Но что бы ни влекло его к Грейс, нельзя было сбрасывать со счетов тот факт, что она использовала его. Дважды. Использовала, чтобы забыться. И оставила ему больше вопросов, чем ответов, и еще жар, который медленно охватывал его каждый раз, когда он вспоминал, с какой страстью Грейс отдавалась ему в ту первую ночь.
Джек с силой, в которой не было необходимости, повернул ключ в замке. Стейси взяла его под руку.
– Только не говори мне, доктор Беренджер, что относишься к соседке как к пациентке. Хотя не думаю, что она в твоем вкусе.
Стейси прижалась грудью к плечу Джека, и его охватило нетерпение, хотя раньше он не испытывал ничего подобного по отношению к тем женщинам, с которыми встречался. Скуку – да, бывало, ко многим просто терял интерес. Но нетерпение, желание отделаться – никогда.
Джек взял Стейси за руку и повел вниз по лестнице.
– Джек? – Ее пухлые губы, еще недавно так искусно ласкавшие его, теперь надулись. – Что случилось? – Стейси вырвала руку у Джека и принялась теребить пальцами шарф. – Ты хочешь расстаться со мной, да? Но ты не посмеешь. Меня еще никто не бросал. – Тон ее повышался с каждым словом.
– Разумеется, нет. – Джек вышел на улицу и вскинул руку, останавливая такси. – Я думаю, это тебе пора бросить меня.
– Джек, не делай этого! – протестующе вскричала Стейси. – Я люблю тебя.
Джек ласково взял ее пальцами за подбородок и заглянул в глаза.
– Нет, не любишь. Я просто был для тебя чем-то новеньким. Но не волнуйся, твой телефон будет трезвонить постоянно, потому что все мужчины Нью-Йорка хотели бы встречаться с тобой.
– Да, телефон зазвонит и будет звонить постоянно, – с вызовом подтвердила Стейси, презрительно хмыкнув.
Джек улыбнулся:
– Ну вот и хорошо. Ты красивая и молодая, у тебя вся жизнь впереди.
– Ох, Джек...
Он оборвал женщину, прижавшись губами к ее лбу:
– Не надо, Стейси. Все кончено. Ты это знаешь, и я это знаю. Я уже опаздываю, да и тебе пора на съемку.
Понимая, что ничего уже не вернешь, Стейси уселась в такси, бросив на прощание:
– Если передумаешь, позвони.
Джек ничего не ответил, он сел в следующее такси и поехал в больницу.
Больница Св. Луки располагалась рядом с прекрасным готическим собором Иоанна Богослова. Людям не надо было смотреть куда-то далеко, чтобы убедиться во власти Господа – она обнаруживала себя в больнице, где люди часто лишались жизни, и в соборе, где они молились Богу в надежде на милосердие. Джек вел постоянную борьбу с Богом за жизни людей. Иногда он задумывался, а ведет ли кто-нибудь счет в этой борьбе?
Будучи заведующим травматологическим отделением, он имел собственный кабинет с небольшой комнатой для отдыха, где стояла софа, превращавшаяся в постель в тех случаях, когда ему приходилось дежурить сорок восемь часов подряд. Быстро проверив сообщения на автоответчике, Беренджер надел белый халат и отправился в приемное отделение, к которому как раз подъехала карета "скорой помощи". Несколько секунд спустя санитары уже вкатили носилки с жертвой дорожной катастрофы. В палате почти ощущалась наэлектризованная обстановка, сопровождавшаяся громкими сообщениями о состоянии пациента.
– Мужчина, семьдесят лет. Микроавтобус перевернулся на Вестсайдском шоссе. Давление шестьдесят на тридцать.
У пострадавшего были обнаружены обширные внутренние переломы, травма головы, множественные порезы тела. Трудно было ожидать, что старик выживет, но Джек не мог с этим смириться.
Он рывком натянул резиновые перчатки. Бригада работала четко, обследуя пациента и квалифицируя травмы. Однако через несколько секунд ассистент сообщил об остановке сердца. Сестры расступились, уступая место реаниматорам. Бледное тело пациента лежало неподвижно, но на нем продолжали появляться кровоподтеки. Хотя сердце остановилось, кровь все еще шла по венам.
