– Там. – Она машет рукой куда-то мне за спину, я же тем временем прищуриваюсь, пытаясь рассмотреть мужчину за столиком "у самого выхода".
Он там. Спиной ко мне. Перед ним крохотная чашечка с кофе и мобильный телефон. "Девица дала мне его мобильный номер, – вспоминаю я Жаннетины слова, – вдруг что-нибудь пойдет наперекосяк". Я смотрю на часы. Двенадцать десять. Похоже, "наперекосяк" налицо. Жаннета – особа пунктуальная. Правда, мужик об этом не знает, поэтому пока спокоен. Вот он цепляет чашечку одним пальцем, подносит ее ко рту и делает глоток. Аккуратно ставит обратно на стол и поворачивает голову к окну. Но он же… Я не успеваю додумать свою мысль, как треньканье моего мобильника отвлекает мое внимание.
– Олька! – вопит в трубку изо всех сил Жаннета.
– Ты где? – Я отползаю за свой столик.
– Только что вырвалась из пробки! – продолжает вопить она. – Ужас! Он там?
– Да, – отвечаю я. – Слушай, – я мнусь, – он… он какой-то… – И наконец моя мысль материализуется в слова: – старый. У него плешь на макушке.
– Да ну и ладно, – уже спокойнее говорит Жаннета. – Не до мелочей. Буду ему звонить…
– Звони, – поддакиваю я, – иначе уйдет. Через сколько будешь?
– Скоро. – И Жаннета отключается.
Я опять вскакиваю из-за стола. Семейка по соседству опять отставляет свои чашки и таращится на меня. И опять мне на них плевать. Подкрадываюсь к проходу и вижу, как мужик разговаривает по телефону. Заканчивает, кладет аппаратик на стол, цепляет пальцем чашечку и опять тянет из нее кофе. Уфф! Слава богу, думаю я, не нервный. Можно и в туалет сходить. Даже нужно, вдруг потом будет не до этого.
Я возвращаюсь на свое место ровно через семь минут, мельком отмечая, что мужик бездвижно торчит за своим столиком. Молодчина, успеваю подумать я и вижу Жаннетин джип, паркующийся напротив кофейни. Нет, хоть я и обещала не высовываться, но момент их встречи пропустить не в силах. Я встаю, чем в очередной раз пугаю до смерти официантку, делаю ей успокаивающий жест рукой и осторожно выглядываю из-за угла.
Жаннета в длинном кожаном плаще, на высоченных шпильках и в темных очках тяжело наваливается на входную дверь. Та легко распахивается, и Жаннета, не удержав равновесия, пролетает почти на середину первого зала, оставляя за спиной и стойку, и столик "у самого выхода", и мужика за ним. Я вскидываю руку в знак приветствия, но не уверена, что она видит меня. Она утверждается на своих шпильках, разворачивается и делает два шага по направлению к мужику. Тот безмятежно попивает свой кофе. Жаннета доходит до него, левой рукой снимает темные очки, правой легонько касается плеча мужика. Тот вздрагивает, расплескивая кофе, и оборачивается. Жаннета вскрикивает, роняет очки и зажимает рот рукой. Я издаю утробный стон и начинаю икать. Мужик медленно поднимается из-за стола и оказывается… Колюней.
Глава 16
– Лелька, как я рада тебя видеть! – первое, что я слышу, пересекая в понедельник порог офиса.
– Привет, Галка, – с некоторой заминкой говорю я.
– Привет, дорогая. – Она тискает меня в своих объятиях. – Даже не ожидала, что так соскучусь по тебе за эти дни. Как съездила?
– Хорошо. – Я судорожно цепляю на лицо идиотскую улыбочку. – А как у тебя дела?
– Нормально, – отвечает Галка, сопровождая свои слова легким пожатием плеч, – что им сделается?
– Да, действительно, – криво усмехаюсь я, – у тебя же всегда все ол-райт.
– Так все-таки, – не унимается Галка, – как там московский офис? Есть на что посмотреть? – И она заговорщицки подмигивает мне.
