– Нет, Анн, – пробормотал он.
– Лоран, умоляю тебя!
Склонившись над ним, она покрыла его влажные веки, заросшие щеки, тяжело дышащие губы мелкими, порхающими, словно бабочка, поцелуями. Он простонал:
– Анн, так ты меня любишь? Это правда? Если бы ты знала!.. Когда тебя нет рядом, меня со всех сторон окружает страх… Мне начинает казаться, что я теряю тебя, и ты уже никогда больше не вернешься…
– Пойдем.
– Со мной все кончено.
Лоран послушно поднялся с кровати, Анн побросала в сумку что-то из его одежды. Они вышли из комнаты. Анн спускалась по лестнице первой, время от времени оглядываясь. Лоран шел за ней, понурив голову, словно пленник.
Кухня была пуста. Анн прошла к двери в гостиную. Из глубины комнаты донесся голос отца:
– Это ты, Анн?
– Да, – ответила она, – я вернулась.
И проводила Лорана в комнатку в дальней части квартиры. Он упал на кровать навзничь. Глаза уставились в потолок, верхняя губа задрожала. Он снова заплакал. Анн присела рядом на край матраса.
– Тебе здесь будет лучше, – сказала она.
– Да, да… – отозвался он сквозь всхлипы.
Однако при этом не посмотрел на нее даже краешком глаза – какая-то печальная мысль завладела им. Анн тоже молчала и думала. Позвать врача? Но лечиться ему нужно не таблетками, ему может теперь помочь только она. Разве ей не удалось пристроить его в "Гастель"? Грузчик – это, конечно, не профессия, Лоран прав. На этой жалкой работе он и надорвался, морально и физически. Она заставит его ходить на вечерние курсы в школу декоративного искусства. Он сдаст экзамены. Станет иллюстратором и однажды окажется за одним рабочим столом с нею. Как Каролю и Бруно. Да, это ему по силам! Главное – не загонять, а осторожно и незаметно направлять туда, куда ей хотелось его привести. На память пришли слова мсье Куртуа: расширяющиеся перспективы, новая доля ответственности. Это ли не дополнительный шанс взять Лорана к себе в отдел? Прилив радости смыл налет беспокойства. Она мягко погладила волосы Лорана. Юноша понемногу успокоился, дыхание его выровнялось. Она сходила на кухню и вернулась с сэндвичем и стаканом молока. Лоран ни к чему не притронулся. Она оставила сэндвич и молоко на столике. Со стороны это выглядело как паек пойманной лисице. Он поест и попьет, когда она этого не сможет увидеть.
– Лоран, может, ты ляжешь?
– Не хочу я спать, – ответил он.
Но веки его двигались, а сам он словно впал в беспамятство. Голова запрокинута, шея оголена. Не уснул ли он? Нет. Глаза широко открыты, только потухший взгляд ничего не выражает. Она долго смотрела на разметавшееся тело со свесившимися в пустоту ногами. Сердце в груди Анн сжалось. Она осторожно вышла из комнаты и в гостиной обнаружила отца.
Пьер опустил газету и устремил на Анн вопрошающий взгляд.
– Я решила сдать Лорану нашу маленькую заднюю комнатку, – заявила она. – Наверху действительно очень плохо. Отопления нет, раковина засорена…
Произнося эти слова, она спрашивала себя, зачем она пытается оправдываться перед отцом. Она ни перед кем не обязана отчитываться.
– Да, да, очень хорошо, – неопределенно буркнул Пьер. И снова уткнулся в газету.
– Что хорошо? – спросила она.
В ее голосе прозвучала нотка вызова. Пьер поднял к ней лицо провинившегося стареющего дитя.
– Что Лоран поживет у нас, – ответил он.
– Ты действительно так думаешь? Или разыгрываешь комедию?
– Нет, почему?
– Ты никогда не задавал себе вопросов обо мне и Лоране?
От испуга его глаза стали круглыми, словно нарисованными.
– Какие вопросы ты хотела бы услышать?
