Однажды, еще перед свадьбой, они с Андреа съездили в Рим и были приглашены на ужин к его брату Джакомо. Он жил со своей женой Розитой в роскошной квартире на улице Марии-Аделаиды. Розита ей не понравилась. Это была женщина лет тридцати с хищным лицом, выражение которого даже умело наложенный грим не мог смягчить, вся увешанная золотом, как оклад иконы. Пенелопа ничего о ней не знала, но неприязнь ощущала кожей. Андреа сказал тогда, что Джакомо женился на ней по расчету. Она была единственной дочерью торговца компьютерами, имевшего магазины по всей Италии. Приехав в Рим, Джакомо устроился в один из таких магазинов продавцом и сумел подняться на должность коммерческого директора. Вот тогда-то он и познакомился с Розитой. Она влюбилась в него, и они поженились. Теперь она командовала в доме и не позволяла ему шагу ступить свободно. Во время ужина Розита не преминула дать понять Андреа, что не желает поддерживать отношения с родственниками мужа. В какой-то момент обе женщины оказались вдвоем на кухне.
– Ты твердо уверена, что хочешь выйти замуж за одного из Донелли? – напрямую спросила Розита у Пенелопы.
– А почему ты спрашиваешь? Ты же вышла замуж за одного из них, – растерялась Пенелопа.
– Ну… Джакомо не так безнадежен, как остальные, – заметила Розита с ехидной улыбочкой.
– Уверяю тебя, Андреа тоже совсем неплох.
– А моя свекровь? С ней ты уже познакомилась?
– Если тебе есть, что сказать, говори прямо, – прервала Розиту Пенелопа. Она терпеть не могла сплетни и всегда предпочитала прямой разговор.
Розита проверила, плотно ли закрыта дверь кухни, и понизила голос.
– Она с придурью. Говорят, она загубила всю свою семью: и мужа, и детей. Вот, например, Андреа говорил тебе когда-нибудь, что стало с его сестрой Джеммой?
– Да. Она умерла, когда он был еще маленький.
– А знаешь, отчего она умерла? – продолжала Розита. – Ну, конечно, не знаешь. Она в свое время в Париже здорово погуляла.
– Ты хочешь сказать, что она была проституткой? – изумленно спросила Пенелопа.
– И это еще не все! Знаешь, мы ездили на похороны, а в таких маленьких местечках люди много чего могут рассказать. Так вот, моя свекровь – далеко не святая.
У Пенелопы голова шла кругом.
– Какие похороны? – спросила она.
– Джеммы и ее отца. Они умерли практически в один день. При загадочных обстоятельствах, – добавила Розита, еще больше понизив голос.
– Я об этом ничего не желаю слышать, – решительно сказала Пенелопа, чтобы положить конец разговору.
– Как знаешь. Только подумай хорошенько прежде, чем связать свою жизнь с одним из Донелли. Говорят, на них лежит проклятье, – предостерегла ее будущая золовка.
И вот теперь, одиннадцать лет спустя, Пенелопа смотрела на хрупкую старушку, сидевшую напротив за кухонным столом. Каких слов ждала она от Марии? Может быть, ей хотелось услышать от свекрови, что жене и матери не положено думать о других мужчинах. Она жаждала услышать слова предостережения, потому что в мыслях своих уже была готова изменить своему неверному мужу, но страшилась этого отчаянного шага.
Пенелопа казалась сама себе бабочкой, летящей на огонек свечи. Ее влекло и затягивало прямо в опаляющий жар запретной любви, и она знала, что сгорит, если вовремя не уклонится от соблазна. Она первая нарушила затянувшееся молчание:
– Скажи, Мария, ты всегда была верна своему мужу?
– Мы жили в деревне, в доме бабушки Стеллы, вместе с моими деверями, их женами и их детьми. У нас была своя комнатка на втором этаже. В первое время после свадьбы, по вечерам, он запирал меня одну в комнате на ключ, а потом уходил, не говоря, куда идет и когда вернется, – проговорила Мария, не отвечая прямо на вопрос.
