Правитель не мог заснуть всю ночь, зато к утру у него сложилась довольно четкая и приемлемая схема действий. Да, он был невероятно зол и на дочь, за то, что та посмела ослушаться и столь ловко провела его, и на крестника, который так обманул его доверие. Ему очень хотелось наказать обоих как можно более жестоко. Не один раз в голове проносились мысли вроде: "Отправить бы девчонку в бордель, раз ей так нравится трахаться", или: "Жеребца нужно было сразу сделать мерином." Но он отлично понимал: подобные действия строго караются законом, который сам глава государства ставил превыше всего. "Не стоит падать в грязь, где уже барахтаются эти оба", - думал Правитель. Повесить Филипа теперь было гораздо сложнее, чем в начале. Требовался суд, а объяснять, почему Жеребец полгода жил во дворце и общался с главой государства почти каждый день, не хотелось. И, наконец, Правитель успел привязаться к крестнику и, как бы ни был зол на него сейчас, зная свой вспыльчивый характер, чувствовал: гнев поутихнет, и он может пожалеть об опрометчивом решении.
Еще раз все обдумав и взвесив возможные последствия, Правитель решил для начала вызвать любовников к себе и сообщить им о своей осведомленности. Он был уверен - их страх и отчаяние очень успокоят его ярость. С дочерью, к сожалению, сделать ничего будет нельзя, а вот крестнику придется так или иначе заплатить. "Но он и виноват больше, он же мужчина. Какой спрос с этой похотливой дуры, они все такие, а у него голова должна быть на плечах, а не болтаться между ног", - с такими мыслями Правитель прилег на пару часов отдохнуть перед предстоящей встречей с Филипом и Евангелиной.
На следующее утро к Ив пришел слуга и сообщил, что Правитель ждет ее у себя. Она быстро закончила завтракать и отправилась к отцу. Подойдя к дверям кабинета, девушка уже хотела войти, но один из гвардейцев, стоявших в карауле, сказал:
- Прошу прощения, моя леди, его величество занят и просил вас немного подождать.
Ив молча отошла и села в одно из кресел, стоявших в приемной. Ничего необычного в происходящем не было, отец нередко заставлял ее ждать, как она подозревала, исключительно из вредности и желания унизить. Девушка бросила взгляд на гвардейцев, думая, что они, как это часто случалось, будут таращиться на нее, но те смотрели прямо перед собой. "А почему, собственно, меня так раздражают их взгляды? Каково им стоять тут несколько часов и разглядывать эту унылую комнату, когда она совершенно пуста?"
Приемная действительно не радовала глаз. Небольшая, почти квадратная комната без окон, стены затянуты темно-коричневой кожей с потускневшим и кое-где подвытершимся золотым тиснением. Вдоль стен стояли стулья и несколько кресел для ждущих своей очереди посетителей. В углу возвышался высокий многосвечный канделябр. Ив, очень быстро заскучавшая, с тоской разглядывала низкий потолок, украшенный резными деревянными панелями, потемневшими от времени и свечной копоти. Вдруг в коридоре раздались приближающиеся мужские голоса, сменившиеся на подходе к приемной взрывом весьма неприличного в таком месте смеха. Дочь Правителя насторожилась: так вести себя у дверей кабинета главы государства мог, пожалуй, только Филип. Она не ошиблась: он тут же появился на пороге, улыбаясь во весь рот. Увидев ее, он посерьезнел, вежливо поклонился и пожелал доброго утра. Из коридора продолжал доноситься сдавленный смех. Ив мрачно кивнула в ответ и поспешила отвести взгляд, чтобы не прыснуть. Глаза Филипа искрились безудержным весельем, и на душе у нее сразу стало легко. Гвардейцы, стоявшие в карауле, тоже воспряли духом.
- Привет, ты там смену нашу не встретил? - спросил один из них. - Что-то они запаздывают.
- Привет, ребята. Извините, запаздывают из-за меня. Я их нагнал по дороге сюда и слишком удачно пошутил - они до сих пор просмеяться не могут. - Он кивнул головой назад, туда, откуда еще минуту назад раздавался сдавленный смех. - Думаю, сейчас подойдут.
