Ходят разговоры о планируемой Сталиным массовой депортации советских евреев в отдаленные районы Сибири и Дальнего Востока, но каких-либо документов на сей счет не найдено. Известно только, что в январе 1953 года было принято решение о строительстве огромного (на 150–200 тыс. человек) лагеря для "особо опасных иностранных преступников", а в Москве городские партийные органы при участии офицеров МГБ составляли списки подлежащих депортации лиц. Но так как парторганизацией столицы в то время руководил Хрущев, никаких компрометирующих Никиту Сергеевича документов, ясное дело, сохраниться и не могло. Еще осенью 1954 года он как первый секретарь ЦК КПСС распорядился об уничтожении в архивах Московского комитета партии, а также ЦК Компартии Украины и ЦК КПСС большого количества документов…
Генерал Епишев в свою бытность начальником Главного политуправления однажды оборонил фразу о подготовке некой депортации… Якобы к концу февраля 53-го приготовления были уже завершены, и в МГБ ждали только отмашки "хозяина". Но сразу же после постигшего вождя инсульта шеф МГБ Игнатьев рекомендовал Епишеву и другим своим замам "все забыть".
Но все это - только разговоры, не подтвержденные документально. Тем более что есть свидетельства и иного рода. Так, во второй половине февраля в аппарате ЦК шла подготовка письма представителей еврейской интеллигенции на имя Сталина, в котором не было и намека на предстоящее переселение сотен тысяч людей. Центральным пунктом письма была просьба разрешить издание газеты "для широких слоев еврейского населения в СССР и за рубежом". Видимо, дальнейшим сценарием предполагалась, что вождь благосклонно отнесется к этой просьбе и тем самым в выгодном свете предстанет в глазах западной общественности, обвинявшей его в антисемитизме.
Истерия по поводу "убийц в белых халатах", принимавшая характер антисемитской кампании, наносила серьезный ущерб международному авторитету СССР и встретила неприятие большинства членов советского руководства, а Сталин вряд ли бы стал единолично принимать политическое решение о депортации и тем более добиваться его реализации. Отнюдь не оправдывая жестокие решения того времени, отметим, что все предыдущие депортации, на которые некоторые порой ссылаются как на прецедент, проводились в другой конкретно-исторической обстановке и были мотивированы событиями, имевшими место в период отражения немецкой агрессии…
Возможно, подготовка агитпропом ЦК письма представителей еврейской интеллигенции и была продиктована необходимостью для Сталина "с честью" выйти из создавшейся ситуации. К тому же дело о "сионистском заговоре" явно разваливалось, что вынудило Маленкова и Игнатьева еще в ноябре 1952 года инициировать изгнание из МГБ Рюмина, которого назначили на более чем скромную должность старшего контролера в Министерстве госконтроля СССР.
Хотя МГБ nQ инерции продолжало ловить врагов "в белых халатах", а 13 января 1953 года даже было сообщение ТАСС об аресте "врачей-вредителей", которое впоследствии не раз использовалось для стимулирования эмиграции евреев в Израиль, в Кремле начинали понимать, что пора искать крайнего.
Примечательно, что 9 января, когда бюро Президиума ЦК собралось для утверждения текста этого сообщения, Сталин на заседании не присутствовал. А еще 1 декабря 1952 года в ходе беседы со своими ближайшими соратниками - по воспоминаниям члена Президиума ЦК, министра судостроительной промышленности Вячеслава Малышева - вождь неожиданно заговорил о ситуации в органах госбезопасности: "Неблагополучно в ГПУ. Притупилась бдительность. Они сами признались, что сидят в навозе, в провале. Надо лечить ГПУ… Лень, разложение глубоко коснулись МГБ".
Так что, по политической логике тех лет, "козлами отпущения" должны были бы стать Игнатьев и его "куратор" Маленков… И тут наступило 1 марта.
Имеющаяся информация позволяет следующую реконструкцию действий соратников вождя в тот злополучный день. Узнав о случившемся на даче Сталина, участники "четвертки" пошли на сговор за спиной остальных членов Президиума ЦК, который после съезда 1952 года ни разу не был собран в полном составе. Они решили заранее распределить ключевые государственные 'посты, а затем заставить остальных членов Президиума смириться со сложившейся ситуацией. Но только вчетвером им это было не под силу, поэтому к сговору решено было привлечь и "стариков" - Молотова, Кагановича, Микояна, Ворошилова, продолжающих пользовать немалым авторитетом в советской номенклатуре.
Утром 2 марта в сталинском кабинете в Кремле собрались все члены бюро Президиума ЦК, а также Вячеслав Молотов, Анастас Микоян, Николай Шверник (председатель Президиума Верховного Совета СССР) и Матвей Шкирятов (председатель Комитета партийного контроля при ЦК КПСС).
