Русская война: дилемма Кутузова Сталина - Лев Исаков 29 стр.


Глава 12. …лишь гений Гения провидит!

Надо отдать должное Наполеону – он сразу заметил многие особенности Бородинской позиции и применился к ним с большим искусством. Вопреки Ф. Энгельсу, из-за бороды маститого мыслителя которого в данном случае высовывается долговязый "фендрик" прусской гвардейской артиллерии, он дал ей высокую оценку, определив как "неудобную" для французской стороны, что можно истолковать как похвалу тактическому чутью и глазомеру русского главнокомандующего.

Признав достоинство дугообразного фронта русских и невозможность наличными силами связать всю его линию, он с большим остроумием решает и не делать этого в отношении той части позиции, которая недоступна прямой атаке, т. е. всего их правого фланга, и, как следствие, сохранение единства своих сил, которые переводятся в состав одной группы войск, на правый берег Колочи, оставив на левом только часть сил корпуса Е. Богарнэ для поддержания действий против русского центра около Бородино и кавалерийскую дивизию Орнано для "освещения" местности по Левобережью перед русской позицией. Само решение выглядело крайне смелым, почти на грани благоразумия и сулило большие неприятности, если русские сами форсируют Колочу и нанесут удар по Богарнэ и Орнано, но император– полководец принимал в расчет, что попытка такого движения ставит русских в положение равной разделённости по берегам Колочи с ним, и могла быть парирована одновременным отделением и переводом части французских войск с правого берега на левый, при условии что им какое-то время придется вести встречный бой – ориентировочно по рубежу Войны – без артиллерии, затрудненной переправой, на что было резонное возражение, что русские будут также связаны своей переправой через более трудный участок Колочи. Наличие большой массы стратегической конницы (4 корпуса Мюрата) позволяли осуществить этот маневр быстро и связать русское продвижение до подхода тяжелых войск, а там равноценный бой по обеим берегам реки… Грузом этого решения, кроме 2-го начальника, которого придется наскоро подыскать среди подмятого им генералитета, являлось постоянное сохранение резерва последнего срока до тех пор, пока все наличные русские силы не будут связаны боем, иначе появление даже некрупной активной военной массы русских на Новой Смоленской дороге ставит французскую армию в катастрофическое, в лучшем случае тяжелейшее положение, и кроме как отхода по Старой Смоленской дороге, который сам по себе равносилен поражению – ничего не сулит; но такое связывание совершенно невозможно, поэтому не менее 12–15 % лучшей боевой массы французской стороны лягут мертвым грузом недвижимого резерва…

Оценивая это решение, нельзя не восхищаться красоте, логичности, увязанности всего замысла французского военачальника – оно было не просто талантливо, оно было единственное, открывавшее перспективу, позволявшее создать необходимое превосходство в силах на ударном правом фланге французской стороны, правда временное, пока русские не обнаружат концентрации всех сил завоевателя против 2-й армии, и не парируют ее "сдваиванием крыльев" на фронте Багратиона или мощным натиском через Колочу, – во всяком случае разгром Багратиона должен быть предельно быстрым, строго говоря французский полководец должен был уложиться в 3 часа, за пределами этого срока массовое появление войск русского правого фланга на фронте Багратиона становилось неотвратимым, а Наполеон, бравировавший пренебрежением к русскому генералитету, русскому солдату всегда отдавал должное.

Внешние условия для этого выглядели вдохновляюще, построенная одним монолитом против русского левого фланга французская громада – такого никогда не было ни до, ни после, французское построение при Бородино, это в сущности Орденская "свинья" 1242 года, перенесенная в 19 век, – и в ответ на лингвистические упражнения Троицкого во французском языке следует заметить, разоблачаемые и исправляемые им слова Наполеона "Московское сражение то, где затрачены наибольшие усилия и одержан наименьший успех" СОВЕРШЕННО СПРАВЕДЛИВЫ ФАКТИЧЕСКИ, если он сказал нечто иное, снимающее эту исключительность, что ж, значит мы в очередной раз переоцениваем его, по предельной концентрации ВСЕЙ армии к одному участку фронта Бородино не "одно из тех", как строит перевод Троцкий, а ЕДИНСТВЕННО-НЕПОВТОРИМОЕ, это был бой удава с кабаном, буравящим рылом навиваемые кольца – и имея на фронте атаки 13 пехотных и 14 кавалерийских дивизий против раскрытых 7 и 2 у русских (в действительности 9 и 7) и большую часть артиллерии (свыше 500 орудий) следовало только эффективно, что подразумевало и весьма быстро, реализовать это превосходство.

