– Пожалуйста, играйте в свои игры, когда вы одни, без меня. Я в них не участвую! – разозлилась Элис.
– Тебе и не нужно называть меня Сикрит, – сказала дочь. – Я все равно поменяла это имя. С двенадцати часов минувшей ночи я Сноу…
– Сьюзан!
– Привет, – перебил их подошедший к ним Джулиан.
У него был равнодушно-усталый взгляд человека, который перезанимался в спортзале или много бегал. Волосы забраны в дурацкий хвост, который плохо сочетался с чертами его лица. Ему, должно быть, около пятидесяти, подумал Уилл. На нем была дорогая замшевая куртка с логотипом его гоночной машины на груди.
– Привет, Джулиан! – Уилл пожал ему руку.
– Вы знаете, почему меня зовут Сноу? – продолжала дочь высоким напряженным голосом. – Из-за Фрэдди. Он обожал зиму, это было его любимое время года.
– Сьюзан, детка, прекрати… – попросила Элис.
– Он любил кататься на санках, на лыжах. Помните, когда мы ездили к дяде Тому? Как же ему это нравилось! Он не хотел даже прерываться на обед, все катался и катался на лыжах, пока подъемники не останавливались вечером. Помните, как трудно его было найти?
– Это невыносимо, – простонала Элис, густо покраснев.
– В Ньюпорте он научил меня делать ангелов. Мы лежали в снегу у церкви Святой Троицы, глядя на гавань, лежали на спине с раскинутыми руками и ногами и махали ими, устремляясь в небо. Помните?
– Я помню, – сказал Уилл, пристально глядя в ее блестящие глаза.
– Милая, перестань, – сказала Элис, схватив девочку за руку. Слезы текли по ее щекам. – Изменив имя, ты не вернешь его.
– Ему это так нравилось! – не останавливалась Сьюзан. – Не важно, падал ли снег или лежал на пристани. Ему было все равно. Главное, это был снег. Он умер в сентябре, поэтому мое имя было Сэптэмбэр, и он всегда хранил мои секреты, поэтому я назвала себя Сикрит, и он безумно любил снег, поэтому сейчас меня зовут Сноу…
– О боже! – Элис закрыла лицо руками, пытаясь сдерживать рыдания.
– Останови свою дочь! – резко сказал Джулиан, обнимая Элис и гневно глядя на Уилла.
Уилл молчал взял руки девочки в свои ладони. Заглядывая ей в глаза, он попытался дать ей понять, что разделяет ее чувства. Она сходила с ума от горя и скорби по ушедшему Фрэду. И Уилл испытывал те же чувства, и Элис. Тяжесть потери нависла над ним с новой силой. Сердце сильно стучало. Он пытался обнять дочь, но она, сопротивляясь, смотрела на Джулиана ненавидящим взглядом.
– Не говори таким тоном с моим отцом!
– Послушай! – резко сказал Джулиан. – Ты совсем не уважаешь свою мать. Если тебе снова нужна помощь доктора Дэрроу, мы это устроим. Но сейчас же прекрати эту чепуху с изобретением имен!
Уилл не помнил, как это произошло. Гнев зародился где-то внутри, и, когда перешел в кулак, Джулиан упал на дорогу. Кровь текла из его носа, окрашивая снег в розовый цвет. Элис кричала, механик стоял в нерешительности, Сьюзан плакала. Пальцы Уилла ныли так, как будто он их сломал. В голове стучало, словно все переживания прошлого хотели вырваться наружу.
– Прошу прощения, – сказал он холодно, стоя над распластавшейся фигурой мужа своей бывшей жены. – Но я не позволю разговаривать с моей дочерью в таком тоне.
– Маньяк ненормальный, – сказал Джулиан, с трудом приподнимаясь. – Неудивительно, что тебя выкинули из воздушно-морских сил.
Уилл сначала хотел подать руку и помочь ему подняться, но понял, что это было бы унижением в дополнение к физической боли. Он лишь посмотрел на Джулиана, чтобы убедиться, что ничего ему не сломал. Ему было стыдно перед Элис, но он повернулся к дочери и, пытаясь ее успокоить, улыбнулся.
