- Уверен, что ты найдешь мужчину, которого хочешь, - вставая с кресла, ответил Эдисон.
- А если я его уже нашла? - с лукавым видом спросила она.
- В таком случае рад за тебя, - отрезал Монтальдо и, взглянув на часы, добавил: - Мне в самом деле нужно идти. А тебя прошу передать от меня привет твоему отцу.
И он торопливо вышел из беседки, сопровождаемый коротким пронзительным смехом девушки.
Глава 3
Эстер сидела возле окна в гостиной и штопала детям носки, пользуясь последним светом дня.
За время войны она обнаружила в себе такое умение приспосабливаться к самым разным условиям жизни, какого прежде не знала за собой. К тому же работа, особенно та, что не требовала напряжения, позволяла думать о своем. Все источники дохода иссякали. Но, к счастью, оставались еще драгоценности, накопленные за прежние годы, которые позволяли семье Монтальдо жить пристойно в их скромной квартире в Лугано. Хотя это и было несравнимо с тем уровнем жизни, к которому они привыкли в прежние годы.
В утешение себе они могли бы сказать, что среди беженцев были и те, которым жилось куда хуже их. Новости, передаваемые по радио и вычитанные из газет, позволяли надеяться, что конец войны близок.
- Мама, ты мне поможешь с сочинением? - спросил Фабрицио, который тихо подошел к ней.
В руке у него были тетрадь и ручка. Эстер встретила его теплой улыбкой.
- Ну конечно, дорогой. Иди, садись сюда, рядом со мной, - с готовностью ответила она.
Эстер испытывала странное чувство, слыша, как этот робкий и тихий ребенок, который не был ей сыном, зовет ее мамой. Мальчик называл ее мамой по собственному побуждению. Он начал так обращаться к ней уже здесь, вскоре после бегства в Швейцарию.
Эстер положила иголку с ниткой и протянула руку, чтобы привлечь его к себе.
- Какая тема сочинения? - спросила она.
- "Мой самый лучший друг", - ответил Фабрицио.
- Прекрасная тема, - кивнула Эстер. - Ты уже решил, что будешь писать?
- Я уже начал. Я написал: "Мой самый лучший друг - это мой брат Эмилиано". А теперь не знаю, что писать дальше.
- Тебе не хватает доводов?
- Нет, у меня их много. Но я не знаю, как расположить их.
- Попробуй приводить их по порядку один за другим.
- Я мог бы сказать, что для меня он не просто брат, а гораздо больше, - выпалил Фабрицио одним духом, немного смутившись своих собственных слов.
У него был робкий дрожащий голосок, а большие темные глаза выражали любовь и признательность. После смерти своей настоящей матери Фабрицио никогда больше не говорил о ней, а если кто-то начинал вспоминать ее, мальчик незаметно выходил из комнаты. Было ясно, что никто никогда не сможет заменить ему мать, но Эстер стала самой близкой и дорогой для него женщиной.
Мария, приходившая по вечерам домработница, прервала их разговор.
- Извини, Фабрицио, но мне нужно поговорить с синьорой, - входя в гостиную, сказала она.
- Что новенького ты нам принесла? - пошутила Эстер.
- Запах шоколада, - поддержала шутку женщина, которая работала на шоколадной фабрике.
Она жила в лагере беженцев, а свободное время проводила в доме Монтальдо, где помогала Эстер в хозяйственных делах.
- Пришел синьор Франци с женой, - объявила она. - Говорят, что нужно поговорить с вами.
Эстер побледнела. Этторе и Эмануэла Франци, флорентийские антиквары, с которыми она и ее муж были связаны тесной дружбой в Кастильончелло еще в те времена, когда война казалась лишь отдаленной перспективой, укрылись в Швейцарии сразу после объявления республики Сало. Как и у всех беглецов, у них было туго с деньгами. И уже не раз они обращались к ней, чтобы попросить в долг. В пределах своих возможностей Эстер пыталась помочь им, но делать это ей становилось все труднее. Кроме того, ей претила та вульгарная настойчивость, с которой эти двое требовали помощи. Несколькими днями раньше они уже приходили за этим и снова, несмотря на предшествующие отказы, просили денег.