– Дефибриллятор! – крикнул Джек, интенсивно массируя грудную клетку. На экране монитора тянулась прямая линия.
Ярость и отчаяние охватили Беренджера.
– Нет, – прошептал он. – Нет, – продолжал он твердить, словно заклинание.
Кто-то протянул ему пластины дефибриллятора, Джек с уверенностью взял их.
– Всем от стола! Сорок вольт.
– Ничего! – крикнула сестра.
– Шестьдесят!
Все уставились на монитор, но не увидели никаких изменений. Бригада делала все, что могла, однако безрезультатно. Врачи и сестры работали четыре минуты, и все эти долгие минуты на мониторе тянулась прямая линия. Пациент умер.
Реаниматоры отошли от стола, испытывая знакомое и очень неприятное ощущение потери. Но Джек не сдавался, словно одержимый, он продолжал массировать грудную клетку старика. Синди, старшая сестра, шагнула к нему. Ее перчатки были выпачканы в крови, озабоченное выражение лица не скрывала даже марлевая повязка.
– Доктор Беренджер?
– Кислород, сестра Уокер! – приказал Джек, но анестезиолог только удивленно посмотрела на заведующего. А Синди попыталась оттащить его от стола.
– Джек, оставь его в покое.
– Нет! – заорал Беренджер. Он продолжал ритмичный массаж, пот ручьями стекал по его лбу.
И вдруг монитор запищал, сигнализируя о возобновлении сердечной деятельности.
Бригада снова заработала слаженно, как всегда. А еще через несколько долгих, томительных минут пациента подключили к системе жизнеобеспечения и отвезли в операционную, где удалили селезенку, сшили кишки я сняли черепное давление. Когда состояние стабилизировалось, его отвезли в палату интенсивной терапии, куда пришли родственники и ортопед, чтобы наложить гипс на сломанные кости. На пациента было страшно смотреть, однако старик все-таки остался жив.
Остаток дежурства выдался таким же, если не хуже, поскольку начался дождь. В итоге Джек отдежурил подряд пятьдесят восемь часов и вышел из больницы ранним утром на третьи сутки, едва держась на ногах.
– И все-таки на этот раз счет в мою пользу, – прошептал доктор, глядя на крест кафедрального собора. Сунув руки в карманы, он медленно побрел домой. А добравшись до квартиры, тут же рухнул в постель, несмотря на ранний час. Однако уснуть не удалось.
Мозг продолжал перемалывать события тяжелого дежурства, Джек никак не мог расслабиться. И двери на лестничной площадке хлопали громче, чем обычно. Беренджер старался не обращать на это внимания, но без особого успеха. Да еще в голову лезли мысли о Грейс. Закинув руки за голову, Джек задумался: что же с ним такое?
Идея фикс.
Нет, слишком сильно сказано. У него никогда не бывало навязчивых идей. Но почему тогда он не может выбросить эту женщину из головы?
Ведь она ему даже не нравилась. Какая-то странная, наверняка дикая, несмотря на внешность серой мышки. А главное – лгунья. Однако Джек не мог заставить себя перестать думать о Грейс.
Коллеги знали о замечательной способности Беренджера концентрироваться на чем-то одном. Однако во время дежурства Джек несколько раз ловил себя на том, что мысли его устремляются к Грейс Коулбрук. Ее глаза, губы, греховные и полные, вселявшие в него жизнь. А ее тело! Если у него и была какая-то навязчивая идея, так это увидеть Грейс обнаженной. Ему хотелось увидеть то, что ощущали его ладони.
Голова Джека слегка дернулась, и он глубоко вздохнул. Нет, ничего ему не нужно от Грейс Коулбрук. Лучше уж бездумный секс с такими женщинами, как Стейси Мидлтон.
Где-то наверху раздались громкие шаги, затем снова хлопнула дверь. Поднявшись с кровати, Джек выругался. Паркет под ногами показался ему холодным. Джек натянул джинсы, спустился вниз и включил свет на кухне. Открыв дверцу холодильника, он обнаружил все, что требовалось для сандвича. Нарезал мясо и сыр и съел сандвич, запивая его ледяным пивом.
