- Жалоб бояться - денег не видать, - с усмешкой прокомментировала этот диалог Вероника Смысловская.
- Блин, а я так надеялся! - застонал Колдунов. - Моим девчонкам к понедельнику нужны синие сарафаны. Они выступают в консерватории, и какой-то изверг придумал, что все должны быть в синих сарафанах. …Что делать прикажете?
- Может, натурой возьмешь? - прервала Саня трагический монолог многодетного отца.
Он посмотрел на нее нарочито оценивающим взглядом.
- Мне очень нравится твоя натура, и, если бы ты не была моим боевым товарищем… - Колдунов скосил глаза и страстно засопел, изображая победу духа над грешной плотью.
- Дурак ты! - захохотала Саня. - Я про другую натуру. У меня дома полно синего материала. Горы просто. Отцу на форму выдавали, а он не шил. Говорил, что к старой черной привык. Ткань отличная, сносу не будет. Так что, если хочешь, можем съездить, заберешь. У тебя жена шить умеет?
Колдунов отрицательно покачал головой.
- Я умею шить, - внезапно сказала Вероника. - Посмотрите на мой костюм.
- Не может быть! - ахнул Колдунов.
Саня на всякий случай тоже ахнула, хотя и не поверила, что Смысловская сама шьет себе костюмы. Но с другой стороны, если эта дама готова помочь Колдунову…
- Вот и отлично, - улыбнулась Саня. - И швейная машина у папы тоже есть. Правда, очень старая, "Зингер".
- "Зингер" подойдет, - деловито кивнула Смысловская. - На два детских сарафана мне будет достаточно трех, максимум - трех с половиной часов. Вы размеры знаете? - повернулась она к Колдунову.
- Сейчас домой позвоню, спрошу. - Тот очень обрадовался, что проблема, кажется, решилась. - А вы и правда поможете?
- Разумеется. Поезд у меня только в полночь, так что сейчас мне совершенно нечем заняться. Единственное, что меня смущает, не будет ли возражать ваш отец, Александра, если к нему явится совершенно незнакомая женщина и начнет строчить на машинке?
- Папа? Да он был бы только рад! Но его сейчас нет в городе. Поехал в Североморск по местам своей боевой славы.
- Тогда вопрос решен, - сказала Смысловская.
Колдунов кинулся названивать жене, чтобы узнать размеры.
Наташа собиралась на очередное интервью, на этот раз в фирму, торгующую косметикой, когда раздался телефонный звонок.
- Здравствуй, - сказал Елошевич, - ты можешь сегодня заехать ко мне домой? - Наташино сердце екнуло. - Видишь ли, - продолжал он, - я обещал Петьке набор морских флажков с расшифровкой, а отдать не успел.
Может быть, флажки - это предлог, чтобы увидеть ее?
- Конечно, заеду. Во сколько?
- После семнадцати. Дело в том, что я сейчас не в Питере, поэтому сам не могу отдать флажки. А Петьке очень надо, он мне говорил. Тебе моя соседка откроет, я ее предупредил. Флажки лежат на столе в маленькой комнате.
- Да, - сказала Наташа, чувствуя, как в душе воцаряется мрак. - Я, конечно, заеду. Спасибо.
* * *
В комнатах отца было чисто и прибрано, но Саня почувствовала себя здесь тоскливо - возможно, потому, что ее не встретил, как обычно, отцовский любимец Пират. Петька упросил Наташу на время забрать кота к ним.
- Как-то неловко без хозяина, - сказал Миллер, которого Колдунов уговорил составить им компанию.
Саня усадила гостей, а сама встала на стул и начала снимать с шифоньера чемоданы, в которых Елошевич хранил свои стратегические запасы. Колдунов некоторое время понаблюдал за ее деятельностью, а потом предложил свои услуги, которые были, разумеется, приняты.
Вероника Смысловская тем временем вела телефонные переговоры с Катей, женой Колдунова: они обсуждали какие-то складки, проймы и обтачки.
- Мне нужна миллиметровка, четыре листа для выкройки, - не прерывая телефонного разговора, сказала она в пространство. - Есть у вас?
Саня спрыгнула со стула, опираясь на руку Колдунова.
- Нет, у папы только морские карты.
- Тогда нужно купить.
