* * *
– Это потрясающий наряд, – одобрительно заметила Наташа из глубины обитого атласом кресла в спальне Сары. – Очень вам идет. Вы бледная, но вам можно носить контрастные цвета, потому что вы высокая. А таким коротышкам, как я, надо носить одноцветное.
Сара посмотрела на себя в зеркало на дверце гардероба. На ней была новая блузка из розового гипюра с буфами на плечах и узкими рукавами до запястья, юбка из черной тафты с пышной оборкой "гребешком" и шляпа из розовой соломки, отделанная черным брабантским кружевом. Ей хотелось надеяться, что у нее хороший вкус в одежде, но ее подход был скорее интуитивным, в то время как Наташа всегда точно знала и могла объяснить на словах, почему тот или иной предмет одежды кому-то идет или не идет.
– Ты не коротышка, – машинально откликнулась Сара, потуже затягивая задорный черный бант на поясе. – Просто ты чуть ниже среднего роста.
– Я уже ухожу, мама, – прокричал Майкл в открытую дверь.
– Тебе уже пора на урок? – воскликнула она, оборачиваясь.
Майкл брал уроки игры на фортепьяно, и на этой неделе их перенесли на час вперед.
– Ну тогда подойди и поцелуй меня.
Он вошел, застенчиво поглядывая на Наташу и бормоча приветствия себе под нос. На новую гостью он взирал как на некую диковинку, исподтишка рассматривал ее, но почти никогда с ней не заговаривал. Однако Сара была уверена, что скоро он оттает и почувствует себя свободнее. Ей еще не встречался человек, к которому Майкл отнесся бы недоброжелательно. Ему нравилась даже миссис Драм. Как говорится, дальше ехать некуда.
Майкл торопливо чмокнул ее в щеку.
– Ой, я чуть не забыл! Смотри, что пришло для меня по почте!
– Что, мой родной? Просто скажи мне, что это такое: я тоже спешу.
Сара опять повернулась к зеркалу и принялась вдевать серьги в уши.
– Это открытка от мистера Макуэйда.
Сара опять обернулась к нему.
– Правда? Ну-ка покажи.
– Смотри, он написал печатными буквами. Он не знает, что я хорошо умею читать.
– Придется тебе написать ему ответ и объяснить, что ты уже грамотный. Прочти мне, милый. Что он пишет?
– "Дорогой Майкл, – с важностью прочел мальчик, – посмотри, какое великолепное здание на открытке. В нем есть магазины и рестораны, читальни, ке… ке-гель-бан, биль… билъ… ярдная, даже теннисный корт и поле для игры в поло. На втором этаже имеется галерея, где посетители могут сидеть и беседовать, одновременно глазея на идущих мимо горожан, которых они называют "зеваками" за то, что те имеют на… наглость глазеть на них в ответ".
Майкл засмеялся: слово "зеваки" показалось ему забавным.
– Это все?
– Нет, там еще говорится: "Передай своей маме, что я с нетерпением жду 27-го. Искренне твой Александр Макуэйд". Мам, а что будет двадцать седьмого?
– Это тот вечер, когда он придет на обед. Как это мило с его стороны, правда?
– Да, правда. Когда мы поедем в Ньюпорт, мамочка?
– Недели через две. А теперь беги, дорогой, тебе пора. Не заставляй миссис Драм ждать. Занимайся прилежно! – крикнула Сара ему вслед.
– Пока!
И мальчик исчез, прихватив свою открытку. Продолжая улыбаться, Сара опять повернулась к зеркалу. Собственное выражение немного удивило ее: она собиралась ущипнуть себя за щеки, чтобы вызвать румянец, но, похоже, в этом не было нужды. Они раскраснелись сами.
– Мистер Макуэйд, – задумчиво произнесла Наташа, не поднимаясь с кресла. – Это тот джентльмен, который был с вами, когда вы приехали за мной?
Сара сказала, что тот самый.
– Он друг вашей семьи?
– Он наш архитектор. Мы строим дом в Ньюпорте.
– Ах в Ньюпорте… Куда богатые люди ездят на лето.
Сара вопросительно взглянула на нее через зеркало.
– Какая красивая вещь, – продолжала Наташа, ощупывая шаль из тонкого шерстяного трикотажа "шалли", которую Сара небрежно отбросила в сторону, пока одевалась.
– Возьми ее себе, – предложила она.
Между ней и Наташей было мало общего, но их объединяла любовь к красивой одежде. А впрочем… может быть, не только это. Кто мог бы сказать наверняка? Наташа не хотела рассказывать о себе или о своей жизни до приезда в Америку, зато она засыпала Сару бесконечными вопросами о ее жизни. Ее завораживали рассказы о том, как живут богачи, ей хотелось побольше знать о театре и вечеринках, о концертах и оперных спектаклях, о людях, которые их посещают. Накануне она нашла в холле визитную карточку, оставленную кем-то, пока хозяйки не было дома, и заставила Сару объяснить ей весь сложный церемониал нанесения визитов и оставления карточек.