- Хорошо, потом заставим твою шутку рассказать. Что-то рано тебя сегодня Старикан пригласил.
- Будет опять про тяжелую ситуацию в Восточных провинциях весь день бубнить, - хмыкнул молодой человек и направился к двери кабинета, не обращая внимания на Ив.
- Подожди, он велел тебе зайти одновременно с ее высочеством, - гвардеец подмигнул Филипу и сказал, обращаясь к дочери Правителя:
- Моя леди, прошу вас.
Ив происходящее очень не понравилось. Зачем отец пригласил их одновременно? Но делать было нечего, она встала и пошла к дверям. Гвардейцы открыли их, Филип с церемонным поклоном пропустил ее вперед, сам вошел следом.
Правитель прохаживался у дальней стены, не глядя на вошедших. Молодые люди поздоровались с ним, но он не ответил, не предложил сесть и не прекратил своего движения. У Ив внезапно что-то оборвалось внутри, происходящее не сулило ничего хорошего. Тем временем Правитель остановился, скрестив руки на груди, и вперил взгляд в вошедших. Филип, которому, как и Ив, стало не по себе, решил прервать молчание.
- Вы хотели меня видеть, крестный?
Правитель, не меняясь в лице и не повышая голоса, произнес:
- Мне известно, что прошлую ночь вы провели вместе и, судя по всему, это далеко не в первый раз.
Молодые люди, вопреки его ожиданиям, не обменялись взглядами и даже немного отодвинулись друг от друга. Ив, хватаясь за последнюю соломинку, надеялась, что Правитель решил проверить их, на самом деле ничего не зная.
- Отец, вы совсем помешались на своих подозрениях, - быстро произнесла она, надеясь, что Филип поймет и подхватит ее игру, - чтобы я стала спать с ним? По вашему крестнику каторга плачет!
Она хотела сказать "виселица", но в последний момент побоялась накликать беду и заменила слово.
- Так ваша дочь знает… - начал было Филип, прекрасно сообразивший к чему клонит его подруга, но тут Правитель изо всех сил ударил кулаком по столу и заорал:
- Молчать!!!
Наступила тишина. Он продолжал буравить взглядом дочь и крестника. Их лица ничего не выражали, и это его невероятно бесило.
- Можете прекратить притворяться, я видел все собственными глазами.
Ив смертельно побледнела, она знала - на такой блеф отец не пойдет, но Филип, гораздо хуже изучивший Правителя, еще пытался выкрутиться.
- Может, вы ошиблись окном или замочной скважиной, крестный? - спросил он. - Я сплю без света, и вам было бы трудно что-то разглядеть.
Правитель, чье настроение несколько улучшилось при виде изменившегося лица дочери, ответил:
- Может, ты и спишь без света, лживый щенок, но трахаться предпочитаешь так, чтобы все было видно. Ты разложил ее на столе, и тебе, похоже, так не терпелось, что даже штаны некогда было снять!
Теперь и по лицу Филипа разлилась неестественная бледность.
- Ты и имя ей для постели придумал: Энджи. Моей дочери нравится?
Филип, в голове которого будто гудел огромный колокол, взглянул на Ив. Та еле держалась на ногах, он быстро сделал шаг в ее сторону, она прижалась к нему спиной и распростерла руки, будто пытаясь защитить его от Правителя.
- Это моя вина, - хриплым низким голосом прорычала она. - Делайте со мной что хотите…
- Конечно, это твоя вина, - почти засмеялся Правитель. - Я с самого начала знал: если это случится, то только по твоей вине. И предупреждал тебя - вина будет твоя, а наказание - его.
- Нет!
Ив чуть не срывалась на визг и бросилась бы на отца, если б Филип не удержал ее, схватив за руки чуть повыше локтей. Она стала вырываться, крича:
- Пусти, пусти меня! Я задушу его голыми руками!
Правитель с холодной улыбкой взирал на эту сцену. Филип развернул Ив к себе лицом и легонько встряхнул.
- Пусти! - она продолжала вырываться.