Анн глубоко вздохнула, довольная тем, что он ничего не подозревал. Наконец-то, после стольких месяцев беспроглядной мглы, у нее наступил ясный день. Она пристально посмотрела отцу в глаза и сказала:
– Ты, конечно же, ни о чем не догадываешься, папа! Ты до сих пор не понял, что я люблю и что меня любят!
Он вздрогнул:
– Ты не сможешь переделать свою жизнь с этим юношей.
– Переделать жизнь, сделать жизнь! Ни с кем жизнь не делают!
– Я свою сделал с единственной женщиной – с твоей матерью, – произнес он с таким пафосом, будто стоял на подмостках.
– Ты и Мили – это было тридцать, нет, тридцать пять лет назад. В другую эпоху…
Он суетливо поддакнул:
– Да, конечно… Ты права… все изменилось с тех пор… – По его лицу пробежала тень какой-то мысли, и он добавил: – И все-таки – как же Луиза?..
– А что Луизе до моей жизни? – закричала Анн. – Если она чем-то недовольна, мы выставим ее и возьмем на ее место кого-нибудь другого!
– О нет, не выгоняй ее! Мы к ней так привыкли.
– Правильно, именно привыкли, но нужно уметь менять привычки!
Казалось, справедливость последнего замечания задела Пьера за живое. Он внимательно, с неподдельным испугом и восхищением посмотрел на дочь. Как будто на его глазах она без всяких усилий передвинула тяжелый предмет. Он поднялся, отбросил газету и заговорил вдруг с неоправданной экзальтацией. Глаза сверкали, слова во рту теснились, не уступая друг другу очередь на выход:
– Верно… Временами нужны жизненные перемены… Изменить все сверху донизу… Прошлое не должно мешать настоящему… Невозможно идти вперед, постоянно огладываясь назад…
Она удивленно выслушивала его одобрительное старческое подстрекательство. В который раз он понял все совершенно не так, совсем наоборот, и высказался напыщенно и запутанно. Подавленная и погрустневшая, она тихо сказала:
– Да, да, папа…
Закончилось все тем, что он умолк, сел в кресло и уткнулся в газету. И она отправилась на поиск бутылки с белым вином и пары стаканов. Налила ему, плеснула себе.
– Меня очень огорчает, папа, что ты ничем не занят, – подытожила она. – Неважно, чем. Любая работа, лишь бы она отбирала у тебя несколько часов в день. Ты с утра до вечера бродишь по дому. Для этого ты еще слишком молод. Ты хотя бы по объявлениям поискал.
– Но ты ведь знаешь, что я просматриваю их уже больше года, – жалостливо возразил он. – Столько раз мы уже об этом говорили.
Он отпил вина и продолжал:
– В общем-то, было тут одно предложение, на несколько месяцев. В магазинчике Коломбье… Мадам Жиродэ ищет кого-нибудь, кто смог бы сделать опись ее фондов… Может, это как раз то, что помогло бы мне вернуться к работе. Бедняжка, ревматические боли в суставах не позволяют ей вести дела. Жалованье, правда, невелико.
– Во всяком случае, это лучше, чем ничего, – заметила Анн. – И ты отказался?
– Я не сказал ни да, ни нет.
– Почему ты мне об этом не рассказал? Надеюсь, что согласиться еще не поздно. Это было бы для тебя весьма кстати.
Он словно расцвел, глаза стали голубыми-голубыми.
– Да-да, – сказал он, – эта работа по моей части.
– И, может, потом тебе удастся найти что-то похожее в другом книжном магазине.
– Вот и отлично! Я иду к мадам Жиродэ.
– Лучше уж завтра.
– Ну конечно же, лучше завтра!
Он допил свой стакан и поставил его на столик. Анн предложила ему второй, сопротивляться он не стал.
Когда Анн собралась уходить – нужно было проведать Лорана, посмотреть, что с ним, – то услышала ласковый голос Пьера:
– Анн, малышка моя, то, что ты мне рассказала… все это так непросто.
– Ты о чем?
– Ты и Лоран… Он так молод, и потом – он же в подвешенном состоянии.
– Верно, папа, – ответила она, – ему нужна помощь, наша помощь. – Она помедлила и добавила: – Видишь ли, мсье Куртуа сообщил, что с апреля месяца мне придется взять на себя управление и рекламным отделом.