Обычно Сара находила любопытство Наташи трогательным и была рада любой возможности вывести ее из черной меланхолии. Она с изумлением узнала, что Наташа с жадностью читает "Городские слухи" – скандальный еженедельник, державший в страхе все высшее общество Нью-Йорка. Смешно было слышать, как она с комичной небрежностью на своем запинающемся английском с сильным славянским акцентом роняет в разговоре имена Брэдли Мартина, Гамильтона Фиша, Асторов и Вандербильдов.
– Спасибо, – сказала она, бережно складывая шаль, – но я не могу.
Сара давно уже поняла, что Наташа очень горда.
– Почему нет? Она тебе к лицу, Таша.
Наташа сжала губы и решительно покачала головой. Сара пожала плечами.
– Мне пора на работу. Что ты будешь делать, пока меня нет?
– Учить английский. Мне очень нравится книжка про Трильби , которую вы мне дали.
– Вот и хорошо. Позвони и попроси, чтобы тебе подали чаю, когда захочешь. Желаю хорошо провести время. Я принесу кое-что из твоих вещей, когда вернусь, а остальное мистер Мэттьюз обещал прислать.
Наташа только собралась разразиться возражениями, но Сара остановила ее, прищелкнув языком.
– "Уже хватит", как сказала бы миссис Клейман. Хозяин фабрики говорит, что ты можешь не ходить на работу, пока не поправишься, он не срежет тебе расценки…
– Только потому, что вы ему звонили по телефону. Вы его подговорили.
– Уговорила. А что касается твоей комнаты, какой смысл платить семнадцать долларов в месяц за жилье, которым ты не пользуешься и куда скорее всего никогда не вернешься?
– Тогда куда же мне идти? – простонала Наташа. – Я такая глупая, только одно умею – шить, а рука у меня до сих пор слишком слабая! Денег у меня нет, не скопила, я обуза для всех, кто…
Сара подошла к ней, пока она не начала плакать.
– Послушай меня, Таша. – Она крепко взяла девушку за подбородок и заставила ее поднять голову. – Сегодня после работы в общине я собираюсь зайти в магазин Локхарта.
Наташа невольно улыбнулась:
– Как мило.
– Нет, я не собираюсь покупать одежду, глупенькая, – засмеялась Сара. – Я хочу поговорить с мистером Локхартом и спросить его, не желает ли он воспользоваться услугами одной одаренной портнихи.
Она умолкла, ожидая взрыва восторга, но лицо Наташи осталось неподвижным.
– Ты не рада? – неуверенно спросила Сара.
– Да… да, я очень рада. Вы опять слишком добры ко мне.
– Но… Заработок на первых порах будет невелик, я это понимаю, но зато условия работы у Локхарта гораздо лучше. А через какое-то время, когда мистер Локхарт увидит, какая ты мастерица, он станет платить тебе больше, и ты сможешь позволить себе снять приличную квартиру. Да что с тобой, Таша? Ты не хочешь, чтобы я к нему обращалась?
– Нет-нет, я буду вам очень благодарна. Просто мне кажется, что я, наверное, недостаточно хороша для такого шикарного заведения.
– Глупости, ты отлично справишься. В один прекрасный день ты сама станешь модельером и будешь создавать для мистера Локхарта платья, которые затмят все, что выпускается в этом городе. Предоставь действовать мне.
Сара похлопала Наташу по плечу, чтобы ее приободрить, и выпрямилась.
– Если я сию же минуту не уйду, то опоздаю на работу, и мистер Йелтелес будет дуться на меня весь день. Могу я передать всем привет от тебя?
– О да, передайте всем мои наилучшие пожелания. – Наташа откинулась в кресле и открыла книгу, пользуясь здоровой рукой.
* * *
Несколько дней спустя Сара укрылась в своем кабинете, чтобы набросать для поварихи меню в преддверии званого обеда, намеченного на пятницу. До торжественной даты оставалось еще три дня. Створчатое окно было открыто, теплый весенний ветерок шевелил бумаги у нее на столе. У себя за спиной Сара услышала, как Наташа ставит на блюдце кофейную чашку и переворачивает страницу "Вечерних новостей".
Ее настроение в последнее время несколько улучшилось. Правда, она была по-прежнему молчалива и сдержанна, но к ней понемногу стало возвращаться ее природное любопытство. Все подробности жизни в доме Кокрейнов живо занимали воображение Наташи. Простодушные расспросы девушки трогали и одновременно забавляли Сару. Если бы только Наташа могла избавиться от преследующего ее чувства вины да от утомительной привычки на каждом шагу извиняться за свое пребывание в доме и твердить, что она "обуза", ее можно было бы даже назвать счастливой. Да и Саре было бы легче с ней.