- Энджи, - прошептал он, глядя ей в глаза. Она немного утихла. Он прижал ее к себе и продолжал шептать, уже на ухо: - Успокойся, сейчас ты мне ничем не поможешь, только разозлишь его еще больше. А вот потом ты должна будешь вытащить меня. Поняла?
Она затихла и чуть заметно кивнула. Правитель театрально зааплодировал.
- Вот что значит иметь опыт в общении с женщинами! За пару секунд достиг того, что мне не удавалось годами!
Филип ничего не ответил, поднял голову и взглянул в лицо Правителю. Тот какое-то время смотрел на крестника почти с жалостью, потом сказал:
- Какой же ты дурак! Отказаться от всего, что я тебе предложил, ради этой смазливой дряни. А я-то относился к тебе почти как к сыну… Думаешь, она любит тебя? Она просто хотела досадить мне!
Филип по-прежнему молчал. Тогда Правитель обратился к дочери, которая стояла, прижавшись к своему избраннику:
- А ты! Столько лет морочила мне голову, мол, мужчины вызывают у нее отвращение, а, оказывается, поблизости просто не было члена подходящего размера. И насколько я мог разглядеть, ты управлялась с ним гораздо ловчее, чем шлюхи в борделе. Благородная девица!..
Он закончил фразу грубым ругательством. Ив ничего не ответила, но Филип не смог промолчать.
- Прекратите разговаривать с ней в таком тоне…
- Или что?
- Фил, не надо, он делает это специально, - теперь уже Ив пыталась сдерживать Филипа.
- Как трогательно вы заботитесь друг о друге! - съязвил Правитель. - Расскажите-ка, сколько времени спите вместе?
Они молчали.
- Отвечать, когда спрашивают! - заорал Правитель.
Филип нехотя разжал губы:
- Около полугода.
Правитель аж побагровел от ярости. Вчера вечером он, конечно, понял: виденное им происходит далеко не впервые, но никак не предполагал, что его водили за нос так долго.
- Значит, ты не выдержал и месяца, щенок! И вы уже переспали, когда я знакомил вас на балу?
- Я выдержал чуть больше месяца. Да, ко времени бала мы уже были вместе, - бесстрастно ответил Филип.
Собственная судьба в настоящий момент его не волновала, да он никогда и не думал о благополучном финале своих отношений с дочерью крестного. Но ему невыносимо было смотреть на страдания Ив. За все время их связи он ни разу не позволил себе поверить, что ее привязывает к нему не только физическое влечение, хотя она и пыталась убедить его в обратном. Теперь, видя ее искренний страх за него, Филип засомневался. А вдруг он действительно ей нужен?
Правитель со злостью смотрел на молодых людей. Судя по их лицам, оба успели втрескаться не на шутку.
- Тебя повесят завтра же, - неожиданно сказал глава государства крестнику. - А тебя я заставлю смотреть, - кивнул он дочери.
Это было неправдой, но он не мог отказать себе в удовольствии понаблюдать за их реакцией. Мальчишка только побледнел еще сильнее и бросил какой-то беспомощный взгляд на свою подругу, та на него и не взглянула, ее ставшие совсем безумными глаза, были прикованы к лицу Правителя. Вдруг она вывернулась из рук Филипа и кинулась на колени перед отцом.
- Отец, умоляю, пощадите его! - по ее щекам потекли слезы. - Я сделаю все, что захотите! Я никогда не скажу слова поперек, выйду замуж по вашему выбору, - Правитель заметил, как изменилось лицо крестника при этих словах, - все, все, что угодно, только оставьте ему жизнь!
Ее отец молчал, наслаждаясь страхом и горем девушки и стараясь не показать этого. Он никогда не видел Ив такой, даже не думал, что она способна на подобные чувства, но сомневаться в ее искренности после увиденного прошлой ночью, не приходилось.
- Ты любишь его?
Ив тут же замолчала и даже ее слезы, казалось, высохли.
- Нет, не люблю.
- Тогда к чему все эти мольбы?
- Он мой мужчина. Он мне нужен, - сказала она, поднимаясь с колен и глядя отцу прямо в глаза.