– Он был ревнив? – предположила Пенелопа.
– Этого я так и не узнала. Могу только сказать, что я не стала сидеть взаперти, потому что я-то уж точно ревновала. Как-то вечером я перелезла через подоконник, спустилась по водосточной трубе, села на велосипед и покатила на танцы.
– Значит, ты ему изменила. Верно? – не отступала Пенелопа.
– Я сбегала всякий раз, как он оставлял меня одну. Однажды я оказалась в том же месте, что и он. Я танцевала с красивым парнем, он крепко обнимал меня и весь дрожал. Мой муж сидел за столиком в мужской компании. Они пили и смеялись. Потом он заметил меня. Я давно ждала такого случая. Мне было двадцать лет, я его сильно любила и надеялась сделать из него человека, потому что мозги у него работали, как у ребенка, хоть он и был на десять лет старше меня. Знаешь, что он сделал, когда мой кавалер стал целовать меня в шею? Ничего! Притворился, будто ничего и нет. Но с этого раза он перестал запирать меня в комнате на ключ. Правда, по-прежнему бросал меня одну. В те времена так уж было заведено: мужчина имел право развлекаться, а женщина должна была заботиться о доме и детях. Красавицей я не была, но кой-какие слепни и вокруг меня жужжали. Только вот заставить его ревновать, напомнить ему о супружеском долге мне так и не удалось. Он был не злой. Но ему вечно чего-то не хватало. Я никогда не знала, чего от него ждать. Андреа хорош собой, как его отец, и такой же бестолковый. Хочет луну с неба, а сам не замечает, что она у него уже есть. Ты – его луна, а он не понимает, – вздохнула Мария.
Пенелопа поняла, что свекровь так и не ответила на ее вопросы.
– Андреа мне изменяет направо и налево, – призналась она, хотя ей трудно было это произнести.
– Андреа просто глупый. На самом деле он тебя очень любит. Уж я-то знаю своего сына!
– Он выбрал странный способ доказать мне свою любовь, – возразила Пенелопа.
Она подумала об отце: уж он-то никогда не изменял ее матери, в этом она была твердо уверена. Отец действительно любил свою жену и мог бы встать на ее защиту один против всех, даже если бы она была не права.
– Андреа все никак не повзрослеет. Но ты знай одно: если какая-нибудь женщина, будь она хоть королева английская, захочет всерьез прибрать его к рукам, он в тот же миг со всех ног побежит от нее к тебе.
– Не знаю, Мария, может, и так, но я чувствую себя такой одинокой и несчастной. Моя жизнь лишена смысла. Иногда мне кажется, что я намного старше тебя. Мне тридцать лет, я хочу быть счастливой, а сама только и делаю, что тоскую. Я стала рабыней неверного мужа и двух детей, поминутно требующих внимания, этого дома, который надо приводить в порядок каждый день. Вечно одно и то же: работа, усталость, тоска. Не такой жизни я ждала, когда выходила замуж. Я хотела бы поровну разделить обязанности со своим мужем. Но от твоего сына ждать помощи бесполезно. Знаешь, что он сделал в тот день, когда мы поженились? Мы собирались в свадебное путешествие. Он сунул мне в руку билеты на самолет и сказал: "Веди меня, как будто ты моя мама, а я твой сын". Я чуть не лопалась от гордости, потому что он доверил мне свою жизнь. В тот момент я не понимала, что рою себе могилу.
Она говорила со свекровью, как с самой собой. Ей надо было выговориться, выплеснуть накопившуюся горечь. Мария только сокрушенно качала головой и ничего не говорила. Но она сразу же обратила внимание на записку, которую Пенелопа извлекла из кармана халата.
– Что это? – спросила она.
– Это чтобы не забыть. Мне надо позвонить и поблагодарить одного человека, – поспешно сказала Пенелопа.
Она поднялась, обогнула стол и, склонившись над свекровью, поцеловала ее в лоб.