Затем включил телевизор и стал переключать каналы, но не нашел ничего интересного. За окном было пасмурно, снова шел дождь. Джек подумал, что если еще похолодает, то пойдет снег.
Выключив телевизор, Джек снова отправился наверх. Необходимо было хоть немного поспать. Но только он лег, как наверху снова загремели шаги и зазвучала громкая музыка.
Напряжение и раздражение достигли предела. Извергая проклятия в адрес беспокойных соседей, Джек оделся, вышел из квартиры и решительно поднялся этажом выше. Бесцеремонно стуча в дверь, он подумал: черт дернул купить квартиру в доме, где соседка буквально сводит его с ума. Когда ответа не последовало, Джек застучал в дверь двумя кулаками. На этот раз в квартире выключили музыку.
– Войдите.
Джек повернул ручку, оказалось, что дверь не заперта, и это только усилило его раздражение. Кто же в здравом уме оставляет в Нью-Йорке дверь квартиры незапертой!
Войдя в квартиру, он сразу увидел Грейс. Она лежала на софе, растрепанная, укрытая толстым одеялом. Но не успел Джек как следует рассмотреть ее, как почувствовал запах какао. Это напомнило ему родительский дом, вспомнился голос и смех матери, заполнявшие кухню. И еще кое-что вспомнилось. Дни в Коннектикуте. Дни, которые он хотел забыть.
– Так-так, ну и кто это?
Джек наконец отвел взгляд от Грейс и увидел стоявшую посреди гостиной крупную женщину. Яркие рыжие волосы, наверняка парик, короткое черное платье, ноги с такими мощными икрами, которыми мог бы гордиться футболист. Джек прищурился, пытаясь хоть что-то понять.
Женщина подошла ближе, и Джек с трудом удержался от презрительной гримасы. В жизни он не видел такой отвратительной физиономии, а когда она протянула руку, ее рукопожатие оказалось решительным и крепким. В следующую секунду до Джека дошло, что перед ним не женщина, а мужчина.
– А ты симпатичный, – проворковал незнакомец. Джек напрягся и выпрямился во весь рост.
– Марк, оставь его в покое, – со смехом заявила Грейс. – Это не твой тип. Я мало что знаю о Джеке Беренджере, но уверена – тут тебе ничего не светит. Его привлекают молоденькие, пышногрудые дамы. А ты, дурень, не так уж молод и не женщина.
Джек нахмурился, Марк бросил взгляд на Грейс, а затем обратился к Джеку:
– Не знаю, откуда она набралась этой чуши. Но точно не от меня. Я всегда спокоен и вежлив.
– Рад слышать, – ответил Джек, криво усмехнувшись.
– А вот Грейс последние дни ведет себя плохо и совсем не вежлива, – пожаловался Марк.
– Эй, похоже, вы забыли, что я здесь, – вмешалась она сама.
Только сейчас Джек заметил, что Грейс выглядит ужасно. На фоне одеяла ее кожа выглядела белее мела. Рядом на кофейном столике были разбросаны огрызки шоколадных батончиков, стояли стаканы и лежала раскрытая книга. Забыв об усталости и раздражении, Джек взял себя в руки.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он озабоченным тоном. – Выглядишь, во всяком случае, ужасно.
– И это говорит такой завидный жених, – пожаловалась Грейс Марку. – Неудивительно, что такая умная женщина, как я, до сих пор одинока и видит радость жизни только в шоколаде.
Марк рассмеялся:
– Но он по крайней мере поинтересовался твоим здоровьем. Что ж, Грейс, как бы я ни хотел остаться, у меня назначена встреча.
– С Пьером?
– Нет, с Чарлзом.
– А кто такой Чарлз? – полюбопытствовала Грейс.
Марк бросил взгляд на Джека, как бы решая для себя, можно ли быть откровенным.
– Известный банкир с Уолл-стрит. Очень богатый и очень умный. – Марк вздохнул. – Как-нибудь расскажу тебе о нем. Кстати, я же принес кое-что. – Он протянул Грейс белую коробку, перевязанную голубой лентой.
Грейс оживилась:
– Подарок? Мне? А что это? Шоколад? Ты же знаешь, я обожаю шоколад.
Марк замялся и посмотрел на Джека.
