В пользу этой версии действительно говорит немало фактов. Начнем с хронологии событий 30 августа 1918-го, точнее, еще раз к ним вернемся. Когда же именно Каплан стреляла в Ленина? Самым "ранним" оказался В. Бонч-Бруевич – он в своих воспоминаниях утверждает, что узнал о покушении на Ленина в 18.00. Официальные органы советской печати по горячим следам утверждали, что покушение произошло около половины восьмого вечера. Однако на первом допросе в ВЧК Каплан показала, что она приехала на завод Михельсона около восьми часов. Какое-то время она осматривалась, говорила со Степаном Гилем, ждала, когда Ленин выйдет с завода.
А Гиль, шофер Ленина? Он, как мы помним, утверждал, что "приехал с Лениным на завод Михельсона около 10 часов вечера". Предположим, что Ленин быстро вышел из машины, прошел на завод, выступил, вышел из гранатного цеха, какое-то время у него заняла беседа с кастеляншей Поповой. На это ушло как минимум двадцать минут. Значит, Каплан стреляла в Ленина (с учетом того, что Гиль мог не засечь точного времени приезда) где-то в промежутке 22.15–22.25. Затем была суматоха, Ленину оказывали первую помощь, усаживали в машину – еще как минимум десять, а то и пятнадцать минут. После этого раненого везут Кремль, поднимают по лестнице. Очевидно, что в своей квартире он оказался около 11 вечера. Именно в это время, как свидетельствуют официальные документы, был произведен первый медицинский осмотр пациента.
А теперь вспомним воззвание о покушении на Ленина, написанное Свердловым и опубликованное по его распоряжению. Время, которым оно датировано, – 22.40. Причем в самом его начале говорится: " несколько часов тому назад (курсив мой. – Авт .) совершено злодейское покушение на тов. Ленина". Как видим, с хронологией, основанной на показаниях Степана Гиля (и, кстати, не только его), это стыкуется плохо.
Но может быть, Гиль все же ошибся, и на самом деле он привез Ленина на завод Михельсона раньше, допустим, на полчаса. Тогда у Свердлова действительно было время, чтобы узнать о покушении на Ленина, и он, проявив чудеса владения эпистолярным жанром, написал воззвание уже после покушения. Однако здесь возникает еще один вопрос: откуда у Якова Михайловича такая фантастическая прозорливость, позволяющая так точно, за несколько минут, расставить акценты и фактически назвать преступников: " Мы не сомневаемся в том, что и здесь будут найдены следы правых эсеров, следы наймитов англичан и французов". Интересно, что советские историки и те, кто и сейчас придерживается официальной большевистской версии о покушении на Ленина, так не любят эту фразу, что, цитируя воззвание Свердлова, заменяют ее стыдливым троеточием.
"Наймиты французов и англичан" – это еще можно понять, их товарищ Свердлов мог приплести в "дежурном порядке". Но почему именно правые эсеры, а не какая-нибудь "белогвардейская шваль"? Примечательный в этом плане разговор произошел у Свердлова с Петерсом (он стал известен из уже упоминавшихся нами записок последнего). Вечером 31 августа Свердлов сказал и. о. председателя ВЧК, что утром нужно дать официальное сообщение в газеты.
– Напиши коротко, стрелявшая – правая эсерка черновской группы, установлена ее связь с самарской организацией, готовившей покушение, принадлежит к группе заговорщиков.
– Этих заговорщиков придется выпустить, – ответил Петерс, – против них ничего нет. Никакими связями ни с какой организацией от этой дамы пока не пахнет, а то, что она правая эсерка, сказал я. И вообще таких дилетантов, как мы, самих сажать нужно!
Свердлов на это ничего не ответил, зато позднее, когда его кто-то спросил, как идет следствие, ядовито бросил: "А так, что всю ВЧК надо пересажать, а даму выпустить. И на весь мир покаяться: мы, мол, дилетанты-с, извините-с!"