20
Элен занималась каким-то нерешительным клиентом.
В задней комнатке остывал чай.
Пьер пригубил свою чашку.
По его расчетам, работы оставалось на месяц, или чуть больше, если не спешить. Он не жалел, что после инцидента на прошлой неделе вернулся в книжный магазинчик. С Элен все было так просто – она встретила его без единого слова упрека. У них с Пьером вновь завязались нежные дружеские беседы.
Она попросила, чтобы он рассказал ей об Эмильен. И вчера Пьер показал ей три фотографии, которые постоянно хранил в бумажнике. Прижавшись к нему, она рассматривала изображения, ставшие частичками вечности, и увлеченно слушала: Эмильен в Салланше, в тридцать восьмом году; Эмильен в Париже во время оккупации, совсем тоненькая; Эмильен с ним в Довилле ближе к пятидесятому, на берегу моря. Она в открытом купальнике, он в плавках.
– Она была очень красивой, – заметила Элен задумчиво. – И вы тоже великолепны, настоящий атлет. Но мне вы больше нравитесь теперешний.
Пьеру подумалось, что он не забудет этот непринужденно прозвучавший комплимент до конца своей жизни. Она, похоже, не догадывалась, насколько важным было для него любое произнесенное ею слово.
Клиент наконец ушел, она вернулась, и в комнатке будто бы стало светлее. Она уселась рядом с Пьером и весело сообщила:
– Он так ничего и не купил. На чем мы остановились?
Они вернулись к прерванному занятию. На стуле их ожидала кипа книг. Элен брала любую, наугад, открывала и зачитывала название, затем передавала томик Пьеру. Тот старательно заполнял карточку. Движение пера – имя автора записано. Порой добавлялось несколько пояснительных слов: "Сорок восемь забавных фигурок в военной форме как иллюстрация приемов обращения с оружием", или "Старинный переплет, от которого остался один корешок. Причем обложки срезаны аккуратно". Писал он в очках. Перо элегантно скользило по глянцевой поверхности карточки. Элен дышала ему почти в самое ухо, позвякивали ее браслеты.
– А, вот она, эта романтическая книжечка, обожаю ее, – воскликнула Элен. – "Королевы Франции" – в ней столько прекрасных гравюр, посмотрите!
Зазвонил телефон. Элен поспешила в торговый зал. Спустя какое-то время Пьер услышал, как она вскрикнула:
– О боже! Как она себя чувствует?.. Да, да, немедленно.
Вернулась она совершенно подавленной.
– У тети только что был обморок.
– Мадам Жиродэ?
– Да. Позвонила мадам Фавр, одна из ее приятельниц. С минуты на минуту должен подъехать врач. Мне нужно туда.
– Как жаль, – сказал Пьер. – В таком случае, я тоже ухожу.
– Нет-нет, останьтесь!
– А если вы не вернетесь…
– Я обязательно вернусь, нужно закрыть магазин.
– Так мне что, продолжать без вас?
– Конечно, и не обижайтесь, что я вот так вас покидаю.
Пьер смотрел, как она с лихорадочной поспешностью надевает пальто, берет сумку. Он вдруг оказался совершенно один, окруженный книгами, и его охватило смятение. Он не мог работать без Элен. В пустом магазинчике он чувствовал себя не в своей тарелке. Пьер полистал один томик, но руки были не его, а взломщика. Он с трудом разобрал надпись на обложке.
Над входной дверью раздался тихий перезвон. Вошел посетитель, чего Пьер боялся как раз больше всего. Он засомневался, выходить ли ему вообще. Клиент покашлял.
Пьер выбрался из своего убежища. Перед ним оказался высокий мужчина лет сорока, с зонтиком в руке.
– Нет ли у вас чего-нибудь о замке Конфлан?
Пьер задумался. Вопрос его оживил. Он передвинул лестницу к нужной полке, вскарабкался наверх и немного там покопался. Да, он не ошибся.
– Вы можете найти некоторые ссылки во втором издании "Предместий Парижа" Жоржа Кэна. Достать вам эту книгу?