Неожиданно для самой себя я принимаюсь рассказывать ей историю с Альбертино. Да, не собиралась, но так вышло – нужно же что-то говорить, а в голову лезут только Жаннета с ее неуемным желанием почувствовать себя матерью да Колюня с таким же точно неуемным желанием, но прямо противоположного свойства. Поэтому Альбертино сейчас – это спасение.
– Ух ты! – вскрикивает Галка и вся лучится от удовольствия. – Вот это я понимаю! Ты среди нас просто рекордсмен!
– По какой части, если не секрет? – внезапно слышим мы мужской голос.
М.А. собственной персоной.
– Доброе утро, – склоняем мы головы в приветственном кивке.
– Доброе, – соглашается он, сохраняя на лице официальную улыбку. – Так поделитесь, в чем наша Ольга Николаевна рекордсмен?
"В охмурении мужиков на семь лет моложе себя", – я знаю, именно это вертится у Галки на языке, но она берет себя в руки и, кокетливо потупив глаза, отвечает:
– По части плавания.
Ого! Надо же было такое придумать. Хотя, я понимаю, Галке просто не пришло в голову ничего более подходящего. Я невольно начинаю смеяться.
– А что в этом смешного? – недоумевает М.А. – Вы ходите в бассейн?
– Раз в неделю, – сквозь смех отвечаю я. – И все мои успехи заключаются в том, что за сорок пять минут сеанса я проплываю четыре дорожки.
– А они? – М.А. прищуривается.
– Они умирают на трех.
– Завидую, – неожиданно говорит М.А.
– Кому? – удивляюсь я.
– Вам. Сам никак не дойду да бассейна. – Он изображает прощальный кивок и покидает нас.
– Нет, ну какой все-таки мужик, – с тоской в голосе произносит Галка. – Жаль только – не про нашу честь.
Она всегда так говорит, а я всегда в таких случаях отвечаю ей вопросом: "Как там наш Колюня?" – кто-то же должен ей хоть изредка напоминать о взятых на себя двенадцать лет назад обязательствах. Но сегодня я крепко стискиваю зубы и молчу. Галка берет с меня слово испить чуть позже кофе и удаляется в свой кабинет. Я бреду в свой, включаю компьютер, поливаю цветы и усаживаюсь за стол с единственным желанием наконец-то выкинуть из головы события субботы. Не получается.
Узнав в будущем папаше Колюню, Жаннета впала в ступор.. Собственно, мы все трое пребывали в примерно одинаковом состоянии, только они – у входа, а я – в соседнем зале. Честно говоря, там я и решила остаться до тех пор, пока Колюня не покинет помещение. "К чему усугублять ситуацию, – думала я. Однако Жаннета считала иначе. Очнувшись от первого шока, она повернулась в мою сторону и призывно махнула рукой. Колюня вторично вздрогнул и тоже повернул голову. Ужас, исказивший его лицо при появлении Жаннеты, сменился гримасой обреченности. Два свидетеля – это уж слишком.
– Привет, – сказала я, подойдя к ним. – Может, присядем и поговорим?
Жаннета благодарно взглянула на меня. Мы расселись вокруг столика и заказали по двойному эспрессо.
– Ну, – спросила Жаннета, сделав несколько глотков и от этого придя в себя, – что будем делать?
И тут Колюня поразил меня. Нет, он не стал биться головой о стол. Не стал стенать и оправдываться. И уж тем более не стал крыть Галку на чем свет стоит (хотя, признаться, было за что). Он размешал сахар в своем кофе и ровным голосом сказал:
– Решать тебе. Если тебя смущает мое отцовство и ты предпочла бы, чтобы отец ребенка, которого ты собираешься усыновить, был тебе неизвестен, то тогда пьем кофе и расходимся. Если же для тебя это не имеет значения, то задавай свои вопросы.
– Какие вопросы? – спросила ошарашенная Жаннета.
– Ну, конечно, не о том, как я дошел до жизни такой, – усмехнулся Колюня. – Ты ведь хотела что-то уточнить по поводу моего здоровья, верно?