- Нужен? Зачем? Чтоб было кому согреть твою постель? - с издевкой поинтересовался Правитель.
- И для этого тоже, - дерзость быстро возвращалась к Ив.
Правитель перевел взгляд на крестника. Тот стоял, страдая от бессилия, кулаки сжимались и разжимались.
- Ты слышал, она сама сказала, что не любит тебя.
- Мне это безразлично, - ответил Филип. - Как и моя участь. Только решайте скорей, не мучайте Ив.
Правитель колебался. Он по-прежнему не мог принять конкретного решения. Сейчас ему снова больше всего на свете захотелось убить мальчишку, предпочтительнее своими руками. Но он столько раз испытывал подобное чувство в отношении дочери, что перестал считать его настоящим, осуществимым в реальности. К тому же слезы и мольбы Евангелины тронули какие-то глубинные струны его души, ему стало почти жаль дочь, особенно когда он представил ее возможную реакцию на смерть Филипа. Все эти сентиментальные материи тут же сменила практическая мысль о том, как ему после казни крестника придется уживаться с убитой горем разъяренной женщиной. "Надо пользоваться случаем и решить все проблемы сразу", - подумал он. - "Отправлю щенка на каторгу, там он все равно долго не протянет. А у меня будет время подумать и вернуть его, если сочту нужным. От нее же я быстро избавлюсь, выдав замуж. Ей придется выполнить обещание, раз я пощажу его. Пусть устраивает будущему мужу веселую жизнь, это будут не мои проблемы и не мой позор."
Он посмотрел на дочь и крестника: они снова стояли рядом, он обнимал ее за плечи, она вцепилась в его руку так, что у обоих побелели пальцы.
- Я принял решение, - сказал Правитель и намеренно сделал паузу. Молодые люди, казалось, перестали дышать. - Ты, мерзавец, отправишься на каторгу в копи Южной провинции. - Филип знал, что это равносильно смертному приговору с не слишком продолжительной, но мучительной отсрочкой. - А ты, похотливая дрянь, выйдешь замуж, как только я найду дурня, который избавит меня от тебя.
Ив снова не смогла сдержать слез. Она понимала: при таком раскладе выигрывает время, и сможет организовать и свой побег, и спасение Филипа, но мысль о разлуке повергала ее в отчаяние. Да и известные ей сведения о каторжных копях не добавляли оптимизма.
- Ив, не плачь, - утешал ее Филип, - не доставляй ему удовольствия!
Он бросил ненавидящий взгляд в сторону крестного. Девушка пыталась взять себя в руки, но безуспешно. Правитель смотрел на них если не с удовольствием, то с глубоким удовлетворением. Его ярость начинала утихать. Внезапно ему в голову пришла еще одна удачная мысль.
- Раз уж ты отправляешься на каторгу, - сказал он Филипу, - я прикажу поставить тебе клеймо. Пусть твоя подруга сама выберет, на каком месте оно будет лучше всего смотреться.
Это заявление тут же привело Ив в себя.
- Вы не посмеете! - закричала она. - Не посмеете снова издеваться над ним как тогда, когда поставили к столбу!
Она с неожиданной силой вырвалась из рук Филипа и отбежала подальше, оказавшись посередине между ним и отцом. Молодой человек остался на месте, опасаясь, как бы его перемещения не усугубили ситуацию.
- И кто же мне помешает? - усмехнулся Правитель.
- Я!
Ив стремительно метнулась к письменному столу и схватила маленький, но острый ножичек, предназначенный для вскрытия конвертов и разрезания бумаги. Усмешка Правителя стала еще шире.
- Зря смеетесь, отец. Я сейчас изрежу себе лицо, тогда вы не скоро сможете найти мне жениха, и нам придется долго жить вместе.
Она поднесла нож вплотную к щеке.
- Ив, - почти застонал Филип, - что ты делаешь? Брось нож, я переживу. Кого удивишь клеймом там, куда я отправляюсь?
- Нет, нет, нет! Я не позволю ему и дальше уродовать тебя.
Она прижала нож к щеке, из-под лезвия показалась капелька крови. Правитель понял, что девчонка не шутит, и нехотя произнес:
- Брось нож, его не будут клеймить.
