Принципы ведения войны - Карл фон Клаузевиц 11 стр.


Глава 4
Наступление и оборона

Понятие обороны

В чем заключается понятие обороны? В отражении удара. Каков же тогда ее признак? Ожидание этого удара. Одним этим признаком оборона на войне отличается от наступления. Но абсолютная оборона полностью противоречит понятию войны, потому что тогда это будет война, ведомая только одной стороной. Из этого следует, что оборона на войне может быть только относительной, и вышеуказанный признак распространяется только на понятие обороны в целом и не имеет отношения ко всем отдельным операциям, составляющим войну.

Но если мы со своей стороны действительно ведем войну, то должны отбивать атаки неприятеля, нанося ему ответные удары, следовательно, эти наступательные акты в оборонительной войне проходят до известной степени под общим названием обороны. Поэтому можно и в оборонительной кампании вести частные наступательные бои, а в оборонительном сражении использовать для наступления какую-нибудь дивизию и, наконец, ожидая стремительной атаки неприятеля, произвести построение войск для встречи противника, посылая пули в ряды врага. Поэтому оборонительная форма ведения войны является не непосредственным щитом, а щитом, состоящим из искусно нанесенных ударов.

В чем заключается смысл обороны? В сохранении. Сохранить легче, чем приобрести; из чего тотчас же следует, что при равных средствах с обеих сторон оборона легче, чем наступление. Но в чем состоит легкость сохранения? В том, что все время, свободное от боев, работает на пользу обороны. Любая приостановка наступательных действий, продиктована ли она ошибочными взглядами, страхом или леностью наступающего, работает в пользу обороняющейся стороны.

Установив эти основные положения, перейдем теперь непосредственно к теме. Поскольку оборона имеет негативную цель, сохранение, а наступление позитивную - завоевание, и поскольку последнее увеличивает наши средства ведения войны, а сохранение нет, можно сказать, что оборонительная форма войны сама по себе сильнее, чем наступательная.

Если оборона есть более сильная форма ведения войны, но имеет негативную цель, само собой разумеется, что мы должны использовать ее только до тех пор, пока нас принуждает к этому наша слабость, и должны отказаться от нее, как только почувствуем себя достаточно сильными, чтобы поставить перед собой позитивную цель. Одержав с помощью обороны победу, мы обычно улучшаем свое положение, следовательно, вполне естественно начинать войну с обороны, а заканчивать наступлением. Таким образом, считать оборону конечной целью войны противоречит ее понятию. Война, в которой победы используются лишь для отражения ударов противника, не нанося ответных ударов, была бы такой же абсурдной, как сражение, в котором преобладала бы абсолютная оборона (пассивность).

Установив понятие обороны и очертив ее границы, мы еще раз вернемся к утверждению, что оборона является более сильной формой ведения войны.

Если бы наступательная война была сильнее, все бы наступали, а оборона была бы абсурдом. Если оглянуться на опыт, мы нигде не увидим, чтобы кто-то вел войну на двух разных театрах военных действий - на одном наступательную, с более слабой армией, чем у неприятеля, а на другом - оборонительную, с силами, превосходящими силы соперника. Но если везде и во все времена дела обстоят прямо противоположным образом, ясно, что полководцы, несмотря на личные склонности к наступлению, все же считают оборону более сильной формой ведения войны.

Наступление и оборона в тактике

Мы должны расследовать обстоятельства, которые дают победу в бою.

Численное превосходство, мужество и дисциплина, как правило, зависят от обстоятельств, лежащих вне области искусства ведения войны в том смысле, о котором здесь идет речь, к тому же эти качества скажутся и в обороне, и в наступлении. По нашему мнению, существенное преимущество дают три фактора: неожиданность, преимущество, предоставляемое территорией, и атака с нескольких сторон. Неожиданность производится тем, что на одном из участков против неприятеля выставляется гораздо больше войск, чем он ожидал. Численное превосходство в этом случае очень отличается от общего численного превосходства; и оно является самым мощным фактором искусства ведения войны.

Свой вклад в победу вносят преимущества, предоставляемые территорией, но это не только крутые склоны, высокие горы, болотистые водоемы, изгороди, огороженные места и т. д., но и возможность укрыть свои войска. Следует сказать, что, даже если территория совершенно одинакова для обеих сторон, она даст больше преимуществ тому, кто знаком с ней. Атака с нескольких сторон включает в себя различные тактические обходы, крупные и малые, и ее влияние проявляется частично в удвоении интенсивности огня, а частично в страхе противника перед отрезанием путей отступления.

