке молнию или трезубец. Триумфальное одеяние он носил постоянно даже до своего похода. В роскоши он превзошел самых безудержных расточителей. Он выдумал неслыханные омовения, диковинные блюда и пиры – купался в благовонных маслах, горячих и холодных, пил драгоценные жемчужины, растворенные в уксусе. При этом он говорил: "Нужно жить или скромником, или цезарем!" По его приказу были построены огромные корабли – галеры, имеющие по десять рядов весел на каждом борту, с жемчужной кормой, с разноцветными парусами, с огромными купальнями, портиками, пиршественными покоями, даже с виноградниками и садами: пируя в них средь бела дня, он под музыку и пение плавал вдоль побережья Кампании. Сооружая виллы и загородные дома, он забывал про всякий здравый смысл, думая лишь о том, чтобы построить то, что построить, казалось, невозможно.
Легкомысленная трата денег, накопленных Тиберием, – два миллиарда семьсот миллионов сестерциев, привела Калигулу к повышению налогов и к конфискациям для пополнения государственной казны. Все это сопровождалось массовыми казнями и проскрипциями, которые напомнили жителям Рима страшные времена Мария и Суллы. Светоний с осуждением пишет: "Тогда он обратился к самым преступным способам, не брезгуя никакими злодеяниями для того, чтобы присвоить себе чужие деньги. Он объявлял незаконными завещания, заставлял покупать за баснословные цены всю утварь, оставшуюся после больших зрелищ, заседая в суде, присуждал к конфискации имущество всех, без оглядки на их вину (говорили, что однажды он одним приговором осудил сорок человек по самым разным обвинениям, а потом похвалялся перед Цезонией, проснувшейся после дневного сна, сколько он переделал дел, пока она отдыхала). Налоги он собирал новые и небывалые: так он обложил пошлиной все съестные товары, продававшиеся в городе, носильщики платили одну восьмую дневного заработка, проститутки – цену одного сношения. Не останавливался он и перед прямым грабежом. Рассказывали, что однажды он играл в кости с друзьями и проигрался. Тогда он вышел из дворца, увидел двух проходивших мимо всадников, велел схватить их и лишить имущества, а затем вернулся и продолжил игру".
Калигула требовал себе божеских почестей, сравнивая себя с Юпитером, хотел сделать консулом своего любимого коня Инцитата, устраивал оргии, во время которых выставлял на продажу знатных римских матрон – жен и дочерей сенаторов – своим рабам, вольноотпущенникам и солдатам. Естественно, что эти безумства отвернули от императора практически всех его бывших сторонников, и в первую очередь армию и сенат. В рядах преторианской гвардии зрело недовольство, вылившееся в череду заговоров. Первый из них созрел еще в 39 году н. э. Во главе его стоял начальник верхнегерманских легионов Гней Лентул Гетулик. Заговор был раскрыт, что послужило поводом к новому взрыву террора. После возвращения императора из Галлии в 40 году был организован второй заговор с участием преторианских командиров. Во главе его встал Кассий Херея, трибун преторианской когорты. Как говорили, Калигула постоянно издевался над ним, то называя "неженкой" и "бабой", то назначая ему как пароль нецензурные слова, то предлагая в благодарность за что-то руку для поцелуя, сложив и двигая ее непристойным образом. Заговорщики напали на Гая. 24 января 41 года в то время, когда он в сопровождении нескольких сенаторов шел по узкому проходу по направлению к театру. Первый удар сделал Херея, пробив Калигуле затылок, затем остальные нанесли ему более тридцати ран. Зарубили и жену его Цезонию, а дочь убили, разбив голову о стену. Труп принцепса был кое-как сожжен и закопан в саду (позже его погребли более достойно вернувшиеся из изгнания сестры). Власть была передана дяде Калигулы Клавдию. Аврелий Виктор преподнес события, связанные с убийством Калигулы, как свержение нового Тарквиния новым Брутом: "Поэтому по почину Хереи люди, в душе которых еще жила римская доблесть, замыслили спасти республику от гибели путем его устранения: славный поступок Брута, изгнавшего Тарквиния, послужил им примером". Но автор с сожалением констатировал то, что ожидаемого поворота к новому возрождению Республики не произошло, а восшествие на престол Клавдия окончательно, по его мнению, установило в Риме царскую власть.
В чем же загадка такого странного поведения Калигулы? Он так великолепно начал свое правление, но буквально за несколько месяцев переродился в ужасающего монстра, по сравнению с которым даже дикие германцы и африканцы казались просто младенцами. Неудивительно, что эту резкую и внезапную перемену современники Калигулы старались каким-то образом объяснить. Большинство римских историков склонялись к мысли, что император просто сошел с ума, обосновывая это не только поведением Калигулы, но и его прошлым. Они обращались к детству императора, когда после смерти отца, а потом и матери он жил у своей бабки Антонии. Зная мальчика лучше, чем кто-либо другой, она была о нем весьма плохого мнения. Говорили даже, что уже тогда она отмечала признаки извращенности в его характере, что связывали (как уже говорилось выше) с психической неуравновешенностью матери Агриппины. Загадка резкой перемены в характере Гая Калигулы и до сих пор привлекает многих историков, писателей, поэтов и… врачей.