- А кроме миллиметровки, нам ничего не надо? - задумчиво спросил Колдунов. - Я, например, не вижу повода не выпить, - он устремил пронзительный взгляд на Миллера, - а идти должен самый молодой. Это закон офицерской чести.
Миллер тяжко вздохнул и потянулся за своей курткой.
- Что будут пить дамы? - поинтересовался Колдунов.
Саня пожала плечами и посмотрела на Смысловскую.
- Я практически не пью, - сказала та. - Разве только чуть-чуть за компанию. Так что мне все равно.
- Саня?
- То же, что и все.
- Значит, четыре листа миллиметровки и одну бутылку коньяку, - резюмировал Колдунов. - Смотри, Митя, не перепутай!
- Подождите! - возмутилась Вероника. - Нужно же еще нитки купить! - Она отрезала маленький кусочек синей ткани и вручила Миллеру. В магазине он должен был показать его продавщице, чтобы та подобрала нитки в тон.
Миллер с брезгливой гримасой убрал лоскуток в карман и вышел.
Саня пошла на кухню готовить закуску. Какие-то продукты в холодильнике нашлись. Удовлетворенная увиденным, она начала чистить картошку.
Через несколько минут на кухню явился Колдунов. Взглянув на Саню, он присвистнул и вынул нож из ее рук.
- Я почищу. Помню, что ты ненавидишь это занятие.
- Правда? - Она подумала, что нет ничего приятнее для человека, чем обнаружить, что окружающие помнят о его вкусах и привычках.
…О ее ненависти к чистке картошки он узнал в Чечне. С тех пор много воды утекло, а он, надо же, не забыл!..
- Может быть, ты нам блинчиков нажаришь? - попросил Колдунов. - Знаешь, сколько раз я твои блинчики вспоминал. Как ты их переворачивала. До этого я думал, что только в мультфильмах их на сковородках подкидывают.
- Меня мама еще в детстве научила.
- А вкусные-то они какие были!..
Буркнув, что это очень грубая лесть, Саня загремела красными банками в белый горошек. Мука обнаружилась в емкости, маркированной как "рис".
- Мука есть, масло тоже… - Она опять открыла холодильник: - И даже одно яйцо имеется.
- В норме должно быть два.
- Пошляк! - Саня замахнулась на него бутылкой с подсолнечным маслом.
- Где пошляк? - возмущенным тоном вопросил Колдунов. - Покажите мне пошляка, и ему придется иметь дело со мной!
Дурачась, он выставил нож в сторону воображаемого противника, скорчил грозное лицо и изобразил фехтовальный выпад в угол кухни.
Его синие глаза сверкнули совсем по-мальчишечьи, и Саня опять вспомнила Чечню.
Там они, полуголодные, хронически недосыпавшие, пытались шутить и дурачиться в перерывах между тяжелыми многочасовыми операциями, чтобы поддержать друг друга… А по соседним тропинкам бродила смерть.
Может, они не боялись ее, потому что были так молоды?..
Колдунов отвлекся от картошки, наблюдая, как Саня готовит тесто для блинов.
- Слушай, а папаша твой точно на нас не обидится? Скажет: пришли, все сожрали, даже последнего яйца не пожалели, стратегический запас мануфактуры извели…
- Успокойся. Смотри сюда!
Первый блин был уже на сковородке. Саня дождалась момента, когда его краешки начали чуть приподниматься, и сделала молниеносное движение рукой. Блин взлетел высоко в воздух, перевернулся и упал обратно на сковородку.
Она довольно хмыкнула и гордо посмотрела на Колдунова.
- Ну, Санька, обалдеть!.. А вообще я тебе ужасно благодарен с этими сарафанами… Если бы не вы с Вероникой, пришлось бы тысячи три выкинуть. Мне на девчонок не жалко, я стараюсь вообще-то, чтобы они были одеты не хуже других, но…
- Да понятно все. - Саня готовилась перевернуть очередной блин.
