Талант полководца больше проявляется в боях на пересеченной, холмистой местности. В горах у него слишком мало влияния на отдельные колонны, и руководить ими он уже не в силах; на открытых равнинах это проще и не истощает его сил.
Действия полководца должны опираться на эти неоспоримые, тесно соприкасающиеся друг с другом моменты.
Воинская доблесть армии отличается от простой отваги и еще более от воодушевления делом, за которое ведется война. Отвага, безусловно, является необходимой составляющей, но она, хотя и является природным даром некоторых людей, может воспитаться на войне у солдата армии благодаря привычке и упражнениям и тогда принимает иное направление, чем у других людей. Она теряет порыв к необузданной деятельности и проявлению силы, характерным для отдельного человека, и подчиняется требованиям высшего порядка: послушанию, порядку, правилам и способу ведения войны. Воодушевление делом оживляет воинскую доблесть армии и усиливает ее пыл, но не является необходимой ее составляющей.
Война есть особенное занятие, но, как бы широко ни распространялись ее интересы, даже если призванное в армию все мужское население страны, способное держать оружие, имеет к ней призвание, она все равно остается делом, обособленным от прочих видов человеческой деятельности. Проникнуться духом и содержанием этого занятия, развить и пробудить в себе способность приспосабливаться к силам, действующим в нем, полностью осознать его разумом, научиться добиваться в нем уверенности и быстроты, быть полностью преданным ему, превратиться в исполнителя той роли, которая тебе отведена на войне, вот в чем проявляется в каждом солдате воинская доблесть армии.
Сколько бы трудов ни было приложено для того, чтобы соединить в одном человеке качества солдата и гражданина, и как бы ни старались представить войну общенациональной, никто никогда не сможет устранить профессиональное разнообразие военного дела; а раз это так, то те, кто этим делом занимается и пока они этим занимаются, всегда будут смотреть на себя как на своеобразную корпорацию, в правилах, законах и обычаях которой и фиксируются факторы войны. И это факт. Было бы ошибкой смотреть свысока на этот корпоративный дух ("esprit de corps"), который может и должен существовать в большей или меньшей степени в любой армии. В том, что мы называем воинской доблестью армии, корпоративный дух является связующим средством между природными силами, образующими воинскую доблесть. На корпоративном духе быстрее нарастают кристаллы воинской доблести.
Армия, сохраняющая свой обычный боевой порядок под интенсивным огнем, никогда не поддающаяся панике, перед лицом настоящей опасности борющаяся за каждую пядь поля сражения, армия, гордая своими победами, которая никогда не теряет чувства послушания, уважения и доверия к своим командирам даже после досадного поражения; армия, физические силы которой закалились в боях, привыкшая к лишениям и усталости, как мускулы спортсмена от упражнений; армия, которая рассматривает все свои труды как средства достижения победы, а не как проклятие, тяготеющее над ее штандартами, и которой всегда напоминает о ее долге и добродетелях короткий катехизис, состоящий всего из одного лозунга - лозунга о чести ее оружия, - такая армия наделена подлинным воинским духом.
Солдаты могут сражаться храбро, как вандейцы, и совершать великие дела, как швейцарцы, американцы или испанцы, не проявляя воинской доблести. Можно даже успешно действовать во главе регулярной армии, как это делали Евгений Савойский и Мальборо, не пользуясь ее поддержкой. Поэтому мы не вправе говорить, что без воинской доблести не может быть успешной войны; и мы обращаем на это особое внимание, чтобы не создалось мнение, будто воинская доблесть есть все и вся. Это не так. Воинская доблесть армии - это определенная моральная сила, которой может не хватать и влияние которой поэтому можно оценить, как можно рассчитать силу любого орудия.
Охарактеризовав ее таким образом, теперь мы обсудим, что можно сказать о ее влиянии и какими средствами можно ее приобрести.
Воинская доблесть для войсковых частей значит то же, что гений полководца для целого. Полководец может руководить лишь целым, а не каждой отдельной частью, а там, где он не может руководить частью, там должен руководить воинский дух. Полководец избирается согласно своей репутации и исключительным талантам, старших командиров крупных частей и соединений назначают после тщательной оценки. Но эта оценка становится менее жесткой по мере того, как чин становится ниже, и в той же самой мере все меньше и меньше принимаются в расчет индивидуальные способности. Однако этот пробел должна заполнить воинская доблесть.