– А Сара считает, что это красивое имя, – сказала дочь, глядя широко открытыми глазами, полными паники, будто мир предал ее, будто она только что вышла из монастыря и ужаснулась реалиям, которые поджидали ее снаружи.
Но она произнесла имя Сары, и Уилл почувствовал некоторое облегчение. Весь гнев ушел. Он хотел быть рядом с этой женщиной, он хотел увезти ее туда, куда она пожелает.
– Сара? Кто такая Сара? – спросила Элис, но ей никто не ответил.
– Пойдем, Сноу, – сказал Уилл. – Нам пора! Больше не сказав ни слова, они забрались в старый синий джип Уилла и уехали прочь.
Симфонический оркестр Кельнской филармонии выступал этим вечером в концертном зале колледжа Марселлус, и Джулиан должен был быть там. Но настроения не было никакого, поэтому он лежал на диване с пакетиком льда, приложенным к носу, и с бутылкой Курвойзьера, в то время как Элис пыталась читать. Они расположились в библиотеке. Звучала музыка Сибелиуса, в камине потрескивал огонь.
Услышав, что Джулиан начал похрапывать, Элис положила книгу на низкий кленовый столик и посмотрела на спящего мужа. Он ее любил и поэтому старался сделать для нее все. Поцеловав его, она на цыпочках вышла из комнаты и побрела по огромному дому, слушая завывания ветра на улице. Это был ее дом. Она постоянно говорила себе это, проходя мимо портретов людей, которых никогда не видела, и надеялась, что станет здесь счастливой. Она нашла любовь, и это спасет ее.
В трудные моменты жизни она научилась делать выбор. В свои тридцать пять, повидав многое и пообщавшись с разными людьми, она думала, что знает, как жить. Она вышла замуж за Уилла, вырастила детей, дав им его имя. Так и жила, не испытывая ни счастья, ни горя, но случилось непоправимое.
Умер ее единственный сын. Прямо у нее на глазах. Это был кошмар, на который каждый отреагировал по-своему. Элис осталась у разбитого корыта. Дочь не переставая плакала, а муж просто потерял голову. Любил ли он ее когда-нибудь? Она не была уже в этом уверена. Он погрузился в себя, хотя она в нем так нуждалась! Уилл ушел в отставку, сорвал с места семью и увез их в неизвестность. Элис умоляла его победить горе, чтобы жить дальше, но он даже слышать об этом не хотел. Тогда она нашла работу, чтобы не сидеть дома. Ей нравилась новая работа, ей нравился ее босс.
И Джулиан тоже полюбил ее. Он обращался с ней как с королевой, как с любовницей, как с женщиной. Сначала у них был просто роман, но вскоре Джулиан стал для нее целым миром, и слово "роман" уже не вмещало того, что они чувствовали по отношению друг к другу. Это было то, для чего она была рождена, это было Божьим предназначением. И еще ей хотелось разбить сердце своего мужа, отнять у него дочь. Она была уверена, что сын дал бы ей свое благословение, ведь он так хотел, чтобы его мать была счастлива!
Правильно ли она поступила? Элис будет задавать себе этот вопрос всю оставшуюся жизнь. Она любила своего нового мужа, относилась к нему с большой нежностью и, лежа рядом с ним ночью, благодарила звезды. Она перестала работать, так как теперь была богата. Но боль накатывала на нее каждый раз, когда она заглядывала в глаза дочери. Элис видела в Уилле совсем разбитого человека и ругала себя за все его бессонные ночи. Ведь она знала его, как никто другой.
Прогуливаясь по большому пустому дому, Элис не могла не думать о ярости Уилла, о гневе в его глазах, когда он ударил Джулиана. Он копил это в себе долгое время, ожидая подходящего момента. Она винила в этом себя, как и в том, что Сьюзан меняет имена. А Уилл – она знала это – винил себя в том, что случилось с Фрэдом.
Ноги не мерзли в тапочках, обшитых овечьей шерстью, пока Элис бродила по темным залам, как измученный бессонницей полуночник. Сьюзан сейчас у Уилла, и можно заглянуть в ее ящики, чтобы посмотреть, какая одежда ей необходима. Приближалось Рождество, и Джулиан хотел купить девочке что-нибудь особенное.