Наступление и оборона в стратегии

В стратегии успех, с одной стороны, заключается в успешной подготовке тактической победы; чем больше стратегический успех, тем более вероятной становится победа в сражении. С другой стороны, стратегический успех заключается в использовании завоеванной победы. Чем больше стратегии удастся вовлечь с помощью своих комбинаций после одержанной победы, увеличивая ее результаты, чем большим она может завладеть среди обломков всего, что до основания было разрушено во время сражения, чем больше ей удастся собрать в одно целое то, что было добыто огромным трудом многих участников сражения, тем большим будет успех. Факторы, которые обычно дают такой успех или, по крайней мере, облегчают его достижение, следующие:

1. Преимущество местности.

2. Внезапность - или атаки, застающей врасплох, или неожиданное сосредоточение в одном месте более крупных сил, чем предполагалось.

3. Атака с нескольких сторон.

(Все три фактора такие же, как в тактике.)

4. Подготовка поля боя и помощь театра военных действий - создание укреплений и всего к ним относящегося.

5. Поддержка народа.

6. Использование огромных морально-духовных сил.

Так какое же отношение имеет все это к наступлению и обороне?

Обороняющийся имеет преимущество местности; нападающий - преимущество внезапной атаки, как в стратегии, так и в тактике. В тактике внезапность редко приводит к крупной победе, тогда как в стратегии она нередко заканчивает войну одним ударом. Но в то же время надо заметить, что выгодное использование этих средств предполагает какую-нибудь серьезную, редко встречающуюся, а также бесспорную ошибку противника и, следовательно, не меняет равновесия в пользу наступления.

Атаки во фланг и тыл в тактике очень отличаются по своей природе от аналогичных актов в стратегии, так как там они могут быть направлены на боковые крылья армий и тыл театра военных действий. Из-за больших пространств в стратегии охватывающее наступление или наступление с нескольких сторон, как правило, возможны только с более активной стороны, то есть со стороны нападающего.

Четвертый принцип, помощь театра военных действий, естественно, является преимуществом на стороне обороняющегося. Если атакующая армия начинает кампанию, она отрывается от собственного театра военных действий и таким образом ослабляется, оставляя свои крепости и склады. Чем шире сфера операций, тем более она ослабляется (маршами и устройством гарнизонов); обороняющаяся же армия продолжает пользоваться поддержкой своих крепостей, никоим образом не ослабляется и находится поблизости от своих источников снабжения.

Поддержка населения, как пятый принцип, реализуется не в каждой обороне, так как оборонительная кампания может вестись на территории противника, но все же этот принцип, исходя из понятия обороны, в большинстве случаев применим в ней. Под этим подразумевается в основном, хотя и не исключительно, содействие вооруженных народных масс.

Наполеоновская кампания 1812 года дает, как через увеличительное стекло, очень ясную иллюстрацию влияния средств, указанных в принципах 3 и 4. Около 500 000 человек (у Наполеона. - Ред.) форсировали Неман, 120 000 (135 тыс. - Ред.) сражались при Бородине и еще меньше дошли до Москвы.

Можно сказать, что влияние этого чрезвычайно важного опыта (в обратном направлении Неман пересекло менее 20 тыс. - Ред.) было настолько сокрушительным, что, даже если бы русские не предприняли вообще никакого наступления (т. е. в 1813–1814 гг.), им бы все равно в течение значительного времени не угрожала опасность нового нашествия (что и подтвердилось в Крымскую войну 1853–1856 гг. - Ред.). Конечно, за исключением Швеции (Финляндия тогда была в составе России), в Европе нет ни одной страны, расположенной так же, как Россия, но действующий принцип всегда остается тем же, различна только степень его силы.

Если к четвертому и пятому принципам добавить, что эти силы относятся к изначальной обороне, то есть обороне на своей территории, и что они гораздо слабее, если оборона имеет место на территории противника и связана с проведением наступательных операций, то отсюда вытекает, приблизительно так же, как и при третьем принципе, новая невыгода для наступления. Ведь точно так же, как оборона не состоит исключительно из оборонительных действий, так и наступление не состоит только из активных действий; более того, всякое наступление, не ведущее к миру, неизбежно должно заканчиваться обороной.