Именно врачи – психиатры и невропатологи – попытались, используя все те же свидетельства древних авторов, ответить на вопрос: "Что произошло с Калигулой? Что превратило его из человека в чудовище?"
Обратившись к Светонию, современные медики обнаружили интересный факт в биографии Калигулы. Вскоре после своего вступления на трон, в конце 37 года н. э. император внезапно заболел. Возникли серьезные сомнения в его выздоровлении, а поскольку до тех пор он проявлял себя как мудрый и человеколюбивый монарх, в Риме и по всей Империи совершались жертвоприношения за его выздоровление. Светоний пишет, что "множество людей ожидало на Палатине перед резиденцией императора сообщений врачей". К сожалению, сейчас неизвестно содержание тех сообщений, но некоторые выводы сделать можно. Известно, что болезнь императора сопровождалась горячкой и что когда, спустя несколько месяцев, он выздоровел, то совершенно изменился. Он вел себя так, что окружающие терялись в догадках. Калигула как будто перешагнул всякие барьеры. Начались безумные кровавые оргии, беспричинные казни и изгнания. То есть на лицо типичное сумасшествие, и вызвано оно было именно странной болезнью, перенесенной императором. Исследовав симптомы болезни и сопоставив их с последующим поведением "больного", ученые-медики пришли к простому и достаточно убедительному выводу: кровавый монстр и тиран, осуждаемый всеми историками Рима и позднейших времен, был попросту умалишенным. А причиной, видимо, стала тяжелая вирусная инфекция, которая проявилась в виде энцефалита, то есть воспаления мозга. Нарушение психики в результате воспаления мозга – явление нередкое. В случае с Калигулой, выражаясь медицинским языком, "речь идет о структурных нарушениях в лобных долях мозга, которые привели к потере барьеров, разрушении общественных навыков и, наконец, к разрушению личности и слабоумию".
Вот так энцефалит оказал влияние на всю римскую историю. Болезненное самодурство Калигулы, в особенности его представление о себе как о боге, стало образцом для других жестоких, извращенных и самолюбивых правителей Империи, таких как Нерон, Коммод или Элагабал.
После убийства Калигулы преторианцы случайно нашли во дворце спрятавшегося дядю убитого императора, брата Германика Клавдия. О нем все забыли, так как по своим качествам он, казалось, меньше всего подходил на роль императора. Но тут вспомнили, что Клавдий – брат Германика. Этого было достаточно, чтобы преторианцы отнесли его в свою казарму и там провозгласили императором. Сенат был поставлен перед свершившимся фактом и поднес Клавдию все ставшие уже обычными полномочия и титулы принцепса. Аврелий Виктор так описал восшествие на трон Клавдия: "Между тем, когда вооруженные воины стали по предписанию сената преследовать всех из рода цезарей и даже особ женского пола, а также всех их близких, один уроженец Эпира из когорт, которые осадили все выходы из Палатинского дворца, обнаружил спрятавшегося в постыдном месте Тиберия Клавдия. Он извлек его оттуда и, обратившись к товарищам, крикнул им: "Если вы благоразумны, то вот вам принцепс". Так началось долгое и достаточно успешное правление императора Клавдия. И при всей кажущейся прозаичности оно вызывает несколько вопросов. Первый – сам факт восшествия на престол столь незначительной, как может показаться на первый взгляд, фигуры. Действительно странно, ведь, если разобраться, Клавдий, приходившийся родным дядей Калигуле, должен был разделить участь последнего. Ведь не дрогнула же рука убийцы, когда он зарезал жену императора и размозжил голову его маленькой дочери. А Клавдия пощадили, хотя, как известно, он сопровождал Калигулу, направляющегося на обед. И не только пощадили, но и провозгласили новым императором, предварительно найдя его плачущим и трясущимся в дальнем углу за портьерой. Почему? Трудно удовлетвориться свидетельствами древних историков, указывавших на то, что Клавдий был настолько никчемен и безопасен, что убийцы попросту не обратили на него внимания, в то время как планомерно вырезали всех родственников Калигулы "от мала до велика". А провозглашение его императором кажется на этом фоне просто нонсенсом. Но если сопоставить все факты, предшествующие убийству Калигулы: поведение Клавдия во время издевательских выходок племянника, старательно симулируемое слабоумие и последующее правление, которое по праву считается одним из наиболее блестящих с момента смерти Августа, вплоть до воцарения Веспасиана, то напрашивается вывод: Клавдий, возможно, сам стоял во главе заговора, а умело обставленное насильственное провозглашение его принцепсом было прекрасно срежиссированным спектаклем. Это провозглашение "помимо воли" стало прекрасным алиби Клавдию. Император опасался вполне возможных в будущем обвинений в убийстве родственников, а тем более в "цареубийстве". Чего только стоит его речь в римском сенате после провозглашения принцепсом. "Отцы основатели, если вы согласны с этим предложением (провозглашением его принцепсом), скажите это сразу, просто и по своему искреннему убеждению. Если вы не согласны с ними или знаете другие средства, сообщите это на данном заседании. Или, если вам нужен более длительный срок для размышления, – вы его получите, но помните, что когда вы будете снова созваны, вы должны будете проявить свое собственное мнение". Согласитесь, что эти слова никак не вяжутся с запуганным, туповатым и недалеким дядей Калигулы, которого преторианцы нашли дрожащим за портьерой. Вот так, загадочно, вступил на престол четвертый римский принцепс.
