Это была не интрижка, моральные нормы не нарушались и вряд ли их милые беседы могли нанести кому-то урон. И может быть, их телефонный и довольно невинный роман длился бы долго, но Александр Григорьевич становился все настойчивее в своих стремлениях и откровеннее в признаниях. Он настаивал на встрече, просил, умолял. И Виктория Михайловна поддалась, согласилась пойти с доктором в театр. Она уговаривала себя, что не делает ничего такого, за что будет стыдно. Подумаешь, какое преступление, сходить с мужчиной, который тебе симпатизирует, в театр. А не преступление коротать одинокие вечера и чувствовать себя брошенной, несчастной и никому на этом свете не нужной? Ей было так одиноко, на работе случались мелкие неприятности, все собралось в одну кучу. Захотелось отвлечься, выйти в люди. И она ответила согласием. Тем более что театр этот она обожала и новую пьесу очень хотела увидеть. Столько шума в прессе, противоречивых мнений.
Только эта встреча ничего хорошего не принесла. Увидев сияющие глаза доктора, Виктория Михайловна поняла, что совершила ошибку. Нельзя было поддаваться сиюминутному настроению. Могла бы и одна сходить в театр, не барыня. Вечер был безнадежно испорчен. Следить за действием пьесы она толком не могла, потому что постоянно чувствовала на себе взгляд Александра Григорьевича. Он уже все решил и был уверен, что его спутница разделяет его мечты и надежды. Он ошибся. Виктория Михайловна не стала выяснять отношения, у нее не было на это сил, но для себя твердо решила, что пора ставить жирную точку. Заигрались взрослые люди не на шутку. Она настояла, чтобы он не провожал ее домой. Жалко, конечно, что не будет его телефонных звонков по вечерам. Она привыкла к ним. Но это не самое страшное в жизни. Весь следующий день промучилась. Ей не хотелось обижать хорошего человека, который ни в чем не виноват. Виктория Михайловна не стала составлять торжественную прощальную речь, она знала, что найдет нужные слова. Слова она нашла, только они не возымели никакого действия на Александра Григорьевича. То ли он не захотел ее понять, то ли его мужское самолюбие было уязвлено, то ли и впрямь мужик голову потерял, но доктор не сдался.
Звонки продолжались, несмотря на то что Виктория Михайловна расставила акценты без обиняков и жалости. Александр Григорьевич не слышал того, чего не желал слышать. Он не собирался сдаваться. Поначалу Виктория Михайловна решила – раз так, она просто не будет снимать трубку, и все. Но это проблемы не решило. После трехдневного затишья она с изумлением увидела доктора у своего подъезда. Это переходило все границы, и Виктория Михайловна решила, что от нее не убудет, если она пообщается с доктором по телефону.
Другая бы от счастья пела или извлекла какую-нибудь элементарную выгоду из знакомства. Мужик пороги обивает, цветы охапками носит, билеты покупает в филармонию, приглашает, как в американском кино, отужинать в ресторане. А ей это совершенно ни к чему и никакое пресловутое дамское самолюбие не греет. Александр Григорьевич человек замечательный и очень интересный. Но он женат, и этим все сказано. Как бы он ни был ей симпатичен, она не бросится сломя голову в любовный водоворот. Она сама пережила развод и прекрасно знает, каких потерь и страданий это стоит. Не нуждается она в счастье, которое разрушит чужие судьбы и превратит жизни нескольких людей в кошмар. Слишком высока цена. Такие игры не для нее.
Людмила ее ругала самыми последними словами. Пыталась объяснить, что она не от мира сего. Спасибо ей, конечно. Только она сама принимает решения. Она твердо знает одно: ни при каких условиях не способна на легкую любовную интрижку с женатым мужчиной.