Остается еще упомянуть один небольшой фактор - высокий дух, чувство превосходства, которое возникает из осознания принадлежности к наступающей стороне. Это несомненный факт, но это чувство вскоре переходит в более значительное и сильное, которое придают армии ее победы или поражения, талантливость или бездарность ее полководцев.

Характер стратегической обороны

Даже если цель войны заключается только в сохранении существующего положения, все же простое парирование удара несколько противоречит понятию войны, потому что ведение войны - это не только состояние терпения. Если обороняющийся получил важное преимущество, тогда оборона выполнила свою задачу, и под защитой этого успеха он должен отплатить ударом за удар, если не хочет идти навстречу неминуемой гибели. Здравый смысл подсказывает использовать достигнутое преимущество для того, чтобы оградить себя от вторичного нападения. Как, когда и где начнется эта реакция, зависит от ряда других обстоятельств. Мы всегда должны считать этот переход к наступлению естественной тенденцией обороны. Если же из победы, завоеванной с помощью обороны, не извлекается никакой выгоды, можно смело сделать вывод, что военными действиями руководят неправильно.

Стремительный и мощный переход в наступление является самым блестящим моментом обороны. Кто с самого начала не включает этот момент в понятие обороны, тот никогда не поймет ее превосходства. Он всегда будет думать только о том, что можно приобрести или насколько можно ослабить неприятеля посредством наступления, но ведь результат зависит не от того, как завязан узел, а от того, как он будет развязан. Если под термином "наступление" мы будем всегда понимать только внезапное нападение и, следовательно, под термином "оборона" - только разброд и смятение, это будет глупое смешение понятий.

Конечно, завоеватель принимает решение начать войну раньше, чем обороняющийся, и, если он сумеет сохранить в секрете свои приготовления, он может застать обороняющегося врасплох; но это несвойственно самой войне, потому что так не должно быть. Война фактически существует больше для обороняющегося, чем для завоевателя, потому что лишь вторжение взывает к сопротивлению, и только пока существует сопротивление, существует война. Завоеватель всегда "миролюбив" (как говаривал о себе Наполеон); ему бы хотелось войти в наше государство, не встретив сопротивления; чтобы помешать этому, мы должны хотеть войны и поэтому готовиться к ней. Именно слабый или тот, кто должен обороняться, всегда должен быть вооружен, чтобы не быть застигнутым врасплох.

Появление на театре военных действий одной стороны быстрее, чем другой, в большинстве случаев зависит от причин, никак не связанных с наступательными или оборонительными намерениями. Если нападение сулит значительные выгоды, тот, кто будет готов раньше, начнет наступление именно по причине своей готовности; а тот, кто запоздал со своими приготовлениями, сможет только в некоторой мере предотвратить грозящий ему ущерб преимуществами обороны.

Если мы представим себе оборону такой, какой она должна быть, мы должны предполагать, что она имеет в готовности все средства: боеспособную армию, привычную к войне, полководца, ждущего противника не с чувством растерянности и страха, а хладнокровно, по свободному выбору, крепости, не боящиеся осады, и, наконец, преданный народ, боящийся противника не больше, чем противник боится его. С такими атрибутами оборона будет играть не такую жалкую роль по сравнению с наступлением, а последнее не покажется такой легкой и уверенной формой ведения войны, как в достойных жалости представлениях тех, кто связывает с наступлением мужество, силу воли и энергию, а с обороной только беспомощность и апатию.

Если в военной истории мы реже находим примеры крупных побед, являющихся результатом оборонительной битвы, чем в случае битвы наступательной, это ничуть не противоречит нашему утверждению, будто одно так же способно принести победу, как и другое. Истинная причина заключается в существенном различии условий, в которых находятся обороняющийся и наступающий. Армия, держащая оборону, является слабейшей из двух не только в численности вооруженных сил, но и во всех условиях обстановки. Она в большинстве случаев не имеет или думает, что не имеет возможности довершить победу великими результатами, и довольствуется лишь тем, что отражает опасность и спасает честь своего оружия. То, что обороняющийся может быть иногда действительно связан меньшей численностью своих войск и обстановкой, мы не обсуждаем. Однако часто то, что являлось результатом необходимости, принималось за следствие той роли, которую приходится играть обороняющемуся; таким образом, как ни абсурдно, но преобладающей стала точка зрения, будто оборонительные битвы на самом деле заключаются в отражении ударов неприятеля, а не в его уничтожении. Мы считаем это ошибочным предубеждением, смешением формы с самим делом и утверждаем, что в той форме войны, которую мы называем обороной, победа не только более вероятна, но может достичь того же величия и эффективности, как и при наступлении. Это относится не только к суммарному результату всех боев, из которых состоит кампания, но и к результату любого частного боя, если хватает необходимых сил и энергии.