Точно такую же роль играют природные качества собравшегося воевать народа: отвага, находчивость, выносливость и энтузиазм.
Эти качества могут заменить воинский дух и наоборот, и из всего этого можно сделать следующие выводы:
1. Воинская доблесть есть качество, присущее только постоянным (регулярным) армиям, но именно им она требуется больше всего. В народном ополчении ее могут заменить природные качества, которые проявляются там скорее всего.
2. Регулярные армии, воюющие с другими регулярными армиями, могут легче обойтись без воинской доблести, чем регулярные армии, воюющие с народным ополчением, поскольку в последнем случае войска более рассредоточены, а отдельные части больше предоставлены сами себе. Но там, где армия сосредоточена, гений полководца имеет большое значение и восполняет то, чего не хватает армии в моральном отношении. Обычно воинская доблесть становится тем нужнее, чем сложнее театр военных действий и прочие обстоятельства и чем раздробленнее силы.
Из этих истин можно извлечь только один урок: если армии не хватает воинской доблести, надо любыми способами попытаться как можно больше упростить военные операции или удвоить заботы об остальных сторонах военной организации, а не ожидать многого от самого названия постоянной армии.
Воинская доблесть есть одна из самых важных моральных сил на войне, а там, где ее не хватает, ее место занимает что-либо другое, например превосходство командования или народный энтузиазм, или же мы получаем результаты несовместимые с затраченными силами и средствами. Как много может сделать этот дух, это неподдельное богатство армии, эта переработка руды, превращающая ее в блестящий металл, мы видим на исторических примерах: македоняне под командованием Александра Великого, римские легионы под руководством Цезаря (и других), испанские войска под предводительством Александра Фарнезе (1545–1592, герцог Пармский, полководец и государственный деятель испанской монархии. В 1571 г. бился с турками при Лепанто. В 1578–1588 гг. подавил восставших в южных провинциях Нидерландов. Смертельно ранен в 1592 г. у Руана во Франции. - Ред.), шведы королей Густава II Адольфа (1594–1632, шведский король с 1611 г., крупный полководец и военный реформатор. Убит в ходе выигранного его армией сражения при Лютцене. - Ред.) и Карла XII, пруссаки Фридриха II Великого и французы Наполеона. Нужно намеренно закрыть глаза на все исторические доказательства, чтобы не признать, что потрясающие успехи этих полководцев и их величие в исключительно сложных ситуациях были возможны лишь с армиями, обладавшими этой доблестью.
Этот дух может исходить лишь из двух источников, которые могут породить его только совместно. Первый - череда кампаний и великих побед; второй - активность армии, доведенная до предельной черты. Только так солдат познает свою силу. Чем больше полководец требует от своих войск, тем вернее его требования будут исполняться. Солдат гордится как выполненной тяжелой работой, так и преодоленной опасностью. Зародыш доблести прорастет только на почве беспрестанной деятельности и напряжения, при условии, что его согревает солнечный свет победы. Став могучим деревом, он сможет противостоять неистовым бурям неудач и поражений и даже праздной бездеятельности в мирное время - по крайней мере, некоторое время. Следовательно, воинская доблесть может зародиться только во время войны и под командованием великих полководцев, но, несомненно, может сохраниться в течение несколько поколений даже при полководцах средних способностей и в довольно значительные периоды мира.
Храбрость
Этот благородный порыв, с которым человеческая душа поднимается над самыми неимоверными опасностями, на войне надо считать действенным принципом. Фактически, в какой еще области человеческой деятельности храбрость должна иметь права гражданства, если не на войне?
Давайте признаем, что на войне она имеет даже свои привилегии. Кроме учета пространства, времени и сил, мы должны отвести определенный процент и на нее, причем, если мы смелее противника, эти проценты будут добыты за счет его упущений. Таким образом, храбрость - это творческая сила. Это несложно продемонстрировать философски. Как только храбрость встречается с робостью, она имеет значительные шансы на успех, так как робость это уже потеря равновесия. И только когда храбрость встречается с осторожной предусмотрительностью, которая так же отважна и сильна, как и она сама, она попадает в невыгодное положение. Но это, правда, встречается редко. Из всего множества осторожных людей в мире подавляющее большинство осторожно из боязливости.
