Генри нравилось упорство его предков, их стремление к красоте, которой можно не только любоваться, но и пользоваться. В тюдоровские и елизаветинские времена, в XV-XVII веках, вошли в моду сады вокруг усадеб и загородных дворцов, и в них, между клумбами с цветами, прокладывались травяные дорожки. А для игры в кегли травой засевали холмы, с которых открывался радующий сердце вид на великолепие богатых усадеб.
Дед Генри, ныне уже покойный, рассказывал внуку, что прежде были газоны не только из травы. Встречались и прелестные ромашковые газоны. А в начале XVII века появился вызывающий зависть садоводов всего мира английский газон с низко стриженной травой. Трудно сказать, кто именно был "изобретателем" английского газона, но в числе его рьяных пропагандистов называют Фрэнсиса Бэкона, который считал, что нет ничего более приятного для глаз, чем низко стриженная густая зеленая трава.
Генри Мизерби не стал бы спорить с философом. Более того, всякий раз, прогуливаясь по Гайд-парку или по Сент-Джеймс-парку - да по любому общедоступному лондонскому парку, - он с благодарностью вспоминал его имя, тем более что по преданию его семейство состоит в отдаленном родстве с философом. И уж конечно, все поместья, принадлежащие роду Мизерби, украшают прекрасные газоны.
Бат - городок, почти круглый год осаждаемый туристами. Отсюда никто не уезжает, не побывав в банях-термах, оставшихся от римлян-завоевателей. Отсюда непременно увозят размноженные типографским способом оттиски гравюры с изображением мостика, сохранившегося со времен римского владычества. Все эти достопримечательности приносят немалые выгоды городу, но, пожалуй, делают жизнь его обитателей несколько беспокойной.
Дом в Бате не принадлежал к числу самых любимых домов семейства Мизерби. Но Генри придется жить именно здесь, в этом трехэтажном доме с толстыми каменными стенами.
Придется... Необходимо... Обязательно... Слова, не допускающие возражений или споров. Они хорошо известны людям с большим достатком. Как глубоко ошибаются бедняки, считая богатых самыми свободными, а потому самыми счастливыми людьми на свете! Генри вздохнул. Если бы они знали, сколь горька и жестока такая свобода.
Да, он будет жить в этом доме, поддерживать его, оплачивать счета за нескончаемый ремонт. Старые дома, как и старые люди, заболевают неожиданно и поправиться до конца уже не могут.
Но самое главное, отныне ему предстоит жить традиционной английской семейной жизнью.
Генри Мизерби сочетался законным браком со своей троюродной сестрой Сьюзен Снарк. Он знал, что это случится, знал всю свою жизнь. Когда Генри был еще мальчишкой, его мать, красивая энергичная женщина, открыла ему глаза на будущее.
- Дорогой Генри, ты обещан Сьюзи так же, как и она обещана тебе. Постарайся отнестись к этому как к данности, реалистично. Вы должны пожениться, когда придет время, потому что это важно для семейного бизнеса. Милый мальчик, как нельзя стрелять из лука без стрел, - улыбнувшись ярко накрашенным ртом, мать провела тонким пальцем по тетиве старинного лука, который Генри держал в руках, - так не может процветать оружейный бизнес, начатый твоими предками два с лишним века назад, без металла. Ты ведь знаешь, он выплавляется на заводах Снарков. Мальчик мой, ты понимаешь меня?
В тот момент для Генри не было ничего более важного, чем поскорее оказаться под кронами деревьев, где уже скрывался его друг, деревенский парнишка. Он быстро кивнул в ответ на слова матери, не слишком задумываясь о скрытом за высокими перевалами времени дне, когда ему придется жениться на Сьюзен Снарк, противной толстой девчонке, вредине и ябеде.
Но, как ни странно, это время пришло. Оно переползло через годы, месяцы, дни и... Генри Мизерби провел рукой по волосам и откинулся в кресле.
Теперь он стал полноправным участником семейного бизнеса. Его ведь назвали Генри в честь далекого предка, основателя оружейного дела. Портреты Генри Хадли не сохранились, зато до нынешнего времени дошли его работы и семейные предания о нем.