- Я им лучше джинсы со стразами куплю, девчонки о них мечтают. Но в музыкальной школе говорят: только сарафаны!.. Странные вообще там люди. Знаешь, тут Катя меня вытащила в филармонию. Юбилей был у ее знакомого. "Пошли, - говорит, - хочу, чтобы все видели, какой у меня красивый и интеллигентный муж". Ладно, я парадную форму отпарил, медальки свои начистил, Катьке прическу сделал модную, с начесом… - Саня улыбнулась: она знала, что талант парикмахера прорезался в Колдунове еще в годы учебы в академии. Тогда, понаблюдав за подружкой своего соседа по общежитию, учившейся на парикмахерских курсах, он взял в руки ножницы, и результаты превзошли самые смелые ожидания. Потом он долгое время бесплатно обслуживал медсестер своего отделения, которые заранее записывались к нему в очередь и то ли в шутку, то ли всерьез уговаривали его бросить хирургию и открыть салон красоты. - …Идем под ручку, здороваемся, - продолжал Колдунов свой рассказ. - Я теткам кланяюсь, мужикам киваю, дворянин, короче, в сто восемнадцатом поколении… - Колдунов поставил кастрюлю с картошкой на плиту и зажег газ. - Не хочу показаться самонадеянным, но при виде меня тетки оживились, стали мне глазки строить, ручки для поцелуя совать… Я-то думал: раз юбилей, будет фуршет, но ничего подобного! Посадили нас в зал, выходит на сцену дородная такая дама и давай речь говорить. Я послушал немного и задремал. Только задремал, у меня над ухом тарелки как вдарят! Я как вскочу! Хорошо еще, что сказать ничего не успел… Ну, Катя меня за руку схватила, усадила на место, слушаем музыку. Смотрю: глаза у всех закрыты, лица пафосные. Я тоже рожу сложил, приосанился. А пианист все играет и играет, все одно и то же да одно и то же! Говорю Катьке: ему, наверное, страницу нот перевернуть забыли! Тут все как обернутся ко мне, как зашипят! Неприлично я себя веду, оказывается. Еле до антракта дотянул. А в антракте еще хуже. Все к Кате подходят: "Ах, вы заметили, что он вместо си-бемоль взял что-то там такое? Ах, не заметили? Да как же вы так?" Я хотел сказать, что так переполнился уже искусством, что за себя не отвечаю, но думаю: ладно, ради жены потерплю еще немного…
В дверь позвонили.
- Это Миллер, - сказала Саня, прервав рассказ Колдунова о его злоключениях в филармонии. - Иди открой, а то блин подгорит.
Но вместо Миллера в кухню вошла Наташа.
- Я за флажками для Петьки, - немного растерянно сказала она. - Твой папа сказал, что они лежат на столе в маленькой комнате.
- Вернее сказать: лежали… - пробормотала Саня. В том беспорядке, который они устроили, пока искали ткань и швейную машину, вряд ли было возможно обнаружить хоть что-нибудь. - Нет бы тебе на полчаса раньше приехать!.. У нас, кстати, предполагается небольшая пьянка, присоединишься? Правда, с минуты на минуту появится Миллер… - Саня понизила голос: - Ты как, готова встретиться с ним?
К ее удивлению, Наташа беспечно махнула рукой и сказала:
- Готова. Я твоя подруга, он твой коллега, так что нам все равно придется встречаться… Но сегодня я не могу. Флажки заберу и пойду.
- И вы не составите нам компанию?! - воскликнул Колдунов, входя на кухню и бросая на Наташу пламенные взоры.
- Ну хоть минутку-то посиди, - попросила Саня.
Наташа выдвинула табуретку из-под стола и села, вытянув бесконечные, как рельсы, ноги. Колдунов стоял в дверном проеме и с видимым удовольствием разглядывал экс-модель.
Саня познакомила их. Колдунов достал сигареты и галантно протянул Наташе пачку. Когда она взяла сигарету, он убрал пачку в карман, не предложив Сане.
"Вот вам и дружба мужчины с женщиной! - весело подумала она. - Ты можешь пользоваться ей только до того момента, пока в поле зрения мужика не появится какая-нибудь красотка".
Между тем последний блин был дожарен, картошка сварилась, и Саня предложила перейти в комнату.
- Кто он тебе? - шепотом спросила Наташа в коридоре.
- Старый друг. И учти, у него жена и четверо детей.
В комнате Саня познакомила Наташу со Смысловской, и Наташа, поначалу остро взглянувшая на незнакомку, расслабилась.