И вот тут перед ним возникли серьезные и до конца не разрешенные трудности. Наполеон все же не смог единовременно оценить всего своеобразия неповторимой бородинской обстановки, небывало – новой даже в рамках его собственного решения, но имевшей кроме того и другие черты, например, внешне театрализированную сторону, которую сразу заметил Сегюр; и схематично счел свою задачу решенной по простому подсчету числа "больших батальонов" на фронте атаки, имея более чем двойное превосходство над русскими, на том и успокоился. Между тем задача оказалась значительно сложнее, выставленное количество войск было тактически избыточно и возрастающая масса пехоты и конницы уже не увеличивала пробивной силы атак на поле боя, а "повисала" около некоторого устойчивого показателя, значительно меньшего к их числу. Определив за 2 дня до основного сражения 26 августа (7 сентября), что артиллерия будет иметь существенно более высокое значение, он не подкрепил этот вывод соответствующей переорганизацией ударной группы, с 6 до 10 часов она состояла в порядке значимости родов войск из пехоты– кавалерии-артиллерии. Наращивание французских сил, их массирование на участке взлома русского фронта также происходило постепенно, по мере развертывания борьбы, ограничиваясь вначале "Ваграмскими мерками (корпус Макдональда – 8 тыс. + батарея Лористона – 100 орудий) между тем как ожесточенность и масштабы Бородино потребовали 5-х "Макдональдов" и 4-х "Лористонов". Лишь после 10 часов он добивайся превосходства в количестве, а к 11 часам и в огневой мощи созданной артиллерийской массы (400 орудий), непрерывно поражающей площадные цели русской стороны и ее малоподвижные, привязанные к ним строи – условия борьбы русской артиллерии к тому времени существенно ухудшились, она "вышла из-за солнца", была вынуждена переносить огонь с подвижного строя французской пехоты и конницы на артиллерию и наоборот, находясь в зоне прямого охвата атаками, под непрерывным жесточайшим артиллерийским, а зачастую и ружейным огнем.

Последним мастерским аккордом было осуществление Наполеоном огневого окаймления Курганной батареи сосредоточенным поражением из 160 орудий с севера, запада, юго-запада, создавшее неслыханную плотность накрытия площадной цели артиллерией и обеспечившего успех 3-й атаки и захват этого пункта, что собственно стало последним достижением французов. К 15 часам, когда русские в свою очередь осуществили массирование огневых средств наряду с людскими и сосредоточили 300 орудий при 10-тысячной боевой массе у Семеновского оврага против 200 орудий при 25-тысячной, и 192 орудия в центре против 160 у французов, наступление последних безнадежно выдыхается, меньше тактические плотности русских строев при возникшем огневом превосходстве становятся равноценными перенасыщенным французским; последние активные действия французской стороны – налеты конницы на каре гвардейской пехоты левого фланга собственно уже бессмысленны, это не боевые действия, а их завершающие судороги, какое-то объяснение им можно видеть только в стремлении преодолеть на большой скорости зону сплошного поражения русской артиллерией (400–100 метров).

Говоря в целом, следует признать, что найденное Наполеоном решение предусматривало только временный выход из положения, оно не связывало в своем развитии действий русского Главнокомандующего и по истечению обозримого срока утрачивало свою значимость, как только русская сторона произведет собственную перегруппировку людских и огневых средств, либо иным способом реализует незадействованность своего правого фланга; проводимое же не вполне осознанно, "на ощупь", т. е. с запозданием, в картине развития, что должно было служить уроком-наставлением и русской стороне, и при неучёте скрытых факторов русской позиции, оно могло бы и вообще не иметь особых последствий, если бы не просчеты Багратиона, обратившегося преимущественно к "ударному бою" и пехотным поддержкам.