– Верно, – кивнула Жаннета, – но, честно тебе скажу, я еще не успела понять, имеет для меня значение твое отцовство или нет.
– Понятно, – произнес Колюня. – Тогда думай. Вот, смотри, – он взял с рядом стоявшего стула папку, – здесь результаты обследования, которое я проходил с полгода назад. Там чего только нет. Отдаю тебе и надеюсь, – он криво улыбнулся, – ты не станешь носиться по городу и оглашать мои маленькие физиологические тайны.
– По городу я, конечно, носиться не стану, – медленно начала Жаннета, – но как же Галка?..
И тут Колюня поразил меня вторично.
– Здесь ничего не поделаешь, – сказал он, откидываясь в своем кресле, – это наши с Галкой проблемы, и мы сами будем в них разбираться. Но я знаю, что вы старые подруги, и поэтому не могу просить вас о том, чтобы вы ей ничего не говорили. Поступайте как знаете. Это ваше право.
Мы с Жаннетой открыли рты.
– А мне придется решать проблемы уже по мере возникновения, – усмехнулся он.
Невеселая это была усмешка. Я почувствовала, как у меня заскребло на душе. Вот уж мерзкая ситуация!
Колюня одним глотком осушил свою чашку, достал из внутреннего кармана пиджака деньги, бросил их на стол и поднялся:
– Пойду. У тебя теперь есть мой мобильный – позвонишь, когда решишься на что-нибудь. – И он ушел.
– Мужчина, – уважительно проговорила я.
– И как любой мужчина, козел, – подытожила Жаннета.
***
Мои воспоминания прервал телефонный звонок.
– Да, – хрипло сказала я в трубку, – слушаю вас.
– Привет, – услышала Жаннетин голос, – ты что, болеешь?
– Нет. – Я откашлялась. – Все нормально. Привет. Как дела?
– Дела? – Жаннета задумалась. – Не знаю. Что-то неважно. Видела ее?
"Ее" – это Галку.
– Видела.
– И как она?
– Жанн, у тебя затмение в мозгах? – удивилась я. – Она ж ничего не знает.
– А ты уверена? – засомневалась Жаннета.
– Я не имею в виду Николашин адюльтер, – пояснила я, подергав "мышку" на столе, чтоб хоть чем-то занять руки. – Я имею в виду – она даже не знает о твоих поисках.
Галке и впрямь ничего не известно о Жаннетиных планах взять на воспитание чужого ребенка. Жаннета поделилась ими только со мной. Иногда мне кажется, что она побаивается Галки. А та совсем недавно очень резко высказалась в адрес тех, кто рискует усыновить малыша. Галке просто не повезло в жизни. Ее как раз удочерили. Совсем маленькой, двух лет отроду. Она конечно же не помнит свою мамашку, которая отказалась от нее, и лет до пятнадцати считала людей, воспитывавших ее, настоящими родителями. Но потом у Галки случился переходный возраст, который проходил бурно, если не сказать, скандально. Родительские нервы не выдержали, и мало-помалу на Галку стала вываливаться информация, значение которой она сначала не понимала. Однако непонятная информация никуда не девалась, она оседала в не по возрасту сообразительной Галкиной головке, и в один – как Галка говорит, солнечный осенний денек – сложилась в законченную картинку. Галка охнула и побежала со своими догадками к родителям, и те, доведенные до эмоционального истошения ее очередным взбрыком, выдали ей страшную тайну. "Все изменилось, – рассказывала Галка, – с того самого момента и навсегда. Так что нет в этом никакой пользы – одна боль". Мы с Жаннетой убеждали ее, что не у всех так, но она отмахивалась и твердо держалась своей позиции. "Галка мне в этом деле не советчик, – категорично сказала Жаннета, объявив мне о своих намерениях. – Вернее, советчик наоборот. Нечего ей об этом знать". На том и постановили.
– Да, действительно, – все еще задумчиво тянула Жаннета в телефонной трубке, – она ничегошеньки не знает… Но все-таки как она?
Я воскресила в памяти утреннюю Галку и уверенно ответила:
– Отлично. В отличие от нас с тобой.
