Наконец девицы удаляются. Я отпираю кабинку и подхожу к зеркалу. Как всякая нормальная женщина, я смотрюсь в зеркало ежедневно – когда умываюсь, чищу зубы или причесываюсь. Обычно я вижу себя там словно по частям, не заботясь о том, чтобы соединить их. Не знаю, по какой причине, но так мне почему-то спокойнее.
Но сегодня я заставляю себя увидеть всю картину целиком и вдруг понимаю, что все эти частички и кусочки вместе составляют портрет абсолютно незнакомой мне женщины. Такой женщиной я не хотела быть никогда.
Волосы явно пора привести в порядок и обязательно покрасить – чтобы избавиться от преждевременно тронутых сединой прядей. Ужасно тонкие, невыразительно-пепельного цвета, они кое-как торчат в разные стороны, лишь сбоку удерживаемые фальшивой черепаховой заколкой. Лицо, и без того обычно бледное, сейчас попросту неестественно белое. Не то, что алебастрового оттенка или цвета слоновой кости – оно именно лишено всякой краски, словно кожа какого-то глубоководного морского животного, никогда не видевшего солнца. На этом фоне ярко-красная губная помада выделяется кричащим пятном – из-за нее рот кажется чудовищно огромным, похожим на зияющую кровавую рану, образовавшуюся в нижней части лица. В духоте переполненного зала я успела вспотеть, и теперь нос мой блестит, щеки покраснели и лоснятся, а у меня нет с собой пудры. Платье же, несмотря на то, что подвергалось только сухой чистке, почему-то безнадежно обвисло и, сказать по правде, выглядит совершенно бесформенным и старомодным – во всяком случае, сейчас такие фасоны пятилетней давности уже не носят. А ведь когда-то я ощущала себя в нем сексуальной и уверенной, правда, тогда оно подчеркивало контуры моего тела, придавая ему чувственности и грации. Но теперь, когда я вешу на десять фунтов больше, оно имеет совсем другой вид, и эффект уже не тот. В довершение картины скажу об обуви – в туфлях фирмы "Мэри Джейнс" на плоской подошве, да к тому же еще с поперечным ремешком, которым я отдаю предпочтение из соображений удобства и практичности, ноги мои выглядят как два толстых древесных ствола. Потертые и уже довольно облезлые туфли, конечно же, предназначены для ежедневной носки. Если не ошибаюсь, им минимум два года, и они уже достаточно изношенны, чтобы надевать их на выход.
В общем, плачевный вывод напрашивается сам собой – "типичная беременная". А еще точнее – "сделала все, что могла, в сложившихся обстоятельствах".
Я в ужасе разглядываю свое отражение. Нет, та, что смотрит на меня из зеркала, вовсе не я. Это просто какая-то чудовищная ошибка, зловещий бермудский треугольник, соединивший в себе дурную прическу, дурное платье и дурацкие мужицкие туфли. Я понимаю, что для начала должна успокоиться и обрести состояние равновесия.
Пробую провести эксперимент.
– Привет! Меня зовут Луиза Канова. Мне тридцать два года, и я не беременна. – Мой голос эхом отдается в стенах пустой туалетной комнаты.
Но эксперимент не удался. Я совсем падаю духом и начинаю паниковать. Тогда я закрываю глаза и пытаюсь сосредоточиться на чем-нибудь положительном, но перед глазами у меня почему-то мелькают сотни и тысячи холеных и лоснящихся черных и белых лиц. Ощущение только одно – будто я не одной с ними породы.
Внезапно дверь у меня за спиной открывается, и и туалет входит Мона.
Мне хочется рвать и метать, только одно слово сейчас уместно – "картошка".
Она театральным жестом опирается руками о раковину.
– Луиза, я только что узнала. Но уверяю тебя, она не имела в виду вообще ничего такого. К тому же она слепа, как летучая мышь.
Ну почему?! Почему он ей все рассказывает?
– Спасибо, Мона. Вы очень внимательны.
