– Это квартира, – отрезала я и бросила трубку. Снова путаница с номерами. Чтоб ей пусто было, нашей телефонной станции…
Дорогая читательница!
По-настоящему хороший и равноправный брачный союз должен строиться в первую очередь на доверии. Взрослые люди не должны контролировать друг друга. У меня сложилось впечатление, что Вы ищете оправдание своей подозрительности, доказательств измены. Такая степень недоверия с Вашей стороны приведет лишь к тому, что супруг начнет Вас чуждаться. Натянутость в отношениях и Ваша неосознанная неприязнь к нему лишь усугубят ситуацию…
Вот так-то, оказывается, я способна взвешенно и без эмоций отвечать на такие письма. А если он действительно ей изменяет? У женщин есть интуиция, а я ей тут впариваю небылицы о доверии и необходимости посмотреть на себя… Звонок. На этот раз Адаму. Говорит минуту, чем-то взволнован.
– Мне придется ехать на радио. – Адам взглянул на меня и начал переодеваться. – У нашей сотрудницы начались роды, а Конрад должен через два часа уйти. Вернусь примерно после двух. – Он подошел и чмокнул меня в ухо. – Не беспокойся ни о чем, – бросил он на бегу, и вскоре послышался скрежет запираемых ворот.
Чуть погодя сверху спустилась Тося.
– Ты знаешь, что такое столетний юбилей числа "пи"?
– Не знаю.
– Ну, мамуля, подумай.
У меня не было сил думать. Я могла только размышлять над тем, что сказал Адам. Почему он просил меня ни о чем не беспокоиться? Никогда раньше он так не говорил. Значит, у меня должны быть какие-то причины для беспокойства?
– Пистолет.
– У меня нет, – ответила я машинально.
– Столетний юбилей числа "пи" – это пистолет! – Тося посмотрела на меня как на недобитую интеллигентку. – А Якуб догадался. А вот еще. Отступление армии?
– Тося! – простонала я жалобно. – Только не сегодня.
– Драпировка! С тобой вообще ни о чем нельзя поговорить. Я иду спать. Адам куда-то уехал?
– На радио.
– Он ведь сегодня не должен был дежурить.
Тося взяла Сейчаса на руки и пошла к себе. Я выключила компьютер и набрала в ванну воды. Лето прошло. А ведь оно должно было стать для нас незабываемым, и я-то уж точно его никогда не забуду. Два дня, проведенных в Берлине, уничтожили все. Как же мне не беспокоиться?
Мужчина, который слишком часто исчезает из дома, не любит этот дом. Отчего это у Адама вдруг так много работы? Я легла в ванну и прикрыла глаза. Мне следовало бы ему все рассказать. Из маленьких недомолвок вырастают настоящие проблемы. Он, наверное, даже не предполагал, что я могу оказаться такой идиоткой. Это были наши общие деньги, а не мои, я не имела права так поступать. Я и в самом деле его избегаю, потому что всего боюсь. Ни к чему хорошему это не приведет. Так я и лежала в этой ванне, пока вода не стала холодной. Забралась в пустую постель, и мне стало ужасно грустно. Борис улегся на коврике, он уже не пытался влезть к нам в кровать. Наконец я, окончательно решив, что должна что-то предпринять, заснула.
– Мам, ты когда-нибудь считала, сколько за свою жизнь ты съела животных?
Тосин вопрос меня потряс. Она стала вегетарианкой, потому что Якуб не употребляет мяса. Безусловно, я не в состоянии посчитать всех съеденных мной животных, но результат был бы шокирующим.
– За последний год ты как ни в чем не бывало съела четверть небольшого теленка, стайку или две чудненьких пестреньких курочек, а про говяжьи бифштексы вообще лучше не вспоминать, – не отставала от меня дочь. – Ничего странного, что ты превратилась в токсикогенную мамашу.
– А картошка, съеденная мной, могла бы зацвести на площади в десять соток, если бы я ее посадила, а сахар, если бы я сыпала его на пол, а не в чашку, мог бы покрыть весь наш дом, – спокойно парировала я. – Я не могу винить за это своих токсикогенных родителей. Они не могут быть в ответе за все.
– Э-э-э, – пожала плечами Тося, – с тобой вообще серьезно не поговоришь. – И, вынув из холодильника зеленый хвостик сельдерея, начала его смачно грызть.
Я ответила на девятнадцать писем и устала до смерти, мне пора носить очки, и совершенно бессмысленно становиться вегетарианкой. Когда Адам узнает, что я наделала, он просто уйдет. Позвонила Уле, она обещала зайти вечером. Но пришла немедленно. Для настоящей дружбы важна твоя душа, а не ошибки в питании. А моя душа, прикрытая лишними килограммами, рыдала. Уля вопрошала меня с изумлением:
– При чем здесь полкоровы?