Судя по всему это был рисковый и своенравный человек. Нынешнему Генри импонировали такие качества. Именно они позволили Генри Хадли делать пистолеты вопреки запрету Достопочтенного общества оружейников, в котором он не состоял, так как не захотел положенное время ходить в учениках. Более того, он открыл свою мастерскую близ лондонского Тауэра, где делал свое оружие вплоть до 1749 года. Некоторые пистолеты тех времен сохранились и вошли в знаменитую оружейную коллекцию Тауэра.
Вскоре после открытия мастерской Генри Хадли переселился в фешенебельный район Вест-Энд, обзавелся богатой клиентурой и прожил там почти четверть века.
Генри улыбнулся. Ему столько раз твердили об этом, что, казалось, то были первые слова, которые он услышал, явившись на свет. В мозгу отпечатались все имена и даты.
Потом их род соединился с родом Снарков, владевших в Бирмингеме сталелитейным производством. Надо ли говорить о том, как приумножились доходы обеих семей после такого соединения?
Любил ли Генри Мизерби оружие?
Да, но лишь как предмет искусства. Он считал, что прекрасные ружья по художественной ценности не уступают скрипкам Страдивари или Гварнери, которые восхищают не только сочностью и ясностью тембра, но и изяществом, гармоничностью внешнего облика.
Это вполне понятно таким, как он и... малышка Джинн. Стоило только Генри подумать про оружие, как в его памяти всплывало имя, которое постоянно крутилось в голове. Да, эта маленькая американка чувствует красоту оружия, как, впрочем, и красоту вообще. Кажется, она и сама выточена гениальным мастером из слоновой кости.
- Генри, ты, наверное, ценишь только классический вариант орнамента, этакое сплошное поле из мелких узоров с просветами. А мне нравятся букеты покрупнее...
Тогда они гуляли по Британскому музею, где были выставлены образцы оружия из Европы.
- Нет, я ценю не только классический английский орнамент, Мне, к примеру, нравится итальянский гротеск. В нем отчетливо просматривается эпоха Возрождения.
- А ты обратил внимание, как мастерски отделываются ружья из Восточной Европы? Например, из Чехии?
- Да, и, похоже, дубовый лист можно считать традиционным для пражского орнамента...
Какая она была хорошенькая в тот день. Джинсы, ловко обтягивавшие ее бедра, и клетчатая рубашка делали ее похожей на школьницу, а вовсе не на студентку Кембриджа. Генри больше следил за ней, чем смотрел на стенды музея. Как симпатично топорщится рубашка на груди малышки Джинн... Интересно, у нее твердый животик?
- Я научусь, я обязательно этому научусь, - бормотала она себе под нос, словно заставляя саму себя поверить в задуманное. - Я научусь искусству гравировать оружие, Генри. Я стану покрывать рисунком не только колодку ружья, но и затыльник и прицельную планку. И это будут настоящие сюжетные картины. Представляешь, Генри?
Ее чуть раскосые глаза блестели, а щеки порозовели от волнения.
- Малышка Джинн, да ты разбираешься в устройстве ружья! - с неподдельным удивлением воскликнул Генри.
- Еще бы, я все-таки американская девочка, дочь фермера и траппера. Хочешь знать, что такое колодка? Металлическая часть, в которой скрыт оружейный механизм! Но мне нравится и украшенный резьбой затыльник, и прицельная планка и... Ну, в общем, я тебе уже все сказала, - махнула она рукой и прилипла к очередной витрине.
Как хотелось Генри унять поцелуем ее быстро движущиеся нежные губы. Он даже удивился своему желанию. Малышка Джинн - его друг, и незачем смешивать дело с удовольствием. Для удовольствия у него очередь из других женщин. Он усмехнулся. А эта, кажется, ни с кем толком и не целовалась. Но роль наставника не для него.
- У художника-гравера всегда одно и то же неизменное пространство для работы, которое невозможно расширить. Он жестко ограничен площадью. Но тем ценнее красота отделки, - снова залепетала малышка Джинн, а Генри поморщился.
