Мы были на Мейн, 1800. Гейдж пристально смотрел на меня, словно ожидал, что я откажусь ночевать в его квартире. Я попыталась понять, как должна поступить, взвесить все последствия, но голова у меня напрочь отказывалась соображать. Из сумбура осаждавших меня мыслей выделялась лишь одна: этому мужчине плевать на то, что я не отказала Харди, и он никому не собирается уступать дорогу.
Со смокингом Гейджа, накинутым мне на плечи поверх платья, я пересекла вестибюль и вошла в лифт за Гейджем. Лифт взметнулся вверх с такой скоростью, что я покачнулась на своих каблуках. Гейдж обхватил меня и целовал до тех пор, пока я вся не раскраснелась и не стала задыхаться. Он потянул меня за собой из лифта, и я, последовав за ним, начала спотыкаться. Тогда Гейдж легким движением подхватил меня на руки и понес – в самом деле понес! – по коридору к себе в квартиру.
Мы сразу же оказались в ожидавшей нас тишине спальни. Я, не зажигая огня, разделась. Теперь, после торопливого секса в машине, настойчивая потребность перешла в нежность. Гейдж тенью двигался поверх меня, отыскивая самые отзывчивые места, самые чувствительные точки на моем теле. Чем больше он ласкал меня, тем больше я хотела его. Глубоко дыша, я подалась к нему, стремясь почувствовать твердость его плоти, упругость тела, черный как ночь шелк его волос. Его ласки, его губы и руки, нежно мучившие меня, заставили мое тело раскрыться перед ним, и оно потянулось ему навстречу, сотрясаясь от мольбы принять его в себя. Я не могла сдержать стонов каждый раз, как он проникал в меня. Снова и снова, пока не преодолел все преграды, во мне, в меня погруженный, обладающий и обладаемый мной.
Как говорят ковбои, не загоняй лошадь и не ставь ее в стойло в мыле. Так же и с девушками, особенно с теми, которые какое-то время жили без секса: им тоже требуется какое-то время, чтобы снова к нему привыкнуть. Даже не знаю, сколько раз этой ночью Гейдж овладевал мной. Проснувшись наутро, я чувствовала боль во всем теле, болели даже какие-то такие мышцы, о существовании которых я не подозревала, руки и ноги не разгибались. Гейдж проявил необыкновенную заботу – принес мне кофе в постель.
– Только не изображай раскаяние, – сказала я, подаваясь вперед, пока он подсовывал мне под спину еще одну подушку. – Это выражение тебе не идет.
– А я ни в чем не раскаиваюсь. – Одетый в черную футболку и джинсы, Гейдж присел на краешек кровати. – Наоборот, я всем доволен.
Я прикрыла грудь простыней и осторожно сделала глоток дымящегося кофе.
– Еще бы, – отозвалась я. – Особенно после последнего раза.
Мы посмотрели друг другу в глаза, и Гейдж положил мне руку на колено. Тепло его ладони проникло сквозь тонкую ткань простыни.
– Ты в порядке? – мягко спросил он меня.
Черт его побери, он обладал феноменальной способностью обезоруживать меня, демонстрируя заботу именно в те минуты, когда я ожидала от него надменности и командирского тона. Я внутренне напряглась. Мне было так хорошо с Гейджем, что я усомнилась, будто смогу отказаться от него, пусть даже ради человека, о котором всегда мечтала.
Я хотела было сказать, что со мной все в порядке, но вместо этого неожиданно для себе сказала правду:
– Я боюсь совершить ошибку, которая может сломать мне жизнь. И поэтому пытаюсь определить, что может стать ошибкой.
– Ты хочешь сказать, не что, а кто.
Его слова больно резанули меня по сердцу.
– Я знаю, тебе будет неприятно, если я увижусь с ним, но...
– Ничего подобного. Я даже хочу, чтобы ты с ним увиделась.
Я крепче сжала в руках горячую чашку.
– Правда?
– Совершенно очевидно, что, пока ситуация не разрешится, я не дождусь от тебя того, чего хочу. Тебе нужно выяснить, насколько живы ваши чувства друг к другу.
– Да. – Я подумала, что такое понимание с его стороны говорит о его передовых взглядах.
