Чертовски знаменита - Джоан Коллинз 13 стр.


Но был кто-то, кто действительно хотел ее уничтожить. Элеонор стремилась вытеснить Катерин из постановки и, как ей казалось, нашла беспроигрышный способ сделать это. В обмен на несколько сочных сплетен о Катерин время от времени "Нэшнл тэттлер" печатала хвалебные статьи об Элеонор. Одна беда – рейтинг сериала по сравнению с прошлым сезоном упал, так что теперь продюсеры, а вместе с ними и Элеонор, вынуждены были подумывать об окончательном закрытии сериала. Следовало принести жертву, и естественным кандидатом на эту роль была Катерин, хотя все знали, что зрители ее обожают и яростно протестуют против убийства Джорджии Скеффингтон. Так что они все оказались перед дилеммой. Катерин спросила Стивена, что, по его мнению, может произойти.

– Откуда мне знать, что будет в следующих сценариях, Китти. Но тебе не стоит беспокоиться. Ты же изюминка в нашем общем пироге. Без тебя сериалу не обойтись.

– Господи, мне бы твою уверенность. Ничего не могу с собой поделать, чувствую что-то зловещее в воздухе.

– Ты хочешь сказать, нам придется сделать нечто вроде перестрелки в "Далласе"?

– И посмотри, как это сказалось на их рейтинге, – заметила Катерин. – Он поднялся к самому верху и оставался там три сезона.

– Верно. Но, Китти, не суетись. Обещаю предупредить тебя заранее, если они решат от тебя избавиться…

– Да уж, спасибо…. – Катерин поколебалась. Ей хотелось спросить, правда ли то, что говорят на студии: что его брак с Мэнди распадается. Она должна знать, нечего ходить вокруг да около.

– Кстати, поговаривают, что вы с Мэнди расходитесь. Мне так жаль… – Она смущенно замолчала, но, к ее облегчению, он улыбнулся.

– Боюсь, что так. Я не иду в сравнение с этим ее тренером, который как две капли воды похож на Шварценеггера. Она – славная девочка, мы с ней хорошо жили. Я слышал, что в твоей жизни появился новый мужчина.

Китти пожала плечами.

– Если бы, Стив. Я кое-кого встретила во Франции, но он с той поры не потрудился снять телефонную трубку. Наверное, забыл про меня.

– Тогда он дурак, – сказал Стивен, стараясь подавить приступ ревности. – Кстати, а как Джонни после операции?

– Пока все идет очень хорошо, и Томми почти успокоился, слава Богу.

Жан-Клод Вальмер с негодованием прочитал статью в светской хронике в самолете, летящем из Парижа в Нью-Йорк. Хотя они встречались с Катерин всего дважды, он испытывал к ней необыкновенную симпатию и не верил газетным сплетням. Он слишком хорошо знал на собственной шкуре, как пресса обожает стирать в порошок идолов. Он сохранил в бумажнике клочок бумаги с ее телефоном, так что сразу же после прибытия в "Карлайл" набрал номер ее уборной.

Недружелюбный голос ответил:

– Слушаю.

– Могу я поговорить с мисс Беннет?

– Посмотрю, смогу ли я ее найти. А кто это?

– Жан-Клод Вальмер. Напомните ей, что мы встречались во Франции.

– Жан-Клод! Как приятно вас слышать. Как у вас дела? – В мгновение голос из уксуса превратился в мед.

– Так это вы, Китти? А я подумал – какая-нибудь старая ведьма.

– Это специально, чтобы держать подальше моих наиболее ярых обожателей. – Она рассмеялась. – Вы и представить себе не можете, как много людей узнают этот номер, хотя его нет в справочниках. Где вы?

– У меня дела в Нью-Йорке, потом в Неваде. Но после этого я смогу приехать в Лос-Анджелес. Как долго, вы там пробудете?

– О, да я всегда тут. Я никуда не езжу, разве что в отпуск, а это уже, мне кажется, было так давно.

– Трудно, наверное, – сочувственно заметил он.

– Порой. – Неожиданно ей захотелось откровенно поговорить с Жан-Клодом. Ему удалось задеть в ней какой-то нерв, она ощущала покой и уверенность, только слушая его голос.