Подойдя к комнате Сьюзан, она остановилась. В коридоре стояли прислоненные к стенной панели из орехового дерева две картины Гейнсборо, которые ей подарил Джулиан. Элис смотрела на них, на эти две красивые картины в больших позолоченных рамках. Маленькая девочка, две маленькие собачки. Она вспомнила, что Джулиан сказал в машине по дороге на аукцион об Уилле, который не мог себе позволить такие приобретения.
Элис понимала, что дочь несчастлива, и это тяжким грузом лежало на ее плечах. Она села, прислонившись спиной к стене. Холодный воздух скользил по полу. Обняв себя руками, она опустила голову. Мысли о Сьюзан подавляли ее, а она хотела быть именно той уверенной в себе женщиной, которую полюбил Джулиан. Иначе все будет потеряно: новый брак, уважение своей дочери.
Сидя в каменном замке Джулиана, Элис прошептала лишь одно слово: "Помогите".
Глава 6
Открыв магазин в субботу утром, Сара сразу же услышала звон колокольчика над дверью. В окно лился свежий желтовато-белый солнечный свет. На пороге стояли Уилл Берк и его дочь, держа в руках два белых пакета.
– Мы приходили вчера вечером, но у вас было уже закрыто, – сказала девочка.
– Я хотела пойти в кино в Уилсонию, поэтому и закрыла немного раньше.
– Мы принесли тебе завтрак, – сказал Уилл.
Зеленая охотничья куртка очень шла ему. Уши его покраснели от холода, солнечный свет играл в уголках серо-синих глаз.
– Вы, должно быть, прочитали мои мысли, – улыбнулась Сара. – Я умираю от голода.
– В самом деле?
– Да, Сноу. У меня даже урчит в животе.
Сьюзан театрально вздохнула, прикрыв рот рукой в варежке. Она выглядела бледной с темными кругами под глазами.
– Как вы узнали, что я поменяла имя?
– Ты же сказала, что зимой изменишь свое имя на "Сноу". А теперь посмотри на улицу.
Снег уже покрыл улицы, крыши домов, ели, статую генерала Джеймсона Кромвеля.
Сняв с шеи шотландский шарф, девочка провела им по кровати, заправленной узорчатым покрывалом.
– Присаживайтесь, – сказала Сара, расчищая место на столе для пирожков, кофе и сока.
Пирожки не входили в список здорового питания, они были слишком сладкими и пережаренными, но сейчас никакая сила не могла удержать ее от того, чтобы попробовать хоть один из них Гости наблюдали, как она остановила свой выбор на французском пирожке и наслаждалась каждым его кусочком. У нее был девиз: "Если вы решаете что-либо сделать, то делайте это с любовью". Не всегда такое решение дается с легкостью, но оно того стоит.
– Я слышала, вы отправляетесь в Мэн? – спросила Сьюзан, ставя на стол маленькую белую коробочку.
– Да.
– Прогноз погоды на ближайшие пять дней вполне благоприятен: будет холодно, но ясно, – сказал Уилл. – Сильного ветра не предвидится.
– А зачем в Мэн?
– Чтобы повидаться с сыном.
– У вас есть сын? – Сьюзан чуть не уронила пирожок.
– Да. Майк. Он ненамного старше тебя.
– Он с вами не живет? Как же так вышло? Он живет с отцом?
– Сноу… – начал Уилл.
– Все в порядке, – перебила его Сара. – Я люблю говорить о нем. Он человек строгих правил и убеждений, яркая индивидуальность. Год назад он бросил школу и уехал домой на остров Элк, чтобы помогать моему отцу на ферме.
– Вы выросли на ферме? – спросила Сьюзан.
– Да. – Сара указала на груду стеганых одеял, сложенных в углу: – Они все сделаны на нашей ферме. Около девятнадцати лет назад я открыла свой первый магазин в Бостоне, так как ферма практически погибала. Моя мама заболела, когда я была еще маленькой, а когда мне исполнилось четырнадцать, она умерла. Отец очень переживал ее смерть и ничем не мог заниматься. Он нашел покупателя гусей из Томастона и покупателя земли из Кэмдена. Но меня это не устраивало, поэтому я бросила колледж, чтобы заняться бизнесом и поддержать ферму.
– Яблоко от яблони недалеко падает, – улыбнулся Уилл.