Вечером того же дня эти же люди встретились еще раз. Тогда, видимо, и было решено легитимизировать новый состав государственного руководства, проведя 5 марта совместное заседание ЦК КПСС, Совмина и Президиума Верховного Совета СССР. Собирать, как положено по Уставу партии, вначале заседание Президиума ЦК, а затем пленум Центрального комитета КПСС заговорщики не рискнули, опасаясь бунта сталинских "новобранцев", которых "четвертка" решила вывести из партийного синклита.
Обратим внимание: дележ власти происходил еще при живом вожде - если все же считать, что Сталин не умер 1 марта. Оказанием ему квалифицированной медицинской помощи никто не был озабочен. Инсульт в Кунцево предоставлял "единомышленникам" вождя удобный случай закрыть "сталинскую страницу" советской истории. При этом никто никому не верил. Хрущев с Булганиным уже думали о том, как минимизировать возможный рост влияния Берии - для "подстраховки" Булганин еще 2 марта распорядился ввести в столицу дополнительные воинские части, чтобы "уравновесить" силовые возможности Маленкова и Игнатьева, контролировавших войсковые формирования МГБ и МВД.
Совместное заседание ЦК КПСС, Совета Министров СССР и Президиума Верховного Совета СССР провели вечером 5 марта в течение сорока минут (20.00–20.40. - Авт.). Оно, как планировалось, "проштамповало" выработанные 2 марта в Кремле решения. Состав Президиума ЦК сократили до одиннадцати членов - одним из них, приличия ради, избрали "дорогого товарища Сталина".
Интересно, что на заседании председательствовал Хрущев, что опровергает утверждения о его второстепенной роли в тех событиях. А дежурил в эти решающие часы у постели умирающего Сталина его ближайший соратник - Николай Булганин. Именно Никита Сергеевич предоставил слово Берии, предложившему "по поручению бюро Президиума ЦК" избрать Маленкова председателем Совета министров СССР. Затем слово получил новый глава правительства, который огласил согласованные ранее кадровые перестановки. Первыми заместителями предсовмина становятся Берия, Молотов, Булганин, Каганович (консенсус соблюден: двое из "молодых", двое - из "старой гвардии"). Ворошилов возглавляет Президиум Верховного Совета СССР. МГБ включается в состав МВД, во главе его становится Берия (его первыми заместителями вскоре назначаются протеже Маленкова и Хрущева - соответственно Круглов и Серов). Министерство иностранных дел получает Молотов, а военное ведомство - Булганин. Непосредственно на совместном заседании первыми заместителями военного министра становятся маршалы Василевский и Жукова (для одного это незаслуженное понижение, для другого - возвращение из опалы).
Принимается также решение о целесообразности для Хрущева сосредоточиться на работе в ЦК партии и в связи с этим его освобождении от обязанностей первого секретаря МК партии. Уже бывшего министра госбезопасности Игнатьева избирают секретарем ЦК, а "молодого" Леонида Брежнева, только что после XIX съезда перебравшегося в Москву, освобождают с поста секретаря ЦК и "задвигают" в Военно-морское министерство начальником политуправления, откуда вскоре передвигают на должность зам. начальника Главного политуправления СА и ВМФ…
Так состоялась первая, политическая смерть Сталина. А спустя семьдесят минут после исторического заседания в Кремле, когда вождь де-юре лишился власти, врачи, в присутствии приехавших новых правителей, официально констатируют и его вторую, уже физическую смерть. За десять минут до кончины умирающему сделали какой-то укол.
В 21.50 5 марта 1953 года Иосиф Сталин ушел из жизни. В последующие годы те, кого он считал своими выдвиженцами и единомышленниками, сделают все для того, чтобы их "дорогой учитель" ушел и из истории.
(По материалам 2003 г.)
Лаврентий Берия: конец карьеры
У каждого правителя - свои доверенные люди. У Ивана Грозного был Малюта Скуратов. У Наполеона Бонапарта - министр внутренних дел Фуше, у Сталина - Николай Ежов, Лаврентий Берия, Виктор Абакумов… О коварных методах работы Берии написано много, особенно во времена Хрущева и Горбачева. "Палач", "исполнитель кровавых замыслов диктатора", "насильник" - так обычно характеризуют одного из ближайших сподвижников Сталина. Лаврентий Берия непопулярен во всех слоях нашего общества, и армия - не исключение. Если верить молве, то у него чуть ли не на каждого маршала и генерала имелось досье с компроматом, а на квартирах маршалов Жукова, Буденного и других военачальников была установлена подслушивающая аппаратура. Между руководителем НКВД и военачальниками не раз возникали конфликтные ситуации, разрешать которые порой приходилось самому Верховному главнокомандующему.