– Я видел этот кусок дерьма о вас. Поверить невозможно. – Голос доносился через три тысячи миль, разделяющие их, перекрывая потрескивание на линии.

– Вот вам шоу-бизнес! – Она натянуто рассмеялась. – Последнее время пресса взялась за меня всерьез.

– Вы этого не заслуживаете, – мягко сказал он. – Вы слишком хороши, чтобы обливать вас этими помоями.

Чувства, о которых она последние несколько недель старалась забыть, с новой силой охватили ее. Она таяла от одного звука его голоса. Хотела видеть его; ей необходимо было видеть его.

– Где вы останавливаетесь в Лос-Анджелесе?

– В гостинице "Беверли-Хиллз". Обычно там. Или у Квентина.

– Вы можете остановиться у меня. – Слова выскочили прежде, чем она успела остановить себя. Она поразилась собственной смелости. Что это на нее нашло? Похоть? Ослепление? Потребность? Она почувствовала, как запылали щеки. Последовала длинная пауза.

– Не думаю, чтобы это было удобно, так ведь? – возразил он. – Ведь мы с вами почти не знаем друг друга.

– Вы совершенно правы. – Господи, чего это она все краснеет?

– Но мне хотелось бы снова встретиться с вами, Китти, очень хотелось бы. Мне кажется, мы еще очень многое не успели сказать друг другу.

– Я тоже так думаю.

– Я вам позвоню, когда приеду, и мы договоримся.

– Когда это примерно может быть? – Она прикусила язык. Снова она чересчур уж навязывается.

– Надеюсь, через неделю. Мы сможем где-нибудь потанцевать?

– Если нет, я буду несколько дней дуться, – улыбнулась Катерин.

Когда она вернулась домой с работы на следующий день, Бренда протянула ей еще одну золотую пластинку.

– Что там сказано? – потребовала ответа Бренда. – Давай, говори, не люблю секретов.

– Это "Ты никогда не узнаешь", – ответила Катерин. – Да ведь это одна из любимых песен Веры. А в записке сказано: "Но я надеюсь, что ты скоро узнаешь".

В их первое свидание в Лос-Анджелесе Катерин повела Жан-Клода на вечеринку в "Ма Мезон". Этот весьма популярный ресторан больше чем остальные напоминал французское бистро, а в этот душный вечер там на открытой веранде соберутся знаменитости, те, кто ими еще будет, и те, кто уже не будет ими никогда.

Катерин долго мучилась, решая, что надеть. Она точно знала, как ей хочется выглядеть, но она забраковала шесть туалетов и все еще не была уверена, что сделала правильный выбор. В Сен-Тропезе Жан-Клод восхищался ее плечами, поэтому она решила в этот вечер представить их ему на обозрение. Она надела короткое белое кружевное платье с достаточно глубоким вырезом, чтобы продемонстрировать загар и слегка намекнуть на ложбинку между грудями, волосы расчесывала так долго, что они засияли, отказалась от телевизионного грима, слегка воспользовалась тенями, румянами и помадой. Потом долго стояла перед высоким зеркалом, поочередно примеряя разные серьги.

– Все к черту, – заявила она вдруг, отбросив все сережки в сторону, и приколола к волосам за левым ухом свежую гардению.

Катерин не слишком разбиралась в языке цветов. Означает ли цветок за левым ухом доступность? Какая разница? Она уже знала, чем она хотела, чтобы этот вечер закончился, так что с того? Прошло уже много времени с той поры, как она делила свою постель с мужчиной, и, хотя ей на следующий день надо было ни свет ни заря на съемки, она так хотела видеть Жан-Клода, так хотела близости, что отбросила в сторону свою профессиональную дисциплину.

Он приехал за ней в семь часов, и, когда она увидела его в белой гостиной разглядывающим три золотые пластинки, подумала, что он выглядит еще лучше, чем ей запомнилось. Загар стал золотистее, светлые волосы непослушнее, прозрачные глаза зеленее моря.

– Вижу, они вас позабавили, – сказал он.