- Вы даете слово?
- Да, даю слово: этого не будет здесь, я и отдам приказ, чтобы твоего драгоценного любовника не трогали и по прибытии на место.
Ив отшвырнула нож. Она знала: слову Правителя можно верить. Ее отец, к собственному удивлению почти остывший, бросил:
- Прощайтесь. Я сейчас позову стражу.
Филип двинулся к Ив, она бросилась к нему на шею и стала целовать в губы. Потом зашептала ему на ухо:
- Клянусь, что вытащу тебя, не знаю только, как скоро. Прошу, не умирай там, дождись, я все сделаю, чтобы добраться до тебя не слишком поздно.
Он немного отстранился и взглянул ей в лицо. Она была смертельно бледна, веки припухли, глаза покраснели от слез, на щеке алел маленький порез.
- Ив, я люблю тебя.
- Я же просила…
- Ты просила не портить приятные моменты, а этот вряд ли можно к ним отнести.
Она чуть улыбнулась.
- Что ж, спасибо. Я приду за тобой, ты мне нужен.
Он целовал ее в глаза и губы, а в комнату по приказу Правителя уже входили двое гвардейцев. По странному совпадению ими оказались Шон и Кайл, это их встретил Филип в коридоре и заставил давиться от смеха. Его друзья слышали кое-что через дверь, поскольку ни Правитель, ни его дочь, не сочли нужным понижать голос, но увиденное повергло их в полный шок.
- Возьмите его и отведите в темницу, пусть запрут в одиночке. В ваших интересах не разговаривать по пути.
Гвардейцы подошли к Филипу с обеих сторон, он попытался отстраниться от Ив, но та не отпускала его.
- Ив, пожалуйста, - прошептал он.
- Нет, нет, не надо, я не смогу без тебя!
Она продолжала цепляться за него. Правителю пришлось вмешаться: он подошел к дочери сзади, взял ее за локти и стал отрывать от любовника. Она начала вырываться, забилась у него в руках, но он крепко держал ее.
- Отпусти меня… Отдай его мне… Ты только издеваешься над ним, а мне он нужен, нужен! - повторяла она сквозь слезы, но отец молча продолжал удерживать ее. - Ненавижу тебя! Как же я тебя ненавижу!
Она безуспешно попыталась вырваться в последний раз и бессильно осела на пол. И Филип, и Шон с Кайлом, пожалуй, с одинаковым ужасом взирали на эту сцену, не двигаясь с места.
- Вы все еще здесь? - прикрикнул на них Правитель, поднимая голову от рыдающей на полу дочери. - Убирайтесь с ним отсюда!
Гвардейцы с некоторыми усилиями вытолкали Филипа из кабинета и закрыли за собой дверь.
Кайл с Шоном вели крестника Правителя по направлению к темнице, выбирая наиболее длинный и безлюдный маршрут. Гвардейцы не стали брать его под руки или обнажать мечи, просто шли по обе стороны, и никто бы не заподозрил, что эта троица - арестованный и два конвоира. Филип оценил тактичность друзей, но говорить об этом не стал.
- За что он так с тобой? Неужели из-за нее? - нарушил молчание Кайл.
- Он же запретил вам разговаривать, - сказал Филип, опасаясь за них.
- Тебе он тоже кое-что запретил, насколько мы помним, - проговорил Шон.
Филип решил, что играть в молчанку глупо и не стал тянуть время.
- Да, из-за нее, - ответил он. - Но она ни в чем не виновата. Сами видели, как он с ней обращается.
- Да уж… - с жалостью протянул Кайл, - Но почему, кого он для нее ищет? Чем ты-то плох?
- Ребята, - вздохнул Филип, - вы просто не все обо мне знаете…
- Ты не тот, за кого себя выдаешь? - с плохо скрываемым интересом спросил Шон.
- Я действительно герцог Олкрофт, по крайней мере, по рождению, - Филипу не хотелось говорить друзьям всю правду, но он собирался попросить их об услуге, а значит, они имели право знать. - Просто до того как появиться во дворце, я десять лет разбойничал на большой дороге.