Чем выше чин, тем больше необходимость в том, чтобы храбрости сопутствовал рассудительный ум, чтобы это не был простой бесцельный порыв страсти; ведь с возрастанием чина все меньше стоит вопрос о самопожертвовании и все больше - о сохранении других и общего блага в целом. Там, где массам предписаны правила службы (что-то вроде второй натуры), полководцем должна руководить рассудительность, и в его случае личная храбрость в бою легко может обернуться ошибкой. И все же это прекрасный недостаток, и его не надо рассматривать в том же свете, что и другие недостатки. Счастлива армия, в которой часто проявляется преждевременная храбрость; это пышная растительность, которая говорит о плодородии почвы. Даже безрассудством, то есть бесцельной храбростью, пренебрегать нельзя. Только когда оно восстает против подчинения, когда оно с пренебрежением отклоняет приказы вышестоящей власти, его надо подавить, как опасное зло, не из-за него самого, а из-за самого акта неподчинения, потому что на войне нет ничего важнее подчинения.
Казалось бы, постановка разумной цели должна облегчить проявление храбрости и тем самым уменьшить ее подлинную цену, но на самом деле получается прямо противоположное.
Вмешательство ясных мыслей или общее превосходство ума лишает эмоции огромной части их силы. По этой причине храбрость проявляется тем реже, чем выше чин.
Почти всем полководцам, известным в истории как посредственности, не хватало решительности, когда они занимали высшие посты, хотя в своей предшествующей карьере они славились храбростью и решительностью.
В мотивах храбрых поступков, вызванных необходимостью, существуют различия. Необходимость бывает разной степени. Если она настоятельна, если командир, стремясь к своей цели, сталкивается с серьезными опасностями и принимает отважное решение, чтобы избежать других, столь же серьезных, тогда мы можем только восхищаться его решительностью, которая все же имеет свою ценность. Если молодой человек, чтобы продемонстрировать свое искусство наездника, скачет через глубокую расщелину, тогда он храбр; если он делает тот же скачок, преследуемый отрядом до зубов вооруженных турок, то он всего лишь решителен.
Хотя стратегия есть область деятельности лишь лиц высшего командного состава армии, все же храбрость, как и остальные военные доблести всех остальных членов армии, ей не безразлична. С армией, принадлежащей отважному народу, где всегда культивировался дух отваги, можно совершать такие дела, которых не совершишь с армией, не знающей, что такое воинская доблесть.
Чем выше чин военачальника, тем больше в его деятельности преобладают ум, понимание и проницательность, оттесняя храбрость, являющуюся свойством темперамента, и по этой причине ее редко можно встретить в высших сферах, но тогда тем более она достойна восхищения. Храбрость, руководимая незаурядным умом, есть отличительная черта героя; она не заключается в прямом рискованном действии против природы вещей, в открытом пренебрежении законами вероятности, а в неукоснительном соблюдении сложного расчета, проделанного при выборе решения гением и интуицией с молниеносной быстротой. Чем больше храбрость окрыляет ум и проницательность, тем более широким будет взгляд и тем точнее результат, но, разумеется, всегда сохраняется положение: чем выше цель, тем большие опасности связаны с ее достижением.
Полагаем, что невозможно представить выдающегося полководца без храбрости, то есть человек не может стать полководцем, если у него нет врожденной храбрости, и поэтому мы рассматриваем ее как главное качество, необходимое для этой карьеры. Что остается от этого врожденного качества, развитого и в то же время умеренного образованием и обстоятельствами жизни, когда человек достиг высокого положения, - это уже второй вопрос. Чем больше сохранится в полководце этого качества, тем сильнее проявится его гений, тем выше будет полет. Риск всегда становится больше, но вместе с ним возрастают и цель, и результат.
И все же надо обратить внимание на одно очень важное обстоятельство.
Дух храбрости может существовать в армии или потому, что он присущ народу, или потому, что он рожден в результате успешных войн, руководимых способными полководцами. В последнем случае его вначале не будет.
В наше время вряд ли есть другие способы воспитать воинский дух народа, кроме как на войне, и обязательно под предводительством храбрых полководцев. Лишь война может противостоять изнеженности чувств, склонности искать удовольствия и комфорта, что является причиной вырождения народа, выросшего в процветании и поглощенного исключительно коммерцией.