– Все нормально, я не против, – продолжал Гейдж, – но только пока ты не ложишься с ним в постель.
Хоть и с передовыми взглядами, а все равно техасец. Я улыбнулась ему насмешливо:
– Значит ли это, что тебе нет дела до того, что я чувствую по отношению к нему, если сексом занимаюсь с тобой?
– Это значит, – спокойно ответил Гейдж, – что сейчас я согласен на секс, а потом буду работать над тем, чтобы получить все остальное.
Глава 23
Вечер у Черчилля, как я потом узнала, сложился немногим удачнее, чем у меня. Они с Вивиан разругались вдрызг. Такой уж ревнивый характер, сказал Черчилль, он не виноват, что другие женщины проявляли к нему интерес.
– Вопрос в том, какого рода интерес проявляли к ним вы.
Черчилль, лежавший на диване с пультом управления в руке и переключавший каналы, сделал недовольное лицо.
– Я вот что скажу: до тех пор пока я прихожу обедать домой, не важно, что возбудит мой аппетит.
– Ничего себе! Надеюсь, вы не сказали этого Вивиан.
Молчание.
Я взяла поднос, на котором принесла завтрак.
– Не мудрено, что она вчера не осталась. – Черчиллю пора было в душ. Он достиг той стадии, когда мог управляться в ванной сам, без посторонней помощи. – Возникнут проблемы – дайте мне знать по рации, и я пришлю к вам садовника. – Я направилась к выходу.
– Либерти.
– Да, сэр?
– Я не имею привычки совать свой нос в чужие дела... – Заметив мой выразительный взгляд, Черчилль улыбнулся. – Но ты, случайно, ни о чем не хочешь со мной поговорить? Может, в твоей жизни произошли какие-либо перемены?
– Ровно ничего нового. Все по-старому, все как было.
– У тебя что-то происходит с моим сыном.
– Обсуждать с вами свою личную жизнь я не намерена.
– Почему? Ведь раньше обсуждала.
– Тогда вы не были моим боссом. И ваш сын не имел к моей жизни никакого отношения.
– Отлично, моего сына обсуждать не будем, – покладисто согласился он. – Давай поговорим о твоем старом знакомом, открывшем небольшое чудненькое предприятие по добыче нефти.
Я чуть не выронила поднос.
– Вы знаете, что Харди был там вчера?
– Узнал, когда нас представили друг другу. Как только услышал его имя, сразу же сообразил, кто это. – Во взгляде Черчилля было столько понимания, что я чуть не расплакалась.
Вместо этого я поставила поднос и направилась к ближайшему стулу.
– Деточка, что произошло? – послышался вопрос Черчилля.
Я уставилась в пол.
– Просто поговорили несколько минут, и все. Я с ним встречаюсь завтра. – Продолжительная пауза. – Гейдж от этого, конечно, не в восторге.
Черчилль невесело усмехнулся:
– Надо думать.
Я оторвала взгляд от пола, перевела его на Черчилля и, не в силах устоять перед искушением, задала вопрос:
– И что вы думаете о Харди?
– Перспективный парень. Толковый, с хорошими манерами. Он еще покажет себя в этой жизни. Ты пригласила его в дом?
– Конечно же, нет! Мы пойдем куда-нибудь, поговорим.
– Можете остаться здесь, если хочешь. Это и твой дом тоже.
– Спасибо вам, но... – Я отрицательно покачала головой.
– Жалеешь, что завязала отношения с Гейджем?
– Нет, – без колебаний ответила я. – О чем я должна жалеть, не понимаю? Просто... Харди всегда оставался для меня тем, кто, как я думала, предназначен мне судьбой. Он был моей заветной мечтой и объектом желаний. Но почему, почему, черт возьми, надо такому случиться, что он появился, когда я уже было решила, что переболела им.
– Есть люди, которыми нельзя переболеть.
Я посмотрела на него сквозь соленую пелену слез.
– Вы об Аве?
– Мне всегда будет ее не хватать. Но сейчас я имел в виду другую женщину.
– Тогда, значит, вашу первую жену.
– И не ее.