– Они очаровательны. Жаль, что я не знаю, кто их прислал.

– Теперь знаете.

Катерин внимательно посмотрела на него.

– Ну разумеется, это был я. Я хотел с вами познакомиться.

Он пригласил ее поужинать в "Л'Оранжри", но легко согласился изменить свои планы, когда она предложила вместо этого пойти на вечеринку.

Китти понимала, что хочет испытать его. На этой вечеринке должны присутствовать добрая половина ее друзей и большинство людей, имеющих вес в индустрии развлечений, которые очень быстро распространят слухи о последнем мужчине Катерин. Вечеринка устраивалась Беверли и Хэлом Хаун в честь дня рождения Гейба Хеллера в верхних кабинетах "Ма Мезон". Когда они входили, Катерин заметила, что на них смотрят все. Она прекрасно сознавала, что они составляют красивую пару и что очарование и сексапильность Жан-Клода немедленно привлекут к нему большинство дам.

– Милостивый Боже, где ты раскопала этот великолепный экземпляр? – восхитилась Донна Миллс, когда они столкнулись в дамской комнате.

– Импортировала, – улыбнулась Катерин.

– Давай признаемся честно, дорогуша, мужики такого сорта здесь под ногами не валяются. Ты уверена, что он не актер?

– Совершенно определенно. – Катерин постаралась объективно оценить свое лицо. Румяна ей явно не требуются. Раскрасневшаяся, с блестящими глазами, и замирающая от предвкушения. – Он точно не в шоу-бизнесе, дорогая Донна. Слава Богу, он занимается другими делами.

– Ну, выглядишь ты как кошка, проглотившая канарейку. – Донна усмехнулась, взбивая свои светлые волосы.

– Еще нет, но вся ночь впереди.

Вернувшись в зал, она обнаружила, что Жан-Клод очаровывает Шарон Ласкер, молодую жену престарелого голливудского воротилы. Шарон имела репутацию покорительницы мужских сердец и в данный момент была окружена ореолом сексуальной доступности. Приблизив свое сильно напудренное лицо почти вплотную к лицу Жан-Клода, она не отрывала от него бирюзовых глаз с контактными линзами. Она облизала свои сверкающие помадой губы, как будто хотела его съесть, и одним ловким заученным движением сунула ему в карман свою визитную карточку. Жан-Клод ничем не показал, что заметил ее маневр. Вместо этого он слегка отступил назад к Кэролин Люпино, жене президента "Парадигм пикчерс", и умело вовлек ее в общий разговор. Потом он сияющей улыбкой встретил Катерин и предложил ей сигарету из элегантного золотого портсигара. На внутренней стороне крышки имелась гравировка. Катерин попыталась незаметно прочитать.

"Схожу от тебя с ума" – вот что там было написано. Она почувствовала резкий укол ревности, но понимала, что не должна ничего показывать.

– Я бы была в восторге, если бы вы оба смогли прийти в субботу на вечеринку в честь дня рождения Луи. Ему шестьдесят! – Кэролин Люпино обращалась к Жан-Клоду. – Только никому не рассказывайте. Он так это переживает!

Катерин уже открыла рот, но Жан-Клод спокойно ответил.

– Очень мило с вашей стороны, Кэролин, но у нас с Катерин другие планы. Мы на уик-энд собираемся в Палм-Спрингс.

Брови Катерин поднялись. Что это, способ изящно отказаться от вечеринки, или он начинает проявлять собственнические наклонности? В любом случае она ничего не имела против – слишком хорошо ей было в его обществе. Палм-Спрингс? Отчего бы и нет? Ей хотелось быть с ним. Чем дольше, тем лучше.

– Жаль, тогда в другой раз. – Затем добавила шепотом, достаточно громким, чтобы его разобрал Жан-Клод: – Он потрясающий, Китти. И такой милый. Мне всегда нравились французы, особенно после нашего ужина с Ивом Монтаном.

Остальная часть вечеринки прошла в вихре сплетен, смеха и – для Китти – счастливого предвкушения того, что обязательно должно произойти. Даже вид Элеонор Норман, явно флиртующей с Жан-Клодом, не испортил ей настроения, и у нее хватило ума не обращать на это внимания и не допытываться о подробностях его дружбы с Элеонор. Как-нибудь в другой раз.