- Времена тяжелые, - оправдывалась Эстер, - и мы сами не знаем, когда вернемся домой.
- Однако вы и здесь, кажется, находите деньги, - многозначительно заметила Эмануэла.
- На что ты намекаешь? - с ноткой досады спросила Эстер.
- На ваших друзей, - вмешался Этторе. - Все знают, что Кривелли с вами весьма великодушны.
Эстер холодно взглянула сначала на мужчину, потом на женщину.
- Боюсь, я плохо вас поняла. - Было в этом разговоре что-то похожее на попытку вымогательства. - При чем здесь Кривелли?
Этторе наклонился вперед с медоточивой улыбкой.
- Ты, возможно, этого не знаешь, но мы сделали тебе большое одолжение, - сказал он.
Эстер спросила себя, на что он может намекать.
- Возможно ли, чтобы я этого не заметила, - удивилась она. - И потом, даже если вы сделали мне одолжение, почему я должна давать вам деньги взаймы, когда, моей семье едва хватает на жизнь.
Марионеточное фашистское государство, провозглашенное в Северной Италии в 1943 году после захвата юга полуострова англо-американскими войсками. Главой республики считался Муссолини, однако реальная власть принадлежала немецким военным властям.
Этторе пробормотал что-то похожее на оправдание, но непонятно, что именно. Похоже, роль вымогателя давалась ему нелегко.
Эмануэла поспешила мужу на помощь.
- Это вопрос выживания, - решила она помочь себе с помощью примера. - Спасательная шлюпка только одна, и мы не хотим оставаться на тонущем корабле. Я полагаю, что мы с тобой настоящие друзья.
- Я начинаю питать серьезные сомнения на этот счет. Во всяком случае, лучше уйти от игры словами и уклончивыми фразами.
- Только этого мы и хотим, - сказала Эмануэла, которой все же нелегко было продолжать эту тему. - Ты должна признать, что мы умеем хранить тайну, и даже очень деликатную, - добавила она. - Это доказывает тот факт, что мы никогда и никому не рассказали, что видели тебя на вилле Памфили в Кастильончелло с одним весьма привлекательным синьором.
Эстер покраснела.
- Что вы выдумываете? - попыталась защититься она.
- Твой муж уехал в Америку, - начал Этторе, который, казалось, был нерешительнее жены в ведении этих скользких переговоров. - Помнишь?
- Что я должна помнить? - Эстер старалась держать себя в руках, но сердце ее учащенно забилось.
- Что под тяжестью одиночества ты уступила домогательствам мужчины, который не был твоим мужем, - закончил Этторе.
- Другие на нашем месте, - вставила Эмануэла, - распустили бы сплетни со всеми подробностями, какие только можно вообразить. Мы же всегда молчали.
- До тех пор, пока не явились сюда. И занялись вульгарным и грубым шантажом. А если я вам скажу, что вы ошибаетесь?
Эмануэла ликовала. Казалось, она только этого и ждала.
- Нуда, ошибаемся, - иронически сказала она. - И выдумали, пожалуй, что этот человек… один священник, который остановился на несколько дней в Кастильончелло… Надеюсь, мы освежили твою память?
Это был открытый шантаж. Козырь, который они держали про запас, чтобы извлечь его в самый благоприятный момент, вексель без даты, по которому требовали теперь оплаты.
У Эстер не было сил прореагировать на это даже словом.
- Постарайся понять, Эстер, - продолжал Этторе. - Нам нужны деньги. Мы не хотим оказаться в лагере для беженцев. По сути, мы делаем тебе одолжение, а ты сделай одолжение нам. Друзья должны помогать друг другу, - заключил он.