Виктория Михайловна, потеряв сон и покой после встречи с Наденькой Добровольской, проанализировала всю свою жизнь и, наконец, приняла решение. А почему бы и не изменить что-то, раз появилась такая возможность? Чем она рискует? Ее никто не заставляет подписывать кабальный бессрочный договор до конца своих дней. Не понравится на новом месте, всегда можно будет вернуться в библиотеку. Когда она рассказала детям, что собирается поменять работу, те, словно сговорившись, в один голос одобрили ее решение. Людмилы в этот момент в Москве не было, укатила в очередной заморский вояж. Но Виктория Михайловна и так знала, что та одобрит ее поступок и проголосует за новую работу двумя руками.
Заявление об уходе по собственному желанию на всякий случай написала дома, чтобы не позволить себе отступить в последний момент. Когда она положила на стол заведующей заявление, та была ошарашена. Дама она была довольно скандальная и амбициозная, но далеко не дурочка и прекрасно понимала, что профессиональными кадрами, преданными библиотечному делу, не разбрасываются.
– Виктория Михайловна, это что? – Листок трепетал в пухлых пальцах с ярко-красным маникюром на накладных ногтях. Изумление заведующей зашкаливало. Откуда ей было знать, что тихая и неприметная женщина среднего возраста решила изменить свою жизнь. Заявление Виктории Михайловны об уходе с работы по собственному желанию она почему-то восприняла как личную обиду.
– Это заявление об уходе по собственному желанию, – спокойным голосом произнесла Виктория Михайловна. Она не ожидала такой бурной реакции.
– Я вас обидела чем-то? Была к вам несправедлива, придиралась по пустякам? – засуетилась заведующая. – К чему подобные демарши? Никогда не считала вас интриганкой. Я понимаю, что сейчас освободилось место главного библиографа. Так нет вопросов. Само собой, эта должность ваша.
– Дело совсем не в этом, – тихо, но очень уверенно ответила Виктория Михайловна. Заведующая неожиданным образом делала ей предложение, от которого, как та считала, невозможно отказаться. Вот смехотура. Плести интриги в библиотеке? Какой смысл? Чтобы занять должность, на которой зарплата выше на двести рублей? Среди книжных стеллажей и в читальном зале особенную карьеру сделать невозможно. Максимум станешь заведующей. В библиотеках карьеристы не работают.
– Тогда что случилось? Я могу вам чем-нибудь помочь?
Теперь была удивлена уже Виктория Михайловна. Она не ожидала от скандальной и напористой тетки подобного внимания. Ей казалось, что самое трудное – решиться самой. Ошибалась, впрочем, как всегда. Волновалась заведующая, не понимала толком, что происходит, и от этого беспокоилась еще больше. А ей-то каково выдерживать подобный натиск. Еще немного, и она останется в родной библиотеке. Но тут заведующая сделала неверный шаг, который помог растерявшейся Виктории Михайловне не сдать позиции.
– Я ли не шла вам навстречу? Не отпускала вас с работы?
Виктория Михайловна чуть не задохнулась от обиды. Уж ей ли не помнить, как приходилось унижаться в подобных случаях? Сомнения растаяли окончательно.
– Простите, пожалуйста. Подпишите мое заявление, – твердо ответила Виктория Михайловна. – У меня нет поводов обижаться на вас или кого-то еще. Просто у меня обстоятельства так сложились, семейные.
Девчонки, конечно, при таком известии от госпожи Плотниковой носы повесили и погрустнели. Но великолепный тортик, мороженое и бутылочка шампанского исправили грустную ситуацию. Коллеги от всей души пожелали Виктории Михайловне удачи, наговорили теплых и сердечных слов. Плотникова была тронута до слез. Хорошо с ними, тепло, просто…
Через две недели Виктория Михайловна отправилась в новую жизнь. Мандраж, конечно, присутствовал, коленки дрожали от волнения. Но все мосты были сожжены, и пути к отступлению отрезаны. Спасибо Надежде. Привела ее в отдел кадров, как несмышленую девочку, практически за ручку. Документы оформили на удивление быстро. Офис поразил своей грандиозностью и современностью. Все вокруг блестело и сверкало, здание было высоченное, кованая ограда, охрана, все по-взрослому. Куда там их библиотеке. Здесь в одних этажах заплутаешься и от сияния хрустальных люстр ослепнешь, не говоря уже о зеркальных лифтах.