Клиенту, казалось, это весьма понравилось. Он поинтересовался, что еще можно почитать о замке в Рамбуйе, и Пьер порекомендовал ему книгу Ленотра. Цены были указаны на последних страничках. Клиент расплатился, поблагодарил и вышел.
Пьер разложил вырученные деньги по ящичкам кассы и вернулся к своим карточкам. Он был горд собой. Пустота магазинчика его больше не пугала. В шесть часов от работы его оторвал телефонный звонок. В трубке он услышал надломленный голос Элен:
– Это ужасно, Пьер! Она умерла!
Ему чуть было не стало плохо, и он сдавленным голосом спросил:
– Элен, дорогая моя Элен… Как это случилось?
– Сердце.
– А с виду она была еще так крепка.
– Да… Какое горе! Я с ней виделась позавчера, она так хорошо выглядела…
– Я могу вам чем-то помочь, Элен?
Он услыхал ее вздох, будто совсем рядом.
– Спасибо, Пьер, – ответила она. – Сейчас ничем. Алло… алло!.. Да, сможете. Я не смогу сегодня вернуться в магазин. Так вот, я прошу вас его закрыть.
Пьеру стало не по себе.
– Я не сумею…
– Это очень просто. Связка ключей – в шкафчике слева от кассы. Закройте служебную дверь маленьким ключом и на две задвижки. От входной двери ключ большой. А решетку дерните хорошенько и закройте на средний ключ. Вы не ошибетесь.
– Хорошо, а ключи – с ними что мне делать?
– Оставьте у себя.
– Я верну их завтра.
– Завтра я не смогу с вами увидеться, мне придется тут всем этим заниматься.
– Вам есть кому помочь?
– Хотите, чтобы я вам позвонила?
– Да, – сказал Пьер. – Позвоните завтра утром домой, часов в девять.
В груди у него нарастал огненный вал, и он тихо выдохнул:
– Я все время думаю о вас, Элен.
Вал обрушился. Глаза, казалось, заволокло туманной пеленой. Он повесил трубку, машинально разложил в алфавитном порядке карточки. Уходить из магазинчика не было ни малейшего желания. Здесь, в его четырех стенах, он, как нигде более, ощущал рядом с собой Элен.
Часам к семи он наконец решился все запереть. Ключи оказались на месте. Полученные инструкции он исполнил буквально. Решетка, поначалу расправляться не желая, немного поскрипела, но в итоге он справился и с этой железякой. "Прохожие, – думал он, – наверное, принимают меня за хозяина, который много лет занимается привычным делом".
Придя домой, он ощутил присутствие Анн и Лорана. Дверь в ванную была распахнута настежь. Прямо на пороге Пьер застыл в изумлении – там, стоя в душе голышом, яростно мылился Лоран.
– Извините меня, – пробормотал Пьер.
Он прикрыл дверь и пошел мыть руки на кухню. Анн разбиралась с температурой духового шкафа, откуда исходил сладковатый запах теста.
– Пахнет вкусно, – заметил Пьер – Что ты готовишь?
– Я у итальянцев купила пиццу.
Они налили белого вина.
Вошел Лоран – босой и с мокрой головой, в брюках и пуловере. Набрал полный стакан водопроводной воды и удалился в гостиную. Чуть погодя оттуда послышалась легкая, победоносная музыка. Играла пластинка, что-то из Брамса. Что именно, Пьер угадать не мог.
– Как твоя работа, папа? Все нормально? – поинтересовалась Анн.
– Да, – ответил он, – и очень интересно. – Секунду-другую помедлив, он добавил: – К несчастью, мадам Жиродэ уже несколько дней не появляется. Она очень больна.
– Что с ней?
– Сердце… Ты же знаешь, в ее возрасте…
Сказать сразу, что мадам Жиродэ умерла, он не решился. "Прежде чем говорить об этом Анн, следует обо всем посоветоваться с Элен, – подумал он. – Что теперь будет после смерти владельца с магазином? Сможет ли Элен им заниматься? И что будет со мной? Не закончится ли на этом их чудное сотрудничество? Их спокойная работа с глазу на глаз, понимание друг друга с полуслова и дивный язык взглядов, их благоразумие, стоившее всех мыслимых наслаждений вместе взятых?"