– Насколько вы осведомлены о последних... несчастьях Грейс?
– Марк! – возмутилась Грейс.
– Я знаю достаточно, – ответил Джек.
– Тогда вы должны согласиться, что она не может всю оставшуюся жизнь лежать вот так и жалеть себя. Правильно?
– Я не жалею себя!
Джек ничего не ответил, он разглядывал Грейс.
– Ладно, открывай коробку, – приказал Марк. Когда Грейс открыла коробку, Джек заметил, как расширились ее глаза, затем потемнели. Видно, подарок расстроил ее.
Грейс вытащила из коробки футболку, прочитала надпись на груди и подняла взгляд на Марка, словно растерявшийся ребенок.
– Зачем?
– Прости, Грейс, но я должен был сделать это. Тебе пора взять себя в руки. Последние четыре дня ты только и делаешь, что лопаешь шоколад и смотришь видео.
Грейс швырнула футболку на одеяло, и Джек прочел надпись: "Держи хвост пистолетом".
По обиженному лицу Грейс Джек понял, что Марк переборщил со своим сочувствием, появилось желание заехать Марку в ухо.
Если Марк и заметил обиду Грейс и догадался о желании Джека, он не подал виду. Подойдя к подруге, опустился на колени.
– Грейс, тебе пора взять себя в руки. Не позволяй этому подонку Родману праздновать победу. – С этими словами Марк поднялся и направился к двери, но остановился перед Джеком. – Возможно, вы окажетесь более удачливым и сможете вдохнуть в нее жизнь. Четыре дня депрессии – это уже очень много. – Он надел норковое пальто, сшитое на заказ, учитывая его габариты.
– Марк, я сто раз говорила тебе – нет у меня никакой депрессии, – сварливо сказала Грейс. – Просто набираюсь сил.
Глаза Марка округлились, но он не стал ничего возражать, а молча удалился.
Джек замялся, сказав себе мысленно, что нужно убираться отсюда к чертовой матери. Однако вместо этого прошел в гостиную.
– Я хочу, чтобы отныне ты держала дверь запертой, – произнес он властным тоном. – Любой может войти к тебе в квартиру.
– Например, трансвестит или доктор, которого не приглашали? – огрызнулась Грейс.
– Меня больше беспокоят грабители и убийцы.
– А что им здесь нужно? Ограбить меня? Убить? Если им это понадобится, запертая дверь не поможет. – Грейс со стоном вздохнула. – По крайней мере, если меня убьют, это произойдет быстро.
– Что за чушь ты несешь?
– Я и так умираю, только медленно.
– Что? – Джек рванулся вперед.
– У меня лимфосаркома.
Джек оторопел:
– Когда тебе поставили такой диагноз?
– Вчера вечером.
"Может, она ходила в больницу?" – подумал Джек.
– Грейс, ты уверена? Какие симптомы?
Она сморщила нос и натянула одеяло до подбородка.
– Лимфатические узлы увеличены, но не болят, лихорадка и озноб, потею по ночам, потеря веса... или скоро начну терять вес... и, без сомнения, увеличена селезенка.
Джек машинально присел на край софы и положил ладонь на лоб Грейс. В приемном покое он действовал быстро, автоматически. Но здесь, в этой квартире, рядом с этой женщиной мозг работал медленно, осмысливая ее слова.
– Грейс, да нет у тебя никакой лихорадки.
– Что ж, тогда пощупай лимфатические узлы, – посоветовала Грейс.
Джек отвернул одеяло, осторожно, но настойчиво высвободив его край из пальцев Грейс, затем ощупал ладонями ее подбородок, шею, плечи. Потом поднял свитер, и кончики его пальцев коснулись кожи Грейс.
У Грейс перехватило дыхание, она оттолкнула руки Джека. На ее щеках горел румянец, но это был румянец смущения, а не лихорадки.
– Что ты делаешь? – возмутилась она. Чувствуя даже через толстое одеяло, как бедро Джека прижимается к ее бедру, Грейс ощутила слабость в коленях и учащенное сердцебиение. И решила – вот еще один признак того, что она умирает.
– Грейс, я хочу осмотреть тебя.
– Осмотреть? – Грейс вытаращила глаза. – То есть как это... осмотреть?