Глухой стук, донесшийся из вестибюля, заставил ее положить перо и прислушаться. Майкл лег спать уже час назад, кто бы это мог…
– Так-так, а вы кто же такая будете? – раздался громкий мужской голос.
Сара вскочила и поспешила в гостиную.
– Бен! Какой сюрприз! Я ждала тебя только через два дня.
Она улыбнулась, чтобы скрыть свое замешательство: нетрудно было предугадать, как он воспримет присутствие Наташи в своем доме. Ей хотелось поговорить с ним заранее, как-то подготовить его к знакомству с гостьей. Она подошла к мужу и подставила щеку для поцелуя. Никогда раньше Сара так не поступала и сделала это только ради Наташи: именно подобным жестом жене полагалось встречать супруга после двухнедельной отлучки.
– Таша, это мой муж, – самым светским тоном представила его Сара. – Бен, мне кажется, ты еще незнаком с моей подругой Наташей Эминеску. Я пригласила ее какое-то время пожить у нас в доме.
Они пожали друг другу руки.
– Я очень рада с вами познакомиться, – искренне проговорила Наташа. – У вас очень, очень красивый дом, мистер Кокрейн, а ваша жена добра, как сущий ангел. Для меня большая честь, что мне позволили остаться в вашем доме.
Бен нахмурился, чтобы скрыть свою растерянность.
– Что ж, приятно это слышать, – пробормотал он, не спуская с нее глаз.
Сара пристально наблюдала за ними, стараясь увидеть Наташу глазами Бена: ее настороженно замершее лицо, черные глаза, словно видящие все насквозь. Ее голос с пряным иностранным акцентом звучал тихо и томно. Наташа обладала удивительным даром оставаться неподвижной, сохраняя при этом непринужденность. Она напоминала ожившую статую.
– Ладно, дамы, – проворчал Бен, отпустив руку Наташи и возвращаясь к своей обычной бесцеремонной манере, – вы меня извините, у меня еще полно дел.
– Ты уже обедал? – спросила Сара. – Я могу позвонить…
– Я поел в поезде, – не оборачиваясь, ответил он на ходу.
Подойдя к дивану, Сара подобрала сброшенный Беном плащ, встряхнула его и перебросила через руку, пытаясь скрыть неловкость. Она остро ощущала на себе настороженный, пытливый взгляд Наташи. Должно быть, Таша считает их с Беном странной парой.
– Прошу меня извинить, – неестественно бодрым голосом проговорила Сара. – Мне нужно… я должна пойти посмотреть, как там Майкл. Я скоро вернусь.
Таша кивнула и проводила ее взглядом. Бена Сара нашла в его кабинете. Она старалась заглядывать туда как можно реже: эта комната, украшенная головами убитых животных с выпученными стеклянными глазами и холодным оружием, напоминавшим средневековые орудия пыток, наводила на нее тоску. Бен так гордился своей коллекцией, словно речь шла о великих произведениях искусства.
Он был уже весь в делах, говорил с кем-то по телефону, кричал в трубку на кого-то из своих подчиненных. Речь шла о биржевых котировках, об акциях, которые требовалось купить или продать завтра с утра пораньше.
Вид у него был усталый. Он нуждался в стрижке, веки покраснели и воспалились от переутомления, глаза запали. Толстые короткие пальцы бессмысленно барабанили по столу, пока он говорил по телефону. Сара успела подумать о том, как ей ненавистны его руки, но тут он резко бросил трубку и посмотрел на нее.
– Чего тебе?
– Я хочу поговорить с тобой о Наташе.
– Кто она такая?
– Я хочу, чтобы она пожила у нас какое-то время, Бен. Она попала в беду, с ней… произошел несчастный случай. Ей нужна наша помощь.
– Я спрашиваю, кто она такая?
– Это моя знакомая. В настоящий момент у нее нет работы, но я уже говорила о ней с мистером Локхартом – он очень влиятельный модельер на Пятой авеню, и хотя сейчас у него нет свободного места, он говорит, что через месяц или два…
– Значит, это одна из твоих подопечных? – возмущенно воскликнул Бен, словно не веря своим ушам. – Чертово эмигрантское отродье! Ну уж нет, будь я проклят!
– Она иностранка, это верно, но…
– Ей не место в моем доме. Пусть убирается отсюда!
Руки Сары невольно сжались в кулаки.
– Но почему? Ей некуда идти. А здесь она никому не мешает…
– Я не намерен держать у себя в доме иностранку. К тому же она, наверное, еврейка?