Уже после распада СССР некоторые историки стали высказывать мнение, что, сохранись Берия во власти в 53-м, их тандем с Маленковым мог бы взять верх в Кремле. Тогда в СССР были бы инициированы глубокие реформы и тем самым продлено существование советской системы. Но это - явное заблуждение. Продуманной программы преобразований у возможного тандема не было, да и расстановка сил в высшем эшелоне советской номенклатуры была такова, что даже при поддержке главы правительства Берия был обречен на поражение в противостоянии с партийным аппаратом во главе с Хрущевым.
На руку организаторам операции 26 июня 1953 года играло то, что позиции Берии в МВД ие были так сильны, как принято считать. Он вернул на ключевые роли в органах госбезопасности лишь небольшую группу чекистов, которые попали в опалу при Игнатьеве (1951–1952) или даже раньше - во времена Абакумова. Известно, что еще в августе 1946 года Сталин распорядился укрепить МГБ в кадровом отношении - тогда на основании решения Политбюро в органы госбезопасности было направлено около шести тысяч коммунистов и комсомольцев. В итоге "костяк" среднего звена МВД составляли сотрудники, сделавшие карьеру в 1946–1953 годах, т. е. когда Берия уже не мог оказывать заметного влияния на расстановку кадров в органах безопасности.
Весной 1953-го многих в Министерстве внутренних дел раздражала бериевская "игр;, и либерализм, попытка отбросить ранее казавшиеся "естественными" методы работы. Так, став министром, Берия запретил избиения и пытки - в начале апреля он подписал приказ, в котором осуждались "жестокие избиения арестованных, круглосуточное применение наручников на вывернутые за спину руки… длительное лишение сна, заключение арестованных в раздетом виде в холодный карцер". Министр потребовал прекратить применение к арестованным мер физического воздействия, уничтожить все орудия пыток.
Внутреннее неприятие вызвало его указание пересмотреть ряд особо важных "политических дел", в том числе дела арестованных врачей, бывших работников МГБ и Главного артиллерийского управления военного министерства. Было признано необоснованным осуждение в 1946 году группы руководящих работников авиационной промышленности и командования ВВС, и в их делах отсутствует состав преступления. Решение прекратить "агентурно-оперативную работу в области сельского хозяйства" было воспринято с непониманием, а впоследствии истолковано как "враждебный замысел", нацеленный на "подрыв колхозного строя". Недовольных Берией в МВД было более чем достаточно…
Своей активностью по амнистированию необоснованно арестованных и наказанию виновных в этом сотрудников госбезопасности Берия настроил против себя и Маленкова, "ахиллесовой пятой" которого были "дело врачей" и дело об Еврейском антифашистском комитете (ЕАК) - его выдвиженец Игнатьев "раскручивал" их при непосредственном участии Георгия Максимилиановича.
Хрущев, исподволь готовившийся к прыжку к высшей власти, подыгрывал в этом вопросе Лаврентию Павловичу: дело Рюмина - Игнатьева позволяло ему, во-первых, ослабить председателя Совмина, во-вторых, рассорить Берию и Маленкова, обратив последнего в своего союзника.
Но "копание" в политических делах конца 40-х - начала 50-х годов задевало и Хрущева, который с декабря 1949 года как секретарь ЦК был вынужден заниматься персональными делами высокопоставленных коммунистов, в том числе и "ленинградской группы". Потому промедление в интриге против Берии было смерти подобно не только для Маленкова, но и для Хрущева.
К лету 1953 года у секретаря ЦК КПСС Никиты Хрущева, ставшего в Президиуме ЦК главным выразителем интересов номенклатурных партийных работников, накопилось к "другу Лаврентию" немало вопросов. Он задал их ему на пленуме ЦК 2–7 июля, посвященном обсуждению вопроса "О преступных антипартийных и антигосударственных действиях Берия". Лаврентий Павлович обвинялся в попытке ограничить функции партийных комитетов решением кадровых вопросов и идеологической работой, поколебать сам принцип партийного руководства. Это, заявил Хрущев, исходило из сознания Берии, что "роль партии должна отойти на второй план".
Никита Сергеевич так преподнес членам ЦК взгляды Берии на роль партии: "Что ЦК? Пусть Совмин все решает, а ЦК пусть занимается кадрами и пропагандой". Значит, сделал вывод Хрущев, "Берия исключает руководящую роль партии, ограничивает ее роль работой с кадрами (и то, видимо, на первых порах) и пропагандой. Разве это марксистско-ленинский взгляд на партию? Разве так учили нас Ленин и Сталин относиться к партии"?