Эстер трепетала при мысли, что этот эпизод, столь важный в ее жизни, станет предметом анонимных писем или сплетен. Но было необходимо реалистически взглянуть на неизбежное. Сумма, которую просили эти двое, была велика: десять тысяч швейцарских франков. Кроме того, было ясно, что, несмотря на обещания, этот платеж не будет последним, и двое шакалов будут впоследствии донимать ее.
Поэтому она попросила несколько дней, чтобы найти, по крайней мере, часть этой суммы. И тут же позвонила в Лозанну Себастьяно Бригенти.
- Я должна видеть тебя, - коротко сказала она.
В тот же день он приехал к ней в маленькую гостиницу за городом.
- Мы похожи на двух тайных любовников, - через силу улыбнулась она, когда Себастьяно открыл дверь комнаты, которую Эстер сняла под вымышленной фамилией.
- Нет, на мужчину и женщину, которые не имеют права на любовь, - возразил Себастьяно ровным тоном, с которым контрастировали его горящие глаза.
Ей было нелегко снова увидеть этого мужчину, которого она любила по прежнему, и сдерживать себя от того, чтобы броситься в его объятия. Прошло пять лет с их последней встречи, а ей казалось, словно они не расставались никогда.
- Как ты живешь? - спросил Себастьяно.
На нем был серый фланелевый костюм, безупречная рубашка и синий галстук. В густых темных волосах поблескивала седина.
- Кое-кто пронюхал про нашу историю, - волнуясь, сказала она.
- Я спросил, как ты поживаешь, - мягко повторил Себастьяно, с любовью глядя на нее.
- Ах, даже не знаю. Я потрясена тем, что снова вижу тебя. И запугана, потому что кое-кто шантажирует меня, - ответила Эстер, избегая смотреть ему в глаза.
Их последняя встреча произошла на крестинах Лолы. Когда же семейство Монтальдо бежало в Швейцарию, кто-то сообщил ему об этом, и он сделал все, чтобы сразу после необходимых формальностей их не удерживали больше в лагере для беженцев.
Эстер узнала об этом от Эдисона.
- Представь себе, монсеньор Бригенти разрешил нашу проблему, - сказал ей тогда муж. - Скоро мы сможем поселиться на квартире. Пока же он передает нам привет. Мы должны как-то отблагодарить его за эту поддержку, - заключил он.
Но Эстер и так тысячи раз мысленно благодарила его за все. Теперь же он был здесь, рядом с ней, а она даже не осмеливалась взглянуть ему прямо в глаза.
- А ты как поживаешь? - спросила Эстер в свою очередь, набравшись наконец смелости и поднимая взгляд.
- Живу потихоньку, - ответил он. - И каждый день думаю о тебе и о нашей девочке.
Эстер была прекрасна и желанна, такая нежная и женственная. Пышные волосы, собранные на затылке в мягкий пучок, придавали ей целомудренный вид матроны.
- Ты прекрасна, - прошептал Себастьяно, приближаясь к ней. - Но красота внешняя - это только бледное отражение твоей внутренней красоты.
Эстер коснулась пальцами его рукава. Себастьяно взял ее руку, поднес к своим губам и поцеловал.
- Я хочу тебя, - прошептал он.
- Разве мы совершим великий грех, если будем любить друг друга? - едва слышно сказала она.
- Нам нельзя…
Но Эстер не позволила ему продолжать.
- Я знаю, что ты мне хочешь сказать. Ты мне это уже объяснял когда-то, но не убедил меня. - Она улыбалась, и в ее голосе, немного хриплом, в этот момент звучали и ирония, и желание.
- Этим не шутят, - попытался он образумить ее.
- Да, я знаю. И все же я не могу расстаться с тобой, не пережив еще раз этого счастья. Я хочу чувствовать тебя, хочу ощутить себя в твоих объятиях, чтобы понять, что я еще живу, - прошептала она, слегка коснувшись пальцами его губ.
Себастьяно мягко отвел ее руку и наклонил голову, чтобы скрыть овладевшее им волнение. Крупные горячие слезы полились из ее глаз.