Второй аргумент в пользу данной версии – ход следствия, с вечера 30 августа по 3 сентября 1918 года полностью контролировавшийся Свердловым. Как утверждают некоторые историки, Яков Михайлович запретил Феликсу Дзержинскому возвращаться из Петрограда, куда тот накануне отправился расследовать дело Урицкого. Общее руководство следствием возглавил Петерс, которого вряд ли можно назвать человеком Свердлова, а вот конкретные следственные действия – дознание, опрос свидетелей, осмотр места покушения и следственный эксперимент, вызывающие массу вопросов, – проводились его людьми – Кингисеппом и Юровским. Известно, что Свердлов трижды, наедине, без протокола разговаривал с Каплан. Петерса председатель ВЦИК нейтрализовал просто – по его личному указанию Каплан была переведена с Лубянки в Кремль. А дальше последовал расстрел – Мальков с помощниками, опять же, по указанию Свердлова, уничтожил женщину, которая являлась главной ниточкой, позволявшей распутать это непростое дело.
Все это приводит некоторых исследователей к выводу: Свердлов, в руках которого и без того было сосредоточено немало рычагов власти, решил подмять под себя всё. Но операция пошла не по плану, Ленин выжил, и тогда председателю ВЦИК пришлось заметать следы. Поскольку Свердлов в момент недееспособности Ленина фактически стал руководителем государства (он даже отдавал приказы, расположившись в кабинете Ленина), сделано это было быстро, хотя и не без труда. Кто знает, как бы повернулась история Советского государства, живи Свердлов и дальше, но после тех событий ему суждено было прожить недолго: в середине 1919-го он скоропостижно скончался от испанки.
ВЕРСИЯ 4. Фанни Каплан не стреляла в Ленина.
По мнению историка Васильева и некоторых других, никакого покушения вообще не было, а была "мастерски организованная чудовищная инсценировка" при активном участии самого вождя.
Эта версия основывается на двух аргументах. Во-первых, довольно странном характере ранений Ленина и чудесно быстром исцелении вождя. В Ленина якобы стреляют разрывными пулями "дум-дум", для пущей верности (хотя это и абсолютно бесполезно) смазанными ядом кураре, он получает якобы "смертельные ранения", после которых, как мы уже упоминали, Гиль везет его не в ближайшую больницу, а в Кремль. Этой версии, например, придерживается Полина Дашкова. На вопрос корреспондента "Комсомольской правды", что заставляет ее думать, что никакого покушения не было, известная писательница ответила:
"Медицинские документы. Как в официальном бюллетене обозначен ход пуль? Одна пуля вошла под левую лопатку Владимира Ильича, прошила наискосок грудную полость и застряла над правой ключицей под кожей шеи, не задев никаких жизненно важных органов. Если она не задела сердце, то обязательно должна была задеть артерии или легкие. Но она (хотя диаметр пули был достаточно большой) почему-то шла зигзагом, аккуратненько все обходя. Траектория полета пули может измениться при столкновении с чем-то твердым – лопаткой или позвоночником. Но повреждение позвоночника – травма весьма серьезная. Даже если предположить, что случилось абсолютное чудо и ни одна из артерий и сосудов не была задета, у нас остаются легкие. Ибо не могло не быть так называемого пневмоторакса, то есть повреждения легкого и внутреннего кровоизлияния. При пневмотораксе он не смог бы проехать от Серпуховки к Кремлю, выйти из машины на собственных ногах, подняться на третий этаж, раздеться и лечь. Что касается второй пули – там все проще: она раздробила плечевую кость и застряла под кожей. Чем опасны пулевые ранения? Сепсисом. Антибиотиков тогда не было, но у Владимира Ильича ни разу даже не поднялась температура!
Я обсуждала это со многими врачами, показывала рентгеновский снимок. Пока я рассказывала, как эта пуля шла согласно официальной версии, которая нам всегда преподносилась на уроках истории, все говорили: ну это же бред, невозможно – человек бы десять раз умер! Потом спрашивали: а кто это? Я говорила: Ленин… И у всех был шок".