Я промокнула уголки глаз рукавом. Мне показалось, что Черчилль хочет что-то сказать. Но для меня на тот момент лимит откровений был исчерпан. Я поднялась и откашлялась.
– Мне нужно идти вниз готовить завтрак Каррингтон. – Повернувшись, я собралась уйти.
– Либерти.
– Да?
Черчилль, видимо, о чем-то напряженно думал. Его лицо нахмурилось.
– Я хотел бы потом продолжить этот разговор. Не как отец Гейджа. Не как твой босс. А как старый друг.
– Спасибо, – поблагодарила я немного ворчливо. – Что-то мне подсказывает, что мой старый друг мне как раз и понадобится.
Позже, тем же утром, позвонил Харди и пригласил нас с Каррингтон в воскресенье покататься на лошадях. Предложение привело меня в восторг: я давно, уже много лет, не садилась на лошадь. Общение же Каррингтон с лошадьми ограничивалось только катанием на ярмарочных пони, и ездить верхом она не умела. Я сказала об этом Харди.
– Ерунда, – беспечно отозвался он. – Мигом научится. Он приехал в имение Тревиса с утра на огромном белом джипе. Мы с Каррингтон встретили его у входа, обе в джинсах, сапогах и толстых куртках. Я рассказала Каррингтон, что Харди – старинный друг семьи, что он знает ее с самого рождения и, если уж на то пошло, это именно он отвозил маму в больницу, когда подошло время родов.
Гретхен, чрезвычайно заинтригованная загадочным мужчиной из моего прошлого, ждала с нами у дверей, когда раздался звонок. Я пошла открывать и улыбнулась про себя, услышав, как Гретхен при виде Харди, стоявшего на пороге в островке солнечного света, пробормотала себе под нос:
– Вот это да!
Стройный и поджарый, с телом привыкшего к физическому труду рабочего буровой вышки, с потрясающими синими глазами и неотразимой улыбкой, Харди обладал необыкновенной привлекательностью, перед которой не могла устоять ни одна женщина. Скользнув по мне взглядом, он бросил мне "привет", поцеловал в щеку и повернулся к Гретхен.
Я представила их друг другу, и Харди очень осторожно, словно боялся сломать, взял руку Гретхен. А та вся затрепетала и рассыпалась в улыбках, вовсю исполняя роль радушной южной хозяйки. Как только внимание Харди отвлеклось, Гретхен послала мне многозначительный взгляд, словно бы спрашивала: "Где же ты его до сих пор прятала?"
Харди между тем опустился на корточки перед моей сестрой.
– Каррингтон, да ты стала даже красивее мамы. Ты, наверное, меня не помнишь.
– Вы отвозили нас в больницу в тот день, когда я родилась, – смущаясь, сказала Каррингтон.
– Верно. На стареньком синем пикапе, хотя тогда затопило пол-Уэлкома.
– Это где живет мисс Марва! – воскликнула Каррингтон. – Вы ее знаете?
– Знаю ли я мисс Марву? – улыбнулся Харди. – Да, мэм, я ее знаю. У нее в кухне мной была съедена не одна порция торта "Красный бархат".
Совершенно очарованная им, Каррингтон, когда Харди поднялся, взяла его за руку.
– Либерти, ты мне не говорила, что он знает мисс Марву! Увидев их рука об руку, я почему-то очень разволновалась.
– Я мало рассказывала о тебе, – сказала я Харди, удивляясь тому, как странно звучит мой голос.
Харди пристально посмотрел мне в глаза и кивнул, соглашаясь с тем, что некоторые вещи настолько значительны, что их непросто выразить словами.
– Ну, – бодро сказала сияющая Гретхен, – поезжайте, желаю вам отлично повеселиться. Смотри, Каррингтон, поосторожнее там с лошадьми. Не забудь, что я тебе говорила, не подходи близко к лошади сзади.
– Хорошо!
Мы поехали в конноспортивный центр "Серебряная уздечка", где лошадям жилось получше, чем многим людям. Их держали в конюшнях, где играла классическая музыка и была установлена цифровая система защиты от комаров и мух. Каждое стойло было оборудовано отдельным краном с водой и осветительным прибором. Снаружи находились крытая арена, скаковой круг с препятствиями, выгон, пруды, загоны и пятьдесят акров земли для езды верхом.