– Это хорошо, – вздохнула Жаннета.
Не поняла, что именно она считает хорошим, поэтому промолчала.
– Что будем делать? – опять возник в эфире волнующий голос Жаннеты.
– Не знаю.
Но делать что-то надо было. Для начала хотя бы принять решение: говорить или не говорить Галке о происшествии. Увидев ее утром, я почувствовала, что мое подвешенное состояние на этот счет не сможет продлиться долго. Раздвоенность – вообще не мой конек, а в отношении Галки тем более. Но одна я ничего не придумаю. Потому что главная у нас в этой ситуации – Жаннета. Ей решать.
– От тебя зависит, – говорю я вслух, – что решишь с ребенком?
– Ольк, – тихо отвечает Жаннета, – я в раздрае. В полном. Ребенок ведь на всю жизнь…
– Ты только что узнала об этом? – перебиваю я ее. – А чем ты думала, когда предпринимала чертову тучу попыток забеременеть? – Я верчусь на стуле, ловя в поле зрения дверь в кабинет, чтобы удостовериться, что никто не может подслушать мои слова.
– Подожди, подожди, – торопливо откликается Жаннета. – Не об этом речь. Я просто боюсь, что у меня будет слишком много времени, чтобы хотя бы раз проболтаться. Все-таки, согласись, одно дело, когда ребенок от незнакомых людей, а совсем другое – от Галкиного мужа.
Согласна. Жутко представить себе, как малыш будет подрастать, а мы с Жаннетой будем вглядываться в него и искать Николашины черты. И насчет "проболтаться" она права – не намеренно, разумеется, а так, к слову. Я ежусь:
– Да уж…
Дверь кабинета внезапно распахивается, и наш с Жаннетой тет-а-тет летит к черту.
– Эй! – приветствует меня с порога Лина. – К тебе можно?
Правильный ответ – "да". Лина наотрез отказывается понимать, когда ей в ответ говорят "нет". А сейчас у нее такой таинственный вид, что мне и не хочется выгонять ее, ссылаясь на занятость.
– Заходи, – машу я ей свободной рукой.
– Все, прощаюсь, – шепчет в трубку понятливая Жаннета. – Созвонимся.
– Ага, – говорю я, кладу трубку на аппарат и поворачиваюсь к Лине: – Ну что, дорогая, рассказывай.
– Я? – притворно удивляется Лина, с комфортом располагаясь в кресле для посетителей. – С чего ты решила, что мне есть что рассказывать? Это ведь ты у нас путешествовала. Вот тебе и карты в руки.
– Да брось ты. – Я морщу нос. – Что там может быть интересного в московском офисе? А вот здесь-то, наверное, что-то да произошло, верно?
Лина – великая сплетница. Номер три после Вики и Галки. У Вики сегодня отгул, с Галкой – сами понимаете… А у великой сплетницы Лины налицо явный зуд под названием "хочу-рассказать-не-знаю-кому".
– Лина, – я делаю умоляющее лицо, – не мучь меня. Сжалься над несчастной девушкой, которой пришлось ездить в гостинице на девятый этаж на лифте и толкаться в кошмарном московском метро.
– Беднушка, – принимается причитать Лина, наслышанная о моей нелюбви к лифтам и прочим замкнутым пространствам, – что ж тебя, никто на машине в офис не доставил?
– Да все сволочи, ты же знаешь, – утомленно закатываю я глаза.
Ни к чему трепаться о М.А. А "все сволочи" – это Линина излюбленная тема. Кто "все" – я до сих пор не имею четкого представления, что не мешает мне, пользуясь этим маневром, частенько ловко перебрасывать Линино внимание с одной темы на другую.
– Это точно, – энергично кивает Лина. – Наши не лучше. Представляешь…
Так, уже теплее. Лина выкладывает новости, а я тихо прихожу в ужас. Реорганизация. Так я и знала. Недаром в московском офисе такое оживление.
– То есть ты толком ничего не знаешь, – наконец удается мне вклиниться в Линии монолог.