Можно полагать два основания, повлиявшие на выбор такого образа боевых действий:

– общее недоверие к обороне как способу войны, типичное для военачальников ударно-наступательного стиля, приученных своей практикой к тому, что она "все равно сломается" и потому в случае ее необходимости для себя традиционно изобретающих "суррогатные" формы "активной обороны", преимущественно малоудачные, если нет большого пространства для маневра, что характерно например в 1941-44 гг. Для Н.Ф. Ватутина и как результат навлекло неблагоприятные последствия на руководимые им войска в начале Курской битвы в 1943 г.;

– П. И. Багратион яростно утверждал и утверждался в "неизбывногенеральном", всепоглощающем смысле предстоящего сражения, веру в конечную победу переносил на Бородинский бой – то, что отсюда пойдет "гон", а потому остановился на организации сражения, наиболее удобной для перехода от обороны к общему наступлению, не понимая, и не желая понимать Кутузова и принудительно навязывая ему свое представление о роли Бородино, виде и характере последующей компании, припирая к стенке выбором бескомпромиссно-смертельной схватки-дуэли, задающей уже и общую надрывно-эсхатологическую картину действий Русских Армий.

Свое умозрение он начинает понимать как единственно должное для всей армии, что допустимо только ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕМУ, и после ранения свое извинение М.Б. Барклаю-де-Толли за несправедливые нападки и подозрения, переданное запиской через адъютанта он завершает словами УБЫВАЮЩЕГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО своему ВОСПРЕЕМНИКУ "Теперь спасение Армии зависит только от ВАС".

Увы, НАСТОЯЩЕГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО АРМИЙ РОССИЙСКИХ, при многолетнем знакомстве с ним он понимал так же плохо как и Неприятель – НАВЯЗЫВАТЬ ЧТО-ЛИБО КУТУЗОВУ ПОСЛЕ АУСТЕРЛИЦА, ЭТО РЕЗАТЬ ВОДУ НОЖОМ…

Жаль 2-ю Армию…

В отечественной историографии установилась любопытная традиция выделять круг неприкасаемых полководцев-суворовцев, и все происходящее вокруг них сопоставлять с ними в случае успеха, или с привходящими обстоятельствами в случае неудач, и так как "Кутузов" и "Багратион" на положении 1-го и 2-го учеников включены в этот круг, то если 2-й требует подмоги у 1-го в 8 часов, и она на расстоянии 4–5 км приходит к 12, то виноваты дороги, и как-то забывается, что наша напасть двояка – там есть и "дураки"!

Тактическая плотность, созданная на участке Багратиона (13 тыс. войска на 1 км фронта) была достаточной для длительной обороны позиции, и Кутузов обеспокоился за свой левый фланг только получив крайне поразившее его известие, что Тучков раскрыт и подвергся атаке, о "стачке 3-х генералов" (русская генеральская свобода = самовольству) 2-а из которых погибли в тот же день, он так и не узнал едва ли не до 1813 года (свидетельство Щербины) и справедливо усматривая положение Багратиона по наличным силам прочным, именно к его левому флангу, не к Багратиону, а к Тучкову начинает крупные переброски войск, кроме очевидных забот о флангах какие-то свои замыслы заставляли его отделить туда перед боем лучшие после гвардии дивизии линейной пехоты (Строганова и Коновницына), потом поддержать их корпусом Багговута, и наконец, посылкой 3-х полков гвардии (Измайловского, Литовского, Финляндского), ставших опять левее "багратионовского фронта". Только отчаянное обращение герцога А. Вюртембергского, посланного на замену раненому Багратиону убедило его в невероятном, в относительно простых тактических условиях Багратион дал себя разбить, не потрудившись в них даже вчитаться. – … Не сады Нови, не кручи Паникса, не хляби Аустерлица… Поляна – что с нее взять! Уж мы пойдем ломить стеною…! – (Наполеоновская оценка – Багратион храбр, но глуп!) – после чего назначает сюда вместо герцога более значительного в его глазах Дохтурова, которому особо и давно доверял, например определив руководить обходом Мортье под Кремсом в 1805 году, в начале Бородинского дела державшего Центр дуги, ключ всей позиции, и перевод с которого последний вероятно немало ослабил, как уход начальника "с заботливостью дельного человека искавшего толику смысла в сумятице местного боя" (Ф. Глинка), и может быть косвенно привел к падению Курганской батареи, обстановку в районе которой приняли новые люди – ведь в финале 3-й атаки, когда оседлавшие батарею французы висели на волоске, русский контр-удар сорвался из-за того, что куда-то подевалась 1-я кирасирская дивизия Депрерадовича, в чем нервно и сбивчиво оправдывается Барклай (потерял-с!), что было совершенно невозможно при Дохтурове – а также обращается к неприятной реальности, левый фланг потрясен и надламывается…