– Кстати… – Она приближается и двумя аккуратно наманикюренными пальчиками убирает волосы с моего лица. – Если хочешь, я могу дать тебе телефон моего парикмахера. Весьма толковый парень.
На выходе меня ждет муж. Он протягивает мне пальто, и мы уходим с вечеринки в полном молчании, менее чем через полчаса оказавшись на том же самом месте Трафальгарской площади. Выискивая свободное такси, он достает из кармана пачку сигарет и закуривает.
– Что ты делаешь? – спрашиваю я.
– Курю, – отвечает он.
Для справки поясню – мой муж не курит. Я решаю не вступать в дискуссию.
Вдалеке показывается желтый огонек такси, оно движется в нашу сторону, и я начинаю отчаянно махать ему. Сгущается туман. Такси тормозит, и мы забираемся внутрь машины. Мой муж брякается на заднее сиденье, потом наклоняется вперед, чтобы опустить оконное стекло.
Мне вдруг хочется как-то развеселить его, обнять или чтобы он меня обнял. В конце концов, кому какое дело, как я выгляжу, и какая разница, что они все думают по этому поводу? Он все равно любит меня. Я придвигаюсь к нему и кладу ладонь на его руку.
– Милый, а ты правда считаешь, что я… выгляжу нормально?
Он сжимает мою руку.
– Послушай, Тыковка, ты выглядишь просто прекрасно. Как, впрочем, и всегда. И не обращай ты на нее внимания. Она скорее всего просто завидует твоему возрасту и тому, что ты замужем.
– Точно, – охотно соглашаюсь я, хотя и не слышу того моря комплиментов, на которое рассчитывала.
Он снова сжимает мою руку и целует меня в лоб.
– А кроме того, ты же знаешь, что мне нет никакого дела до всей этой чепухи.
Такси проносится по ночным улицам, и, пока я вдыхаю задувающий в лицо холодный ветерок, в голове у меня копошится одна-единственная, но упрямая мысль. "Да, тебе-то нет дела, зато мне есть".
Что такое элегантность?
Это некая гармония, почти то же самое, что красота, с той лишь разницей, что последняя чаще дается природой, в то время как первая представляет собой плод искусства. Если бы мне позволили обозначить этим звучным словом столь второстепенное искусство, я бы сказала, что превращение обычной женщины в элегантную является главной задачей всей моей жизни.
Женевьева Антуан Дарио
Это была тоненькая, в невзрачной серой обложке книжечка, так и называвшаяся – "Элегантность". Она затерялась между толстенным, явно никогда никем не читанным томом по истории французской монархий и замусоленным чуть ли не до дыр изданием "Влюбленных женщин" Д.Х. Лоренса. Гораздо тоньше других книг, она была к тому же больше обычного формата и гордо возвышалась над своими соседками по полке. Тисненые буковки заголовка на серебристой обложке поблескивали, словно золотая монета на дне прозрачного ручья.
Мой муж считает мое увлечение букинистическими магазинами нездоровой страстью. А еще он утверждает, что я слишком много времени провожу в грезах и мечтаниях. Не знаю, поймете ли вы, что это за удовольствие – откопать на запыленных книжных полках какое-нибудь бесценное сокровище, но это действительно страсть, граничащая с умопомешательством, и она понятна только посвященным.
Только им, этим решительным и энергичным людям, знакомы определенные физические законы, царящие в букинистических магазинах, законы дикие, необузданные, хаотические и столь же не поддающиеся оспариванию, как, например, закон всемирного тяготения. Д.Х. Лоренс, изданный в бумажной обложке, формирует не менее пятидесяти пяти процентов общей товарной массы любого книжного магазина. По тому же закону природы остальные сорок пять процентов обязательно включают в себя по меньшей мере пару полок литературоведческих исследований "Потерянного рая", а в хранилище, в подвале, целое помещение непременно будет отдано книгам военно-исторической тематики, которыми лишь по чистому совпадению интересуется мужчина, перешагнувший за семьдесят. (Мои личные наблюдения показывают, что это всегда один и тот же мужчина. Не важно, как быстро добираетесь вы от одного книжного магазина до другого – к моменту вашего прихода он уже там. Он забыл о войне что-то, чего не найдешь ни в одной книге, и теперь, как герой греческой мифологии, обречен скитаться от одного книгохранилища к другому в поисках воспоминаний о лучших – а может быть, худших – днях его жизни.)