- Малышка Джинн, а не пойти ли нам выпить пива?
Он взял ее за руку, как ребенка, и повел по ступенькам длинной лестницы Британского музея вниз. В большом зале кафе народу было мало. Он взял две бутылки "Гиннеса", две коробочки с овощным салатом, и они устроились за столиком в углу.
- Вот здесь и продолжим, согласна?..
Генри вспомнил, с каким покровительственным снисхождением он относился к малышке Джинн. О, конечно, он не сомневался, что осчастливил малышку своим приглашением поехать в Лондон. Если бы ее увидела Лорна или Линда, или... Но ни с кем из них он бы не пошел в музей. С ними он прогулялся бы на берег реки Кем...
Джинни не навязывала Генри своих вкусов, но он признавал, что именно после разговоров с ней стал с особым вниманием рассматривать гравировку. Он уже не отвергал с английским снобизмом сюжетные сцены - собака несет в зубах пойманную птицу, крадущаяся между деревьями рысь, трубящий слон - как грубую работу. Джинни показала фотографии произведений американских граверов, украшающих дорогое заказное оружие, и Генри понял, что, соединив мастерство английской граверной школы и новизну взгляда американской, можно достичь невероятного успеха на мировом рынке оружия.
А недавно Генри узнал, что малышка Джинн берет уроки у знаменитой американки, члена Американской ассоциации граверов оружия Лиз Хемлин... Он вздрогнул от неожиданности, голос жены вернул его к реальности.
- Генри! Ну, Генри! Ты меня слышишь в конце-то концов?
На веранду выскочила Сьюзен. Генри поморщился. Жена была в балахонистом платье до пят. На его вкус она была слишком крупная, даже могучая. Но, что больше всего удручало и смущало в ней Генри, поклонявшегося всему красивому и изящному, - слишком большой размер обуви.
Наряды ее были неизменно неряшливы, а длинные черные кудри в любое время дня спутанными прядями падали на плечи. Но Сьюзен ничего этого не замечала. Генри как-то даже задал себе вопрос: а они, ее кудри, когда-нибудь знали расческу? Да и можно ли их теперь вообще расчесать? У него никогда не возникало желания запустить пальцы в волосы Сьюзен. Генри передернуло при одной мысли об этом. Они казались ему сальными и немытыми. И вообще, когда он смотрел на жену даже издали, ему казалось, он ощущает запах псины.
- Ты только посмотри! Он само совершенство! Мой золотой, мой желанный, долгожданный... - Сьюзен прижимала к себе щенка, такого же лохматого, как и она сама.
Лицо Генри скривилось в улыбке. Он с трудом заставил себя говорить спокойным голосом, поборов привычное раздражение:
- Слушай, Сью, а его можно хотя бы расчесать?
- Да о чем ты? Он и так хорош. Просто неотразим!
Она стиснула бока щенка и приподняла его над головой. Голенькое брюшко дрыгающего ножками существа было розовым. И тут Генри с ужасом обнаружил, что откуда-то из-под хвостика щенка на платье Сьюзен потекла тонкая струйка. В нос ударил запах, который Генри узнал безошибочно. Так пахнет в комнате Сьюзен, которая задалась целью вывести новую породу - скрестить рыжую чау-чау и тигрового дога в надежде, что родятся щенки, наследующие прекрасную шерсть первых и свирепость вторых.
- Заметь, Генри, это настоящая сенсация! - Лицо Сьюзен надулось от гордости. - Всю жизнь мне хотелось посвятить себя зоологии, но, только вырвавшись из-под домашней опеки, я могу делать, что хочу. - Густые вздыбленные брови и темные круги под глазами от ночных дежурств возле "зоопарка" придавали Сьюзен странный вид. Как будто она постоянно носила карнавальную полумаску. Занятая селекционной работой, жена Генри не обращала на него никакого внимания.