– Не половина, а четверть. Я причастна к убийству, принимаю активное участие в уничтожении, перерабатываю живых птичек на бедрышки с ананасом, и должен был настать тот момент, когда мне кто-то откроет на это глаза.
– Ты хочешь стать вегетарианкой? – догадалась Уля. – Если я правильно тебя поняла.
Не знаю, кем яхочу стать. А становлюсь одинокой женщиной. Обманула мужчину, которого люблю…
Уля не понимает меня. Никто меня не понимает. Так будет всегда. Что из того, что я не одна, если это может произойти каждую минуту? Моя собственная дочь, и та пытается что-то изменить в своей жизни, а мне не под силу даже маленький решительный шаг.
Уле тоже живется несладко. Мы решили включить телевизор. На экране сплошь стройные женщины. Которые стирают в самых лучших порошках. Пользуются самыми тонкими прокладками. Чистят и без того белоснежные зубы. Ставят пятна, проливая на себя и на окружающих разные соки, а потом изящно потягиваются возле стиральных машин. Или возле холодильников. Или подают мужьям масло, которое красиво мажется на хлеб. Или едят что-нибудь легкое, содержащее всего две калории. Или в мини-юбочках подают пиво. На длинных, стройных ногах. Прыгают с парашютом, а ведь они могли бы и без парашюта плавно парить в воздухе, потому что они невесомы. Мы выключили телевизор.
Уля протянула руку к вазочке и захрустела соленым орешком – миллион калорий. Взяла и я.
– Вот видишь? – сказала я ей.
– Вижу, – ответила Уля. – И знаешь что? Я бы не хотела, чтобы моя жизнь свелась только к этому. И тебе бы посоветовала заняться чем-нибудь другим.
Но чем? Чем все-таки? Хищением? Мошенничеством? Пачкать и стирать? Переодеваться и разносить алкоголь? Жевать самую лучшую резинку – при условии, что талия у тебя пятьдесят три сантиметра? Так ведь это все не для нас!
– Знаешь что? – Уля начала рассуждать вслух. – Какие же мы с тобой идиотки. Верим рекламе. Вот в чем беда. Если бы ты не смотрела телевизор, была бы счастливой, незакомплексованной женщиной. Подумай, кто пропагандирует голодание? И богатство, которое важнее всего?
Одно я знала точно – это не я.
– А между тем, – у Ули заблестели глаза, – речь идет вовсе не о том, чтобы выглядеть именно так!
Разве?! Это весьма любопытная теория, которая, увы, не подтверждается практикой.
– А о чем?
– Грубо говоря, о том, чтобы быть счастливой. – И она отправила в рот следующий орешек. – А ты видела, чтобы хоть один толстый человек был счастлив?
О мошенниках-толстосумах я и вспоминать не хочу.
– Я знаю одну манекенщицу, которая рассказывала, что уже семь лет сидит на диете, но их карьера скоротечна, а значит, когда-нибудь, в будущем, она наконец-то сможет нормально питаться. Ты бы хотела так? Худоба нужна для того, чтобы делать счастливыми других, – жизнерадостно продолжала Уля. – А жизнь состоит в том, чтобы стать счастливой самой. Тогда и другим жить лучше.
Доела орешки и ушла.
А я снова принялась подводить годовой итог, оставив в покое статистику, коров, курочек и сахарные комбинаты. Несомненно, я выгляжу так, как оно есть, правда, стала на год старше. Дружу с Улей. Есть Адам. Я люблю его. Тося взялась за ум. Я связала две кофточки на спицах, божественные. Радовалась, когда Ева купила машину, и плакала, когда Марту бросил мужик. Бессчетное количество раз встречалась со своими друзьями. Звоню родителям. Не так уж и плохо.
– Не так уж и плохо! – повторила я вслух.
– У тебя все не так уж хорошо. – Тося бесшумно, как дух, появилась в комнате, я абсолютно этого не заметила. – Не пытайся делать вид, что у тебя все отлично, мамочка. Я дам тебе классную диету. После нее хочется жить и радоваться. А кроме того, муся, сделай что-нибудь с волосами. Давай я поставлю тебе компресс из рыбьего жира.
– Завтра, – скривилась я. – Да и вообще, польза от него какая-нибудь будет?
– Это из твоей базы данных! Ну тогда другое дело.