Современные книжные магазины начисто лишены этого романтического шарма. Они работают строго "от и до", снабжены центральным отоплением, а покупатели в них сплошь молодая публика. Эти свежевыбритые юнцы в черных футболках сторонятся как подвальных хранилищ, так и низвергнутых с небес древнегреческих героев в заношенных твидовых костюмчиках. Здесь вы не увидите собачонку или кошку, жмущуюся к допотопной батарее, и не почувствуете ядовитого запаха грибковой плесени, который мог бы исходить как от сложенных неровными стопками томов, так и от самого хозяина. В магазин Уотерстоуна люди приходят и уходят, а у букинистических лавок есть свои поклонники, настоящие пилигримы. Слова "давно не печатается" служат призывом к оружию для тех, кто ищет чашу Святого Грааля, сотворенную из бумаги и чернил.
Я протягиваю руку и осторожно беру книгу с полки. Присев на стопку военных мемуаров (она может развалиться, если сделать это неаккуратно), я открытие титульный лист.
Читаю красиво выведенные буквы:
Женевьева Антуан Дарио
Элегантность
И подзаголовок:
Полное руководство для каждой женщины, которая, хочет красиво и правильно одеваться
Дарио. Эту фамилию я знаю. Может быть, это та женщина, которую я видела на фото? Я пролистываю книгу, и от ее пожелтевших страниц на меня веет слабым ароматом жасминовых духов. Написанная в 1964 году, она представляет собой что-то вроде энциклопедии, включающей в себя расположенные по алфавиту основные понятия из мира моды. Ничего подобного я прежде не встречала. Продолжаю листать книгу в поисках фотографии автора, и мои усилия вознаграждаются: я нахожу ее в самом конце, на последней сторонке обложки.
Я вижу перед собой даму лет шестидесяти с классическими прямыми чертами лица и лакированной укладкой – знаменитая прическа Маргарет Тэтчер. Тут же узнаю характерную властную складку рта и выделяющуюся на фоне безупречно сидящего кардигана нитку отборного жемчуга. Под снимком читаю: Madame Georges Antoine Dariaux. Она не смотрит прямо в объектив с той обманчивой искренностью, как на первом портрете, – взгляд ее устремлен вдаль, словно из вежливости она не желает бросать нам вызов. Здесь она гораздо старше и, разумеется, более сдержанна, а ведь именно сдержанность является краеугольным камнем элегантности.
Я с интересом возвращаюсь к предисловию.
Элегантность редка в наши дни по большей части потому, что она требует точности, внимания к деталям и кропотливого развития утонченного вкуса во всем, что касается манер и стиля. Мало кому из женщин удастся приобрести ее без труда за короткое время.
Тридцать лет я работаю директором салона "Нина Риччи" в Париже, и все эти годы я даю советы нашим клиенткам, помогаю им выбрать то, что способно подчеркнуть и выделить их достоинства. Некоторые женщины исключительно красивы от природы и совсем не нуждаются в моей помощи. Я любуюсь ими, как любуются предметами искусства, но они не относятся к тому большинству, которое я, можно сказать, взрастила. Нет, мои любимицы – это те, у кого нет ни времени, ни опыта, необходимых для овладения искусством хорошо одеваться. И с этими женщинами я готова поделиться своими секретами, для них я охотно вытащу из-под полы все богатства моего воображения.
А теперь спросите себя: готовы ли вы сыграть в маленькую игру под названием "Пигмалион"? Если вы хоть чуточку мне доверяете, позвольте поделиться с вами кое-какими практическими соображениями относительно одного из самых успешных и надежных путей к самосовершенству. Путь этот – элегантность. Ваша элегантность.