Он не ждал от этого брака гармонии, потому что был вполне трезвым человеком. Но его задевало полное отсутствие интереса жены к нему как к мужчине. В конце концов он знал, чего стоит, помнил, какие женщины у него были, сколько их вешалось ему на шею. Пожалуй, только одна Джинн Эвергрин держалась особняком, а не стояла в очереди вместе с однокурсницами. Он должен признаться самому себе, что не отказал бы и ей, если бы она выразила желание... Но как-то так вышло, что они стали друзьями, а это уже выводит отношения мужчины и женщины на новый уровень, который трудно преодолеть...
Потом он понял, что Сьюзен по природе своей холодная женщина, но счел за благо даже не пытаться ее разогреть. Его не влекло к ней. Совершенно.
- Слушай, унеси эту псину отсюда, - слегка раздраженно попросил Генри, вставая с кресла.
- Ты ничего не понимаешь, Генри Мизерби. Я стану прославленным селекционером, как только налажу производство...
- Производство собак?
- Да! Я хочу...
- Сьюзи, а почему бы тебе не поселиться в деревне? У тебя есть прекрасное поместье в Южном Уэльсе...
Она посмотрела мужу прямо в глаза и сказала:
- Генри, я так и сделаю. Мы оба прекрасно понимаем, что не нужны друг другу. Нам нечего делать вместе. Но мы живые и должны жить своей жизнью. Каждый, - подчеркнула она. - Тогда мы благополучно протянем отведенное нам Богом время.
- А тебе интересно тянуть время?
- Да, - спокойно сказала Сьюзен. - Потому что мне не слишком нужен мужчина. И, я думаю, ты сам догадался об этом. - Она немного помолчала. - Я не шучу. Конечно, мне придется выполнить свой долг - родить наследника. Но давай не сейчас. Давай когда-нибудь после. Сейчас мне интересней вот это!
Сьюзи наклонилась и чмокнула щенка прямо в мокрый нос. Генри передернуло.
- Но мне нужна женщина, Сьюзи, - спокойно сказал он.
Она пожала плечами.
- Я думаю, больше всего тебе нужно оружейное производство, если ты согласился на наш брак.
- Ты отлично знаешь, почему я согласился. Я бы остался без пенни, если бы отказался. Ведь и ты тоже не сопротивлялась.
Сьюзен усмехнулась.
- У меня была одна цель - тайная. Мне надо было стать независимой. Распоряжаться деньгами и тратить их на то, что я хочу.
- Сьюзи, я живой. Я мужчина, черт побери!
- Ну и устраивайся... в рамках возможного. - И она выскочила с веранды.
Мокрое пятно медленно растеклось по полу. Генри повел носом, сморщился и вышел в сад...
Ну что ж, почему бы ему и не устроиться?
Он шел по ровному, идеально подстриженному газону. Мелкие цветочки сминались под его ногами и тут же выпрямлялись, гордо поднимая белые венчики головок. Вот так и человек должен себя вести. Кто бы ни давил на него, какие бы силы ни пытались подмять его под себя, он должен поднять голову и жить дальше, подумал Генри, наклонился и совершил не свойственный ему поступок - сорвал цветок и поднес к глазам. Почему бы не сделать цветочную серию гравировок? Тонких, нежных... А может быть, изготовить особые дамские ружья? Легкие, малого калибра? Чтобы ими могла пользоваться даже такая изящная куколка, как Джинни Эвергрин?
Пройдя несколько шагов, Генри остановился возле куста желтых роз. Нежные, словно вылепленные из невероятно тонко раскатанного воска, бутоны казались чудом совершенства, аромат их кружил голову.
А с чего он вдруг вспомнил про маленькую американку? Никаких дел у них с ней не было. Да, они были в одной компании, она ведь подруга Карен Митчел.
Серые глаза Генри сощурились, губы тронула улыбка. Высокая красотка Карен Митчел и малышка Джинн - Джинни Эвергрин. Когда они были вместе, уморительная получалась парочка - ну просто Пат и Паташон. Ничего, казалось бы, общего у них не было, да и быть не могло. Но они жили в одной комнате и, судя по всему, ладили. Карен развлекалась, как могла и с кем могла, а Джинни проводила время в библиотеках, роясь в книгах. Но что-то их все-таки объединяло. И, наверное, не только то, что обе - американки.