- Твое поведение унижает меня, - прошептала Эстер. - Я не верю, что этот абсурдный обет непорочности может спасти твою душу. Я никогда не переставала желать тебя. Но, ты и сам знаешь это, никогда не искала. Но сейчас мы здесь одни - ты и я. И я не уйду, пока не получу свои крохи любви.
Несмотря на потоки слез, омывавших ее лицо, она была непреклонна.
Она прильнула к нему, и Себастьяно сжал ее в своих объятиях.
- Эстер, любовь моя, - прошептал он ей на ухо, - я совсем не хотел унизить тебя. - Он приник своими губами к ее губам, и счастье вновь овладело им, второй раз в его жизни.
В этой волшебной атмосфере любви часы пролетели незаметно, и лишь на закате они вспомнили о том, что послужило причиной их встречи.
Эстер рассказала ему о шантаже, которым ей угрожали супруги Франци.
- Что мне делать? - спросила она.
Себастьяно был определенен и ясен.
- Ни в коем случае не поддавайся на шантаж, - ответил он, не раздумывая.
- А если они расскажут?
- Они все равно расскажут. Это только вопрос времени. Что касается меня, то я готов к любому повороту событий. А ты? - спросил он.
- Я думаю, ты прав, - сказала она. - Я чувствую себя виноватой в отношении мужа, которого обманываю, навязав ему не его дочь. Но в том, что было между нами, я не чувствую себя виноватой ни перед кем.
Эстер первая поднялась, собрала разбросанную на полу одежду и вошла в ванную. Когда же, тщательно одевшись и причесавшись, она вернулась в спальню, Себастьяно крепко спал. Во сне он был воплощением силы и покоя, и в то же время его сон был чем-то похож на невинный сон ее детей. Она долго смотрела на него, но в конце концов решила его не будить. По крайней мере, ей не придется говорить ему "прощай" и лить новых слез. Они утолили жажду из чудесного источника любви и знали, что жизнь предъявит за это счет. Она коснулась его волос едва заметным движением руки и вышла, тихо прикрыв за собой дверь.
Домой Эстер вернулась к ужину. Она принесла с собой пакет пирожных, купленных в городе, и одарила всех радужной улыбкой. С удивлением Эдисон смотрел на нее: он никогда не видел жену такой сияющей, с таким счастливым и радостным выражением лица, в состоянии совершенного покоя и безмятежности. Всех в доме радовал ее довольный вид, и нежное крыло счастья словно бы коснулось каждого из них.
Но это состояние блаженства длилось недолго. На следующий день муж и жена Франци явились за ответом, и Эстер уже знала, что скажет им. На их смущенно-нагловатые улыбочки она ответила ледяным взглядом, пригвоздившим их на пороге комнаты, где встретила их.
- Есть какие-то проблемы? - спросил Этторе, испуганный поведением синьоры Монтальдо.
- Нет, все в порядке, - сказала она, не меняя выражения лица.
- Тогда в чем же дело? - спросила Эмануэла.
Эстер оставалась неподвижной, как статуя.
- Я советовала бы вам поговорить с моим мужем, - холодным тоном отчеканила она. - Можете рассказать ему все, что вы видели. И даже то, чего не видели, добавив самые пикантные подробности.
Совершенно сбитые с толку, Эмануэла и Этторе обменялись вопросительными взглядами.
- Ведь именно это вы хотели сделать, если я вам не заплачу, - решительно продолжала Эстер. - Или я ошибаюсь? Может быть, я неправильно поняла ваши угрозы?
- Мы не говорили именно так, - пролепетал жалким тоном Этторе, совершенно потерявшийся и неспособный выйти из этой гнусной ситуации.
- Не хотите ли проследовать за мной в кабинет? Синьор Монтальдо как раз сейчас дома и будет счастлив уделить немного времени двум старым своим друзьям, - произнесла она, найдя в иронии лучшее оружие.
Ее поведение совершенно обескуражило парочку шантажистов, готовых провалиться сквозь землю в этой неожиданной для них ситуации.
- Зачем же беспокоить его? - вмешалась Эмануэла.