Скучаю по нему
Наверное, прохудился мешок со скверной погодой. Уже неделю льет дождь, Адам на целых шесть дней укатил в командировку в Кельце! Это несправедливо, потому что чаще его нет, чем он есть. А может быть, это самый подходящий момент – отсутствие мужчины дома, – чтобы на что-то решиться. И я приняла решение. Во-первых, само собой разумеется, эти проклятые овощи. Во-вторых, день без стресса. В-третьих, минимальный уход за своей внешностью – компрессик на голову из рыбьего жира с лимоном, – нет ничего лучше старых рецептов. А вот потом, когда я похорошею, побеседую с ним. Сознаюсь во всем. Я взяла отгул в редакции, чтобы поработать дома. Больше успею сделать. Тут вам, пожалуйста, и рабочий день не нормированный, и голодать можно, сидя за компьютером с намасленной головой. Почему бы и нет? После завтрака. На завтрак – чай без сахара. А там уже и обед. На обед – две отварные морковки, тертый сельдерей, зеленый салат – без ограничений – с ложкой оливкового масла. Без соли. Фантастика. Зато негазированная вода в огромных количествах. Извольте. Я приступаю. Четыре пузырька рыбьего жира, лимон, витамин Е. Полиэтилен на башку. Усаживаюсь перед компьютером. Но! Через четыре недели я стану неотразимой! Сброшу килограммов восемь, волосы приобретут блеск и так далее. Тогда, даже если я обо всем расскажу Адасику, его сердце растает, как кусок масла на сковородке. Он подумает: "Ютка такая красоточка, не беда, что наделала глупостей. Ведь я другой такой не найду". Хотя с другой стороны, этого вполне достаточно, чтобы он ушел.
Мне захотелось пить. В холодильнике – ни капли воды без газа. Пожалуй, я бы даже удивилась, если бы она там обнаружилась, потому что я ее не покупала. И ни единой морковки. Вернее, морковь там была, но заплесневела, бедняжка. Даже не помню, когда я ее купила. Может, Адам из вредности подложил мне ее в холодильник? Выбросила. Пленка сползает с головы. Поправила. Захотелось есть. Я выпила полстакана воды из-под крана. Ядовитая гадость. Села за работу. Поставила рядом стакан с отравой и поудобнее устроилась в кресле. С волос капало. Маслянистые струйки ползли за шиворот.
Дорогая редакция!
Боюсь, что не забочусь не только о своей душе, но и о теле. Не могли бы вы мне рассказать, как считать калории…
Дорогая читательница!
Сообщаю Вам, сколько калорий содержится в следующих продуктах:
100 г свиной вырезки…
100 г мясного рулета…
100 г мяса дичи…
100 г…
Через четыре часа я встала от компьютера. Хотелось есть. Меня мутило. Позвонила Ренька.
– Юдита! – сказала она жалобно. – Ты знаешь, что он сделал?
Нет, я не знала ни кто, ни что.
– Я болею, а он уехал, – застонала в телефонную трубку Ренька.
– Что ты?
Из-за этого дурацкого колпака, который должен был спасти меня от поползновений рыбьего жира, я ничего не слышала. В животе урчало от голода.
– Ничего, я просто плохо себя чувствую…
– Может, зайдешь? – предложила я, но тут же воскликнула: – Перезвоню тебе через минуту! – почувствовав, что моя маска струится уже по спине.
– Я? – изумилась Реня. – Но я не могу… Болею… Приходи сама.
Я даже не заикнулась ей о том, что начала новую жизнь.
Пообещала зайти, а что же еще я могла сказать? Залезла под душ и попыталась смыть рыбий жир с волос. На это ушла почти целая бутылка шампуня. Думаю, что питательные свойства масляного компресса были в значительной степени нейтрализованы двумястами миллилитрами шампуня, затраченными на четырехкратную помывку головы. Я высушила волосы. Вид у меня был – не приведи Господь. Голод не отступал.
Наш пес Борис смотрел на меня презрительно. И тут я почувствовала, что мной овладевает депрессия.
– Мать честная, ну у тебя и видок! Что-нибудь случилось? – поприветствовала меня на пороге Ренька, и впрямь немного простуженная. – У меня есть обалденные сардельки, запеченные с сыром, составишь мне компанию?
Мой желудок зычно заурчал – он хотел сардельку!
– Спасибо, я на диете, – отказалась я, корчась от искушения.
– Ну ты даешь! Мы же договорились, что сядем на диету одновременно. Это же я тебя надоумила. – Реня явно на меня обиделась.
Да, действительно, мы собирались начать вместе. Мое твердое решение было слегка поколеблено. Очень кстати пришлась бы сейчас рюмочка коньяка, но я была на диете.
– Выпьешь что-нибудь?
– Я пью воду, – прошипела я сдавленным голосом.
– Ты как-то неважно выглядишь. – Реня достала стаканы. – Может, тебе голову помыть? Волосы какие-то ужасно жирные.
