В первые годы управления министерством просвещения И.Д. Делянова в политике этого правительственного органа возобладала идея "классикализации" историко-филологического образования. Вышедший в 1885 году из недр этого ведомства учебный план историко-филологических факультетов, со ссылкой на необходимость привести их учебный процесс в соответствие с "действительными потребностями государства", возвел древние языки и классическую филологию в ранг стержня историко-филологической подготовки в университетах. Специализация по истории, как и по славянорусской филологии, упразднялась, да и сам блок исторических дисциплин был отнесен к дополнительной "группе Б". Однако реальные потери от этой реформы, главной из которых было резкое падение престижа историко-филологического образования в стране, а также возмущение профессоров и общественности, вынудили правительство уже в 1889 году вернуться к прежней системе построения учебного процесса; деление факультета на специализирующие отделения было восстановлено.
В том виде, как она сложилась к 1884 году, историческая специализация в университетах просуществовала вплоть до их преобразования, начавшегося в 1918 году. Показательно, что на крайнюю меру, предлагавшуюся некоторыми участниками обсуждения вопроса о "разделении историко-филологического факультета", – превратить его в два самостоятельных – правительство ни в 1860–1870-е годы, ни позже не пошло; абсолютная масса профессуры тоже стояла на позиции неотделимости исторического образования от филологического. В университетской практике не прижился и киевский вариант – начинать специализацию студентов уже на первом курсе.
Университетская историко-образовательная система развивалась и в области определения круга наук, которые формируют специалиста-историка. Российская университетская мысль на протяжении всего XIX века покоилась на признании единства и обоюдной пользы исторических и филологических знаний. Среди профессоров-гуманитариев было немало и воинствующих поборников этого единства, таких как О.М. Бодянский в Московском университете, М.С. Куторга в Петербургском. Университетские уставы XIX века тоже следовали этому критерию. В учебном процессе студент, избравший специализацию исторического профиля, до ее начала обязан был с одинаковой прилежностью прослушать весь курс факультетских наук и экзаменовался в них. Круг предметов историко-филологи ческой подготовки в устойчивом виде сформировал устав 1863 года: богословие как общеуниверситетская дисциплина, факультетские – философия с историей философии, логика, психология, греческий язык и греческая словесность, латинский язык и римская словесность, русский язык и русская словесность, славянские языки и литература славянских наречий, история всеобщей литературы, сравнительная грамматика индоевропейских языков и санскрит, всеобщая история, русская история, история церкви, теория и история искусств. За пределами этого перечня факультетам предоставлялось право вводить, в соответствии с потребностями и "местными условиями", и другие учебные предметы. Уже в первой половине XIX века на таком положении среди дисциплин философского факультета находились греческие, римские и славянские древности и политическая экономия. В 1860-х годах в некоторых университетах студентам читалась история Древнего Востока. Устав 1884 года мало коснулся цикла дисциплин историко-филологической подготовки: в качестве обязательного предмета была введена география, продержавшаяся на факультете недолго. Подтвердив прежнее разрешение факультетам – дополнять обязательную номенклатуру предметов другими по их усмотрению, последнее уставное законодательство открыло в университетах дорогу чтению лекций по истории славянских народов, византиноведению, педагогике и т. п.
С внедрением разделения факультета на специализирующие отделения в университетском лексиконе появились новые понятия: предметы факультетские и специальные, основные и вспомогательные. Применительно к исторической специализации смысл такой классификации сводился к практике постановки большинства общефакультетских предметов, в том числе русской истории, на младших "общеобразовательных" курсах, там же читалась древняя всеобщая история. Некоторая часть общих предметов переносилась на старшие курсы, но специализирующий этап был заполнен главным образом науками исторического профиля. Развивающаяся специализация открыла широкую дорогу на факультете специальным курсам, на историческом отделении они читались как по отдельным периодам русской и всеобщей истории, так и в проблемном аспекте. Расширению спектра специализирующих курсов способствовал институт приват-доцентов, введенный уставом 1884 года взамен доцентуры. Именно в качестве специальных курсов, как об этом свидетельствуют "Обозрения преподавания" в университетах, в учебном процессе историко-филологических факультетов обозначились такие дисциплины, как источниковедение, историческая география и историография. Историческое отделение было своего рода "факультетом в факультете", со своей логикой учебного процесса; в известной степени оно явилось зародышем исторического факультета, появившегося в отечественном университете как его структурное подразделение в 1930-х годах.