Раздражение аппарата ЦК вызывало и то, что наиболее важные вопросы политики, в том числе и внешней, "под давлением Берии" стали обсуждаться на заседаниях Президиума Совмина, а не Президиума ЦК. Решения последнего теперь подписывались не "старшим" секретарем ЦК, каковым был Сталин, а просто - "Президиум ЦК КПСС". На заседаниях Президиума ЦК председательствовал Маленков как глава исполнительной власти. Хрущеву же поручалось только вести заседания Секретариата ЦК. В этом партфункционерам виделась опасная тенденция разделения партийной и государственной "ветвей" власти, что было чревато ослаблением их позиций на советском Олимпе.
Наконец, партийный аппарат возмущала фактическая неподконтрольность региональных структур МВД, их попытки отслеживать деятельность партработников, вмешиваться в их работу. Берия настоял на кадровых перестановках в западных советских республиках, выдвижении национальных кадров - вместо присланных из Москвы работников, не знавших местной специфики. Лишился поста первого секретаря ЦК КП Украины Л. Мельников, 6 июня его освободили и от обязанностей кандидата в члены Президиума ЦК КПСС. Встал вопрос о замене первого секретаря ЦК КП Белоруссии Н. Патоличева.
Как опасная ересь рассматривалось и принятое по инициативе Берии решение Президиума ЦК "Об оформлении колонн демонстрантов и зданий предприятий, учреждений и организаций в дни государственных праздников". Отменялась существовавшая со времен Октябрьской революции практика использования на праздничных мероприятиях портретов членов партийного руководства.
Таким образом, к роковому для Берии 26 июня у него не было поддержки ни главы правительства Маленкова, ни партаппарата, начинавшего сплачиваться вокруг секретаря ЦК Хрущева, ни даже значительной части органов госбезопасности. На сочувствие армии ему также не приходилось рассчитывать - генералитет хорошо знал о роли Берии в репрессиях, которым немалое число военных подвергалось и после 1938 года. Молотов, Каганович, Ворошилов и Микоян не могли простить ему интриг 1940-х годов. Для народа же Берия был олицетворением репрессивной машины Сталина, продолжателем дела Ягоды - Ежова, виновником гибели многих невинных людей…
В сложившемся раскладе сил Берия не был в состоянии использовать и свой силовой потенциал. Да, помимо первого заместителя начальника Генштаба генерала Штеменко, к нему были близки генералы Иван Масленников - заместитель министра внутренних дел, курировавший внутренние войска, и Павел Артемьев, командующий войсками Московского округа. Их, опытных чекистов, он хорошо знал еще по работе в НКВД. Этим, возможно, и объяснялась некоторая беспечность Берии - как он считал, московский регион контролируют "его" силовики. Но оба прошедших фронт генерала не были склонны к авантюризму и вряд ли бы согласились участвовать в захвате власти, задумай Берия таковой…
Роковую для Берии роль сыграло и то, что за годы войны партаппарат сумел укрепить свое влияние в народе, подорванное в 30-е годы неумно проведенной коллективизацией и массовыми репрессиями. Самоотверженность многих партработников низового и среднего звена на фронте и в тылу позволила Компартии заметно поднять свой авторитет. Возвращение в обкомы и райкомы партийных работников, закаленных войной, создало качественно новую морально-психологическую ситуацию в структурах власти. Арест Абакумова, реализация сталинских решений об усилении партийного влияния в органах госбезопасности позволили партаппарату иначе, без прежнего полумистического страха относиться к силовым структурам государства. К тому же в годы войны было преодолено известное отчуждение на местах между партийными работниками, военными и сотрудниками госбезопасности. Совместное решение задач консолидировало все звенья системы управления страной. "Аппаратные игры" продолжались в основном в высших эшелонах власти.
Поэтому летом 1953 года мощная вертикаль партийных комитетов, опиравшихся на доверие значительной части населения, давала Хрущеву явное преимущество в противостоянии и с министром внутренних дел, и с председателем Совета министров, чем Никита Сергеевич и воспользовался…
Отчуждению от Берии остальных членов Президиума ЦК способствовала также его позиция по Германии. Ситуация в "западном форпосте" беспокоила советских лидеров с первых же месяцев существования ГДР - только с начала 1950 года отсюда на Запад бежало более 400 тысяч человек. 27 мая 1953 года на заседании Президиума Совмина СССР был обсужден вопрос о положении в ГДР. Его участники получили подготовленный Берией проект постановления, в котором констатировалось, что "основной причиной неблагополучного положения в ГДР является ошибочный в нынешних условиях курс на строительство социализма…". В связи с этим предлагалось "отказаться в настоящее время от курса на строительство социализма в ГДР и создания колхозов в деревне", "пересмотреть проведенные в последнее время правительством ГДР мероприятия по вытеснению и ограничению капиталистических элементов в промышленности, в торговле и сельском хозяйстве, имея ввиду отменить в основном эти мероприятия". Проект был завизирован основными политическими фигурами - Маленковым, Хрущевым, Булганиным.