Увидев на столе гору свертков и пакетов, она горестно покачала головой. Как найти среди этого вороха флажки, которые она никогда раньше не видела?
- Все равно придется все это убирать, - вздохнула Саня и принялась за работу.
- Найдутся ваши флажки, не переживайте! - утешал Колдунов, вальяжно развалившийся в кресле. - Вот у нас однажды история болезни пропала, это было да! Больной тяжелый, на ладан дышит, я к нему вызвал консилиум: кардиолога, невропатолога и еще профессора одного. И вот собираемся мы писать заключение, а истории нет. Все отделение перетрясли - нет! Вдруг из морга звонят: вы, говорят, когда нам труп этого больного привезете? Я отвечаю: пока неизвестно, пути Господни неисповедимы. Они орут: "Что за шуточки, у нас рабочий день кончается, мы тут ждать до утра не намерены, пока вы соизволите нам труп подогнать". Я, естественно, от таких речей обалдел. Говорю: "Не имею права ускорять ход событий". И слышу в ответ: "Ты что там, обкурился? Давай, сестер своих торопи!" Ну, тут уж я не выдержал, ответил, как полагается… Сразу все и выяснилось: оказалось, история этого больного у них с утра в ординаторской лежит, вскрытия дожидается. Бегу к старшей сестре, спрашиваю: что за фигня? Она мне: ну да, он же сегодня утром умер. "Мне, - говорит, - дежурный врач сказал: отмучился старичок". А мы, по правде говоря, несколько дней уже ждали, что этот дед откинется, вот она и решила, что речь идет о нем. Схватила историю и сразу потащила в патанатомию, чтобы ее за задержку не ругали. А умер, оказывается, другой больной, который ночью поступил, она о нем даже не знала… "Хорошо, - говорит, - хоть я его в морг не отвезла!" А главное - дед этот поправился! Хотя по всем медицинским канонам должен был оказаться там же, где его история…
- Ну, это примета верная. Всегда срабатывает, - сказала Саня, садясь на чемодан и пытаясь защелкнуть замки. Уложить вещи так же аккуратно, как было у отца, ей не удалось.
- Слава Богу, что я не при исполнении и могу спокойно слушать истории о вопиющих нарушениях в работе, - засмеялась Смысловская. - В той больничке, о которой вы, Ян, рассказывали, в морге ребята такие ушлые! Я, когда писала диссертацию, однажды забыла у них замечания моего научного руководителя. Так эти гады, вместо того чтобы позвонить мне, позвонили профессору. Вот, мол, у нас тут ваш научный труд валяется. А профессор обиделся. Вызывает меня, говорит: "Это как понимать? Вы хотите этим сказать, что в гробу видали мои замечания?.." Послушайте, где же Миллер? Может, он вообще не намерен возвращаться?
- Вот, кажется, твои флажки! - Саня протянула пакет Наташе.
- Спасибо! Тогда я поеду.
Она чмокнула Саню, попрощалась с остальными и собралась уходить. Но тут дверь открылась, и в комнате появился Миллер, нагруженный покупками.
- Что ты тут делаешь? - с порога спросил он, увидев Наташу.
- А что? - с вызовом сказала она. - По-твоему, я не имею права находиться в приличном обществе?
Он поджал губы и отвернулся. Чтобы скрыть неловкость, Саня стала разбирать покупки, надеясь, что Наташа сейчас уйдет. Но та стояла посреди комнаты, ухмыляясь и постукивая по полу острым носком туфли. Саня поняла, что нервное напряжение, которое ее подруга столько времени стремилась подавить внутри себя, достигло критической массы и справиться с ним Наташа уже не может. Ну что ж, будет скандал, обреченно подумала Саня, прикидывая, как эвакуировать из эпицентра событий ни в чем не повинных Колдунова и Веронику. Но как назло никаких благовидных предлогов в ее голову не приходило.
- Я задала тебе вопрос. - Наташа сделала шаг в сторону Миллера.
- Наташа, не устраивай сцен.
- А ты не уклоняйся от ответа!
- Господи, да я всего лишь спросил, как ты здесь оказалась! Мы с тобой все выяснили, и, прошу тебя, не надо выносить сор из избы. Это никому не интересно.