А Катерин знала, что будут другие разы, когда он обнял ее за талию, наклонился к ней и сказал:

– Вы сегодня самая красивая здесь женщина, Китти, причем намного красивее всех.

Когда Жан-Клод вез ее домой, они со смехом обсуждали вечеринку. Катерин ядовито копировала миссис Люпино и ехидно подражала фальшивому акценту английских высших классов Элеонор. Они перестали хохотать только у ворот дома Катерин.

Ее сердце стучало так громко, что она боялась, Жан-Клод услышит. Чугунные ворота распахнулись, и тут она заметила, что в комнате Томми все еще горит свет. Это, несомненно, помешает Жан-Клоду пойти дальше, чем выпить рюмку на посошок. То, что Томми в такой час не спал, грозило новыми проблемами. Последнее время он вел себя прекрасно, просто идеальный сын. Возможно, она приняла желаемое за действительное?

Пока Катерин возилась с ключами, Жан-Клод стоял у входной двери. Взял ее за руку и тихонько сжал.

– Значит, мы встретимся в пятницу. Вам нравится Палм-Спрингс, Китти?

– Я обожаю Палм-Спрингс, – прошептала она.

– Вот и хорошо.

Он нежно поцеловал ее в губы и снова прошептал:

– Вы самая прекрасная. – Сел во взятую напрокат машину и уехал.

Катерин слегка разочарованно смотрела ему вслед. Но зачем горевать, пятница – это послезавтра. Она может подождать, а пока ей следует заняться сыном.

Китти почувствовала беду, только подойдя к двери Томми. Рэп-музыка внутри звучала оглушающе. Она громко постучала, но он явно не услышал стука. Толкнув дверь, она вошла и увидела его, лежащего одетым на постели. Глаза закрыты, на щеках следы слез. Рядом с кроватью на полу – бутылки из-под пива, десятки оберток от конфет, а на груде грязных носков – целая перевернутая пицца. Комната выглядела так, будто там побушевал дикий зверь.

– Томми, что здесь происходит, черт побери?

Он не ответил, даже не открыл глаз, а дикая музыка продолжала сотрясать комнату. Она прошла к телевизору и выключила звук. Это подействовало, Томми зашевелился.

– Зачем выключила, мама? – Он открыл глаза, выражение их было злым.

– Томми, уже далеко за полночь. Тебе завтра в школу. Почему ты еще не спишь – что случилось?

Он посмотрел на нее с пьяной усмешкой и легонько икнул.

– А ничего, мам. Абсолютно ничего. Я в порядке. – Он говорил невнятно. Прищурившись, Катерин подошла к кровати. Он попробовал отвернуться, но она взяла его лицо в ладони и повернула к себе. Зрачки сузились до размеров булавочной головки, а на лице было какое-то странное, вялое выражение.

– Томми, – сказала она, стараясь скрыть панику. – Где ты был? Что ты делал?

– Я был с отцом. – Он упрямо отодвинулся от нее.

– В самом деле? И как он?

– Нормально, наверное. Но он живет в жутком свинарнике, мама. – Сын уставился на нее обвиняющим взглядом. – Как можно жить на те крохи, что ты ему даешь?

– Крохи? Да ты понимаешь, о чем говоришь, Томми? Мы с ним разведены. Мы все решили в суде. По справедливости.

– Ага, для тебя, но не для него. – Томми выпил глоток пива и взглянул на мать с вызовом. – Уж эти женщины… нельзя с ними жить… и убить всех нельзя. – Он хихикнул.

– Ты накурился, верно, Томми?

Его лицо приобрело обиженное выражение. Она встряхнула его за плечи.

– Отстань, мам, – заныл он.

– Не выйдет. Пока не скажешь правду. Тебе отец дал наркотики? – Его испуганные, настороженные глаза подтвердили, что она попала в точку.

– Ну и дал, и что? Подумаешь, один косячок.