Параллельно с предметной системой правительство и профессура занимались отработкой структуры историко-филологического образования по линии кафедр – опорных пунктов в преподавании наук. Понятие "кафедра" в дореволюционных университетах, широко бытуя в университетском и министерском лексиконе, фактически отождествлялось с ординарной профессурой по тому или иному фундаментальному предмету факультетской подготовки. На историко-филологическом факультете, где по уставу 1863 года полагалось 12 профессоров при 11 фундаментальных областях науки, второй профессор на кафедре мог появиться только в качестве экстраординарного, т. е. сверхштатного; количества доцентов – семи – не хватало почти для половины профессоров, в помощь которым, если кафедра занималась обширным предметом или даже несколькими областями знаний, они предназначались. Устав 1884 г. кое-что прибавил к штатному расписанию историко-филологического факультета, определив 20 ординарных профессоров. При отсутствии на кафедре ординарного профессора она считалась вакантной; в соответствии с уставами 1863 и 1884 года никто не мог стать профессором, не имея ученой степени доктора соответствующей науки.
Как и количество профессоров на факультете, число его кафедр жестко регламентировалось университетскими уставами. Проект устава, составленный в 1902 году, предусматривал значительное увеличение числа преподавателей высшей квалификации на основных кафедрах истории историко-филологических факультетов: по всеобщей истории – три профессора с делением предмета на три части – древнюю, среднюю и новую; по русской истории – два при разбивке предмета на древнюю и новую историю. Но этим предложениям не суждено было осуществиться.
Хотя университетам по уставу 1863 года и разрешалось "объединять и разъединять" кафедры, это право практически не находило применения, а при попытках воспользоваться им, как правило, не получалось положительных результатов; университет не мог учредить кафедру за пределами уставного перечня. Сколько-нибудь эффективно университетская профессура могла участвовать в "кафедральном строительстве" лишь на стадии подготовки уставов.
В своем развитии система кафедр историко-филологического факультета отвечала как стремлению университетов, стоявших перед фактом дифференциации наук и специализации преподавания, учреждать новые кафедры, так и правительственной политике, исходившей в этом вопросе из финансовых, а порой и идеологических соображений. Эволюция структуры факультетских кафедр исторического профиля в XIX – начале XX века прослеживается в трех направлениях. Первое предполагало отмежевание отечественной истории от всеобщей. В 1835 году кафедра универсальной (всемирной) истории философского факультета университетов, вследствие возросшего внимания к национальному прошлому, была разделена на две: всеобщей истории и истории русской; водораздел между ними четко проводили и последующие университетские уставы. Второе направление, обозначившееся в том же году, шло по пути "разгрузки" сложно-предметных кафедр, освобождения их от предметных привесков. Таким образом из состава кафедры исторических наук, политической экономии и статистики на раннем этапе существования университетов были выведены два примыкающих к истории предмета и на их основе учреждена самостоятельная кафедра политической экономии. Точно так же освобождались от привеска "древности" филологические кафедры – греческой, римской и славянской филологии, накапливая материал для особой кафедры археолого-искусствоведческого профиля. Третье направление развития прослеживается в создании новых кафедр, организационно и содержательно совершенствующих историческую подготовку студентов. Устав 1863 года к прежде существовавшим кафедрам русской и всеобщей истории добавил две новые: истории церкви и теории и истории искусств. Законодательство 1884 года подтвердило этот четырехчленный состав кафедр исторического профиля, он оказался чрезвычайно устойчивым и продержался в университетской системе до 1917 года.