И второй аргумент. 26 июня 1918 года Ленин пишет в письме Г. Е. Зиновьеву: "Только сегодня мы услыхали в ЦК, что в Питере рабочие хотели ответить на убийство Володарского массовым террором и что вы… удержали. Протестую решительно! Мы компрометируем себя: грозим даже в резолюциях Совдепа массовым террором, а когда до дела, тормозим революционную инициативу масс, вполне правильную. Это невозможно! Террористы будут считать нас тряпками. Время архивоенное. Надо поощрять энергию и массовидность террора против контрреволюционеров…"
"Архивоенное" время, по мнению Ленина, требует соответствующих мер. Но, несмотря на то что Ленин является главой государства, в 1918 году это еще не означало, что он мог действовать без оглядки на других членов верхушки РКП(б). Да и массы, несмотря на всю их "революционную инициативу", нужно все же как-то мотивировать. Именно это, по мнению некоторых исследователей, и подвигло Ленина сотоварищи организовать инсценировку покушения на "вождя мирового пролетариата".
2 сентября 1918 года Свердлов в обращении ВЦИК призывает к началу "красного террора". Уже на следующий день в Петрограде расстреляны около 500 человек, в основном представители элиты – бывшие царские чиновники высшего ранга, профессора университетов и т. д. А 5 сентября появляется постановление СНК "О красном терроре", согласно которому "обеспечение тыла путем террора является прямой необходимостью", советская республика должна быть очищена от "классовых врагов путем изолирования их в концентрационных лагерях", "подлежат расстрелу все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам". После этого эстафету подхватывает пресса. Газета "Красное знамя", официальный печатный орган Петросовета, писала в своей первополосной статье: "Кровь за кровь. Без пощады, без сострадания мы будем избивать врагов десятками, сотнями. Пусть их наберутся тысячи. Пусть они захлебнутся в собственной крови! Не стихийную, массовую резню мы им устроим. Мы будем вытаскивать истинных буржуев-толстосумов и их подручных. За кровь товарища Урицкого, за ранение тов. Ленина…" Повод для террора был найден…
ВЕРСИЯ 5. Фанни Каплан стреляла в Ленина.
Стрелять-то стреляла, однако не ведала, что творила. Эта "компромиссная", "примиренческая" версия основывается на словах Якова Петерса, называвшего Каплан "сумасшедшей или экзальтированной". То есть Фанни, страдавшая психическим расстройством, покушалась на Ленина, но при этом не осознавала, что она, собственно, делает.
С этой версией отчасти перекликается следующая.
ВЕРСИЯ 6. Фанни Каплан стреляла в Ленина.
Причина – неразделенная любовь. Не к Ленину, конечно, а к тому человеку, который двенадцать лет назад сбежал от нее после взрыва бомбы в киевской гостинице. В записках Петерса есть запись одного из допросов Каплан: "…в Харькове я встретила Мику, Виктора. Мы с ним вместе в шестом году работали в одной группе, готовили взрыв. Встреча была случайной, он остался анархистом, и я была ему не нужна… Даже опасна. Он сказал, что побаивается меня, моей истеричности и прошлого. А я тогда ничего этого не понимала. Как мне объяснить? Всё опять было в красках, всё возвращалось – зрение, жизнь… Я решила пойти к нему, чтоб объясниться. И перед этим пошла на базар, чтобы купить мыла. Хорошего. Просили очень дорого, и я продала шаль. Я купила это мыло. Потом… утром… он сказал, что не любит меня и никогда не любил, а произошло всё сегодня оттого, что от меня пахнет духами Ванды. Я вернулась в больницу, села в кресло и хотела закутаться в свою шаль, потому что я всегда в ней пряталась от холодной тоски… Но шали у меня больше не было, а было это мыло… и я не могу простить себя… не прощаю…"
В общем, как считает исследователь Е. Съянова, "брошенные женщины опасны для вождей". Каплан, узнавшая, что Гарский ее бросил, решила за это отомстить Ленину и доказать всему миру, на что способна неразделенная любовь.
ВЕРСИЯ 7. Фанни Каплан стреляла в Ленина. Ее не расстреляли 3 сентября 1918 года.