А что же роднит американцев? - спросил себя Генри. Прагматизм скорее всего... Большая Карен и маленькая Джинни уверенно проторяли себе пути. Не сворачивая.
А Карен Митчел роскошная девица... Умелая, как ни одна другая до нее. Это после Карен он стал искать в женщинах то, чего не искал раньше. Да он и понятия не имел, что можно получить такое наслаждение с помощью другого тела. И как это у нее получалось? Ведь она могла выделывать такое, чего не допросишься за большие деньги у проститутки.
Генри откашлялся и посмотрел вниз. Светлые легкие брюки явно вздыбились спереди. Он сел на траву, согнул ноги в коленях и положил на них руки. Желание становилось все сильнее, а память, как назло, возвращала его к прошлым удовольствиям.
Как-то раз они поплыли с Карен на каноэ и причалили к безлюдному, как им показалось, берегу. Она накинулась на него, будто постилась всю жизнь. Глаза ее горели, светлые волосы разметались по плечам, когда она возилась с его ремнем и расстегивала джинсы. Потом, добравшись до цели, она припала к ней, как дитя к материнской груди. Он видел перед собой колышущуюся волну светлых волос, под которыми укрылась Карен вместе с источником наслаждения...
Генри со стоном повалился на траву, ощущая запах влажной земли, и сладостные воспоминания затопили его... Ему казалось, он снова чувствует резкий аромат ее духов, горячую нежную влагу рта. Тогда она довела их обоих, кажется, до последней точки, но вовремя остановилась. Неожиданно опрокинув его на спину, она уселась верхом и погнала вскачь...
Потом, когда они привели себя в порядок и уже собирались вернуться в каноэ, соседний куст вдруг зашевелился, ветки вздрогнули, словно их держали раздвинутыми, а потом отпустили. Маленькая рыженькая птичка с испуганным писком сорвалась с соседнего деревца, и они услышали смех, а потом ругательство, произнесенное с неподдельным восхищением.
Пастух! Похоже, он надолго задержался в кустах, если белые овцы превратились в точки на горизонте. Карен, ничуть не смущенная, громко расхохоталась и заулюлюкала ему вслед.
Но с Карен они встречались недолго. И он, и она слишком любили перемены и никак не могли насытиться ими. Они как будто оба готовились к долгой однообразной жизни. Неизвестно, правда, как она, но он, как выяснилось, готовился именно к этому.
А потом в памяти возникла Джинни Эвергрин. Он никогда не воспринимал ее как взрослую женщину. "Малышка" - вот кто она для него. Маленькая, изящная, сообразительная, очень упорная. Хм, а она могла бы оказаться тогда на месте Карен? Почему он все-таки не попробовал?
Сейчас ему вдруг показалось, что он чего-то не заметил. Или не понял? Не так прочитал ее взгляды, которые, он не мог этого не заметить, она украдкой бросала на него.
Генри почувствовал, как его губы растянулись в улыбке. Малышка Джинн. Ее можно легко поднять, взять на руки... Баюкать, как ребенка... Положить к себе в постель... А дальше? Снять с нее маленькую юбочку, которая вовсе и не юбочка, а полоска ткани, едва прикрывающая ягодицы, потом маечку... Такой запомнилась ему Джинни Эвергрин на одной вечеринке...
Генри привалился к дереву. Его жена... Большая, некрасивая, нежеланная... Он никогда не сможет полюбить Сьюзен, как не любит все неизящное и некрасивое.
Ему вспомнился веселый аукцион, который они устроили на вечеринке на первом курсе. Карен, Джинни, он с приятелями, другие девушки... Много народу... Парни "покупали" девушек. Он "купил" Джинни. Потому что об этом попросила Карен, благосклонности которой он тогда добивался. А что, он выложил за Джинни кругленькую сумму. Потом на собранные деньги вся компания закатилась в паб. А уж после паба... Вот после паба он впервые "попробовал" Карен. А "купленную" Джинни он только поцеловал - в конце концов хоть чем-то он должен был воспользоваться за свои деньги?