– Один косячок? И все? Твой отец выздоравливает от тяжелой болезни и не только сам принимает наркотики, но и дает их тебе, и ты говоришь "и что"? Что с тобой происходит, черт побери, Томми?

– Ты слишком старомодная, мама. Шагай в ногу со временем! Курить травку ничуть не хуже, чем пыхтеть этими твоими любимыми "Мальборо". – Он снова включил телевизор на полную мощность. – Спустись на землю, мам. Все ребята теперь курят – все, и, что бы ты тут ни говорила, это не остановит ни меня, ни кого другого.

Она понимала, что бесполезно спорить с пьяным и одуренным наркотиком человеком, даже если это твой сын.

– Ладно, Томми. Похоже, мне не помешать тебе делать то, что делают другие ребята, – пробормотала она. – Но одно я тебе скажу. Мне никогда не приходилось встречать человека, который колется, нюхает или курит травку, или как ты там это называешь, и у которого мозги бы работали нормально. Наркотики разрушают твой мозг, Томми, высушивают его.

Ее слова его нисколько не обеспокоили. Он откусил кусок пиццы, запил его пивом и пробормотал:

– Спокойной ночи, мам, увидимся утром. – Но глаза его не отрывались от экрана.

Она тяжело поднялась к себе в спальню, но тут ее мысли вернулись снова к Жан-Клоду и Палм-Спрингс.

Она займется Томми после уик-энда. На эти два дня она выкинет все свои проблемы из головы.

– И ничто меня не остановит, – тихо пообещала она самой себе, расчесывая волосы. – Теперь меня ничто не остановит.

Белое бунгало Квентина в Палм-Спрингс располагалось немного в стороне от Боб-Хоуп-Драйв. Оттуда открывался прекрасный вид на поле для гольфа, покрытое густой зеленой травой, и дух захватывающую панораму гор Джасинто с алыми вершинами. Жан-Клод и Китти приехали после обеда в жуткую жару, и он предложил немедленно поплавать.

– Здесь нет прислуги, – сказал он ей. – Домик крошечный, но Квентин любит, чтобы ему никто не мешал, да и я тоже.

"И я тоже", – подумала Катерин, раздеваясь в забавной спальне в стиле пятидесятых годов. На стене висели очаровательные индейские офорты, а деревянные полы были прикрыты выцветшими коврами атцеков.

Из двух спален бунгало Жан-Клод отдал Катерин большую. Он занес в спальню свой саквояж, потом отнес на кухню несколько пакетов с продуктами, до того стоявших у черного хода.

Катерин натянула гладкий черный купальник и скорчила гримасу, взглянув на себя в полный рост в зеркало.

– Слишком жирна, – пробормотала она. – Садись-ка на диету, детка, иначе Гейб снова вызовет тебя на ковер.

Она швырнула на постель последний сценарий. Он был в желтом переплете, на котором было напечатано: "Семья Скеффингтонов № 106. Кто виноват?"

Ей обязательно нужно прочесть сценарий за уик-энд, но голова была занята Жан-Клодом. Она понимала, что сосредоточиться не сможет. Катерин почувствовала, как встают дыбом волоски на ее руках в предвкушении, и, несмотря на жару, по телу пробежала дрожь.

Она слышала, как он напевает в кухне, раскладывая продукты по полкам.

"Он здорово аккуратный, – подумала Катерин. – Ему бы женой быть. То, чего мне не хватает".

Катерин никогда не любила домашнюю работу, и к тому же теперь даже визит в ближайший мини-маркет заканчивался небольшим столпотворением, так что она редко заходила на кухню, а уж готовила и того реже.

Бассейн зазывно поблескивал под испепеляющим полуденным солнцем, его мелкий конец частично находился в тени больших пальм. Дворик был ухожен, кактусы росли стройными рядами, мебель на веранде старая, но чистая, а матрацы на двух шезлонгах покрыты сверкающей белизны полотенцами.

Их двери кухни вышел Жан-Клод в голубых плавках, в руке он нес поднос с напитками. Плавки удачно подчеркивали его великолепную фигуру.

– Voila. – Он поставил поднос на столик и подал ей пластиковый стакан, украшенный черешней.

Назад Дальше