По вибрации корпуса чувствовалось, что машины работают на полный ход. В предрассветной мгле прямо по носу вырисовывался корпус большого корабля; он шел без огней, и можно было предполагать, что это военное судно. "Эмден" сближался с ним на полном ходу. Заметив нас, он резко изменил курс и стал уходить. Целые облака дыма повалили из его труб, и он прибавил ходу, направляясь к японским берегам, до которых было около 15 миль. Тяжелые клубы дыма стлались по воде и окутывали нас непроницаемой пеленой. От убегающего корабля виднелись лишь верхушки стенег, и распознать его было совершенно невозможно. Но поведение его доказывало, что это не нейтральный корабль.
Между тем понемногу светало. "Немедленно застопорить машины", – взвился сигнал на нашей фор-стеньге. Ответа не последовало; поэтому через некоторое время мы сделали холостой выстрел. Это также не произвело на него никакого впечатления, и он явно уходил от нас в нейтральные воды. Командир приказал сделать несколько боевых выстрелов. Заметив падения у своего борта, он остановился, развернулся и поднял на всех стеньгах русские флаги. Таким образом в первую же ночь войны мы захватили свой первый приз. Как выяснилось впоследствии, это вообще оказался первый приз, захваченный германским флотом. Это был пароход русского добровольного флота "Рязань". Обычно он совершал пассажирские рейсы между Шанхаем и Владивостоком. С объявлением войны он получил вооружение и превратился во вспомогательный крейсер. "Рязань" был совершенно новый, быстроходный корабль, построенный в Германии у Шихау.
"Эмден" и его приз сильно качало на морской зыби. Спустить на воду катер для доставки на "Рязань" призовой команды было не так легко. Шлюпку волной могло ударить о борт, опрокинуть или разбить. Но все обошлось благополучно, и скоро мы имели удовольствие видеть, как наш офицер и назначенная в его распоряжение команда, вооруженная револьверами, поднялась по шторм-трапу на русский пароход. Русский флаг спустили и вместо него подняли германский. Ввиду того, что пароходом можно было воспользоваться для самых разнообразных целей (впоследствии из него вышел отличный вспомогательный крейсер), наш командир решил не топить его, а привести с собой в Циндао. 15-узловым ходом мы повернули на юг. Позади нас, правя в кильватер, шла "Рязань". На ней призовая команда в составе 1 офицера и 12 нижних чинов наблюдала за управлением корабля, работой машин и за исполнением наших приказаний.
Капитан "Рязани" подал два настойчивых протеста по поводу задержания его корабля. По его словам, это было мирное торговое судно, и мы не имели права его арестовывать. Он так и не мог уяснить себе всей обстановки, а понятия его о праве собственности на море были более чем слабые. На вопросы, почему "Рязань" пыталась скрыться от нас, он отмалчивался. Наш командир приказал ему передать, что судьба его выяснится по приходу в Циндао. "Эмден" шел в Циндао отнюдь не кратчайшим путем, и капитан "Рязани", как только узнал об этом, снова обратился к нам с протестом, требуя, чтобы мы шли в Циндао, не уклоняясь ни вправо, ни влево. Конечно, он опасался, что крейсер на своем пути может встретить еще несколько русских пароходов. А этого мы как раз и желали. До сих пор пути, которых придерживаются русские торговые суда, были неизвестны, но по беспокойству капитана "Рязани" можно было догадываться, что "Эмден" имеет шансы поймать еще один, а то и целых два приза. Но, к сожалению, надежды эти не оправдались. Конечно, на протесты капитана "Рязани" никто не обращал никакого внимания, и командир наконец заявил ему, что плавание "Эмдена" совсем не его забота, и дал ему понять, как с ним будет поступлено, если он не угомонится. После этого разговора наш случайный соплаватель замолчал и, по-видимому, понял, что с ним не шутят.
Из газетных сообщений мы знали, что французский отряд в составе броненосных крейсеров "Montcalm" и "Dupleix" и нескольких миноносцев крейсерствует у Владивостока. Конечно, у нас не было никакого желания встречаться с ним и днем. Когда мы огибали южную оконечность Кореи, сигнальщик с марса доложил: "семь дымов справа". Чтобы проверить его, командир послал меня на марс. Я также усмотрел семь отдельных дымков и верхушки мачт и труб небольшого судна, шедшего ближе всех к нам. Я доложил об этом командиру, и он резко изменил курс. Мы описали большую дугу и, разойдясь с подозрительными дымами, благополучно вернулись в Циндао.