Итак, Тиберий Клавдий Нерон Друз Германик (так звучит его полное имя) вступил на престол в 41 году, будучи более 50 лет от роду, и правил до 54-го. Клавдий приходился родным племянником Тиберию и дядей Гаю Калигуле. Отец его, Друз Германик, был известным полководцем, а мать, Антония Младшая, дочерью триумвира Марка Антония и племянницей Августа. Историю его жизни нам поведал все тот же Гай Светоний Транквилл, который не был к императору снисходительным и не нашел для Клавдия теплых слов.
"В течение всего детства и юности Клавдий страдал долгими и затяжными болезнями, от которых так ослабел умом и телом, что в совершенных летах считался неспособным ни к каким общественным или частным делам. Даже после того как он вышел из-под опеки, он еще долго оставался в чужой власти и под присмотром дядьки. Правда, в науках он с юных лет обнаруживал незаурядное усердие и не раз даже издавал свои опыты в той или иной области; но и этим не мог он ни добиться уважения, ни внушить надежды на лучшее свое будущее. Бабка его, Ливия, всегда относилась к нему с глубочайшим презрением, разговаривала с ним очень редко и даже замечания ему делала или в коротких и резких записках, или через рабов. Собственная мать, Антония, называла его уродом среди людей, которого природа начала и не кончила, и, желая укорить кого-нибудь в тупоумии, говорила: "глупей моего Клавдия". Август прямо выражал сомнения в его умственной полноценности и долго колебался: допустить ли ему Клавдия к прохождению должностей или сразу махнуть на него рукой. Наконец он отстранил его от всех должностей, кроме авгурства".
Однако было ли все это достаточной причиной считать Клавдия чуть ли не слабоумным? Ведь и высказывания Антонии об извращенности юного Калигулы вызывают сомнения.
Оценки матери, естественно, быстро разнеслись по всему Риму. Знал о них и Клавдий. Он чувствовал на себе презрение семьи и насмешки римлян, и потому стал робким и, что немаловажно, скрытным. Разумеется, эта скрытность тоже стала предметом для дополнительных пересудов: ее считали чудачеством, отсталостью и т. п. Но эта суровая школа жизни пришлась ему очень кстати во времена правления своих неуравновешенных родственников Тиберия и Калигулы.
Тиберий оставил решение Августа в отношении Клавдия в силе и, даровав племяннику знаки консульского достоинства, не допускал его к исполнению каких-либо должностей. Клавдий, удалившись от всяких дел, проводил время то в садах, то в загородном доме и имел дурную славу игрока и пьяницы. Только в 37 году, в правление Гая Калигулы, своего племянника, когда тот, придя к власти, заискиваниями старался приобрести себе добрую славу, он был допущен к высоким должностям и два месяца разделял с Калигулой консульство. Назначено было ему и второе консульство через три года. Но и это не избавило его от оскорблений, причем Калигула сам подал тому пример, всячески издеваясь над Клавдием на своих пирах. Под конец он вообще разорил дядю, заставив купить за восемь миллионов сестерциев должность жреца при собственном культе, а когда Клавдий не смог расплатиться с долгами, пустил его имущество с торгов.
Неуклюжий, со смешной походкой, Клавдий был невероятно забывчив и рассеян. Всякий долгий труд его утомлял, так что он иногда засыпал во время судебного разбирательства или должен был делать перерыв, чтобы вздремнуть. Однако ему нельзя отказать в наличии здравого смысла. Многие его слова и поступки поражают взвешенностью, хотя, наряду с этим, он часто высказывал совершенно вздорные идеи. На досуге Клавдий предавался историко-антикварным изысканиям. Он написал "Автобиографию", "Историю этрусков", "Историю Карфагена", занимался реформой латинского алфавита, введя в него три новые буквы, и т. п. Учителем и другом Клавдия был выдающийся историк античности Тит Ливий. В первое время после своего воцарения Клавдий с энтузиазмом взялся за дела, но с возрастом его недостатки начали проявляться все сильнее; поэтому фактически за него стали править другие. Бесспорной заслугой императора было то, что он подобрал себе способных помощников и не мешал им. Этими помощниками были вольноотпущенники Каллист, выдвинувшийся еще при Калигуле, Нарцисс, Паллас и Полибий.