– Да, и в этом некого винить, кроме самого себя. Ты это хотел сказать?
– Нет, я хотел сказать, что твой отец счастливый человек.
– И вы спасли ферму? – спросила Сьюзан.
– Да, она все еще работает, – ответила Сара, вспоминая полуразрушенные дома, измученных старых гусей, тетю Бэсс со своей древней швейной машинкой с ножным приводом. – Отец и тетя Бэсс делают десять стеганых одеял в год, и я плачу им за них. И еще они продают гусей.
– Ваш отец, должно быть, вас сильно любит! И он наверняка на седьмом небе от счастья, что Майк живет с ним, – сказала девочка.
Она откусила от пирожка два кусочка и, разместив их за щеками, закрыла глаза, наслаждаясь осознанием чувства благодарности, которое мог бы испытывать пожилой отец.
– Я не знаю, что он чувствует…
– Так спросите его!
Звучало-то это совсем просто. Но Сару и ее отца разделяли годы страданий и непонимания: разногласия по поводу лечения матери, ее смерть, тот факт, что дочь уехала с острова.
Сара попыталась улыбнуться.
– В чем проблема? – забеспокоилась Сьюзан.
– Помнишь, я говорила насчет строгих убеждений Майка? У него это от деда. И большинство его убеждений совпадает с моими.
– Да, непросто вам, – сказал Уилл, как будто все поняв.
– Да уж.
– Но это не причина, чтобы не спросить, – настаивала Сьюзан. – Он ведь тоже человек. Если бы я отказалась от тебя, папа, то не знаю, где бы мы были. Даже думать не могу об этом.
– Отцам это нелегко дается, – вздохнула Сара.
И вдруг вспомнила Зика. Когда она сообщила ему о своей беременности, он не захотел ее больше видеть, а отец просто взбесился.
– Они не стараются относиться ко всему легко, – возразила Сьюзан.
– Ты считаешь, я что-то не так делаю? – спросил ее Уилл.
– Мне кажется, ты зря оставил военно-морские силы и утащил нас с мамой к черту на кулички в эти нелепые доки, – сказала Сьюзан, гневно сверкнув глазами. Испугавшись, что могла обидеть Сару, она дотронулась до ее руки: – Простите, они хороши для некоторых людей, но нам нужен океан.
– Я тебя прекрасно понимаю. Мой сын раньше говорил то же самое, и он был прав. Из-за меня мы переехали из Бостона в эти, как ты их назвала, нелепые доки. Майк называл это место серединой неизвестности.
– Если бы у меня была семейная ферма, куда можно было бы убежать, я бы так и сделала.
– Не надо, не убегай! – Голос Уилла дрогнул.
Сара поняла, что он чувствовал: страх, что его ребенок вдруг исчезнет.
– Почему бы и нет?! – воскликнула Сьюзан. – Вон Майк уехал к деду, и Сара летит к ним на День благодарения. Вся семья в сборе – так и должно быть!
– Но в действительности все будет несколько иначе, – сказала Сара. – Моего отца не интересует ничего, кроме приливов и отливов и фаз луны. Он не любит праздники с той поры, когда умерла моя мать.
– Тогда почему они позвали вас?
– Сын попросил ее приехать, – вмешался Уилл.
– Да, он знает, что я люблю День благодарения больше других праздников, поэтому закрою магазин и устрою себе выходной.
– Больше других праздников? Даже больше Рождества? – спросила Сноу.
– Да.
– Он всегда был самым любимым?
– Нет, не всегда. Я полюбила его в год, когда родился сын, – сказала Сара, глядя в глаза Уиллу.
Увидев его с дочерью, она прониклась к нему еще большей симпатией, разглядела в нем родительскую любовь и знала, что он ее поймет.
– Я никогда не знала, что… – Сара сделала паузу, пытаясь подобрать нужные слова. – Это было невероятно. После рождения Майка я стала другим человеком. Я безумно влюбилась в него, а когда ты влюблен, мир выглядит таким красивым! Ты смотришь на закат и не можешь смириться с тем, что это не будет длиться вечно. И сердце готово вот-вот разорваться. Понимаете?
Сьюзан сидела очень тихо, подтянув колени к подбородку, и наблюдала за отцом и Сарой. Уилл кивнул.