У него запершило в горле, музыка Брамса лишь усиливало тоску.
– Раз мадам Жиродэ заболела, магазином, наверное, теперь заправляет мадам Редан? – спросила Анн, взяв тряпку, чтобы открыть дверцу духовки.
– Практически да, – уклончиво ответил Пьер.
– И ты работаешь сейчас с ней?
– Нет, я сижу в задней комнате, занимаюсь своим делом в одиночестве.
Он испугался, что Анн замучает его расспросами. Но она вскрикнула:
– Тьфу, я обожглась!
Затем достала пиццу и положила ее на блюдо. О мадам Редан она, похоже, забыла, и Пьер облегченно вздохнул.
Сели за стол. К итальянцам Анн ходила, думая, конечно же, о Лоране. Пока она резала пиццу, Лоран достал из кармана целую пачку бумажек по сто франков и положил их рядом с тарелкой Анн.
– Что это? – спросила она.
– Мое жалование, – ответил Лоран.
– И что я должна, по-твоему, с ним делать?
– Не знаю, а я?
Она пожала плечами:
– Это твои деньги, Лоран.
– Они мне не нужны.
– Ты работаешь и не получаешь удовольствия от конечного результата?
– Нет.
– Я никогда тебя не пойму, – сказала она. Лоран бросил в ее сторону взгляд, полный любовной злости.
– Знаю, Анн, – тихо ответил он, – ты мне об этом говорила тысячу раз.
В тарелки накладывали сами, по очереди. Пицца припахивала горелым. Пьер съел два куска и понял, что больше не одолеет, желудок сопротивлялся. Лоран к своему куску едва притронулся. Анн смотрела на него с отчаянием. Еще эти лежащие перед ней мятые деньги.
– Лоран, не будь ребенком, забери их, – попросила она.
– У меня нет бумажника, – ответил он, – я их потеряю.
И щелчком отправил деньги к тарелке Анн. Она собрала их и со злостью так комком и сунула в карман своей рубашки. Ужин продолжился в тишине.
Пьер спрашивал себя, какие чувства питает его дочь к этому юноше со столь странными манерами. То, что к ней привязался Лоран, – это нормально. В компании с ней он себя чувствовал в безопасности, был окружен нежностью и заботой. Он не упускал случая быть обласканным и позволял себе капризничать. Но она-то – что нашла в нем она? Не смогла стать женщиной с Марком, так превратилась в мать для Лорана? Выходит, по сути, она не столько уж и нуждалась в каком-нибудь мужчине, сколько по жизни ей не хватало дитя. Он выпил большой стакан вина. Анн поднялась, едва закончился ужин:
– Спокойной ночи, папа.
Он с удивлением посмотрел на нее:
– Разве телевизор сегодня смотреть не будем?
– Тебе я его смотреть не мешаю, а я устала.
Она поцеловала его и вышла, не взглянув на Лорана. Тот сидел, откинувшись на спинку стула, и постукивал кончиками пальцев по столу. Затем, спохватившись, тоже вскочил:
– Спокойной ночи, Пьер.
– И вы не задержитесь? Хотя бы на пять минут?
– Нет, я тоже устал.
– Ну что ж, спокойной ночи.
Оставшись один, Пьер слушал, как удаляются его шаги. Открылась и закрылась дверь в комнату Анн. Он представил их в постели, и эта мысль обожгла его. Немыслимо! Краска залила его щеки.
Он рассеянно включил телевизор. Без звука, только изображение. Повернувшись к призрачному экрану, он сказал самому себе: "Нужно бы позвонить Элен". Но побоялся, что Анн услышит его и придется опять объясняться. И лгать, снова лгать.
Связанный по рукам и ногам, он в отчаянии думал о пространстве, разделявшем его с уязвленным и несчастным другом. Встреча со смертью для такой чувствительной женщины, как она, – очень тяжелое испытание. Лицом к лицу с пустотой. А эти скорбные формальности! Элен теперь одна, и ей не на кого опереться.
Он повернул ручку звука. Голоса взрывом заполнили комнату. Два политика – один от большинства, другой от оппозиции – вцепились друг в друга по проблемам налогообложения.