– Спасибо тебе. Кофе был очень вкусный. Я рада, что ты поправилась.
В кухню ворвались дети, требуя завтрака.
– Мне сегодня лучше. Я их покормлю, – сказала свекровь. – А ты спокойно занимайся своими делами.
Пенелопа бродила по комнатам, механически наводя порядок и оттягивая таким образом момент телефонного звонка, хотя знала, что его не избежать. Время от времени она смотрелась в зеркало. Безупречно подстриженные и уложенные накануне волосы растрепались. Печальный взгляд не вязался с молодым и красивым лицом. В углах рта залегла горькая складка.
Пенелопа думала о своем капризном, лживом, ненадежном, легкомысленном и эгоистичном муже. Она давно уже не испытывала к нему влечения, но боялась признаться в этом даже самой себе. А тот человек, которого она встретила накануне… Она ничего о нем не знала, но было в его взгляде, в манере держаться нечто неотразимое: спокойная и сдержанная решительность, внушавшая доверие.
В конце концов она нашла его номер в телефонной книге. Там было указано два адреса: домашний на улице Сан-Барнаба и рабочий на улице Сан-Дамиано. Пенелопа набрала рабочий номер и услышала запись на автоответчике, извещавшую, что доктор принимает во второй половине дня.
– Значит, он доктор, – сказала вслух Пенелопа и повесила трубку, не оставив никакого сообщения.
Она позвонила домой. Ответил слуга с вежливым голосом и иностранным акцентом.
– Доктор в больнице, – пояснил он и добавил: – Если вы оставите свое имя и номер телефона, он вам перезвонит.
Мортимер перезвонил через полчаса.
– Я хотела поблагодарить тебя за возвращенные перчатки, – начала Пенелопа, уверенно переходя на "ты". – А что касается подарка, могу лишь сказать, что он великолепен. Но зачем ты подарил мне такую ценную вещь?
– Мне показалось, что она тебе подходит, – объяснил он. – И потом мне хотелось доставить тебе удовольствие.
– Я тебе уже говорила, что я замужем? – мужественно напомнила Пенелопа.
– Я не забыл. И все же мне хотелось бы снова тебя увидеть.
Пенелопа машинально скатывала трубочкой и распрямляла визитную карточку, разглядывая романтический английский пейзаж на стене перед собой. На картине были изображены берег реки, плакучая ива, склонившая ветви в воду, белая беседка, увитая ползучими растениями. Мужчина и женщина в костюмах прошлого века стояли на мосту, облокотившись на парапет, и следили за лодкой, плывущей по реке. Ей хотелось, чтобы и ее жизнь напоминала этом мирный идиллический пейзаж, она видела себя и своего собеседника, стоящими на этом мосту. "Куда меня несет? – пронеслось у нее в голове. – О чем я думаю?"
– Знаешь маленький ресторанчик на улице Сант-Андреа? – спросил Мортимер.
– Да, знаю, – поспешила ответить Пенелопа, вспомнив, что уже бывала там пару раз с Данко, старым другом-музыкантом.
– Тогда я буду ждать тебя там в два, пообедаем вместе, – не дав ей времени на раздумия, торопливо сказал он и повесил трубку.
У Пенелопы появилось ощущение, будто она села в поезд, не зная, куда он отправляется.
4
Пенелопа лихорадочно принялась за уборку и готовку, чтобы не предаваться сомнениям. Она приготовила пюре, залила его оливковым маслом и посыпала пармезаном, обваляла в сухарях телячьи котлеты, пока картофель запекался в духовке, взбила мусс из яблок и бананов, добавила в него лимонный сок. Посадив свекровь и детей за стол, она побежала к себе, умылась, накрасилась, причесалась и тщательно оделась. После чего она вызвала такси и лишь тогда вернулась на кухню.
– Мне нужно отлучиться на пару часов, – объявила Пенелопа. – Старайтесь не беспокоить бабушку, не висите на телефоне, не ссорьтесь и не спалите дом.