- Уверяю тебя, тут нет никакого беспокойства, - настаивала Эстер.
- Возможно, мы были несколько назойливы, но ты не должна принимать это за… - Она остановилась.
- За вымогательство? - Эстер закончила ее фразу.
Этторе попытался обратить все в шутку.
- Отчаяние подсказывает иной раз неправильные слова, - сказал он, ища уважительный предлог, чтобы выпутаться из этой гадкой истории.
Мысль предстать в весьма неприглядной роли перед издателем, у которого все еще оставалось немало могущественных друзей и который при желании мог доставить им множество неприятностей, совсем не улыбалась им и уже приводила их в серьезное замешательство.
- Возможно, мы немного погорячились, - сказала Эмануэла. - Но посмотри на нас, - добавила она, одаряя Эстер своей широкой улыбкой, - разве мы похожи на людей, способных на шантаж?
- Я считаю вас способными на самые худшие гнусности, - ответила ей Эстер с такой же улыбкой. - Способными на все - от предательства до шантажа.
Себастьяно был прав. Оба вымогателя тут же сложили оружие. Антиквар уже сжимал ручку входной двери.
- Так что передать Эдисону? - окликнула их на пороге хозяйка.
- Скажите, что мы проходили мимо и зашли поздороваться.
Ни один из них не осмелился протянуть ей руку на прощание. Эстер проводила их до лестничной площадки и смотрела, как они спускаются по лестнице. Эта парочка негодяев, в которых война и нужда, доводившая их до отчаяния, проявила все самые гнусные стороны человеческой натуры, удалилась с видом побитых собак.
Она выиграла сражение. Эстер была горда собой и признательна Себастьяно, который подсказал ей эту победную стратегию, но в глубине души она не испытывала злобы или ненависти к этим двоим. Наоборот, ее мучило, что она так и не поговорила откровенно с Эдисоном, хотя и утешало воспоминание о многочисленных обманах и изменах его самого. И все-таки в глубине души она, пожалуй, сожалела об этой потерянной возможности искреннего признания, возможности, которая никогда больше ей не представится.
Глава 4
Джанни Монтальдо исполнилось восемь лет, и это был умный и очень живой мальчик. В столь юном возрасте он умел уже из всего извлечь выгоду и в любых ситуациях умудрялся найти для себя источник дохода.
В тот день он обнаружил аркообразное окошечко, забранное решеткой, которую обвивал душистый горошек. Окошечко было расположено высоко на стене большого здания, в котором располагался гольф-клуб. Из этого маленького окна слышалось прерывистое журчанье воды и женские голоса.
Он огляделся вокруг. Рядом никого не было. Только огромный кот, разлегшись в траве, нежился на солнце. Под аркой из вьющихся роз стояли железные козлы. Это была не слишком надежная замена лестницы, но все же, забравшись на них, можно было заглянуть в окошечко.
На Джанни был праздничный костюмчик, который нельзя было пачкать. Но любопытство победило осторожность. Напрягая все свои силы, он подтащил козлы к стене и установил прямо под окошечком. Кот из-под полуприкрытых глаз следил за каждым его движением.
Теперь предстояло забраться вдоль железного шеста и устроиться на круглой платформе. Выступающий каменный цоколь у самого основания здания мог послужить первой ступенькой, а высокая глиняная ваза, из которой рос душистый горошек, - второй.
Едва не свалившись, когда шаткая металлическая конструкция начала опасно колебаться под его ногой, Джанни инстинктивно схватился за железную решетку окна и удержал равновесие. Он сунул голову в окно, и его взору предстала маленькая комнатка: это был женский туалет, в данный момент пустой. Мальчик оглядел стены, отделанные венецианской лепниной, унитаз из белой майолики, умывальник и большое зеркало над мраморным столиком, где лежали бумажные салфетки и флакон духов.
Тут дверь открылась, и в поле зрения Джанни появилась внушительная синьора, которая кокетливыми, но в то же время торопливыми движениями подняла юбку из ярко-синего шифона, спустила трусы и уселась на унитаз.