Харди взял лошадей, принадлежавших кому-то из его друзей. Поскольку стоимость содержания одной лошади в "Серебряной уздечке" могла соперничать со стоимостью обучения, в некоторых колледжах, было ясно, что у приятеля Харди деньжищ немерено. Нам подвели двух лошадей – пегую с белой гривой и чало-голубую. Обе блестели и лоснились, и вели себя спокойно. Четвертьмильные лошади – крупная мускулистая порода, известная своим покладистым нравом и природной способностью ходить в упряжи.
Прежде чем выехать, Харди посадил Каррингтон на крепкого черного пони и прокатил ее вокруг загона, ведя лошадку под уздцы. Как и следовало ожидать, он совершенно очаровал сестру – хвалил ее, поддразнивал, отчего та весело хихикала.
День для верховой прогулки выдался великолепный – прохладный, но солнечный. В воздухе пахло конюшней, лошадьми, а также чем-то особенным, исходящим от земли. Этот аромат невозможно точно определить, но я знаю, что так пахнет только в Техасе.
Каррингтон на пони ехала впереди, а мы с Харди бок о бок за ней, и у нас была возможность поговорить.
– А ты молодец, у тебя с ней все путем, – сказал Харди. – Твоя мать была бы довольна.
– Надеюсь. – Я посмотрела на сестру, светлые волосы которой были аккуратно заплетены в косу и обвязаны белой лентой. – Правда, она прелесть?
– Да, прелесть. – Но смотрел Харди не на нее, а на меня. – Марва рассказала, сколько тебе всякого пришлось пережить. Несладко, наверное, было?
Я пожала плечами. Да, порой бывало нелегко, но теперь, вспоминая прошлое, я не видела в нем ничего особенного, былые невзгоды уже не казались мне столь трагичными. Многим женщинам достается куда больше.
– Тяжелее всего было сразу после маминой смерти. Года два, наверное, мне не удавалось выспаться – я работала, училась и все что можно старалась сделать для Каррингтон. Мне всегда казалось, будто все недоделано, мы постоянно везде опаздывали, и у меня всегда все шло наперекосяк. А потом как-то все наладилось.
– Расскажи, как ты сошлась с Тревисами.
– С которым из них? – не подумав, брякнула я и в следующий же момент покраснела.
Харди улыбнулся:
– Давай начнем со старшего.
Мы разговаривали, и мне казалось, будто я обнажаю перед ним нечто очень ценное, давно глубоко спрятанное во мне и теперь окончательно сформировавшееся, уже готовое выплеснуться наружу. С моей души сходил слой за слоем – некоторые слои опадали сами, как пыль, некоторые требовалось откалывать долотом или молотком. Мы с Харди поведали друг другу все, что произошло с нами за разделявшие нас годы и на что нам хватило смелости. Но это было не совсем то, что я ожидала получить от нашей встречи. Что-то оставалось запертым внутри меня, что-то упрямо отказывалось выходить наружу, словно бы я боялась обнаружить то чувство, которое так долго вынашивала в себе.
Время шло к полудню, Каррингтон устала и проголодалась. Мы вернулись в конюшню. Я вручила Каррингтон пригоршню монеток по двадцать пять центов, чтобы она купила себе в главном здании в автомате чего-нибудь попить, и она убежала, оставив меня с Харди наедине.
Какое-то время он стоял, молча глядя на меня.
– Иди сюда, – вполголоса позвал он, затаскивая меня в пустое помещение, где хранилась упряжь. Он нежно меня поцеловал, и я почувствовала вкус пыли, солнца, соленой кожи, и годы растворились под медленным, уверенным напором тепла. Я очень ждала его, ждала всего этого, и мне было так же хорошо сейчас, как когда-то. Но как только Харди стал требовательнее, я с нервным смешком отступила.
– Прости, – задыхаясь, сказала я. – Прости меня.
– Ничего. – Глаза Харди оживлял огонь, голос звучал ободряюще. Он коротко улыбнулся. – Я немного увлекся.