Консерватизм этого состава в основном удовлетворял и правительство, и профессуру до начала нового этапа в истории университетов, падающего на конец XIX века. Но попытки учредить новые кафедры предпринимались и ранее, как правило, они исходили из неуниверситетских научных кругов. Еще на стадии обсуждения проекта устава 1863 года раздавались голоса о пополнении предметного состава историко-филологического факультета археологией, при этом ссылались на Московский университет, имевший до 1835 года кафедру археологии и изящных искусств. В 1869 году в пользу открытия в университетах кафедры, специализирующейся в области русской археологии, высказался I Археологический съезд, проект был предметом обсуждения на III (1874) и XI (1899) Археологических съездах. Однако вопрос об археологической кафедре вошел в противоречие с утвердившимся в университетской практике критерием: кафедра должна иметь четко определенный и фундаментальный предмет науки. Предмет же археологии, как показали суждения о нем на съездах археологов, определялся в научных кругах, в том числе и университетских, слишком противоречиво. К тому же не был найден водораздел между русской и классической археологией, а объединение в пределах одной кафедры этих предметов породило бы ее синтетичность, что в университетской практике не приветствовалось.
Очевидно, по причине синтетичного свойства предмета не ставился серьезно и вопрос об учреждении в университетах кафедры истории славянских народов. Как учебный предмет в составе кафедры славянской филологии история славян читалась уже в 1860-е годы, устав 1884 года придал этой дисциплине обязательный характер; наука России к концу XIX века располагала крупными славистическими силами. При всем этом открытию особой кафедры препятствовала, на наш взгляд, страноведческая структура ее предмета, к тому же предвиделись трудности ее замещения, с которыми университеты уже встретились на примере кафедры истории славянских законодательств: невозможно было бы найти профессора с универсальным знанием прошлого всего зарубежного славянства.
Проблема расширения состава университетских кафедр стала предметом серьезного внимания в начале XX века. В мае 1902 года приступила к работе Высочайше учрежденная комиссия по преобразованию высших учебных заведений. В ее задачи по отношению к университетам входило и приведение в соответствие кафедрального состава историко-филологических факультетов с реально преподающимися там науками. В историко-филологическом подотделе университетской подкомиссии были рассмотрены и обобщены ответы профессоров на "вопросы, касающиеся устройства университетов", и сформирована расширенная структура исторических кафедр. Из состава кафедры теории и истории искусств был выведен предмет теории как не преподающийся в университетах. Историко-филологическим факультетам "в силу потребностей и местных условий" разрешалось открывать новые кафедры: этнографии и исторической географии, археологии и истории первобытной культуры, истории Востока. В Новороссийском университете предполагалась кафедра византиноведения.
Работа по уточнению состава кафедр историко-филологического факультета продолжалась на этапе подготовки нового университетского устава, начавшемся при министре просвещения И.И. Толстом. Проект документа, выработанный в январе 1906 года совещанием профессоров под председательством министра, прибавил к номенклатуре кафедр для всех университетов кафедры истории религии, истории славян, византиноведения, археологии, исторической географии и этнографии; кроме того, в Петербургском и Казанском университетах предполагалась кафедра истории и филологии Древнего Востока, а в Варшавском – истории Польши. В 1909 году такой же перечень кафедр исторического профиля был обозначен в проекте устава, составленном бывшим министром просвещения П.М. Кауфманом. После И.И. Толстого каждый министр просвещения – А.Н. Шварц, Л.А. Кассо, П.М. Кауфман – вносили в Государственную думу проекты университетского устава, последним из них был проект, подготовленный при П.Н. Игнатьеве в 1915 году. Однако последний дореволюционный устав университетов, над которым велась хотя и затянувшаяся, но интенсивная работа, так и не был принят. Номенклатура исторических кафедр историко-филологического факультета осталась на уровне 1863 года, выйти за ее пределы не удалось ни одному университету.