И тут я не выдержала. Какая нелегкая принесла ко мне этот окаянный рыбий жир для наружного применения, морковь, сельдерей и подругу с сардельками! Без стресса?! Нет, выше моих сил прожить день без еды, без питья и при этом еще не нервничать!
– Ладно, налей коньяку, – процедила я сквозь зубы.
– Я не пью, – сказала Ренька, а я потеряла дар речи.
Ну так вот. Одно мне известно совершенно точно: съеденные сардельки благотворно подействовали на мой характер. Я вернулась домой в отличном настроении. В конце концов, главное то, что я немножко приободрила Реню. Она уже никого не хотела бросать. А кроме того, вся эта затея с голоданием перед праздниками действительно была глупой. Реня теперь тоже захотела жить нормально. Хотя до праздников в общем-то еще далеко.
Я больше не могу так жить. Пришел счет за свет, и я вижу, что на меня действуют деньги (те, что надо платить). Расскажу обо всем Адаму. Деваться некуда. Скучаю по нему.
Адама нет уже четвертый день. Почему я не работаю там, где посылают в командировки в Кельце? Потому что я толстая. Стою перед зеркалом и действительно не вижу ничего привлекательного. За исключением отражения Бориса – пес стоит рядом, правда, задом к зеркалу, потому что головой повернулся ко мне. Смотрела я, смотрела на себя и пришла к выводу, к которому мне следовало бы прийти давненько, если бы мои полушария работали в нужном направлении: здесь уже ничто не поможет.
Я позвонила Реньке и заявила, что все без толку. Что я не намерена ни очищать организм, ни голодать, ни тренироваться. Она была по-прежнему простужена и попросила, чтобы я немедленно к ней зашла. Я сказала в ответ, что не только не буду очищаться, тренироваться, голодать, но и ходить я никуда не стану, потому что вся наша трепотня – пустая трата времени. И бросила трубку.
Чувствовала я себя отлично, просто превосходно. Где это сказано, что я должна выглядеть на двадцать три года и иметь пятьдесят кило недовеса? Нигде! И что за чушь, будто я должна быть безупречной партнершей, которая не делает никаких глупостей?!
Через пять минут звонок в дверь. Открыла. Реня. Волосы всклокочены, платье нараспашку. В глазах безумие. Нараспашку, конечно, куртка, которую Реня набросила поверх спортивного костюмчика.
– Господи, что случилось? – причитала она.
А что могло случиться? Ничего. Просто у меня никогда ничего не получается. Борис, и тот с радостью сменил бы меня на кого-нибудь другого, только у бедняжки нет такой возможности.
Ренька была ошарашена. Не понимаю почему. Пора бы реально посмотреть на вещи.
– Одевайся скорее, – скомандовала она, – идем ко мне обедать.
Еще чего. Чтобы ее муженек поглядывал на меня и сравнивал. Пусть сама идет обедать, пусть ест, пока не лопнет. И станет такой же толстой, как я. Ренька, повесив куртку в прихожей, направилась к нам в кухню. Разрази ее гром! Пусть проваливает к своему благоверному и к своему обеду, я абсолютно не намерена выслушивать ее нравоучения. Что якобы все зависит только от меня. И что достаточно настроиться позитивно. В последнее время Ренька твердила об этом без умолку. Взбалмошная баба. К счастью, теперь я, выйдя наконец из депрессии, нахожусь в отличной форме, и у меня все в полном порядке.
В семнадцать десять позвонил Адам. Как жаль, что я не с ним. И отчего у меня такой голос? Я смело ему объявила, что приняла жизненно важное для себя решение: не стану больше худеть и ничего в этом роде.
– Так ты собиралась худеть? – Адам не мог прийти в себя от удивления. – А с чего это?
Вот так номер! Я не собиралась вдаваться в подробности, которых хоть отбавляй.
– Я-то думал, вы с Ренькой ходите куда-то там ради удовольствия, что ты просто любишь играть в теннис, ну и вообще. Ты у меня в самый раз, – сказал Адасик. А потом добавил, что он меня любит и скучает.
Приехал Адам. Мне было без него тоскливо. Я втянула живот и поздоровалась с ним. Радушно.
– Ты чего какая-то странная? – спросил он, когда я примостилась возле него на подлокотнике кресла. И сделал то, о чем я мечтала последние несколько недель. Сказал: "Иди сюда" – и посадил меня к себе на колени.
Я подпрыгнула как ошпаренная, и, прежде чем успела подумать, у меня вырвалось:
– Я буду сидеть у тебя на коленях только после того, как похудею!
– Э-э-э, – рассмеялся он. – А потом, через десять лет, скажешь мне, что уже старая. Всегда найдешь повод для переживаний.
О Боже, если бы он знал…