– Понятия не имею. Я никогда…
– Я не хочу ее здесь видеть. Дай ей денег, но избавься от нее, и поскорее.
Сара с трудом заставила себя говорить спокойно.
– Послушай меня: никто не знает, что она здесь. Ей нужно нечто вроде тихой пристани, чтобы отдохнуть и прийти в себя…
– У меня нет времени все это выслушивать, – грозно предупредил Бен, снова принимаясь барабанить пальцами по столу.
– Она аристократка.
Он мгновенно вскинул голову, и хотя в его глазах явственно читалось сомнение, Сара поняла, что вдохновение ей послано свыше.
– Она родом из королевской семьи в Европе, ее отец был графом.
Не было смысла уточнять, что мать Таши была цыганкой, а граф (если он вообще существовал) никогда не был на ней женат. Сара видела, что известие о графе и королевской крови произвело впечатление на Бена. Его колебания показались ей настолько комичными, что она чуть не рассмеялась вслух, однако ее презрение к нему было слишком велико и пересилило смех.
– Аристократка? Голубая кровь… гм-гм. Да, но что за кровь? Голубая еврейская кровь?
Она пожала плечами:
– Голубая румынская кровь.
Бен потянулся за кипой бумаг и разложил их перед собой на столе.
– Румынская? Ладно, оставь меня в покое. Я подумаю об этом на досуге.
Сара не двинулась с места. Можно было считать, что она одержала победу, хотя особого торжества почему-то не испытывала. Было время, когда любая, пусть даже самая пустячная победа на домашнем фронте, одержанная над мужем, приводила ее в восторг, но с тех пор много воды утекло.
– У Майкла болел живот, но ему уже лучше, – сказала она тихо. – Хотя вряд ли тебя это беспокоит.
– Я же тебе говорил по телефону: это чепуха!
– Верно, ты так и сказал. Ну что ж, не буду тебе мешать, занимайся своими делами.
Сара вышла, затылком ощущая его враждебный взгляд. По крайней мере ей удалось вывести его из себя. И на том спасибо.
7
– Держите, Макуэйд, пропустите стаканчик.
– Спасибо.
Алекс чуть было не добавил: "Мне это не помешает", но решил придержать язык. Его слова могли быть восприняты как намек на то, что второй обход претенциозного, нелепого и гнетущего музея ужасов, который Бен Кокрейн называл своим домом, покажется ему еще более тоскливым, чем первый. Так и получилось: ведь на этот раз ему пришлось выслушивать нудную и полную самодовольства историю каждой попадавшейся им на глаза египетской плошки, японской вазы, тюрингской чашки или французской шкатулки, украшенной перегородчатой эмалью "клуазоне".
Констанция на каждом шагу охала и ахала от восторга, но она была куда лучше, чем Алекс, искушена в светских уловках, и ему не терпелось услышать от нее после вечеринки, что она на самом деле думает о доме Кокрейна. Донованы – Гарри и Летиция – были просто сражены наповал. Они очень скоро исчерпали все известные им выражения восторга и оставшуюся часть тура по дому провели в молчаливом и – по всей видимости – неподдельном восхищении.
Теперь, когда все они опять вернулись в "алую гостиную", названную так Беном из-за обитых кроваво-красным сафьяном стен и мексиканских попон, служивших шторами на окнах (сам Алекс мысленно окрестил ее "ареной для боя быков"), ему захотелось узнать, куда, черт побери, подевалась хозяйка дома. Алекс был рад, что ей хватило ума отлучиться, пока Кокрейн демонстрировал гостям свое жилище: ни один разумный человек не стал бы ее этим попрекать. Но он две недели думал о ней, не переставая, и сейчас ему хотелось поскорее ее увидеть.
Его терпение было на исходе. Он чуть было не спросил напрямую, где миссис Кокрейн, но решил промолчать, опасаясь выдать свой интерес. Это само по себе казалось невероятным: ведь Алекс в совершенстве овладел искусством прикидываться невинной овечкой ради усыпления бдительности ревнивых мужей и сам скромно считал себя гроссмейстером в этом деле.
– Ну что, Макуэйд, как идут дела в Ньюпорте?
– Дела идут хорошо, Бен. Мы разработали график поставок оборудования и материалов на весь срок строительства, а подрядчик готов приступить к работе в июне. Я подготовил временную рабочую контору в…
– Я хочу, чтобы закладка первого камня прошла третьего июня.
– Третьего июня? Ну что ж, я…
– Это суббота. Я даю прием, все важные ньюпортские шишки уже приглашены, и это будет третьего. Готовы вы или нет, значения не имеет: мы можем воткнуть лопату в землю – вот и вся церемония. А сам прием состоится в казино.
– Да, я понимаю. Что ж, никаких затруднений.