С этими словами она ушла.
Когда Пенелопа вошла в ресторан, к ней направился старший официант и проводил ее к уютному угловому столику, где ее уже ждал Мортимер. Он показался ей еще более привлекательным, чем накануне. Он был в сером костюме, в безупречной голубой рубашке со строгим галстуком в синюю и бордовую полоску. У него были золотисто-каштановые волосы и серые глаза с золотистыми искорками. Она протянула ему руку, и он сжал ее своими сильными, теплыми, сухими ладонями. Он дождался, пока она сядет, и лишь потом занял свое место.
– Что ты предпочитаешь? Мясо или рыбу?
– Спагетти. Когда я нервничаю, а сейчас я ужасно нервничаю, углеводы придают мне уверенности.
– Тогда спагетти на двоих, – сказал Мортимер официанту. Потом повернулся к ней, заглянул в глаза и спросил: – Как ты?
– Я счастлива, хотя знаю, что мне не следует находиться здесь, – искренне ответила Пенелопа.
– Я тоже женат, – признался Мортимер, – но мы с женой договорились о раздельном проживании.
Его жену звали Кэтрин (фамилию ее Пенелопа не запомнила), она была американкой и жила в Бостоне, где Мортимер проработал два года, получив диплом по медицине.
Они поженились в Италии и прожили вместе ровно столько, сколько потребовалось, чтобы понять, что они не созданы друг для друга. Поэтому Кэтрин вернулась в Соединенные Штаты. Они уже три года жили раздельно, и она начала оформлять развод.
– Могу себе представить, насколько это болезненная процедура, – сочувственно проговорила Пенелопа, для которой слова "раздельное проживание" и "развод" были синонимами некой тяжелой болезни. Ей всегда внушали, что даже несчастливый союз предпочтительнее разрыва.
– Безусловно, развод – процедура менее болезненная, чем те операции, что мне приходится делать ежедневно, – возразил Мортимер. – К тому же я больше не люблю Кэтрин, и она меня тоже не любит.
Итак, Мортимер не просто врач, он хирург. Пенелопе хотелось о многом его расспросить, но она решила не торопить события. К тому же ей просто нравилось слушать его спокойную неторопливую речь. Он смотрел ей в глаза гак, словно она была единственной в мире женщиной, достойной внимания. Пенелопа уже успела забыть, какое это приятное ощущение. Только ее отец иногда так смотрел на нее и говорил с ней так внимательно.
Она задумалась о том, как слепой случай играет судьбами людей. До вчерашнего дня она не подозревала о существовании Раймондо Теодоли. А сегодня они сидели за одним столиком, если спагетти и чувствовали себя так, словно были знакомы с рождения. Впервые с тех пор, как вышла замуж, Пенелопа наслаждалась близостью мужчины, который не был ее мужем.
– А у тебя были другие женщины? – осторожно спросила она, удивляясь собственной смелости.
– Были. Но ни одна не задержалась надолго, – искренне ответил Мортимер. – Так что можно сказать, никого у меня нет.
– А я никогда не изменяла мужу, – краснея, призналась Пенелопа.
– Уважающие себя люди не изменяют. Они уходят. Разрывают старые, изжившие себя отношения и начинают новые.
– У тебя новые отношения начинаются частенько, как я погляжу, – парировала Пенелопа, неожиданно осознав, что ощущает укол ревности.
– Это не отношения. Это всего лишь знакомства.
– Вот как сейчас, например, – заметила она и тотчас же пожалела об этом. Собственные слова ей не понравились.
– Наша встреча – это совсем другое дело. Я пытаюсь понять, почему ты мне так понравилась с первого взгляда. Женщины, с которыми я обычно встречался, не вызывали у меня такого интереса. Думаю, в сущности, и я для них ничего не значил. Но я хотел бы что-то значить для тебя. Поверь, я говорю это искренне!
Пенелопа не ответила, чувствуя себя польщенной, взволнованной, сбитой с толку. Она ощущала неодолимое влечение к нему.