Несмотря на удовольствие, которое я находила в обществе Харди, я испытала облегчение, когда он привез нас обратно в Ривер-Оукс. Мне нужно было сделать паузу, подумать, дать своим чувствам улечься. Каррингтон всю дорогу весело щебетала на заднем сиденье о том, что было бы здорово еще как-нибудь покататься на лошадях, а то и завести когда-нибудь собственную, перебирала удачные имена для лошадей.
– Благодаря тебе в нашей жизни начался новый период, – сказала я Харди. – Теперь мы переходим от Барби к лошадям.
– Как только захочешь покататься, – сказал он Каррингтон, улыбнувшись, – попроси сестру позвонить мне, детка.
– Хочу завтра!
– Завтра тебе в школу, – напомнила я, и Каррингтон скисла, но тут же подумала, что сможет рассказать друзьям, как каталась на пони.
Харди остановился перед домом и помог нам выбраться из машины.
Бросив взгляд на гараж, я заметила там машину Гейджа. Он почти никогда не приезжал в воскресенье днем. У меня сразу же ёкнуло сердце и начало сосать под ложечкой, как бывает, когда, катаясь на американских горках, в первый раз летишь вниз с головокружительной высоты.
– Гейдж здесь, – сказала я. Харди и бровью не повел.
– Конечно, а где ж ему еще быть?
Каррингтон взяла Харди за руку и повела своего нового друга к дому, тараторя со скоростью тысяча слов в минуту:
– ...а это наш дом, у меня на втором этаже своя комната с обоями в желтую полоску, а вот эта штуковина наверху – видеокамера, чтобы можно было посмотреть, кто звонит, и решить, впускать его или нет...
– У нас тут ничего своего нет, малыш, – сказала я, испытывая неловкость. – Это дом Тревисов.
Оставив мое замечание без внимания, Каррингтон нажала на дверной звонок и скорчила рожу в камеру, рассмешив Харди.
Дверь открылась, и на пороге появился Гейдж, в джинсах и белой рубашке поло. Мой пульс резко подскочил. Сначала Гейдж посмотрел на меня, а потом на моего спутника.
– Гейдж! – обрадовалась Каррингтон, как будто сто лет его не видела. Она бросилась к нему и обняла за талию. – Это наш старый друг Харди. Он возил нас покататься на лошадях, и я ездила на черном пони, которого зовут Принц, как самая настоящая девочка-ковбой!
Гейдж улыбнулся и крепко сжал ее худенькие плечики.
Взглянув на Харди, я заметила, как в его глазах промелькнуло удивление. Привязанность моей сестры к Гейджу стала для него неожиданностью. Он с открытой улыбкой протянул руку:
– Харди Кейтс.
– Гейдж Тревис.
Мужчины обменялись крепким рукопожатием в коротком, почти незаметном противоборстве, закончившемся вничью. Гейдж стоял с непроницаемым выражением рядом с Каррингтон, все еще обнимавшей его за пояс. У меня вспотели ладони, и я сунула руки в карманы. Мужчины держались абсолютно раскованно, и тем не менее в воздухе пахло конфликтом.
Как-то странно было видеть их рядом. В моей памяти так долго маячила крупная фигура Харди, что теперь я очень удивилась, обнаружив, что Гейдж, оказывается, такого же роста, хоть и потоньше. Они очень многим отличались друг от друга – образованием, происхождением, жизненным опытом... Гейдж, игравший по правилам, которые обычно сам и устанавливал, и Харди, который, словно ядовитых техасских пауков, отбрасывал в сторону все правила, если они его не устраивали. Гейдж, всегда самый умный, и Харди с обманчиво ленивой улыбкой, уверявший, что от него требуется всего ничего – быть чуточку умнее парня, с которым он заключает сделку.
– Поздравляю с началом буровых работ, – обратился Гейдж к Харди. – Ваши достижения за столь короткий срок впечатляют. Я слышал, ваши нефтяные запасы довольно рентабельны.
Харди с улыбкой чуть заметно пожал плечами:
– Да, нам повезло.
– Одного везения тут недостаточно.
Они побеседовали о геохимии и анализе шлаков, о сложности оценки продуктивных интервалов месторождений, после чего разговор перешел на компанию Гейджа по разработке альтернативных технологий.