В добрых царей хотелось верить не только подданным Российской империи, но и победившему пролетариату. Существует версия о том, что Ленин пожалел стрелявшую в него Каплан (а может быть, решил исправить несправедливость и сохранить жизнь обвиненной ни за что женщине).
Наиболее интересными в этом плане являются свидетельства Василия Новикова, того самого, который по версии ЧК принимал участие в покушении на Ленина и обеспечивал для Каплан удобные условия для стрельбы. На одном из допросов в конце 1937 года он показал следующее:
" Вопрос : Вы называли всех бывших участников эсеровской террористической дружины, с которыми вы встречались в последующие годы?
Ответ : Я упустил из виду участницу покушения на В. И. Ленина – Ф. Каплан, которую встречал в Свердловской тюрьме в 1932 г.
Вопрос : Расскажите подробно, при каких обстоятельствах произошла эта встреча?
Ответ : В июле 1932 г. в пересыльной тюрьме в г. Свердловске, во время одной из прогулок на тюремном дворе, я встретил Каплан Фаню в сопровождении конвоира. Несмотря на то что она сильно изменилась после нашей последней встречи в Москве в 1918 г., я все же сразу узнал ее. Во время этой встречи переговорить мне с нею не удалось. Узнала ли она меня, не знаю, при нашей встрече она никакого вида не показала. Все еще сомневаясь в том, что это Фаня Каплан, я решил проверить это и действительно нашел подтверждение того, что это было именно так.
Вопрос : Каким образом?
Ответ : В Свердловской тюрьме содержался Кожаринов, переводившийся из челябинского изолятора в ссылку. Кожаринов был привлечен к работе в качестве переписчика. Я обратился к нему с просьбой посмотреть списки заключенных, проверив, находится ли среди них Фаня Каплан. Кожаринов мне сообщил, что действительно в списках тюрьмы числится направленная из политизолятора в ссылку Каплан Фаня, под другой фамилией – Ройд Фаня…
Вопрос : От кого и что именно вы слышали о Каплан в 1937 г.?
Ответ : 15 ноября 1937 г. я был переведен из Мурманской тюрьмы в Ленинградскую на Нижегородской ул. Находясь там в одной камере с заключенным Матвеевым, у меня с ним возник разговор о моей прошлой эсеровской деятельности и, в частности, о Каплан Фане. Матвеев, отбывавший наказание в Сибирских к/лагерях, сказал мне, что он знает о том, что Каплан Фаня – участница покушения на В. И. Ленина – работает в управлении Сиблага в Новосибирске в качестве вольнонаемного работника…
Новиков подтвердил правильность записи протокола и то, что он им был прочитан.
Допрос вели: начальник и оперуполномоченный 4-го отделения УГБ УНКВД Ленинградской области".
Эти сведения не то чтобы встревожили руководителей НКВД, но все же заставили провести их проверку. В декабре 1937 года в Свердловск и Новосибирск поступили запросы за подписью заместителя наркома внутренних дел СССР Фриновского с требованием проверить сведения, изложенные Новиковым. Слова Новикова не подтвердились. После проверок картотек, материалов конвойного полка и т. д. был сделан вывод: "Не установлено ни одного арестованного, сходного с Ройд Фаней".
Были и другие свидетельства, – например, утверждалось, что Каплан даже выпустили на свободу и она умерла в 1947 году. Очевидцы якобы видели ее то в Сибири, то на Урале, то в Воркуте.
И, наконец, последняя версия, сформулированная одним из самых компетентных исследователей первых революционных годов А. Л. Литвиным: "Да там вообще разобраться ни в чем нельзя, ничего не ясно". Конечно, такое мнение не оставляет шансов на установление истины. Но с другой стороны – оно, как это ни парадоксально, ближе всего к истине. Сейчас уже трудно сказать, намеренно ли кто-то "запутывал следы" или же это получилось, что называется, само собой. Но при кажущемся обилии материалов и версий, претендующих на достоверность, это дело было и остается одной из самых больших загадок советской истории.