По пути мы перехватили очень интересную радиотелеграмму. Почтенное агенство Рейтера, известное повсюду за свое пристрастие к истине, уведомляло своих клиентов, что "крейсер "Эмден" потоплен".
С наступлением темноты наш приз доставил нам немало хлопот и беспокойства. Очевидно, что и он должен был идти без огней. Но это легче приказать, чем привести в исполнение. Среди пассажиров было много женщин, которые с ужасом ждали, что с ними сделают эти немецкие варвары. Ежеминутно то одна из них, то другая включали лампочку у себя в каюте, так что наш офицер принужден был наконец остановить динамо-машину. После этого началось брожение по всему кораблю со свечами, что также пришлось прекратить.
По приходе в Циндао "Рязань" была детально осмотрена, и выяснилось, что это совершенно новый пароход, недавно вошедший в строй, так что русские не успели даже испортить отличные, германской постройки механизмы. Ход ее был более 17 узлов. Поэтому и решили вооружить ее, укомплектовать военной командой и превратить во вспомогательный крейсер под именем "Cormoran"[* Старая германская канонерка "Cormoran", находившаяся в Циндао, стояла разоруженной. Ее командир, офицеры и команда переведены на "Рязань", которая вскоре вышла из Циндао под именем "Cormoran", но затем принуждена была интернироваться в Гуаме. (Прим. переводчика).].
В Циндао все готовилось к войне. Постановку минных полей закончили, береговые батареи мобилизованы, а в порту кипела лихорадочная деятельность. Масса германских пароходов стояла ошвартовавшись за молом. Часть из них переделывалась под вспомогательный крейсера, часть оборудовалась, чтобы служить угольщиками при эскадре.
Нашего командира дожидалось здесь приказание начальника эскадры графа фон Шпее. Сама эскадра в составе броненосных крейсеров "Scharnhorst" и "Gneisenau" и легкого крейсера "Nurnberg" находилась в это время в океане, направляясь на север, и "Эмдену" приказали идти к ней на соединение, причем рандеву назначалось в океане.
2. На пути в океан
Весь день прихода и всю следующую ночь команда крейсера работала не покладая рук. Мы должны были загрузиться углем, принять самый максимальный его запас, принять из порта громадное количество материалов по всем частям, взять с берега добавочную команду и закончить все самые разнообразные приготовления для военного времени.
На рассвете на следующий день "Эмден" ушел из Циндао совместно с целым отрядом различных судов, высланных навстречу эскадре. В гавани царил большой энтузиазм. Каждый человек на берегу страшно завидовал нам. Пока мы воевали только с Францией и Россией, и Циндао лежал в стороне от театра войны. В этом очерке не стоит говорить подробно об укреплениях этого порта. По приморскому фронту они были в должном количестве и вполне современного типа, и разрушить их с моря было невозможно. На сухопутном же фронте укреплений было немного, да и к тому же это были слабые, легкого типа земляные валы, предназначенные лишь для обороны от пехоты. Атака крепости со стороны суши считалась невозможной, так как здесь она была окружена территорией нейтрального Китая.
Стояла спокойная, ясная погода, когда "Эмден" медленно выходил из внутренней гавани. Судовой оркестр играл "Wacht am Rein".
Вся команда высыпала наверх и подхватила этот гимн. Отовсюду нам кричали ура. Восторг был полный. В далеком Циндао в меньшей степени чувствовался тот военный подъем, который могучей волной охватил всю Германию.
"Эмден" осторожно лавировал между минными полями. Солнце только что взошло. Циндао, эта жемчужина Дальнего Востока, весь сиял золотом и пурпуром в первых лучах молодого дня. Картина полного мира. Вдоль набережной разбегаются длинные ряды опрятных, изящных домиков. Над ними как бы царит сигнальный утес. На заднем плане тянутся серой цепью каменные горы, поросшие свежим, молодым, зеленым лесом. Церковный шпиль, увенчанный крестом, рельефно вырисовывается в легком, подвижном воздухе ясного утра. Далее вправо видны блистающие чистотой казармы, губернаторский дворец и купальни. И вся картина как бы опоясывается белоснежной цепью прибоя; волны, бегущие из самых недр океана, безустанно бьются о береговые утесы. Блестящие брильянты и жемчуг без счета брошены здесь Нептуном на сияющие одеяния нашей матери-земли. Немецкая предприимчивость и немецкая культура превратили в волшебное, сказочное царство эту страну, до них дикую и пустынную.