– Я была счастлива, – сказала Сара с блеском в глазах. – Мир обрел смысл. Я смотрела на зябликов в птичьей кормушке и представляла себе, что Бог создал их для меня и Майка. Я была ему так благодарна! Поэтому День благодарения и стал моим любимым праздником.
– Ты говорила об этом Майку? – спросил Уилл.
– Конечно.
– Значит, этого было недостаточно. Детям надо говорить, что ты их любишь, все время.
– Поэтому я и еду в Мэн…
Успокоившись, Сара продолжила:
– Но боюсь, что ферма – не лучшее место для него. Она находится в уединенном месте, и там нет его сверстников. Отец Майка был родом с этого острова, но его нет в живых. А мой отец… – Она посмотрела на Сьюзан. – У него стал невыносимый характер после смерти матери, и годы так и не притупили эту боль.
– Смерть всегда так действует, – по-взрослому произнесла Сноу.
Сара кивнула:
– Боюсь, его тоска скажется на Майке. Тетя Бэсс была самым веселым человеком на свете, когда жила в Провиденсе, но после смерти мужа вернулась на остров. Видели бы вы ее сейчас! Жизнь с моим отцом превратила ее в старую ворчунью.
– Как интересно! – сказала Сноу.
Сара пристально посмотрела на девочку. Что надо чувствовать, чтобы назвать этот унылый сценарий интересным?
– Конечно, я виню себя за то, что уехала тогда, но я должна была это сделать.
– Зато теперь возвращаешься, – успокоил ее Уилл, – ради Майка.
– Да… – Рука непроизвольно коснулась шрама на голове. – Я хочу его увидеть, пока не поздно.
– Пока он не превратился в старого ворчуна, – хихикнула Сьюзан.
– И пока он не забыл, почему День благодарения – твой любимый праздник, – сказал Уилл.
– Готовь большой самолет, пап, потому что я лечу с вами!
– Нет! – выпалила Сара. – В доме беспорядок, холодно, от гусей ужасный запах.
Она забеспокоилась, не желая превращать эту поездку в экскурсию. У нее была своя цель: ей нужно было вернуть сына. Мысли судорожно мелькали в голове в поисках необходимых слов, чтобы разговор не зашел слишком далеко. Но Уилл спас ситуацию:
– Ты не сможешь с нами полететь, милая. Это моя работа, а не отпуск. И маме это не понравится. Она хочет, чтобы ты была с ними на День благодарения. Ты ведь знаешь.
– У нее есть Джулиан, – сказала Сьюзан.
– Да, но ты нужна ей.
– Папа, я…
– Нет, Сноу. Ты остаешься с мамой, и точка.
Откинувшись на спинку стула, Сара с благодарностью смотрела на Уилла. Он был сильным, у него был низкий, спокойный голос, но он не мог скрыть свою любовь к дочери.
Вечером Сара открыла коробочку, которую Сьюзан оставила для нее на столе. Это был осветлитель волос. Она стояла в ванной, разглядывая себя в зеркало. До Дня благодарения оставалось меньше недели. Она думала о красном сарае и белом гусином пухе, о свечах и одеялах, о таинственной связи между прошлым и настоящим. И Майк в холодном сарае. Она слышала гусиный гогот, видела, как разлетался пух по ветру. Будучи ребенком, он любил гусей. Однажды он заплакал, боясь, что дед делает им больно, ощипывая перья. Крепко держа его, Сара чувствовала запах его нежной шейки и шептала ему на ухо, что ощипать пух – это то же самое, что причесать ребенка.
Ее слова были ложью, и сейчас, работая в сарае, Майк это хорошо понимал. Подставив голову под струю горячей воды, она задавала себе вопрос, что он сейчас думает об этом?
Нащупав коробочку с осветлителем, Сара вспомнила о Сьюзан, надеясь, что та добра к своей матери так же, как к ней. Задавая себе вопрос, как будет смотреться с осветленными волосами, она поймала себя на мысли, что ей важно узнать мнение Уилла. Подумает ли он, что она выглядит глупо, пытаясь в свои годы быть моложе. Или он подумает, что она выглядит мило, как он сказал тогда на ярмарке.