Ну вот, наконец-то я отыскала свой Святой Грааль.
Когда я выхожу из магазина, уже темнеет, хотя на часах всего четыре. Зажав в руках волшебный сверток, петляю по улицам – с Белл-стрит на Марбл-Арч, потом перехожу Сент-Джеймс и иду по Вестминстер.
За спиной бьют башенные часы Биг-Бена, когда я открываю дверь. Мне навстречу несется рев включенного пылесоса.
Мой муж дома.
Какая-то мощная, неуемная, непреодолимая тяга к семейному уюту питает глубинные ресурсы его души. (Тем, кто знает его как восходящую звезду лондонской сцены, в сущности, невдомек, каким огромным количеством иных талантов он обладает.) Каждый день с обновленной и возрастающей решимостью он бросается в бой с полчищами врагов, имя которым – грязь, пыль и беспорядок. Он сражается с ними, не зная устали, и может за каких-нибудь полчаса превратить любое захламленное помещение в чистое, пригодное для жизни пространство.
Поскольку он меня не слышит, я просовываю голову в дверь гостиной, где он энергично шурует щеткой пылесоса по паркету (он утверждает, что прямо-таки видит осевшую на нем пыль – до такой степени развита у него восприимчивость к подобного рода вещам), и кричу:
– Привет!
Выключив свой боевой агрегат, он продолжает держать в руках щетку, опершись на нее и застыв в мужественной позе киношного ковбоя, облокотившегося об ограду. Это мужчина, находящийся в своей родной стихии, имя которой – приведение мира в порядок.
– Привет! Удалось что-нибудь сделать?
– Да так, в общем-то ничего особенного, – мямлю я, пряча за спиной коричневый сверток.
На фоне вечных домашних усовершенствований, проводимых моим мужем, полдня, потраченные на скитания по старым букинистическим лавкам, выглядят чем-то вроде измены.
– Ты сдала обратно этот абажур?
– А-а… да… – говорю я. – Только не смогла подыскать вместо него что-нибудь получше, и они дали мне пока кредитную карточку.
Муж вздыхает, и мы оба с грустью смотрим на мраморный торшер, подаренный нам Моной месяц назад.
Любой брак держится на незримых узах. Гораздо более ощутимые и существенные, нежели обычные слова венчальной клятвы, эти тайные нити словно сшивают брак надежными стежками, не давая ему развалиться и помогая мужу и жене пройти сквозь бесчисленные невзгоды и испытания. Для кого-то это социальные амбиции, для кого-то дети, а в нашем случае вполне сойдет приобретение правильного абажура.
Нас с мужем связывает всепоглощающая, неослабевающая любовь к внутреннему устройству и украшению нашего дома. А этот торшер, как правонарушитель, как неуправляемый подросток-наркоман, грозит разрушить наше домашнее благополучие, отказываясь совмещаться со всеми абажурами, имеющимися на прилавках более или менее разумных по ценам магазинов. Торшер этот чудовищно тяжелый и неподъемный, а посему мы обречены на сизифов труд – один за другим покупая новый абажур, на следующий день несем возвращать его в магазин.
Мой муж качает головой и приходит к тягостному заключению:
– Видимо, придется все-таки идти в "Хэрродс".
"Хэрродс" у нас обычно последний козырь. Уж там-то точно не найдешь абажура по "разумной" цене.
– А знаешь что! – Лицо его осеняет радостная улыбка. – Если хочешь, мы могли бы посвятить этому один какой-нибудь день и навсегда покончить с этой проблемой.
Я улыбаюсь. Подумать только – День абажура! День садового инвентаря и резиновых шлангов у нас уже был.
– Конечно, хочу. Как я могу пропустить такое событие?
– Вот и отлично. – Он распахивает окно, впуская в комнату поток холодного воздуха. – Ты, конечно, обрадуешься, когда узнаешь, как успешно шли у меня дела, пока тебя не было.
– Неужели?
– Да. Видела голубей, которые устроили себе гнездо на дренажной трубе, что проходит над окном спальни?