Все мы невольно замечтались, глядя на Циндао, который понемногу становился все меньше и меньше. Но служба сурово вернула нас к действительности. Довольно любоваться природой. Туда, на юг!
Пароход "Markomannia" следовал в кильватере "Эмдену"; остальные суда шли по другим направлениям. "Markomannia" потом стал нашим верным спутником на многие месяцы.
На пути в океан мы получили радио о разрыве дипломатических отношений между Германией и Англией и затем об объявлении ей войны. Это не было для нас неожиданностью, и мы лишь были немного удивлены, что народ этот, всегда интригующий за спиной других, теперь, первый раз за целое столетие, решился подвергнуть опасности свое собственное существование. Еще через несколько дней мы узнали о смехотворном ультиматуме Японии. Это также не слишком нас удивило.
Когда мы уходили из Циндао, война Англии и Японии еще не была объявлена. Но много позже мы читали в английских газетах, будто, уходя из Циндао, мы благополучно миновали линию японской блокады и, встретясь с японским броненосным крейсером, спаслись лишь подняв британский флаг и приветствовав троекратным ура наших доблестных союзников.
Не служит ли эта легенда указанием, что британские и японские морские силы были посланы к Циндао еще до объявления войны?
Во всяком случае весь этот рассказ очень обидный для нас вымысел. Во-первых, он порочит добрую славу нашего корабля, спасавшего себя будто бы подъемом вражеского флага; наконец, неужели бы мы, проходя так близко от японца, могли бы удержаться от искушения выпустить по нему в виде привета самодвижущуюся мину?
Вечером 12-го августа мы подошли к островам, где предполагали соединиться с крейсерской эскадрой, и были встречены дозорными судами. В лагуне стояли на якоре наши могучие крейсера "Schamhorst" и "Gneisenau"; у их бортов стояло по угольщику. Погрузка шла полным ходом. Левее их в глубине бухты виднелся стройный силуэт "Numberg’a", также грузившегося углем. Кроме того, по всей гавани было разбросано большое количество больших и малых угольщиков и других вспомогательных судов, прикомандированных к эскадре. "Эмдену" подняли сигнал стать на якорь в правой половине гавани рядом с флагманским кораблем. Продефилировав мимо всех кораблей, с которых нас встретили бешеным ура, "Эмден" отдал якорь. Это была последняя наша более или менее долговременная стоянка.
Командир поехал с рапортом к адмиралу, предполагая просить его откомандировать "Эмден" от эскадры и послать его самостоятельно в Индийский океан для уничтожения торговли.
На следующий день эскадра снялась с якоря и в кильватерной колонне, сопровождаемая угольщиками, направилась на восток. Адмирал еще не объявил своего решения на предложение нашего командира, и все мы томились в неизвестности и ждали с нетерпением, что будет дальше. Наконец, около полудня на флагманском крейсере один за другим взвились сигналы: "Эмдену" следовать по назначению" и "адмирал желает "Эмдену" полного успеха". Положив руль на борт, наш крейсер лихо вышел из строя, поблагодарив сигналом адмирала за доброе пожелание. Семафором с флагманского корабля угольщику "Markomannia" приказали "следовать совместно с "Эмденом". Вскоре мы потеряли из виду нашу эскадру, уходившую на восток. У всех появилось предчувствие, что мы видим ее в последний раз.
До назначенного для наших операций района было еще очень далеко, но самое неприятное было то, что мы до сих пор не знали, объявлена война Японии или нет, так как германская радиостанция в Йапе была разрушена англичанами в первые же дни войны.
После недельного крейсерства "Эмден" встретился с немецким пароходом "Princess Alice". Сняв с него несколько резервистов, мы отослали его в Манилу. Затем в открытом океане мы встретились с нашей небольшой канонеркой "Geier". Отрезанная от всего мира, она до сих пор не имела точных сведений о войне и не знала даже о разрыве с Англией и Японией. Мы шли некоторое время совместно, поделившись с ней теми сведениями, которыми располагали сами, а затем "Geier" отделилась и ушла на ост, надеясь соединиться с эскадрой. Мы продолжали плавание на SW.
Служба становилась утомительной для команды, которая продолжала стоять на две вахты в полной готовности ко всяким случайностям. А дать команде отдых было невозможно. У нас в распоряжении не было ни одной гавани, ни одного порта, где мы могли бы считать себя в безопасности. Японский пароход, встреченный нами в морс, мы не смели задерживать, так как, к сожалению, срок ультиматума еще не окончился, и мы не имели никаких указаний на то, что военные действия уже начались. Вероятно, решив, что он встретился с одним из своих соотечественников, желтокожий капитан особенно ночтительпо и низко салютовал нам флагом. Его поклон остался без ответа.