– Как осматривает доктор.
– Тогда осматривай шею. Пощупай лимфатические узлы. Они огромные. – Грейс с трудом сглотнула слюну, а когда пальцы Джека начали осторожно ощупывать ее кожу под подбородком, у нее пересохло во рту. – Они так распухли, что я с трудом глотаю.
Джек профессиональным жестом ощупал лимфатические узлы на шее.
– Но они у тебя в норме. – Он устремил на нее строгий родительский взгляд. – Грейс, позволь мне осмотреть другие узлы.
– Под свитером? – испуганно спросила она.
– Да не буду я на тебя смотреть... если тебе от этого легче.
Грейс запрокинула голову на подушку и закрыла глаза.
– Ладно, делай, что нужно.
– Успокойся, это же не пытка, – сухо бросил Джек. Но Грейс уже не слышала его. Ее кожа горела от его близости. Его прикосновения под свитером были осторожными и нежными, и Грейс слишком поздно вспомнила, что на ней нет лифчика. Дыхание ее стало прерывистым, когда Джек стал нажимать на лимфатические узлы подмышек, а затем его пальцы, совершая круговые движения, двинулись к груди, и ладони накрыли соски.
Грейс закусила губу, чтобы не застонать. Соски тут же напряглись, отвердели, но, слава Богу, если Джек и заметил это, то не придал значения.
Закончив свое дело, доктор сел прямо и пристально посмотрел на Грейс.
– Кто тебе поставил такой диагноз? – спросил он. Грейс почувствовала себя настоящей дурой.
– Ты ведь не ходила к знахарям в китайский квартал, я надеюсь? Конечно, я всецело за альтернативные методы лечения... если только целитель не какой-нибудь слесарь, который изображает из себя светило восточной медицины, повесив на стенку в кабинете фальшивый диплом.
– Нет, в Чайна-таун я не ходила. И в больнице не была. В этом не было необходимости. – Она кивнула на книгу, лежавшую на журнальном столике.
Джек взял массивный том, прочел название на обложке: "Клиника Майо. Семейный медицинский справочник", затем статью на той странице, где был открыт справочник: "Лимфосаркома: симптомы, диагностика, лечение".
– Так, значит, ты сама поставила себе такой диагноз?
– Не надо много ума, чтобы прочитать и сравнить симптомы.
– Слава Богу, мало кто знает об этом справочнике, иначе я бы остался без работы, – с усмешкой сказал Джек.
– Да эту болезнь распознал бы ученик шестого класса. Явное заболевание лимфатических узлов, – безапелляционно заявила Грейс. – Кроме того, меня бросает то в жар, то в холод. Добавь к этому упадок сил. Полное истощение. – На секунду Грейс задумалась. – Вот насчет селезенки точно не скажу, потому что не уверена, где она находится. Но она наверняка увеличена, учитывая то, как жутко я себя чувствую. Ты, наверное, просто не хочешь говорить со мной серьезно.
– Грейс, ты перечислила симптомы многих заболеваний. – Джек бросил взгляд на обертки от шоколадных батончиков. – Ты от многого можешь себя плохо чувствовать. Расскажи-ка мне о потере веса. Ты здорово похудела за короткий период времени?
– Ну... нет. Но я никогда в жизни не чувствовала себя так паршиво. Вчера вечером смотрела "Историю любви". Господи, какая ужасная смерть... Но у нее по крайней мере был мужчина, который заботился о ней. Как он подхватил ее на руки и понес в больницу! А когда вышел оттуда, то сказал своему сволочному папашке, что, когда любят, никогда не говорят "очень жаль, но ничем не могу помочь". – Грейс снова откинулась на подушку. – Никогда не видела ничего печальнее, чем Дженни, умирающая от лимфосаркомы...
– По-моему, у нее была лейкемия, – заметил Джек. Прежде чем ответить, Грейс несколько секунд осмысливала его слова.
– Да какая разница! И симптомы у нас одинаковые, и несчастны мы с ней обе.
– Я очень сомневаюсь, что у тебя рак в какой-либо форме. А слабость у тебя от того, что ты уже несколько дней не ешь нормальной пищи, а питаешься только шоколадом.