…Известно, что в это время – около 12 часов дня – Кутузов единственный раз на продолжительный срок оставил оставил свой командный пункт у Татариново и выехал к позициям в район Горок, где поднявшись на холм, погрузился в глубокую задумчивость, не прерываемую даже зачастившими гранатами с французской стороны, заметившей появление блестящей офицерской кавалькады – что он увидел отсюда?

…Фронт Багратиона сбит и остатки его армии, яростно огрызаясь, отходят на Северо-Восток к Семёновской (Коновницын), а то и, перемахнув через Семёновский овраг, бегут на Восток (тыловые части корпуса Бороздина); противник получил выгодную артиллерийскую позицию для огневого поражения левого фланга русских на большую глубину; в то же время скрытые возможности позиции – а он их знает досконально, не как артиллерийский "ломовик" Бонапарт, как инженер и сын инженера, памятуя каждый взгорбок, низину, узость, поворот крутизны – те невидимые "плюсики", что цепляются, трутся, путаются и слагаясь, непрерывно разрушают наступающие боевые порядки, они уже начинают сминать французский строй: неприятельская конница крутится вдоль оврага в поисках доступных спусков и подъёмов; пехота застряла у кромки обрыва, артиллерия только-только оглашает себя издалёка – толи у французов что-то не получается с организацией ударного кулака, толи нет полной решимости… Пока это не противник!

…Все полевые корпуса Великой Армии видны на линии огня, втянулись в бой, осталась незадействованной только Гвардия (18 тыс. от 133) – сама обстановка диктует меры, близкие его предшествующей практике: быстро развернуть подвижную кавалерийскую группу для операций по Левобережью Колочи, благо обсервационные корпуса Уварова и Платова уже там с 10 часов (и этого в канун полдня 26/7/1812 ещё никто не знает, а два столетия после никак не понимают – РЕЙД УВАРОВА-ПЛАТОВА начавшийся в 10 часов НИКАК НЕ МОЖЕТ БЫТЬ СВЯЗАН с отходом 2-й армии в 12.), а драгуны Крейца и Корфа "случайно" стоят рядом с переправами… И одновременно усиливая ударный кулак у Горок-Князьково переводом к нему 2-х пехотных корпусов отдела Милорадовича, время для этого ещё есть – русским даже выгоднее не торопиться со своей атакой, выждать, пока французы удалятся от Багратионовых флешей за пределы абриса, в котором их артиллерия, пока только устанавливаемая на Высоте-200 имеет превосходство над русской, расположенной ниже по правой стороне Семёновского оврага; и кстати этим "промедлением" пособить Наполеону решиться "спустить" Гвардию на внешне разваливающийся русский Левый фланг от Семёновской до Утицы…

…А тогда – удар Гвардии Лаврова и пехоты Остермана, а с ними Гвардейской кавалерии(Какие полки: Кавалергардский, Орденский Конногвардейский.) и кирасир Депрерадовича влево по понижающемуся склону и стремительный натиск по Левобережью 4 – мя корпусами Уварова, Платова, Крейца и Корфа к Новой Смоленской дороге, поддержанный атакой корпуса Дохтурова на Богарнэ по Правобержью долиной Колочи – это уже грозно!