Нация может надеяться занять прочное положение в политическом мире, только если народный характер и участие в настоящей войне взаимно поддерживают друг друга и находятся в постоянном взаимодействии.
Теперь немного поговорим о стойкости.
В этом разделе нашего труда читатель ожидает услышать об углах и линиях и находит, вместо этих обитателей научного мира, только самых обычных людей, которых каждый день встречает на улице. И все же автор не может решиться стать хоть на йоту больше математиком, чем этого, как ему кажется, требует от него предмет, и его не тревожит удивление, которое может выказать читатель.
На войне больше, чем где-нибудь в мире, все происходит не так, как мы ожидали, и вблизи выглядит иначе чем на расстоянии. Как спокойно наблюдает архитектор за возведением строения, план которого он начертил! Врач, хотя и гораздо больше подвержен в своей работе значительному количеству случайностей, все же достаточно хорошо знаком с применяемыми им лекарствами и их действием. На войне все не так!
Здесь крупный полководец находится в постоянном водовороте ложной и правдивой информации, ошибок, совершенных из-за страха, небрежности, торопливости или упрямства, проявленного на основании ошибочных или правильных донесений, по злой воле или из истинного или ложного чувства долга, вследствие лености или переутомления. Словом, в водовороте случайностей, которых не мог предвидеть ни один смертный. Короче, полководец является жертвой сотни тысяч впечатлений, большая часть из которых имеет тревожную и лишь меньшая часть ободряющую тенденцию. Долгий военный опыт позволяет ему быстро оценить эти явления; высокое мужество и твердый характер помогают твердо противостоять им, как скала противостоит ударам волн. Тот, кто поддастся этим впечатлениям, никогда не доведет до конца ни одно дело, и поэтому твердое отстаивание принятых решений, пока против них не появится решительных доводов, является необходимым противовесом. Вряд ли найдется хоть одна прославленная военная операция, которая осуществлялась бы без крайнего напряжения сил, трудов и лишений. И там, где физическая и моральная слабость человека заставляют его идти на компромиссы с самим собой, к поставленной цели может привести только огромная сила воли, такая стойкость, которая вызовет восхищение у настоящих и будущих поколений.
Численное превосходство
В тактике, как и в стратегии, это самый главный принцип победы, и мы его рассмотрим сначала в общих чертах, для чего позволим себе следующее объяснение.
Стратегия фиксирует место и время боя, а также численность войск, которые в нем участвуют. Этими тремя факторами во многом определяется исход боя. Если тактика провела битву и результат известен, будь то победа или поражение, стратегия может им воспользоваться в соответствии с великой целью войны.
Те указания, при помощи которых стратегия влияет на исход боя, давая ему те или иные установки, не так просты, чтобы их можно было охватить одним взглядом. Поскольку стратегия назначает время, место и силы, она может делать это многими способами, каждый из которых по-разному влияет как на результат боя, так и на его последствия. Мы познакомимся с ними постепенно, изучая вопросы, более тесно обусловливающие применение в ходе боя.
Если при рассмотрении боя отбросить все различия, обусловленные его назначением и обстоятельствами, вызвавшими его, и, наконец, если не учитывать доблесть войск, потому что это исходное качество, останется только голое понятие боя, то есть бесформенная битва, в которой мы ничего не различаем, кроме числа участников.
В данном случае это число и будет определять победу. Судя по числу других сопутствующих обстоятельств, которые мы отбросили, становится ясно, что численное превосходство в битве является лишь одним из факторов, приносящих победу. Следовательно, численное превосходство дает нам не все, и даже не самое основное, а лишь совсем немногое, в зависимости от того, как сложатся остальные сопутствующие обстоятельства.
Но это превосходство имеет свои степени, его можно представить двойным, тройным и даже четырехкратным, и ясно, что, увеличиваясь, оно должно в конечном счете перевесить все остальное.
В этом аспекте мы допускаем, что численное превосходство - самый главный фактор, предопределяющий результат боя, только оно должно быть достаточно большим, чтобы перевесить все сопутствующие обстоятельства. Отсюда вытекает прямой вывод: на решающем участке должно быть задействовано максимальное количество войск.
Достаточна ли численность задействованных войск или нет, но в этой части сделано все, что позволяли средства. Это первый принцип стратегии и поэтому в общих чертах, как он здесь выражен, подходит для греков и персов, для англичан и маратхов, для французов и немцев.