Наконец мы подошли к Зондскому архипелагу и, чтобы очутиться на просторе Индийского океана, необходимо было проскочить узкий пролив между целой вереницей островов. В этих проливах всегда кишат рыбаки и другие мелкие суда. Как на грех стояло полнолуние, и даже ночью "Эмден" виднелся издалека. Нашему командиру совсем не хотелось встречаться со всеми этими парусниками. В разговоре со мной он высказал, что нам стоило бы избегать встреч с кем бы то ни было, чтобы самое присутствие "Эмдена" в этих водах и его плавание оставалось в совершенном секрете. Тогда мне пришло в голову, что английские крейсера имеют или 2 или 4 трубы; у них нет в этих водах ни одного трехтрубпого крейсера вроде "Эмдена". Я предложил командиру поставить четвертую фальшивую трубу. Для этого мы взяли дорожки из толстой грубой парусины шириною около 2-х метров, которые стелились на палубу, чтобы сохранить линолеум. Из них выкроили трубу. К верхней кромке подшили деревянные рейки и затем подняли на гордень эту импровизированную переднюю трубу. Если смотреть от траверза, иллюзия получалась полная. Но с носа сейчас же обнаруживался обман: 4-я труба имела в толщину всего несколько миллиметров. Но, конечно, наспех в одну ночь что-нибудь лучшее трудно было придумать. После этого опыта я предложил командиру построить более основательную трубу, и он согласился. На следующий день мы принялись за работу, и скоро у нас из деревянных реек и парусины получилась превосходная труба, и с нею "Эмден" стал смахивать на английский крейсер "Yarmouth". Для большей иллюзии я даже самую трубу сделал овальной, как на "Yarmouth’e". Наш спутник "Markomannia" вышел к нам на траверз, и по его указаниям (сигналами) мы окончательно установили эту четвертую трубу.
В конце первой недели сентября мы вошли наконец в Бенгальский залив. Перед этим мы около 5-ти суток шли параллельным курсом с английским крейсером, по-видимому, "Minotaur’oM". Судя по интенсивности приема его радиограмм, расстояние между нами было совсем небольшим, но все же мы шли вне его видимости. Затем расстояние это стало мало-помалу увеличиваться, и мы перестали его слышать.
3. Охота
Наконец в ночь на 10 сентября наша работа началась. По курсу в темноте открылся силуэт парохода, и мы пошли на сближение, чтобы лучше опознать его. Закрыв все огни, как бы слившись с окружающей мглой, "Эмден" бесшумно подкрадывался сзади к нашей жертве. Расстояние между нами уменьшилось уже до каких-нибудь 100 метров, а на "купце" ничего не замечали; он спокойно продолжал свое плавание, а вахтенный на мостике по обыкновению поглядывал только вперед, заботясь лишь о том, чтобы не столкнуться со встречным судном. Вдруг среди тихой тропической ночи раздался повелительный окрик в мегафон: "стоп машины! ни в коем случае не пользоваться радиотелеграфом! принять шлюпку!" На пароходе в первый момент не поняли, откуда это исходит. Встречи здесь, в самом центре Индийского океана, с немецким крейсером никто, конечно, не ожидал. Пароход продолжал идти тем же курсом. Чтобы остановить его, пришлось сделать холостой выстрел. Тогда, наконец, там проснулись; слышно было, как машинный телеграф был поставлен на "полный назад" (мне так жаль бедного машиниста, которого мы так бесцеремонно разбудили), сирена заревела, пароход остановился, и с его мостика передали голосом, что он подчиняется всем нашим требованиям. Через минуту наш катер с офицером и призовой командой отваливал от борта. Но сейчас же мы получили ошеломляющее известие: задержанное судно оказалось греческим пароходом "Pontoporros". Такая неудача! Первый же пароход и – нейтральный! Это означает, что сейчас же все узнают о появлении немецкого крейсера в Индийском океане. Самые ценные призы ускользнут от нас. Есть от чего впасть в отчаяние. Но, слава богу, у этого грека оказалась военная контрабанда: уголь, адресованный в английские гавани. Теперь, когда "Markomannia" была уже наполовину пуста, это являлось очень ценным приобретением для нашей маленькой эскадры, состоявшей уже из трех вымпелов. Благодаря богу, их потом бывало и больше.