– Д-да… – отвечаю я, разумеется, кривя душой.
– Так вот, я обвил эту трубу колючей проволокой. Так что прощайте, голуби!
Пытаясь все-таки припомнить голубей, я хвалю мужа:
– Ай да молодец!
– Но это еще не все. Я придумал, как осушить дорожку в саду. План просто фантастический. Я хочу набросать его на бумаге сегодня в антракте. Наверное, покажу тебе попозже.
– Шикарно. Послушай, я хочу сейчас пойти почитать в другой комнате. Может, заглянешь ко мне перед уходом?
Он кивает, окидывая гостиную удовлетворенным взглядом.
– Знаешь, Луи, по-моему, все наконец становится на свои места. Я хочу сказать, наконец-то эта комната обрела нормальный вид. Осталось только решить вопрос с абажуром.
Он снова включает пылесос.
Вопрос этот вечен – либо очередной абажур, либо какой-нибудь набор каминных причиндалов, сляпанных в георгианском стиле, но выглядящих как подлинные, либо несъезжающий коврик-дорожка из натуральной шерсти. Как зеленый фонарь Дэйзи в "Великом Гэтсби", эти предметы словно обещают нам скорое приближение окончательного и бесповоротного счастья, которое почему-то так пока и остается недосягаемым.
Ретируясь в спальню, я закрываю дверь, сбрасываю туфли и заваливаюсь на постель.
Кровать у нас непомерной ширины. В сущности, это две кровати, сдвинутые и скрепленные по центру. "Соединено намертво" – так объяснил нам продавец в мебельном. Такая огромная кровать нужна была нам, чтобы не беспокоить друг друга по ночам – мой муж во сне дергается, как собака, а я не выношу любой шум и всякое движение.
– Вы уверены, что хотите спать вместе? – спросил нас продавец, когда мы изложили ему свои требования.
Мой муж был непреклонен.
– Мы только что поженились, – высокомерно сообщил он обидчику, намекая на полную безудержной, неистовой страсти половую жизнь новобрачных, которую можно вести только в надежной, крепкой и просторной двойной постели.
Так что теперь он дергается где-то далеко к западу от меня, а я, погрузившись в коматозный сон, лежу приблизительно в полумиле к востоку.
Забравшись под плед, я освобождаю драгоценный томик от коричневой оберточной бумаги. Сейчас я нахожусь на пороге чего-то огромного и значительного. Вот оно!
Открываю первую главу, а дальше, как выяснилось… засыпаю.
Когда я просыпаюсь, муж уже ушел в театр. На кухонном столе записка: "Задремала, не хотел тебя беспокоить". Как всегда, краток до предела.
Что сказать? Ничего хорошего.
Дело в том, что я очень много сплю – встаю поздно, прикладываюсь к подушке днем и вечером рано ложусь. Получается, что я живу в каком-то теплом полузабытье, грозящем в любой момент перейти в полное забвение. Но поскольку такой образ жизни считается антиобщественным, я из последних сил скрываю это.
Делаю себе тост (кажется, такую еду называют холостяцкой). Потом вместе с ним забираюсь на кровать и открываю книгу на первой букве алфавита, стараясь не капать маслом на страницы.
Аксессуары
О характере женщины всегда можно судишь по тому вниманию, какое она, уделяет деталям своей одежды. Прилагаемые к одежде аксессуары – перчатки, шляпка, туфли, сумочка – являются важнейшими элементами элегантной внешности. Самое скромное платье или костюм могут втройне выиграть, если к ним подобрать элегантную шляпку, сумочку, перчатки и туфли, в то время как оригинальное произведение модного дизайнера может потерять свой престижный шик при небрежно или неправильно подобранных аксессуарах. Каждой женщине необходимо иметь полный комплект аксессуаров черного цвета и, если возможно, еще и коричневого, а также бежевые туфли и бежевую соломенную шляпку на лето. При наличии этого основного минимума практически любое сочетание будет выглядеть привлекательно.