– Эй, да это же Пепе! – внезапно прозвучал у нее над ухом мужской голос.
Пенелопа подскочила на стуле от неожиданности.
Подняв взгляд, она увидела Данко. С их последней случайной встречи прошло уже несколько лет. Его волосы совсем поседели, нос картошкой еще больше покраснел, морщин прибавилось, но хриплый голос и лучащаяся весельем улыбка не изменились.
Она представила мужчин друг другу.
– Доктор Теодоли, Данко, мой старый друг, – проговорила Пенелопа.
Мужчины пожали друг другу руки. Старый музыкант сразу дал понять, что не собирается им мешать.
– Я тороплюсь, – сказал он, – но мне надо поговорить с тобой о работе. Как-нибудь на днях загляну.
– В любое время, – кивнула она. – Хоть завтра.
– Тогда до завтра. Зайду где-нибудь после обеда. Когда он ушел, Мортимер взглянул на нее с любопытством.
– Прошлое возвращается? – спросил он. Пенелопа рассказала ему о своем увлечении легкой музыкой, о том, как она сочиняла тексты, которые Данко превратил в песни, но в конце концов отказалась от этого занятия, не веря, что у нее и вправду есть талант.
– Похоже, я так и не избавилась от пристрастия к песенкам. Но учти, я к себе очень строга, причем с годами все больше, и теперь почти все, что я сочиняю, летит в мусорную корзину. Понимаешь, Мортимер, настоящая музыка – это планета для немногих. Я могу оценить красивую мелодию, но предпочитаю традиционные, ритмичные, легко запоминающиеся пьески. В музыке есть вершины – Бах, Моцарт, Бетховен, а есть и пропасти: все эти рокеры, от которых у нас лопаются барабанные перепонки. Так вот, я остановилась где-то посредине, да там и застряла. Мне нравятся Эдит Пиаф, Жак Брель, Ив Монти, Фрэнк Синатра. Тексты я сочиняю вполне на уровне, но… ничего выдающегося. Я это понимаю. В голове у меня теснятся тучи образов, но мне никогда не передать их словами, – объяснила она в порыве откровенности.
Пока она говорила, Мортимер взял ее за руку. Пенелопе вспомнились слова старинной баллады, которую Ив Монтан напевал своим незабываемым задушевным голосом:
Дорогая, если хочешь,
Вместе мы уснем
На большом квадратном ложе
С белым покрывалом.
Да, ей хотелось бы лежать вместе с Мортимером на этом большом белом ложе. По воле случая она познакомилась с мужчиной, в которого влюбилась с первого взгляда. Вот только появился он десятью годами позже, чем следовало. Судьба выждала, пока она обзаведется мужем и двумя детьми, а потом преподнесла подарок, который Пенелопа не могла принять. Она подумала о своих детях, и ей показалось, что сердце у нее сейчас перестанет биться. Они остались с бабушкой, хотя та сама нуждалась в уходе. Мало ли что могло случиться! А вдруг Марии стало плохо? А вдруг Даниэле устроит пожар? А Лючия полезет на шкаф за кошкой и сорвется?
– Мне надо вернуться домой. Немедленно, – сказала Пенелопа, поднимаясь из-за стола.
Очарование рассеялось.
– Я понимаю, – кивнул он, глядя на нее с нежностью.
"Конечно, ты понимаешь", – подумала Пенелопа. Но нет, он не мог по-настоящему понять, какой страх ее терзает, какие мрачные мысли, порожденные чувством вины, бродят у нее в голове.
– Я провожу тебя, – предложил он, взяв ее под руку.
– Нет, я должна вернуться одна. Я возьму такси, – решительно отказалась Пенелопа.
Так она и оставила его, даже не попрощавшись, стыдясь собственных глупых страхов. Не надо было ей снова встречаться с этим человеком, пробуждавшим в ней мечты. Какая непростительная глупость! Она женщина замужняя, семейная, ей мечтать не к лицу. Больше она никогда его не увидит.