Архив находился в полуподвальном помещении. Войдя в него, Виктория Михайловна испытала чувство облегчения. Роскошью и зеркальным шиком здесь не пахло. Все было почти как в ее родной библиотеке. Тот же запах, похожие стеллажи. Только вместо книг на полках стояли папки с документами. Объем, конечно, поменьше, чем в библиотеке. Первое впечатление оказалось на редкость позитивным. Коллектив собрался вполне доброжелательный и работоспособный. У нее, как у настоящего начальника, теперь имелся собственный кабинет. Небольшой, но очень уютный. Первые две недели знакомилась с коллективом и внимательно изучала многочисленные инструкции. Этого времени вполне хватило, чтобы войти в курс дела и сообразить, что к чему. От высокого начальства архивщики были далеко, делали свою работу честно, спокойно, с отдачей.
В архиве, кроме основных залов и ее собственного кабинета, имелось помещение, приспособленное под кухню. Все было предусмотрено до мелочей. Две микроволновые печи, чайник, кран с горячей и холодной водой, небольшая электрическая плита. Здесь, под этажами громадного офиса, располагалась территория обособленного, не шикарного, но вполне комфортного режима.
Виктория Михайловна ни на секунду не пожалела, что поменяла работу.
Надежда позвонила через полторы недели перед обедом, поинтересовалась, как идут дела, и пригласила встретиться в обеденный перерыв. Виктория Михайловна обрадовалась предложению, потому что пока не могла решить, как отблагодарить Добровольскую за помощь. Сама надоедать и тревожить пустяковыми звонками благодетельницу не хотела, но и оставаться в долгу тоже не желала.
Встретились приятельницы на центральной лестнице в условленное время. Пока приветствовали друг друга, обменивались впечатлениями и решали, где лучше пообедать, во двор въехало несколько иномарок. Машины остановились у центральной лестницы. Дверцы шикарных авто, как в кино, распахнулись почти синхронно, из кожаных салонов выскочили охранники, потом стали появляться хозяева жизни.
У Виктории Михайловны подкосились ноги и пропал дар речи. Из первой машины вышел мужчина, о котором лучше было бы не вспоминать никогда и ни при каких обстоятельствах. Дед Мороз, который основательно потрепал ей нервы четыре с небольшим месяца назад. Сейчас на нем не было атласного халата, бороды и бровей из ваты, но она узнала бы этого славного гражданина в любом обличье. Его пятьсот долларов до сих лежали у нее в шкатулке. Вот это встреча.
– Эй, Гладильникова, очнись! – услышала она голос Добровольской. – Тебе что, плохо? Что случилось-то? Может, объяснишь, в чем дело? Мы идем или не идем обедать, в конце концов? – Надежда недоумевала. Только что человек вел себя адекватно, общался – и вдруг без всяких видимых причин перестал реагировать на самые простые вещи.
– Это кто? – довольно тупо отреагировала Виктория Михайловна на возмущение Надежды. Она была в шоке. Невероятно. Так не бывает. Актер может находиться в самых разных местах – в театре, на съемочной площадке, на телевидении, красоваться на обложках журналов, но только не в банке. Это нонсенс.
Добровольская обернулась, не понимая, что происходит, но на всякий случай уточнила:
– Тебя, собственно, кто из этой компании интересует? Вообще-то руководство пожаловало практически в полном составе. Всех перечислять поименно – или пойдем выборочным путем? Вика, да что с тобой, в самом деле?
Виктория Михайловна, как маленький ребенок, направила указательный палец в сторону солидной группы мужчин, которая, не обращая внимания на окружающих, поднималась по лестнице в окружении охраны.