Партизанская война

Народную войну вообще следует рассматривать как прорыв военной стихии из старых формальных границ; расширение и усиление всего волнующего процесса, который мы называем войной. Система реквизиций, огромное увеличение численности армий посредством введения всеобщей воинской повинности, использование ополчения - все эти явления, если исходить из прежней ограниченной военной системы, ведут по одному и тому же пути, и на этом пути лежит а levée en masse или поголовное вооружение народа. В большинстве случаев те, кто разумно использует народные войны, добьется превосходства над теми, кто пренебрегают их использованием. Тогда встает вопрос: является ли это новое усиление стихии войны благотворным для интересов человечества или нет. Ответить на этот вопрос было бы почти так же легко, как на вопрос о самой войне, и ответ на оба этих вопроса мы предоставляем философам. Но кто-то может высказать мнение, что силы, поглощаемые народными войнами, могли бы быть более выгодно использованы в обеспечении других средств ведения войны. Нет необходимости в очень глубоких исследованиях, чтобы убедиться, что эти силы чаще всего не подвластны нам и не могут быть использованы по нашему желанию. Существенная составляющая этих сил, а именно моральные силы возникают лишь при организованном руководстве народной войной.

Поэтому не приходится спрашивать, во что обойдется народу сопротивление, когда он поголовно берется за оружие. Но мы спрашиваем: какой эффект может произвести это сопротивление? Каковы его условия и как его надо использовать?

Такое разрозненное сопротивление не подходит для нанесения крупных ударов, требующих сосредоточения во времени и пространстве. Действие его поверхностное, подобно процессу испарения воды в природе. Чем больше эта поверхность и чем шире соприкосновение с неприятельской армией, тем больше будет эффект народной войны. Как медленный, тлеющий огонь, он разрушает основы неприятельской армии. Для того чтобы сказались результаты народной войны, требуется время, и в период взаимодействия народных масс и воинских сил противника возникает состояние напряжения. Оно или постепенно проходит, если народная война подавляется в отдельных местах, или само медленно угасает, или ведет к кризису, когда пламя всеобщего пожара охватывает вражескую армию со всех сторон и заставляет противника очистить страну, чтобы спастись от полного уничтожения. Чтобы этот результат был достигнут только народной войной, следует предположить или такое пространство захваченных территорий, которое в Европе можно найти только в России, или такое несоответствие размеров вторгшейся армии с размерами площади страны, чего в реальности никогда не бывает. Поэтому, чтобы не гоняться за призраками, мы всегда должны представлять народную войну в сочетании с войной, ведущейся регулярной армией, и обе эти войны, ведущиеся в соответствии с планом, охватывающим операции в целом.

Народная война может стать эффективной только при следующих условиях:

1. Война ведется внутри страны.

2. Исход ее не должен быть решен одной-единственной катастрофой.

3. Театр военных действий должен охватывать значительную территорию.

4. Национальный характер должен благоприятствовать этому мероприятию.

5. Территория страны должна быть сильно пересеченной и труднодоступной из-за гор, лесов, болот или свежевспаханных полей.

Национальные рекруты и вооруженное крестьянство не могут и не должны быть использованы против основных сил неприятельской армии или даже против значительной воинской части. Их задача не расколоть орех, а понемногу подтачивать его скорлупу. Мы не высказываем преувеличенных идей о всемогуществе народной войны, таких, например, что она является неисчерпаемой, непобедимой стихией, которую не может обуздать вооруженная сила, подобно тому как человеческая воля не может повелевать ветром или дождем. И все же надо признать, что нельзя вести вооруженных крестьян перед собой, как солдат, привыкших держаться вместе, как стадо животных, и готовых по приказу всегда идти вперед. Вооруженные крестьяне, будучи разбиты, рассеиваются во все стороны, не нуждаясь в каком-либо плане. Ввиду этого обстоятельства марш небольшого отряда по горной, лесистой или пересеченной местности становится очень опасным, потому что в любой момент может обратиться в бой, даже если давно не было слышно ни о каких неприятельских войсках. В любой момент в хвосте войсковой колонны могут появиться вооруженные крестьяне противника, сметенные перед этим головной частью той же колонны.

Назад Дальше