- Никому не интересно? А вот мне интересно: как ты объяснил всем, почему наша свадьба не состоится? Неужели сказал правду?
- Пожалуйста, успокойтесь. - Пригибаясь, как солдат под обстрелом, Колдунов подошел к Наташе и взял ее за руку. - Что бы ни послужило причиной вашего разрыва, никто из нас ни в чем вас не обвиняет. Давайте спокойно сядем, выпьем… Может, вы еще и помиритесь.
При этих словах Наташа вырвала руку и вполголоса послала Колдунова по известному адресу. Он хмыкнул, пожал плечами, взял со стола бутылку коньяку и, вернувшись на исходную позицию, стал ее откупоривать.
- Я не понимаю: что здесь происходит? - внезапно заявила Смысловская. - Может быть, мне кто-нибудь объяснит?
- Охотно! - Наташа повернулась к ней. - Мы с этим господином собирались пожениться, а накануне свадьбы он меня бросил. И знаете за что?
- Знаем, - негромко сказала Саня. - Наташа, прошу тебя, перестань.
- Но мне бы тоже хотелось узнать, в чем дело, - настойчиво повторила Вероника. - Видите ли, - улыбнулась она Наташе, - я знаю Дмитрия Дмитриевича гораздо лучше, чем вы думаете. Так что расскажите мне…
- Все, я разливаю, - громко объявил Колдунов. - И закуска стынет, блины Санины фирменные… Хватит уже вам отношения выяснять.
Не обращая ни малейшего внимания на эти мирные инициативы, Наташа подошла к Смысловской и села рядом с ней.
- Неужели мы подруги по несчастью? - неприятно улыбаясь, спросила она. - Надо же, какая встреча! Будем на ты?
- Вот, блин, накрылись мои сарафаны, кажется, - шепотом выругался Колдунов, прежде чем выпить.
- Так чем же вы ему не подошли? - спросила Вероника, оценивающе оглядывая Наташу.
- Я снималась в рекламе нижнего белья, и Митенька не смог мне этого простить. Не жениться же ему на бляди в самом деле!
- Правда? - весело спросила Вероника и посмотрела на Миллера.
Тот молча сидел с рюмкой в руке и смотрел в стол.
- Надо же какой разборчивый! - сказала Смысловская и внезапно громко расхохоталась.
- Саня, срочно дай ей выпить, - скомандовал Колдунов.
- Вы думаете, у меня истерика? - Смысловская повернулась к нему. - Нет, мне просто очень весело. Я и вас сейчас рассмешу!..
- Девки, вы уже задолбали! - гаркнул Колдунов. - Ну-ка всем выпить немедленно!
Но Вероника его слов будто и не слышала.
- Наверняка всем известны сплетни о моем молодом любовнике, которого я купила за деньги, не правда ли?
- Вероника, нас совершенно не волнует, с кем вы трахаетесь!
Но и эта грубость Колдунова не остановила ее.
- …Так разрешите вам его представить! Правда, сейчас Дмитрий Дмитриевич Миллер уже не так молод, но все еще хорош собой. А тогда был вообще загляденье. Вот я и загляделась. А Дмитрий Дмитриевич охотно воспользовался моим влиянием, чтобы получить место в аспирантуре и устроить на лечение своих родственников. Да, верно говорят, что самая ужасная ханжа - это бывшая проститутка.
Миллер, бледный как смерть, не говоря ни слова, застегивал куртку. Замок молнии его не слушался.
Наташа сконфуженно повела плечами и встала с дивана, как бы отрицая свою общность с Вероникой. Она подошла к Миллеру и взяла его за руку, истерически дергавшую замок молнии.
- Прости, Митя, что я не поняла этого в тебе раньше. Я пойду. Саня, где флажки?
Саня молча подала пакет, и Наташа ушла.
Колдунов, стараясь не встречаться взглядом со все еще стоявшим у двери Миллером, подошел к нему с полной рюмкой коньяку.
- Сядь. Выпей. И наплюй на баб.
Он выпил. Смысловская усмехнулась.
- Чему вы радуетесь? - спросил ее Колдунов. - Тому, что унизили человека? Мало ли что у кого в жизни было!
- Он сам себя унизил. Я ничего бы не сказала, если бы не эта его история со свадьбой!..