– Ну ты даешь, тихоня ты наша! А губа-то у тебя не дура. Этот скромный господин, в которого ты тычешь указательным пальчиком, всего-навсего президент нашего банка Балканский Геннадий Николаевич. Прошу любить и жаловать. Вдовец, между прочим, и по совместительству самый завидный жених в округе. Богат, относительно молод, свободен. Прямо как в сказке. – Надежда перестала тараторить и с удивлением уставилась на Викторию Михайловну, у которой было совершенно потерянное выражение лица. – Ничего, что я рядом стою? Может, тебе "скорую" вызвать? Что, неужели пересекались? Или у тебя любовь с первого взгляда? Какие страсти, однако, какой точный выстрел в яблочко. Поздравляю, мадам бывшая библиотекарша. Правильное выбрала направление. Действительно, какой смысл дергаться по пустякам? Надо сразу ставить перед собой глобальные задачи. Психологи говорят, что ничего невозможного не существует. Главное – четко сформулировать задачу и верить в успех.
– Надя, перестань. Я ошиблась. Мне просто показалось… – с трудом выдавила из себя Виктория Михайловна.
– Что показалось? – Отделаться от Надежды было трудно. Та была похожа на гончую, которая почуяла близкую и легкую добычу. – Какая бы ерунда тебе ни привиделась во сне или наяву, советую забыть о Балканском раз и навсегда. Тут многие пытались его приручить. Бесполезно. Непоколебим наш шеф, морально устойчив и в порочащих связях не замечен. Тверд как гранит. Истинный ариец.
– Да так, пустяки. Я действительно ошиблась.
Виктория Михайловна с огромным трудом сдерживала эмоции. Надежда тарахтела без остановки, задавала провокационные вопросы, а она никак не могла прийти в себя. Вот это встреча. Хотя встречей это можно было назвать условно. Дед Мороз был настолько занят собственными проблемами, что не удостоил их взглядом. Это ж надо! Фигура такой величины и значимости! А спал и храпел, как биндюжник, в ее маленькой прихожей. Совсем недавно. Пятьсот долларов за ночлег оставил. Вот чудеса. Нет, этого не может быть. Что-то не срастается. Надо точно узнать, может быть, у Балканского-банкира имеется никчемный брат-близнец, несостоявшийся актер и хронический алкоголик. И произошла элементарная ошибка. С какой стати президент солидного банка будет шляться в новогоднюю ночь по квартирам честных граждан с поздравлениями? Есть два варианта. Либо у Балканского действительно имеется брат-близнец, либо к ней приходил двойник. Этих двойников как грязи, по телевизору о подобных случаях часто рассказывают. Нынче даже шоу двойников существует. Наверняка она что-то перепутала. Хотя интуиция напоминала с противным упорством, что она обладает фотографической памятью.
Обед Викторию Михайловну уже мало интересовал. Аппетит пропал начисто и, кажется, надолго. Подозрительная Надежда своими бесконечными и назойливыми вопросами лишала покоя и не давала возможности подумать как следует. А что тут думать? Думай не думай, сто рублей не деньги. Если действительно представить на секунду, что в новогоднюю ночь в ее прихожую ввалился пьяный в стельку Балканский в костюме сказочного персонажа – это полная катастрофа. Причем ее личная. С дядьками такого уровня тягаться бесполезно. Она, конечно, не член совета директоров и на рабочие заседания регулярно являться не обязана. А если каким-нибудь образом их пути все-таки пересекутся и он ее узнает? Это будет крах. Если это действительно был Балканский, ей в своем архиве делать нечего, если она даже умудрится получить главную премию за свою работу имени какого-нибудь самого талантливого архивариуса в мире.
Собственного падения и личного позора такой мужик не простит. За километр видно, какой он важный, крутой, значимый. А тут такая неприглядная история, и свидетель под боком. Есть, конечно, зыбкая и очень малюсенькая надежда, что в силу определенных объективных причин он не успел запомнить, как она выглядит. Но это успокаивает плохо и оптимизма не прибавляет. В глубокой задумчивости Виктория Михайловна вернулась на свое рабочее место. На душе было тревожно.