Кутузов же поступил странно, и гениально и посредственно, понимай как хочешь – он вообще проигнорировал угрозу наполеоновского удара от Багратионовых флешей в глубь русской позиции: когда адъютанты схвативши за узду его покойного мерина насильно свезли Главнокомандующего с опасного места, он только распорядился перевести к Семёновскому оврагу, левее остатков 2-й армии 3 полка гвардейской пехоты, которые в случае решительного удара французов в этом пункте сами по себе не могли сыграть особой роли, но означили распыление ударных частей резерва. Уваров и Платов были спущены до "диверсии" лишением дополнительного усиления более тяжёлыми компонентами. Милорадовичу велено было развернуть войска от Горок до правого фланга 2-й армии, принятой Дохтуровым. Полновесный "ответ" рассыпали ворохом "местных крючков", которые царапали, рвали, бесили неприятеля, но не убивали – и в то же время что-то скрывали и покрывали.

Посылая заведомо недостаточные силы к Семёновскому оврагу, Кутузов определённо демонстрировал неверие в решительную атаку Наполеона от Высоты-200 на Восток и Северо-Восток и это замечательная прозорливость: Барклай-де-Толли, Даву, Энгельс и другие вплоть до КОЛЛЕКТИВНЫХ АВТОРОВ европейских изданий последних десятилетий именно здесь видят утерянной ключ сражения, все, кроме Наполеона и Кутузова. – Но зачем их было тогда вообще посылать? Не сыскалось 3-х других пехотных полков среди 24-х прочих в 2-х корпусах Правого фланга, стоявших в 2–3 линии в избыточной тактической плотности, заткнуть временно образовавшуюся дыру?

…Или означал противнику, что ВЕРИТ в такое развитие, и не имея резервов, рвёт уже и Гвардию? Заслонял блеском её мундиров готовые пролиться серые потоки армейских корпусов Правого фланга? Или ещё что-то, для чего надо было показать крайнюю резервную "оголённость"…

Придвигая два корпуса к Центру, Кутузов определённо обнаруживал предвидения главного развития событий в районе Курганной батареи, но вместо разрушения французского удара – а он очевиден, по охватывающей дуге от Бородино до Семёновской, при решающей роли крыльев – просто срезает этот выступ линией войск, разворачиваемых от Горок до Семёновской, не "парируя", а "заслоняясь" от этой угрозы; и отчасти сбрасывая со счёту и саму батарею, всё более опасно изолируемую… При этом как-то преждевременно раскрывается – стоило ли препятствовать наполеоновскому "захождению гвардией", уже начавшей выдвигаться (Молодая гвардия) к Курганной батарее, рейдом Уварова-Платова? Ведь батарея всё равно падёт, а далее не менее чем часовой перерыв, пока французы переведут свои батареи к Горецкому оврагу. В условиях, когда в исполинской схватке с Багратионом – и низкий поклон ему и 2-й армии за это – Бонапарт задействовал весь наличный состав своей армии кроме Гвардии, а у Кутузова остались сверх Гвардейского корпуса ещё 2 пехотных и 4 кавалерийских в Отделе Милорадовича, лучше и весомее для сражения было вообще их придержать даже ценой существенных позиционных потерь, пока Наполеон не пожертвует Гвардией, а тогда делай, что хочешь, и тот же рейд Уварова-Платова становится едва ли не катастрофическим… Вопреки этому Кутузов всё время переводит сражение из разряда беспощадно-решительных в тягуче-неопределённые; иногда преждевременными действиями уведомляя неприятеля, что того ожидает в случае переступления черты, проведённой русским Главнокомандующим. Две армии рвутся вцепиться друг в друга мёртвой хваткой – вместо этого разворачивается чисто русская игра в "поддавки", никому кроме басков в Европе неизвестная; и всё глубже затягивающая в себя и Наполеона.

Назад Дальше