– Не знаю, – со вздохом подтверждает она. – И никто не знает.
– Что, даже Вика? – усмехаюсь я.
– Даже Вика. – Лина поникает. – Только руководство. Ты же слышала – если бы не случайность, то…
Да, случайность – дама, без которой на этой планете ничего не происходит. В том числе и в нашей конторе. Хотя я к слову "случайность" добавила бы в этом случае еще и "хороший Линии слух", поскольку благодаря ему ей стало кое-что известно. Пара фраз из случайно подслушанного случайно телефонного разговора Юрика с неизвестным лицом. Фразы на самом деле ни о чем. Неужели она строит свои догадки только на них? Или чего-то не договаривает?
– И все? – Я внимательно смотрю на Лину. – Это все, что ты знаешь?
– Ну да. – Ясный Линии взор служит мне ответом.
– Маловато, – пренебрежительно кривлюсь я. – Может, ты ошибаешься?
– Ольга, – Лина смотрит на меня, как на тяжелобольную, – не будь дурой. Все это давно витает в воздухе.
Витает, не спорю. Но витает все шесть лет, которые я здесь работаю. К. этому "витанию" вес настолько привыкли, что даже исключили тему реорганизации из числа обеденных шуточек. Но кто его знает, может, в этот раз все действительно серьезно?
– Черт, черт, черт, – бормочу я. – Ненавижу всякие реорганизации и пертурбации.
– Тебе-то что беспокоиться? – удивляется Лина. – Ты в своем бюджетировании одна-одинешенька. Тебя никто не тронет. А вот нас могут перетасовать как угодно.
У нее звонит мобильник.
– Ой, – восторженно верещит она в трубку, – ты уже пришел? Счас спущусь. Сори, Ольга, – она вскакивает с кресла, подтягивает брюки, сползшие с мощных бедер до неприличного положения, и направляется к двери, – ко мне пришли. Попозже загляну. О'кей?
– О'кей, о'кей, – бормочу я, – попозже так попозже.
"Тебя никто не тронет"!.. Ее бы слова да богу в уши. А еще лучше – в приказ. Конечно, меня никто не уволит, но вот запихнуть кому-нибудь в подчинение – это запросто. А как было хорошо! Надо мной – только Юрик да финансовый директор. Юрику вообще все было безразлично, он только подписывал мои бумаги. Иногда, правда, для проформы задавал какие-нибудь вопросы, но не чаще одного раза в две недели. А финдир – Никита. С тем у нас классные отношения. "Так, может, – вдруг приходит мне в голову, – аккуратно провентилировать с ним вопрос о грядущих – если они действительно грядут – переменах?"
Даже если он не выложит все, что знает, все равно чем-нибудь выдаст себя. Да и потом, мне неинтересен весь план целиком, знать бы о своей судьбе – и достаточно. "Нет, – я усмехнулась своему отражению в экране компьютера, – кого я хочу обмануть?" Мне интересно. Наверное, я непроходимая дура, но я не умею работать где-нибудь и отстраненно взирать на то, что происходит вокруг. "Лелька, – укоряет меня всегда Галка, – это устаревший совдеповский подход к проблеме. Нельзя растворяться в работе". Я и не растворяюсь в работе, слава богу, уже нет, хотя лет в двадцать пять это за мной водилось. Я давно уже научилась отделять мух от всего прочего. Но компания, в которой я работаю, это для меня единый живой организм. И – уверена – когда выжму из Никитка все, что касается конкретно моей персоны в свете грядущего переустройства нашей жизни, не удержусь, чтобы не попробовать выпытать весь план переустройства. Такая натура. Что тут поделаешь? А кстати, на месте ли сегодня Никиток? Я тянусь к телефону в тот момент, когда дверь моего кабинета в очередной раз отворяется. Уппс!
– Еще раз здравствуйте, – говорит М.А., переступая порог. – Не заняты?
Я украдкой смотрю на часы на экране компьютера. Фьють! Десять. А я ни в одном глазу. Я имею в виду работу. Да-а, день не задался с самого начала.