Прошло несколько дней. Виктория Михайловна немного успокоилась. Подумаешь, беда. Будь что будет. Скорее всего, если рассуждать здраво, ничего не будет и быть не может. Можно всю жизнь проработать в этом небоскребе и больше ни разу не встретить Балканского. У президента много более важных дел, чем архивные проблемы. Ему это и в голову не придет. Для таких вопросов у него в штате сотни обученных черепашек. Так что нечего впадать в панику.
Скоро ситуация стала ей казаться комичной. А потом в голову пришла и вовсе дерзкая мысль – вот было бы интересно, если бы она записалась на прием к президенту по личному вопросу и, ни слова не говоря, вернула бы ему деньги. Каждый раз она придумывала новую концовку своей странной фантазии. Вариантов за три месяца работы в архиве накопилось пять. Эта странная игра увлекла ее не на шутку. Она подтрунивала над собой, понимала, что ведет себя довольно странно, но остановиться не могла. С таким воображением надо сценарии писать, а не архивом заведовать. Хотя одно другому не мешает.
Когда Виктория Михайловна окончательно успокоилась и перестала думать о чепухе, случилась настоящая беда. У нее прочно вошло в привычку задерживаться на работе допоздна. Спешить ей было некуда. Она любила минуты, когда наступала полная тишина. Можно было подвести итоги дня, закончить дела. Никто не дергал по пустякам, телефон молчал. Тем более что Виктория Михайловна очень любила порядок и старалась не оставлять на следующий день хвосты. Она спокойно работала, и вдруг неожиданно ей почудился странный запах. Поначалу она не придала этому значения, но через некоторое время подскочила со своего кресла. Пахло тем, чем в архиве пахнуть не должно было ни при каких обстоятельствах, – дымом. Противопожарное оборудование находилось в порядке, окурок никто оставить не мог, потому как курящих в их коллективе не имелось. Это было одно из главных условий при приеме на работу в их епархию.
Виктория Михайловна первым делом прошагала к кухонному помещению. Мало ли что? Потом начала обходить кабинеты. Запах усиливался. Ничего не понимая, Виктория Михайловна планомерно обходила помещения. Вдруг она услышала странное потрескивание где-то наверху, над стеллажами. Подняла голову и чуть не упала в обморок. Горела проводка, и противные голубоватые искорки летели как раз на крайний стеллаж с папками. Короткое замыкание. Два слова, как страшный приговор, мелькнули в голове. Виктория Михайловна тут же рванула к ближайшему телефону. Набрала 01, потом прозвонила в службу собственной безопасности банка и, не дожидаясь чужой помощи, принялась действовать. Ни в коем случае нельзя было допустить распространения огня. Огнетушители имелись, только она не помнила, можно ли ими пользоваться, когда электричество не отключено. Старая курица. Всю жизнь тебя учили, что и как делать в экстренных случаях, а ты все думала, что умнее всех, что подобные знания тебе никогда не пригодятся. Объясняли умные люди, какие огнетушители предназначены для открытого огня, а какие для того, чтобы гасить электрические провода. Читать, что написано на бирках, не было времени. Страха не было, скорее отчаяние от собственной неумелости. Виктория Михайловна, зажмурив глаза, сорвала пломбу на огнетушителе, потом решительно повернула ручку. На удивление у нее все получилось. Из красного баллона с жутким напором и шумом брызнула белопенная струя. Она еле удержала оживший, вмиг ставший непокорным и норовистым баллон. Почему никто не приходит на помощь? Собрав имеющиеся силы, она все-таки умудрилась направить струю в нужное место. В ту же секунду погас свет, что-то зашуршало у нее над головой, откуда-то сверху на несчастную голову перепуганной до смерти женщины полились потоки воды. Сработала защита. Только легче от этого не стало. Она все равно была одна в огромном помещении.